Страна туманов

Поповской (по факту, Муллануровой) И.А.


1. Точка отсчёта.

Сегодня утром Лёня проснулся от странного, но весьма острого ощущения своего собственного существования. Наверное, никогда ранее он не чувствовал себя настолько реальным.  Реален был и окружающий Лёню мир, начиная от простыней на кровати и заканчивая пробившимся сквозь штору солнечным светом.
«Кто я?» - таким вопросом сразу задался Лёня. Тяжело было осознать, что у него нет прошлого. Именно это сразу же осознал парень, тяжело сев на кровати. Пол, покрытый ламинатом, немного неприятно обжёг босые ступни холодом. Мир потихоньку оживал, становился реальнее с каждой секундой. В комнату врывались звуки с улицы, гул машин, удары капель воды об алюминиевый козырёк под окном. «Наверное, снова дождь», - подумал Лёня. «Снова? У меня не бывает снова. Я же не помню, чтобы дождь был хотя бы месяц назад, потому что не  помню даже себя час назад». Звуки с улицы перестали уже так явно бить по ушам. Дождь становился мягче, шум проезжающих машин размереннее. Ещё пару секунд, и комната Лёни превратилась во вполне обычное помещение, в котором единственно особенностью был сам Лёня.
Он встал, мягко ощупал своё тело, оказавшееся обычным, можно сказать, среднестатистическим для молодого человека в возрасте лет двадцати пяти. В прочем, если взять любого, более или менее похожего на Лёню комплекцией, парня с улицы, такого ровного телосложения у него не будет. Лёня был словно отштампован, сделан на заказ, как стул или стол. «Хреново как-то» - подумал молодой человек и направился на кухню. «А где же кухня?» - автоматически спросил он у себя, но так же автоматически нашёл нужную комнату. «Кухня, откуда я знаю, что это такое?». Лёня действительно знал, что такое кухня и где она находилась, но абсолютно не помнил, откуда. Такое необъяснимое состояние, схожее с амнезией, начинало раздражать парня и, после  стакана прохладной воды из под крана, он решил поискать свои документы, находясь в полной уверенности, что у него таковые имеются. Документы лежали в полном наборе в ящике тумбы возле кровати. Здесь был и паспорт, и водительские права, медицинский полис и всё остальное, с помощью чего можно было бы идентифицировать человека в современном мире.
По документам значилось, что фамилия Лёни – Туманченко, что родился он в 198* году в городе Новокузнецке, но прописка стояла новосибирская. Не было, правда, свидетельства о рождении, где бы были указаны имена родителей. Лёня несколько даже расстроился по этому поводу. Просмотрел документы на машину, на квартиру и на существующий бизнес, оказавшейся транспортной компанией. «А я неплохо тут устроился» - подумал Лёня и довольно хмыкнул. После осмотра документов, Туманченко нашёл на тумбе сотовый телефон, в записной книжке которого было абсолютно пусто. «Быть того не может, чтобы у меня была своя фирма и ни одного контакта в записной. Бред какой-то!».
За окном потихоньку рассвело, шум машин стал более отчётливым, яркое, достаточно жгучее солнце заглянуло внутрь. Лёня зажмурился, когда луч добрался до его лица, попытался как бы отогнать его ладонью. Луч остался на месте, иногда становясь слабее, когда лёгкая занавеска колыхалась.
Лёня решил сходить прогуляться, чтобы немного разобраться с происходящим. На улице было прохладно, иногда даже пар вырвался изо рта парня. Было сыро, как на земле, так и в воздухе. Под действием солнца воды быстро исчезала с асфальта, который от этого становился светлее. «Это улица Советская» - думал Лёня, отмеряя шагами тротуар. «Сейчас будет пересечение с Вокзальной магистралью». Действительно, неширокая улица, на которой не было ни одного свободного места для парковки, пересеклась не под прямым углом с другой широкой улицей. «Поверну направо, там площадь Ленина, а потом в сквер» - Лёню поражало то, как он точно знает город, потому как впервые видел эти улицы и площади. Словно вся эта информация была записана уже в голове и всплывала по первой же необходимости.
Дойдя до сквера, Лёня присел на скамейку напротив ещё неработающего фонтана и посильнее укутался в пальто. Прохладный ветер начинал пробирать, вставшее солнце хоть и грело, но этого было мало. Вокруг суетились люди, суетились словно муравьи. У каждого были дела, каждый куда-то спешил. Редко кто просто прогуливался, прохаживаясь по бордюру фонтана.
- А не кажется ли Вам глупым вся эта ситуация, - внезапно Лёня услышал голос справа. Там сидел молодой парень, лет двадцать, не больше, одетый в полуспортивную куртку, с рюкзаком за плечами. Сидел, засунув руки в карманы и сгорбившись.
- Извините, вы мне? – Лёня вежливо осведомился.
- Да, именно вам. Вы сидите здесь уже минут тридцать и бесцельно смотрите, как суетятся эти все люди, - последние четыре слова парень сказал с явным пренебрежением. – Я наблюдал за вами из пиццерии.
Лёня обернулся. За скамейкой, на которой он сидел, стояло здание, фасад которого был выполнен из немного затемнённого стекла. Над дверью висела вывеска, сообщающая о невероятно вкусной пицце. Лёне даже захотелось туда обязательно сходить и попробовать, настолько ли эта пицца вкусна.
- Да, я немного засиделся, - задумчиво проговорил он, продолжая глядеть на пиццерию.
- Разве не прохладно? – парень уже буквально допытывался. – Я могу говорить с вами на ты? Меня зовут Кирилл.
- Лёня, - Туманченко пожал руку новому знакомому. – Приятно познакомится.
- Да ладно тебе, сомневаюсь, что прямо уж приятно, - парень хмыкнул, достал сигарету и закурил. Табачный дым вызвал у Лёни отвращение.
- Я думаю, что это не суть важно.
- Я наблюдал за тобой, прости за нескромность. Ты сидишь уже полчаса на одном месте. Мне стало интересно. На улице прохладно и сыро, а на тебе лёгкое пальто.
- Мне не холодно. Разве что немного прохладно.
- Ждёшь кого-то?
- Нет, просто вышел прогуляться.
- А я прогуливаю. Встал сегодня утром, решил, что не пойду в институт. Вот, посидел в кафе, выпил пива. Любишь пиво?
- Не знаю.
- То есть как это, не знаешь?
- У меня такое впечатление, что я его никогда не пил. Что я вообще начал свою жизнь только сегодня утром, будто до этого меня не было.
- Бывает. Знаешь, эти люди, за которыми ты так нелепо наблюдал, они вроде помнят всю свою жизнь, смотрят каждый день канал Discovery, читают газеты, но в сущности своей не прожили больше чем ты. Вся их жизнь – пустая погоня за этой самой жизнью, - Кирилл отправил сигарету в урну. – Они думают, что весь этот мир зависит именно от них, в то время как, он зависит от очень маленькой кучки людей, которые управляют другими словно марионетками. Вот чем ты занимаешься?
- У меня транспортная фирма, -  с абсолютной уверенностью сказал Лёня, словно вызубрил эту фразу.
- Ну вот, фирма. Фирма твоя платит налоги. Платит кому? Правительству. Ты тоже платишь налоги, тоже правительству, покупаешь продукты, и продавец тоже платит налоги, тоже правительству. Все платят одни и те же налоги одному и тому же правительству. В сущности, все деньги у этих самых правителей, только они им не нужны, так как нужны нам. Они им нужны, чтобы править нами.
- Интересная концепция.
- Да, мне тоже так кажется. Только разница между нами в том, что я не считаю это верным. Собственно, - Кирилл поднялся, поправил рюкзак, - мне пора пойти прогуляться. Было приятно поболтать. Быть может, ещё встретимся.
 - Мне тоже. До свидания, - Лёня пожал руку новому знакомому. Кирилл крепко сжал ладонь Туманченко, а после развернулся и зашагал в сторону подземного перехода. Лёня проводил его взглядом, а затем сам встал и направился в сторону дома. Почему-то ему казалось, что его новый знакомый не прав. Навстречу шли разные люди, все вроде одинаково спешили, каждый нёс в своей голове сокровенные мысли. Встречались девушки, легко болтающие друг с другом, поправляя волосы, раскидываемые легким ветром. Встречались старики, тяжело опирающие на свои тросточки. Шли школьники с большими ранцами, обсуждая новые игры. Мир вокруг жил своей ежедневной жизнью, но для Туманченко он начался только сегодня утром, хотя Лёня уже будто знал всё необходимое. Это непонятное чувство поднимало в душе парня тревогу, словно он чувствовал, что его серьёзно обманули или скрыли от него что-то.
Лёня и не заметил, как дошёл до своего дома, поднялся на этаж и открыл дверь. Всё это было сделано машинально, заучено, словно делалось день ото дня, год от года. «Как же мне разобраться во всём этом? Я не могу понять кто я, зачем я здесь. Я чувствую этот мир, я дышу этим воздухом, слышу шум с улицы, но всё это новое, появившееся только сегодня. И самое главное, я не помню, когда было вчера. Оно точно было, но очень, очень давно». Невероятное чувство отчаяния охватило душу Лёни, он сел за кухонный стол и положил голову на ладони, словно ожидая, что ответ явится сам собой. Невероятное одиночество охватило Туманченко, словно и не было мира за окном, словно вокруг была лишь зыбкая, рыхлая как песок, пустота, пустота его памяти.  Ведь знал он, как всё устроено, знал, что и кому говорить, как включать газовую печку, знал улицы и дома в этом городе, знал, как завязать шнурки. Но проблема была в том, что это было абсолютное знание, а не опыт или память. Лёня ничего не помнил. Всё его попытки окунуться в прошлое заканчивались неудачей.

2. Теория фантомов.

Тяжёлый момент раздумий и душевных мук прервал обыденный звонок в дверь. На пороге стоял среднего роста молодой человек с русыми, коротко стриженными волосами. На его щеках и подбородке виднелась лёгкая щетина. Одет он был просто: джинсы, бежевая майка и спортивные туфли.
- Меня зовут, - парень замялся, словно придумывал имя. – Меня зовут Александр.
- Очень приятно, - машинально ответил Лёня. – Я – Леонид.
- Я знаю. Как тебе первый день после возвращения? – вопрос прозвучал резко.
- Не совсем вас понимаю.
- Значит всё действительно так плохо, как мне говорили. Разрешишь войти? – парень уже поставил одну ногу в дверной проём и подался вперёд.
- Да, пожалуй, - непонятно почему, Лёня не смог отказаться.
Парень вошёл в квартиру, разулся и прошёл на кухню, где сразу сел за стол.
- Скажи, как ты себя ощущаешь?
Лёня задумался.
- Хм, человеком, Леонидом Туманченко. А что?
- Ты помнишь, что, к примеру, было вчера?
- Смутно, наверное, гулял сильно.
- Да не помнишь ты ничего, - парень расхохотался. – Ты, кроме сегодняшнего дня, ничего не помнишь! И не помнишь помнить!
- Почему же? Я же помню, как меня зовут, - начал было оправдываться Лёня.
- Не помнишь, а знаешь! Помнишь можно то, что пережил, сам, своим телом и душой. То что ты прочувствовал, что перетерпел, выстрадал, выучил! – Парень даже привстал со стула. – Да. По секрету скажу тебе, тебя зовут вовсе не так.
- Так, хватит! – Лёня разозлился. – Говори по делу. Что происходит?
Саша опустили левую руку, прежде подпиравшую его голову.
- Ты вернулся, точнее тебя вернули с того света. Ты в шоке?
- Да, можно сказать так. Кто и зачем, позволь узнать?
- Твой покровитель, что ли… сложно сказать. Ты увидишь его, быть может. Зачем? Ты должен выполнить работу, выполнить свой долг. Позже ты всё поймёшь, я надеюсь.
- Какую работу?
- У каждого из нас она своя… - начал было Саша.
- Ну всё! Пошутили и хватит! Что ты мне всякую чушь несёшь? Покровители, работа, мы! Мы, наверное, это герои, да?
Александр глянул в упор на Лёню, затем хмыкнул и поднялся со стула.
- Ладно, наверное, тебя можно понять. Мы сделаем так: когда те сомнения внутри тебя прогрызут дыру в твоём сознании, подумай обо мне. Скоро ты проснёшься и решишь узнать всё, но сначала ты должен погрузиться, должен утонуть в самом себе. Ведь ты думал пару минут назад какой ты одинокий, что всё вокруг и старо и ново одновременно. Не так ли, Лёня, разве не так? Молчишь? Ты не можешь мне возразить, я говорю правду. Только абсолютная правда не нуждается в доказательстве, и ты знаешь это. Запомни, - Саша наклонился поближе к Туманченко, чтобы тот хорошо услышал все слова, - стоит тебе захотеть принять истину, и все сомнения покинут тебя. А теперь, до встречи.
Александр резко отвернулся и быстро, почти бегом, покинул квартиру. Лёня громко хлопнул дверью в след незваному гостю и, придя в спальню, упал на кровать. Думая о произошедшем, Туманченко не заметил как уснул. Пару раз только прикрыл глаза и окунулся в сон с головой. Это не был просто сон. Лёне показалось, что он всё ещё в своей спальне, только всё вокруг стало серым и блеклым, звуки потухли, словно пламя свечи, и весь мир стал скомканным словно вата. Окно в комнате приоткрылось, лёгкий ветер заиграл занавесками, и через балкон внутрь стал литься туман. Именно литься, так как он был густ словно кисель. Лёне показалось, что у тумана есть щупальца, которые медленно, но, совершенно осмысленно, тянулись к нему, словно хотели схватить человека и утащить наружу. В тот же момент, Туманченко точно знал, что там за окном уже нет ни улицы, ни людей, ни машин, там только туман, густой словно кисель; туман, который был живым, который был другим, как будто знакомым, миром. Когда щупальца были уже близко к человеку, Лёня проснулся. Окружающий мир ворвался в его сознание, а туман резко кинулся из комнаты. Парень вскочил и подбежал к окну, за которым его встретил почти чёрно-белый мир. По слабоосвещённой улице медленно, словно попав в густую смолу, ползла машина. Лёня остолбенело смотрел на неё, отчётливо понимаю, что машина должна ехать быстро. Краем глаза Туманченко видел, как тот самый туман, вползший в его комнату, словно трусливо убегал в темноту между домами. Когда его последние куски покинули улицу, мир погрузился во тьму, фонари погасли, а когда через секунду вновь зажглись, улица приобрела цвета и по ней пронеслась с дикой скоростью та машина, которая только что еле ползла, словно застрявшая в глубоком мокром снегу.
- Что происходит? – сам себя спросил Лёня.
- Сейчас я всё расскажу, - услышал он из прихожей голос Саши, - если ты позволишь, конечно, - парень вошёл в спальню. На нём была всё та же одежда. Даже лицо его нисколько не изменилось со времени последней встречи, словно Саша и не уходил никуда, а просто возник из пустоты, в которую недавно и растворился.
- Про фантомов и покровителей.
- Пока пусть это называется так. Ты готов слушать?
- Мне кажется, что у меня нет выбора, - Лёня сел на кровать, опустив голову.
- Смотри: мир, который ты видишь – всего лишь модель. Её создал тот, кого ты себе и представить никогда не сможешь, пока не встретишь сам. Я думаю, ты знаешь что-то о Библии. Пусть Создатель и будет Богом из Библии. Ты помнишь, как он создал человека. Он создал разумное, свободное существо, способное творить, способное мыслить. И существо это предало его, предало его цинично и беззаботно, словно переломило хрупкую веточку. Предало вовсе не потому, что существо плохое, а потому что свободное. Был у этого существа выбор – предать, и оно однажды предало. Бог же, в силу величия своего, прощал это предательство, а существо наглело с каждым днём, забывая, какая великая милость была дана ему. Забывало оно, что мир этот – модель, фикция, пример. То, что было создано для испытания этого существа! Забыло, что в действительности жить оно будет потом, после этого мира. Однажды Бог показал свою силу, но закончилось это потопом, после которого Создатель пообещал более никогда не устраивать такой кары. Но желая помочь созданию своему, он стал помогать избегать ошибок, - Саша замолчал, уставившись в пустоту.
- А дальше?
- Дальше? Знаешь, я не могу рассказать тебе всё, как было на самом деле, я сам не всё знаю. Просто некоторых из людей возвращают, что бы они не дали другим совершить ошибку. Этот мир упорядочен, каждое действие в нём имеет смысл, каждый шаг имеет предпосылки и последствия. Мы с тобой когда-то сильно напортачили, наплевав на все предостережения. И теперь мы должны помочь другим не сделать так. Мы будто для того здесь, чтобы больше никто не ошибался как мы. Не совершал ошибок, от которых дерево мира начинает дрожать.
- Почему именно сейчас?
- Наверное, время пришло. Нить бытия, сплетенная из многих человеческих душ всё тоньше, отдельные ниточки лопаются, выпадают. Кажется, ещё немного, а весь этот земной шарик рухнет вниз, упадёт, хрустальный, о твёрдый мраморный пол, разлетится на миллион кусочков. И не будет ни тебя, ни меня, ни всего этого вокруг. Если честно, ты, по сути, ни фига не особенный мальчик, ты такой же как и я и тысяча других фантомов. Нас очень много, некоторые здесь уже так давно, что и сами не помнят.
- Хорошо, пусть так. Пусть мы с тобой фантомы, пусть мы должны выполнять какую-то работу, но ведь это глупо. Люди свободны в своём выборе, а мы лишаем их этой свободы, не так ли?
- Ты не прав, они в результате выбирают сами. И к тому же: выбор убить другого, разве правый? Но это свободный выбор. Что, тоже не стал бы мешать?
- Стал бы, но если бы был человеком, и это был бы мой выбор. – Саша посмотрел в окно, почесал голову. – Слушай, мне пора. Посиди, подумай, попробуй вникнуть в своё задание. А мне пора, меня ждут в другом месте.
Саша поднялся, обул туфли и открыл входную дверь. За ней вместо обычной лестничной клетки стояла сплошная стена серого тумана, клубы которого боязливо, словно нехотя заползали в квартиру. Саша взглянул на Лёню с улыбкой и шагнул в серую пелену, растворившись в ней, и она сама стала бледнеть, распадаться и будто уползать вниз по появившейся вдруг лестнице. Туманченко, ошарашенный, медленно закрыл дверь и вернулся в спальню. За окном начиналось утро, начинался новый мир. Встающее солнце окрашивало верхушки домов, машины чаще и чаще проносились по дороге, по тротуарам побежали люди, повели своих собак на прогулку, пошли уныло на работу. Где-то среди них было задание для Лёни, неясное ему самому, но необходимое и обязательное к выполнению. Хотя бы ради того, чтобы вспомнить, кто ты был в этом мире. Вспомнить и понять, где ты допустил ту ошибку. «Здесь я не найду того, кто нуждается в моей помощи» - сказал сам себе Лёня и, одевшись, вышел из квартиры.

3. Кирилл.

На кухне тёк кран, медленно, очень неприятно, падали капли, расшибаясь о поверхность раковины. Голова Кирилла протестовала против возвращения в настоящий мир из мира снов. Ему, кажется, опять снилось детство, когда мать ещё была жива, когда в его квартире было солнечно и спокойно, и пахло всегда только что постиранным бельём, свежеприготовленной едой, и иногда в квартире вился лёгкий запах дизеля, если отец приходил с работы сразу, не задерживаясь во дворе, чтобы поболтать.
Возвращаться из тех снов было тяжело каждый раз. Почти каждое утро Кирилл садился на кровати, прикладывал ладони к лицу и прислушивался к тишине, искренне надеясь, что хоть кто-то позовёт его к завтраку, скажет, что скоро в школу. Надеялся Кирилл, что услышит, как отец в полголоса бубнит про проблемы в двигателе, как разбавляют топливо на базе или как мужики что-то украли с работы. Услышит, как в ответ мать даст совет, похвалит или успокоит. Услышит, как она будет звякать столовыми приборами, скрести лопаткой по сковороде или наливать воду в чайник. Но, вот уже третий год, Кирилл слышал лишь тишину, к которой даже привык отчасти: она больше не казалось такой мёртвой и пугающей, а скорее была просто ненавистной, не более. Первый раз он услышал эту тишину, когда погибла мать. Года три назад её сбили насмерть, когда та возвращалась с работы. Сбил какой-то браток на джипе, был пьяным.
Держа руки на лице, Кирилл вспоминал тот день, то утро, когда он ушёл в институт и только крикнул перед выходом: «Мам, я убежал». Даже не послушал, что скажет она в ответ. А потом услышал этот голос вечером в мобильном: «… ваша мать мертва…». Звонили толи из милиции, толи из скорой, было неважно. Было опознание, были попытки суда, но водитель отвертелся непонятным образом. После похорон отец ушёл в запой. Тогда Кирилл даже боялся приходить домой, ночевал в общаге, где сам начал спиваться, да и к тому же поймал себя на подлости и лицемерии, когда в подпитии сваливал студенток в койку с помощью жалости. Потом отец встретил какую-то другую женщину, которая почти сразу переехала жить к ним. Отношения между ней и Кириллом не заладились. Не потому, что она была злая или противная, а потому что она не была его мамой. В один день отец с новой женой решили поехать на север, потому что там можно было лучше зарабатывать. А может, отцу просто не хотелось больше здесь оставаться. Кирилл был против, и отец уехал без него. На севере и правда заработки были выше, отец постоянно высылал Кириллу денег, но почему-то они больше не общались, не считая обычных фраз «Привет. Как дела? Как учеба?». С момента, как уехал отец, прошло больше двух лет, а Кирилл надеялся, что однажды утром всё вернётся.
Сегодня, как и два года назад, Кирилла встретила утром лишь тишина. Он опять сел, приложил ладони к лицу и подождал, затем вздохнул и встал, чтобы одеться и пойти на кухню завтракать. После завтрака парень решил, что и сегодня он пропустит занятия, так как идти в институт не хотелось. Вчера Кирилл неплохо выпил, голова побаливала, во рту было сухо. «Пойду в парк» - сам для себя решил он.
На улице было прохладно, но на удивление сухо. Только местами виднелись влажные тёмные пятна, по небу бродили тяжёлые серые облака, обещавшие перейти в дождь. Посильнее укутавшись в ворот куртки и поправив лямку рюкзака, Кирилл ускорил шаг и через минут десять был уже в сквере. Возле приевшейся в последнее время пиццерии на лавочке сидел недавний знакомый – Лёня. Сидел, так же как и вчера, словно ему не холодно, и надвигающийся дождь не беспокоил его.
- Привет, - поздоровался с ним Кирилл. Лёня явно пребывал в лёгкой прострации и не сразу ответил.
- Здравствуй, - медленно сказал он. – Опять гуляешь?
- Да. Опять. Тебе не холодно?
- Нет, я тепло одет.
- Занят? Не мешаю?
- Нет, я просто наблюдаю, - Лёня буквально чеканил слова, будто выучил их и говорил автоматически.
- Может, пошли, съедим пиццу? Если финансы позволяют, - Кирилл кивнул в сторону кафе за спиной сидящего Туманченко.
- Давай, я угощаю, - отозвался Лёня, как будто знал, что у него достаточно денег.
В пиццерии пахло пережаренной колбасой, картошкой фри и немного плохой краской – кафе недавно ремонтировали. Приветливая кассирша приняла заказ, словно только их и ждала, пицца и прохладное дешёвое пиво были как на заказ свежими, укромный столик с видом на клумбы, подальше от посторонних глаз и ушей, был свободен и удивительно чист. Двое сели, опустив на стол свои подносы.
- Я люблю здесь сидеть утром, тут мало людей в это время, а из окна неплохой вид, - пожёвывая пиццу, сказал Кирилл. – Выглядишь неважно, проблемы?
- Да так, проблема самосознания, - Туманченко сам усмехнулся своим словам.
- Расскажешь или личное?
- Наверное, личное, но я расскажу, - Лёня сделал паузу, чтобы отпить пива. – Знаешь, такое ощущение, что я стал существовать только недавно. Но не так, будто меня не было раньше, а словно я не помню, что было раньше. Я знаю, как называется каждый предмет вокруг меня, знаю, где какая улица, как пройти до нужного места. Часто бывает, что знаю нужные слова в нужный момент. Но я не помню, хоть пытай меня, не помню, что было два дня назад.
- К доктору надо, - попытался отшутиться Кирилл.
- Нет, не надо, я знаю, что не надо. А если бы мог не знать, то пошёл бы к доктору. Понимаешь, я здесь потому, что должен быть здесь. Я могу уйти, но тогда что-то будет не так.
- Бывает. Мне тоже иногда кажется, что у каждого своя цель существования, что каждое наше действие несёт определённый смысл, - Кирилл задумался, что сказать дальше, потёр нижнюю губу, отведя глаза в сторону. – Только я не понимаю, почему если это так, то в мире случается что-то плохое. Неужели миру так надо, неужели кому-то свыше угодно, что умирают дети, что кто-то страдает, кто-то пьёт или убивает. Неужели так должно было случиться, что однажды я потеряю мать? Такое ощущение, что когда-то запустили костяшку домино в огромную кучу таких же костяшек. И теперь они падают друг на друга, вызывая с одной стороны хаос, а с другой стороны цепь их падения имеет чёткий порядок.
- Эти падения считаешь плохими? Неверными? – Лёне показалось, что это для него важно.
- Не знаю, думаю, они должны падать, но быть может, некоторые из них должны были упасть по-другому.
Оба замолчали, чувствуя, что было сказано лишь нужное, важное для обоих. Спустя минут пять они заговорили уже о простых, ежедневных темах. Обсудили политику, спорт, погоду и то, как они не любят стоять в пробках, хотя Туманченко чувствовал, что он в них и не стоял. Разошлись спустя часа полтора, каждый в свою сторону. Кирилл пару секунд проводил взглядом нового знакомого, затем сам развернулся и пошёл домой, подгоняемый прохладным ветром.
Дома было всё также пусто. Иногда Кирилл думал завести кошку или собаку, чтобы хоть кто-то ждал его дома, но всякий раз думал, что животные не выдержат его, что он не сможет их вовремя кормить, гулять и всё прочее. Животное было слишком зависимым существом, либо слишком независимым, если оно было диким. По крайней мере, так думал Кирилл, равно как и считал, что всё равно собака не заменит живого человека. Чтобы не искать человека, Кирилл стал искать знания. Ему не хотелось тратить время на учёбу в институте, ему больше нравилось учиться дома. Последнее время, он ходил в вуз только чтобы не отчислили, нечасто, пару раз в неделю. Дважды в семестр его вызывали в деканат, спрашивали: почему прогуливает, говорили много страшных слов, но всякий раз давали шанс исправиться. После двух разговоров Кирилл также приходил дважды в неделю, но сдавал сессию хорошо, чем сильно всех удивлял. Год назад хотели лишить стипендии, но почему-то оставили. Кириллу сказали, что староста группы упросил деканат.
Кирилл часто думал, что в мире должен быть порядок, но порядок не явный, а на некотором особом уровне, быть может, даже на таком, который понять человек не в состоянии. Изучая химию, парень поражался, насколько всё складно получается в строении этого мира, и всё меньше верил, что это получается хаотически. Не верил он в то, что живая клетка сама когда-то подумала стать организмом, а потом ей стало скучно, и она превратилась в бактерию, которая потом со скуки произвела на свет ещё кого-то настолько умного, что он смог выбраться из воды и дать начало обезьяне, которая дала начало человеку. Всё это должно было случиться именно здесь, на этом куске космической ткани, именно на таком расстоянии от такой звезды. Первичный бульон казался таким глупым словосочетанием Кириллу, когда он ел борщ, глядя в тарелку, где плавали картошка, свекла и прочее.
- Если был бульон, значит, был и повар, - сказал он сам себе и рассмеялся. – Ну что, Повар! Надеюсь, ты меня слышишь! Но больше я надеюсь, что тебе не плевать на своё блюдо, и мне кажется, оно начинает тухнуть, - мысль, возникшая в голове Кирилла, веселила его. В голове сразу возникла картинка, на которой некий дядя с большой седой бородой и в поварском колпаке кидает в кипящую кастрюлю микроорганизма, раздувшиеся до размеров мелкой картошки, и бубнит о возникновении разумности. Кирилл долго думал об этом, а затем решил сходить в университет, где, скорее всего, уже закончились занятия, но всегда оставался кто-то из его знакомых.
До университета было не близко, пришлось ехать почти в другой город, он даже назывался Академгородком. Времени это занимало почти час, но оно того стоило. Приезжая из центра в этот научный район, человек будто попадал в другой город, если даже не в другую страну. Здесь было очень много парковой зоны, многие жители центра, попав сюда впервые, сравнивали Академгородок с лесом. Это имело свою долю правды, местами действительно встречались натуральные лесные участки. Постоянный житель Академа не удивлялся пробегающим по дорожке белочкам или же нескромному уханью совы. В этом месте даже время текло иначе, здесь не было той городской суеты, среди многолетних сосен и затерявшихся среди них домах таилось спокойствие. Если приехать сюда утром осенью и прогуляться в лесу возле университета, можно было бы, наверное, увидеть, как в еле заметных паутинках среди деревьев застыло росою время. Кирилл иногда делал так, приезжал сюда утром, чтобы погулять. Порою на него накатывало необычайное настроение, появлялось желание бродить по этому лесу, чувствовать, как под ногами проседает опавшая хвоя, как иногда на лицо осядет паутинка, как пахнет осенний лес, как из его рта вырывается пар. Бродить, бродить и ещё раз бродить. Как же жалел Кирилл, что этот лес так мал, что так скоро можно наткнуться либо на корпус общежития, либо на шоссе, где всё спокойствие тут же улетучивалось.
Когда Кирилл вышел из маршрутки, лес вокруг почему-то ничем не пах, он был будто ненастоящим, пластиковым. В последнее время лес даже немного отпугивал парня, словно говоря, что устал от него. Поэтому Кирилл стал чаще сидеть возле университета, а если постоянно сидишь рядом с таким оживлённым местом, так или иначе с кем-то знакомишься, а Кирилл не хотел сейчас никого пускать в свою жизнь, случай с Лёней был исключением. Туманченко словно сам попросил его тогда подойти и заговорить с ним, словно тогда его безмолвная фигура на скамейке в тёмном плаще умоляла о знакомстве. Пару недель назад, когда Кирилл сидел на скамейке возле университета, с ним заговорила девушка, заговорила о какой-то глупости, парень уже и не помнил о чём, он даже толком не мог вспомнить её имени. Толи Дина, толи Дарья… что-то на «д». Они проболтали тогда, наверное, час, а потом она встала и ушла. Вроде случайная встреча, час болтовни о несущественном, но когда она ушла, Кирилл почувствовал себя невероятно одиноким. С тех пор, как умерла мать, а отец уехал, Кирилл Вотнер думал, что уже смирился с одиночеством, но теперь одиночество вновь победило его, растоптало и сбросило в свою пропасть.
Сегодня, когда Кирилл вновь пришёл посидеть возле университета, он искренне желал вспомнить день встречи с той девушкой или даже, чтобы она вновь встретилась ему. Ему даже не хотелось вновь болтать с ней, это было ненужно, главное было знать, что она и вправду есть, что она живая, что она дышит, говорит, ест, пьёт, смеётся… И вот уже прошло минут сорок, а площадка перед корпусом была абсолютно пуста, не считая случайных прохожих. Пятьдесят минут… час… время текло, текло так, как ему подобает здесь течь – медленно, тягуче, размерено. Вотнер крутил пальцами сигаретную пачку и разглядывал асфальт, потом стукнул пару раз по картонной стенке пачки, достал сигарету, помял её в пальцах и закурил. Откинувшись спиной на растущую позади сосну, Кирилл затянулся и закрыл глаза, словно что-то очень важное только что не случилось.
- Печально, - почти по буквам произнёс он.
- И не холодно тебе, - знакомый женский голос послышался рядом.
Кирилл открыл глаза и увидел того, кого ждал сегодня так долго. Рядом сидела та самая девушка, толи Дина, толи Дарья. Её волосы, тонкие и вьющиеся, похожие немного на волосы ведьмы, не собранные никаким образом, развевались в налетевшем ветру. Глаза были закрыты тёмными очками, хотя на улице и не было солнечно. Девушка куталась в лёгкий бежевый плащ с большими чёрными пуговицами неправильной формы. В общем, Кириллу она понравилась, хоть и не была похожа на первую красавицу города. Вполне обычная, симпатичная девушка.
- А… привет, - протянул Вотнер. – Прохладно?
- Есть немного, - голос у неё был немного резковатый, но в целом приятный. – Опять скучаешь?
- Да, приехал посидеть, подумать, так сказать, - Кирилл лихорадочно пытался вспомнить, как зовут девушку.
- Я видела, как ты пришёл, из окна аудитории. Смотрела и думала, почему тебя не холодно. У нас в кабинете-то холодрыга стояла, а ты сидел тут, пачкой в руках болтал, будто на улице май месяц.
- Задумался, понимаешь. Не почувствовал. Хотя вот сейчас стало подмораживать. Надо до автомата сходить, кофе набодяжить.
- Пошли, мне тоже нечего делать.
Они вместе вошли в корпус, заказали в автомате по чашке притворно-настоящего кофе, прошлись немного по коридорам университета, обсуждая погоду. «Снова как-то пусто» - подумал Вотнер. Ему хотелось для начала узнать точное имя девушки, и затем поговорить о чём-то более основательном, чем температура и осадки на следующую неделю.
- До завтра, Даша, - вдруг сказали проходившие мимо две девушки. «Значит, всё-таки Дарья» - эта мысль успокоила Кирилла и вернула в состояние душевного равновесия. Они снова вернулись на площадку перед корпусом и сели на скамейку. Сначала снова разговор о погодных явлениях, а временах года, затем немного об увлечениях, а потом уже разговор становился более осмысленным.
- Ты знаешь, что наша планета очень маленькая часть огромного мира? – неожиданно задала вопрос Даша.
- Знаю, все это знают. От этого легче? – ответил вопросом на вопрос Кирилл.
- Не легче, но проще. Представь: вокруг планеты нет ничего, абсолютная пустота. За миллионы, миллиарды километров, а того и больше, нет никого, только жалкие шесть миллиардов тех, кто желает бороться. А мы с тобой сейчас, на этой скамейке, всего лишь две части от шести миллиардов, который может и не борются, а просто трындят от нечего делать. Разве есть толк?
- Толк есть всегда, - Кирилл прикурил сигарету. – Не было бы толка, этого не было. Не было б скамеек, университетов, городов. И нас. – последнее он произнёс как-то особо, словно считал, что они едины. -  Разве ты не поняла, весь это маленький мир предопределён, он просчитан, поставлен, разыгран. Планета на нужном расстоянии от нужной звезды, нужные люди в нужном месте. Нужные жизни, нужные слова.
- Твои сейчас нужные?
- Наверное, - Кирилл замялся, потушил сигарету. Ему захотелось уйти. Отвечать не хотелось. Он встал и просто ушёл по тропинке леса через дорогу, до самого дома чувствуя Её взгляд своёй спиной.

4. Туман.

В голове Леонида рождались всё новые вопросы. Главным из них заключался в определении своей цели. «Хорошо, у меня есть работа, есть задание. Есть наставник и помощник. Как мне узнать: в чём именно моё задание? В этом городе, в этом мире нет никого реального, кроме этого парнишки – Кирилла. Только ему было интересно, кто я, и что меня волнует».  Симпатия Лёни к Вотнеру возрастала с каждой минутой. Туманченко даже казалось, что их связывает какая-то невидимая сила, что он не просто так оказался тогда рядом, а Кирилл тоже не случайно сел рядом.
«Что, если он и есть задание? Тогда что мне нужно сделать?»
- Уберечь его от ошибки, - тут же прозвучал голос за спиной. Это был Саша.
- От ошибки? – Вотнер переспросил.
- Да, все люди ошибаются, это свойственно тому, у кого есть свобода выбора. Но не все готовы понять, что они творят, что последует за их действиями. Часто, эти люди просто одержимы, одержимы бесами, можно сказать так. А этим бесам отрыли путь другие люди. Сложная система, - Саша улыбнулся, словно этот рассказ доставлял ему удовольствие.
- Как у тебя получается появляться так вовремя, - Лёня был искренне удивлён.
- Всё просто – это туман. Есть несколько уровней бытия. Самый обычный – материальный, за ним идёт мир разума, где человек способен мыслить абстрактно. Именно здесь рождаются великие мысли. А потом идёт наш небольшой мирок – мир тумана, где обитают те, чьи души неприкаянны. Мы с тобой когда-то допустили такую страшную ошибку, но сделали это осознанно. Мы сами выбрали путь уничтожения, когда могли бы просто смириться. Мы внесли огромное разрушение. Те, кто пострадал от этого, не простили нас, они не хотят, чтобы мы ушли в небытие, чтобы наш с тобой разум обрёл покой. Именно поэтому мы здесь – чтобы таких, как мы, больше не было. Чтобы никто не ошибался, не рушил бытие. Когда ты сможешь  искренне создать что либо, ты обретёшь покой.
- Но у людей есть свобода выбора. Они сами, как мы с тобой, выбирают этот путь. Им нужно это разрушение, они стремятся к нему, желают его.
- Они просто ещё юны. Разве отец не должен оградить своё дитя от порока? Мы – инструмент Отца, созданные для исправления ошибок.
- Разве Он не настолько совершенен, чтобы ошибок не было.
- Совершенен, но он дал своему Ребёнку право выбирать. Как любящий Отец, он хочет для своего дитя лучшего будущего.
- И что же это за туман?
- Туман? Мы живём между миром людей и миром Отца. Когда мы выполним свою миссию, мы уйдём в Его мир. А пока – ты есть в мире людей, твоё тело материально. Когда необходимо оказаться в нужном месте, ты уходишь в туман. Мир, где времени уже нет. Здесь ты можешь перемещаться свободно, но ты не сможешь попасть в прошлое. Увы, это так. Мы работаем сейчас, но наше настоящее может быть бесконечным, пока ты в тумане. Здесь время останавливается.
- Научи меня уходить в туман.
- Ты итак умеешь, нужно просто захотеть, - в этот момент мир вокруг стал бледнеть, терять цвет, словно киноплёнка, которая катастрофически быстро старела и портилась. За окнами, словно ниоткуда, сгустился туман, его огромная масса навалилась на стёкла, готовая вышибить их. Однако, серая, похожая на вату, масса словно прошла сквозь окна, влилась в комнату и стала растворять всё вокруг. – Главное, не уйти в туман слишком глубоко, - Фигура Саши стала растворяться в пелене, но его голос словно разогнал туман, некоторым вещами даже вернулось немного цвета. – Когда два фантома столь близко уходят в туман, его облака становятся слишком густыми.
- Скажи, у нас с тобой разный туман? – спросил Лёня, смотря, как серые обрывки обволакивают его ладони.
- И да, и нет. Туман – всего лишь подмир, что ли, материального мира, некий переходный мостик между миром вещей и миром духа. Здесь уже нет абсолютной материи, но и полностью освободить дух невозможно.
- А простые люди могут попасть сюда?
- Да, иногда они бывают здесь, когда спят,  точнее, когда дремлют, - Саша подвёл Лёню к окну, за которым улица была погружена в дымку. Фонари еле-еле горели, но в целом было светло. Машины и люди двигались, будто в замедленном действии, словно они увязли в упавшем на город тумане. Фигуры одних были светлее, другие выглядели так, словно на них брызнули тушью: на кого-то больше, на кого-то слегка.
- Почему одни люди светлее, а другие словно грязны? – спросил Лёня, показав пальцами на несколько фигур.
- Грехи, - Саша улыбнулся. – Чем более грязны мысли человека, тем он темнее для нас. Среди нас есть разные: кто-то предотвращает катастрофы, а кто-то просто пытается спасти человека в отдельно взятый момент. В некоторых людях ты увидишь свет. Чем он ярче, тем больше грандиозного затеял этот человек, тем больше внутри него энергии. Пожалуй, этих слов достаточно. Остальное ты поймёшь сам.
Саша словно повернул какой-то незримый рычаг: нагрянувший, было, туман стал растворяться, отступать, словно пытаясь спрятаться.
- Так кто моё задание? – спросил поверженный в шок Лёня.
- Ты увидишь его, - Саша улыбнулся и открыл дверь, собираясь покинуть квартиру.
- Ты покинешь меня просто так? Никакого тумана, никаких особых приёмов?
- Да, я хочу прогуляться, - Саша улыбнулся, достал из кармана куртки слегка помятую пачку сигарет. – Так и не смог бросить, - он усмехнулся. – Даже после смерти. Да, кстати, люди иногда попадают туда, в мир туманов, когда спят. Ты даже можешь специально кого-то туда затащить. На них это оказывает хорошее влияние, поверь, у меня такой опыт был.
С этими словами Саша покинул дом Туманченко. Лёня стоял возле закрывшейся двери ещё пару секунд в оцепенении, а потом бросился в кухню, в окна которой было видно двор. Он видел, как Сашина фигура вышла из подъезда, остановилась, и было видно, как ушедший гость безуспешно щелкал зажигалкой. В один момент что-то произошло, Саша, выронив сигарету изо рта, согнулся пополам, обхватив себя руками. Что-то неведомое было внутри него, дергало его из стороны в сторону, словно бесноватого. Фигура его начала излучать лёгкий свет. Саша упал на колени, поднял лицо к небу и что-то сказал. В тот же момент из его спины сверкнул свет, в мгновение превратившийся в сверкающие крылья. Ночную темноту прорезал луч света, упавший на Сашу. Тот стоял словно ошеломлённый, что-то говорил. Мир вокруг словно замер, из непонятных щелей пополз туман, а цвета стали блекнуть, пока не стали абсолютно серы. Единственным, что сохранило цвет - был Саша. Он стал медленно подниматься вверх, а крылья за спиной начали трепетать. Меньше минуты, и его маленькая фигура растворилась в небе.
- Прощай, Саша, -  смог лишь сказать Туманченко.

5. Борьба

Кирилл был явно не в духе. День был ужасный: на выходе из подъезда разложился бродяга, чья история жизни была настолько душераздирающая, насколько и ужасна. Кирилл в один момент даже стал предполагать, что уровень деградации общества обратно зависит от весомости деградирующих факторов. «Ну, что ж! Наверное, Мир и был создан для них»,  - подумал  Вотнер. «Чем пакостнее он, тем больше он сделает. Миром владеет не сильнейший, а подлейший. Страной правит не избранный народом, а избранный собой». Кирилл захотел рассмеяться, но вовремя сдержался, иначе бы люди приняли его за сумасшедшего.
«Блаженны нищие духом… о чем быть мне довольным? Кто-то, кто правит судьбами, распорядился моей жизнью, словно пешкой. А кто я есть в реальности? Новый гений? Новый герой? Я действительно всего лишь пешка; удар пальцем – и я уже качусь с доски мироздания. Чья-то сухая приятная рука поймает моё падение, но не для того, чтобы вернуть на доску, а чтобы стук моего падения не нарушил тишины той великой борьбы между хаосом и порядком.» - Вотнер сел в «Газель» до Академгородка, включил плеер и погрузился в раздумья. «А чем плох порядок? Или чем плох хаос? Каждый анархист стремиться к хаосу, считая, что он – хаос – решит все проблемы. А консерватор жаждет порядка, словно в ровном ряду и есть тайна существа всего мира. Каждый из них – всё эта же пешка. Щёлчок пальцами, и вот они катятся, с поверженными головами, с поверхности доски, надеясь, что рука, что щёлкнула, подцепит их в последний момент перед ударом об твёрдый пол!»
Кирилла вернуло в мир чьё-то неловкое прикосновение. Он открыл глаза и увидел Дашу. В осеннем плаще она немного неуклюже уселась рядом, поставила сумку на колени и по непонятной причине улыбнулась из-под больших тёмных очков. Вотнер был в смятении, именно потому, что эта улыбка поломала всю его логическую цепь. В неизвестном для него самого порыве хотелось, чтобы миром правил добрейший, чтобы хаос и порядок, наконец, помирились и не мешали друг другу. Хотелось, чтобы все подлейшие ушли, чтобы никто, кроме него, не щёлкал пальцами… а может и он сам не хотел бы щёлкать. Всего лишь простая улыбка немного знакомой девушки вселила в грудь Вотнера невероятное чувство надежды. Он правда хотел мира во всём мира, справедливости для всех. Хотел верить в людей, в их чувства, в их светлые намерения.
Вотнер ещё несколько секунд смотрел на Дашу, потом смущённо отвернулся и пробормотал:
- Привет.
- Ну, привет – ответила она. – Где пропадал?
- Да так, своими делами занимался, - Вотнер аккуратно поправил свой рюкзак. Никто, из сидящих рядом, не знал, что внутри рюкзака лежит тротил, ждущий взрывателей. Кирилл уже давно размышлял, что если и правда есть на свете тот самый мифический Создатель, чьи руки передвигают фигуры на доске, то этот самый Создатель не допустит катастрофы просто так. Хотя бы потому, что эту катастрофу создаст сам Вотнер, вне зависимости желания Создателя. В тот момент Кирилл решил сделать эту небольшую бомбу и взорвать её в торговом центре. «Если он есть, он не допустит. Но тогда и свободы нет.».
- Какая деловая колбаса, - Даша улыбнулась и показала язык. «Опять она вэтих здоровых очках» - подумал Вотнер.
- Да…
Голос Кирилла утонул в шуме мотора, машина мягко покачиваясь неслась по шоссе, а он всё смотрел на неё, думая, что, возможно, некое новое чувство родилось у него внутри, когда она улыбнулась ему. По дороге они много говорили, Вотнер шутил, иногда даже забывая про свой рюкзак. Ему даже стало казаться, что окружающий мир не так уж и плох, не так уж тут много и плохих людей.
Они вышли на конечной, ещё раз посмотрели друг на друга и разошлись по разным тропинкам. Она не хотела идти через лес на каблуках, а он хотел подумать. В его груди снова родились сомнения.
Сегодня, когда Вотнер только из дома, проснулся Туманченко. Проснулся с ощущением того, что он не справляется с заданием. Вообще, его состояние сложно было назвать сном. Вместо привычных человеческих сновидений, Лёня погружался в туман и искал того, кому он должен помочь. Не найдя до сих пор, он приходил в уныние. Ему хотелось с кем-то поговорить, но в этом мире не было никого даже просто знакомого. Кроме того парня из парка.
«Он говорил что в университете учится, вроде. Где его искать?» - подумал Туманченко. Что-то непонятное внутри подняло его с кровати, заставило одеться, сесть в машину и поехать в Академгородок. Он словно знал, где ему искать нужного человека. «Быть может, это и есть моё задание».
Вотнер сидел на скамейке возле университета, смотрел на качающиеся кроны деревьев и размышлял. Ему хотелось сделать запланированный шаг, качнуться и опрокинуться в бездну. Но только улыбка этой случайной знакомой терзала его. Он видел как вокруг люди любят, как расстаются. Как они улыбаются и плачут. Мир крутился вокруг, крутился независимо от отношения к нему. Уверенность в том, что он продолжит крутится, росла. Туманченко возник рядом внезапно, словно из ничего, потому как вышел из тумана. Находясь в нём, Лёня увидел, что Кирилл и есть его цель, увидел его мысли, и даже уже знал что скажет ему. Он сел рядом и стал говорить.
Лёня говорил о вечных ценностях, о том, что мир справедлив. Кирилл спорил с ним, почти крича, что нет справедливости в убийстве невинных. Туманченко говорил, что люди свободны, они сами заставляют себя страдать и страдать других. Мир вокруг стал меркнуть, стал терять цветность. Из Кирилла появились два существа. С козлиными ногами и собачьими головами, их глаза горели, от покрытых густым чёрным волосом тел шёл пар. Они ревели, скалились. Вокруг лёни и Кирилла стал собираться туман, из которого внезапно появился человек, одетый в доспех, который сиял, словно был частью солнца. Незнакомец нес в руках обнажённый меч, держа его на изготовку. Чудовища кинулись на него, но воин был готов. Он отражал каждый удар, сам наносил точные удары, но чудища продолжали атаку. В голове Кирилла звучал только голос Лёни, говоривший одну простую истину: только сам человек может изменить мир к лучшему. Хочешь зла – сделаешь зло. Жаждешь добра – и ты не будешь жесток. С этими словами меч в руках незнакомца превращался в белые полосы ткани, а вместе с мечом и доспех становился чем-то похожим на простую, но невероятно чистую рясу. И теперь меч не колол и не рубил, полосы ткани мягко обволакивали чудищ, лишая их возможности двигаться. Они ревели, лаяли, но ничего не могли сделать и, в результате, просто рассыпались в пыль. Воин ловким движением смотал полосы, развернулся и, ни слова не говоря, ушёл в пелену окружающего тумана, оставив на серо-молочной пелене лёгкие завихрения.
- Кто это был, Лёня, - спросил ошарашено Вотнер.
- Наверное, это был здравый смысл, тот, кого можно назвать ангелом-хранителем. Я не знаю. Может это была твоя совесть, - Лёня пожал плечами. Наверное, он и сам не знал ответа на вопрос.
- А эти двое?
- Твои бесы, которые мучили тебя.
- Что мне делать теперь?
- Это решать тебе. Главное, не делай того, что нельзя отменить, и если это может сделать кому-то больно, - Туманченко похлопал Кирилла по плечу и ушёл в туман вслед за воином. Пелена стала растворяться, опадать и медленно уползать. Мир становился снова ясным и красочным, и первым, кого увидел Вотнер, была Даша, стоявшая около него. Он окинул её взглядом, натолкнувшись на её улыбку, затем поднялся и сказал:
- Давай выпьем кофе.
- Конечно, - услышал он в ответ.

6. Необратимость.

Туманченко шёл сквозь туман, словно надеясь догнать того неизвестного воина. В его голове крутились мысли, пожалуй, действительно самые нужные мысли за всё это время. «Почему я здесь? Что я сделал такого, такого необратимого, такого неправильного? Что связало меня с этим человеком?». Самое страшное, что Лёня не понимал, кто именно должен ответить ему на эти вопросы. Туман вокруг сгущался, и когда стал просто непроглядным, внезапный порыв ветра уничтожил эту стену. Лёня стоял посреди комнаты, которая казалась ему невероятно знакомой. Комната была небольшая, но с просторным окном. Тут была двуспальная кровать, стол, на столе компьютер, бумаги. Обычная комната обычных людей.
В комнате стояли двое: девушка и парень, в котором Лёня узнал себя. Они оба плакали, потому что расставались. Расставались, потому что любовь иссякла у одного, а второй не мог отпустить. Потом они ругались, обвиняли друг друга. И всё-таки один ушёл, а второй остался один в пустой комнате. Он плакал, злился, пил, обвинял её и себя. И с каждым днём всё сильнее и сильнее отчаивался. И однажды он не выдержал, сдался. Он достал откуда-то шприц, одел свой лучший костюм, написал несколько писем, а потом задёрнул шторы и пустил воздух по венам. Несколько секунд конвульсий, и парень растянулся с пустыми мёртвыми глазами.
Потом Туманченко видел, как в комнату вломились люди, как они кричали, падали в обморок, рыдали. Приехавшие медики положили тело на носилки, накрыли простынёй и вынесли под рыданья. Комнату закрыло туманом, но через секунду Лёня увидел, как его тело в гробу опускают в землю. Он видел, как плачут все, кто был дорог ему, и кому он был дорог. Среди родственников и друзей стояла и та девушка, которая не могла поверить, что это произошло.
Сцены менялись одна за другой. Лёня видел, как его родные читаю предсмертные письма; как его пожилой отец умирает от того, что его сердце не смогло выдержать. Видел, как его брат, тоже впавший в отчаяние, в один день убивает ту девушку, а потом умирает в тюрьме. Видел, как его лучший друг спивается от горя и становится инвалидом. Лёня видел, как шагнув в пропасть, сделав необратимое действие, он сделал пропасть отчаяния ещё больше, и в неё упали те, кто был ему так близок.
- Ты можешь уйти, - услышал Туманченко. – Мне кажется, ты всё понял. – голос лился откуда-то сверху.
- Я думаю, что я хочу остаться здесь. Я должен сделать так, чтобы никто больше не попал в такое отчаяние. Иначе мир погибнет.
- Ты волен выбрать.
Голос смолк. Вокруг Лёни, который уже забыл, как его зовут теперь, был лишь черно-белый мир, покрытый туманом. Люди, машины, животные – все как будто увязли в этом сером киселе. В каждом человеке Туманченко видел его мысли, намерения, настроение. Лёня пытался найти того, кому он действительно нужен. Сквозь туман он услышал голос Кирилла:
- Спасибо, Лёня, теперь всё в порядке.
29.03.2011