Насовсем

Когда мой юмор стал совсем не юмор,
Когда меня устали все бранить,
Закрыл глаза и всем сказал, что умер.
Ах, так? Ну, что ж… придется хоронить.

Собрались все, чтоб лично убедиться.
Помыли, всунули в костюмчик нулевой.
Наперебой вдруг начали виниться.
А кто-то вякнул: «Гляньте – как живой!»

Когда себя все честно отругали,
Меня гурьбою бросились хвалить.
Мне храм нерукотворный воздвигали.
Я был польщен: ну надо ж так любить!

Все вспомнили – был честным, прямодушным,
Любил цветочки… мог бы жить да жить.
Тогда я встал и произнес послушно:
«Ну, если так, то можно отложить».

Но на меня сурово посмотрели
И объяснили: «Умер – так лежи».
Не спорил я, и люди подобрели
И спрятали столовые ножи.

И я лежал. От скорбных поцелуев
По лбу струилась липкая слюна.
Гундосили старушки отходную,
И равнодушно щерилась луна.

Когда ж конец заупокойной тризне?
Спокоен я! Ведь это ж ясно всем.
Я верю в то, что нет загробной жизни.
Я верю в то, что умер насовсем.