Дождливые сказки Пряная...

Еще Один Дождь мой дом сторожит
Еще Один Дождь поет за окном
Для тех кто в бреду он сладкая дрожь
Зови его так - Еще Один Дождь...

...И вот, я вхожу в эти распахнутые двери, в жизнь распахнутую и странную. Жарко и весело пылает камин, пляшет бликами по стенам, запах глинтвейна влечет и дразнит. Казалось бы, откуда все это в обычной квартирке, находящейся в пошарпанном подъезде?..
...Снимаю мокрый плащик, шарф, скидывая все это в общую груду в углу, прихватив с собой сумку, устраиваюсь в кресле. И смотрю в лица своих собеседников - не могу уловить черты, не могу поймать момент перемены, даже со счета после двух сбиваюсь, но понимаю - все они неимоверно родные и знакомые, пусть и не узнаваемые умом. Пожалуй, полностью узнала я только одного, сидящего слева от меня, и то скорее опять-таки не глазами, а - чем-то там внутри, пружинкой медной. Он, похоже, тоже меня узнал, и, скорее всего - тем же образом. Не думаю, что я сильно отличаюсь сейчас от остальных...
- Радость моя, подай пожалуйста чашку... - обращаюсь я к тому, кто слева, узнанному, и тот передает мне чашку со стола, до которого мне не дотянуться. Улыбаюсь - вот так просто...
...И мы сидим, и вечер, наверное, бесконечен, и говорим, о всем по чуть-чуть, или же целые истории. И вот, доходит негласная очередь до меня, а я улыбаюсь, не зная, что бы такого рассказать, чтобы - в сердце, внутрь, в глаза, в сердце, в руки синей птицей или хотя бы ее пером...
- А расскажи, кто такой Раутага, - просит один, мягкий баритон, душистый, пряный, как глинтвейн, кажется, будто бы я пробую этот голос на вкус и на запах. Он имеет вполне себе вес и вкус, почти осязаем.
- О нем?.. - почему-то оглядываюсь на того, кто слева. Что ж, пусть я буду звать его сегодня Дождем, почему-то мне кажется это уютным и правильным.
- Ну, некогда, года три назад, может, поменьше, пожалуй, мы случайно познакомились в комментариях на одном сайте. Он достаточно быстро был мною очарован, причем, без усилий с моей стороны. В ту веселую пору я была дичайше - да-да, наверное, так - влюблена в совершенно по моим тогдашним меркам непостижимое создание. Ну, не секрет, в кого - тогда он мне казался удивительным, печальным и неразгаданным, словно кубик Рубика с шестнадцатью сторонами, гранями тупыми и скользкими, не соберешь. Трагично несчастный, но и зловеще веселый, мне он тогда казался чем-то родным и близким, и на беднягу Раутагу - в те времена еще Лекса - не то чтоб внимания не обращала, но не воспринимала в расчет, и, наверное, слава богу. Слабость духа - и ничего иного, он выдумал из меня божество себе в угоду, которым можно не только восхищаться, но и чуть ли не поклоняться, за что - он выдумывал сам. Он упорно твердил мне о моей уникальности и одаренности, божественности, а кто я такая, чтобы с ним на эту тему спорить, да он меня и не слушал. Несколько раз уходил, пытаясь разачароваться, столько же возвращался, затасковывая, как домашний пес, сбежавший якобы в свободу, которая сулила ему только пустоту и внутреннее одиночество. Ему - да, но не мне. Кто бы что не твердил, но в понятие душевного одиночества я не верю - не потому что отказываюсь верить, а просто потому что не верю, а это разные вещи, вы и без меня понимаете...
Мои собеседники кивают, улыбаясь, попивают глинтвейн, кто-то запивая вкусное песочное печенье или шоколад. Но не перебивают. И только Дождь, пожалуй, улыбается особенно ехидно. Таинственно. Такие улыбки мне всегда тянуло потрогать - вот в самом деле, пальцами провести по изогнутым ехидным губам, ковырнуть уголки рта, будто бы проверяя, крепко ли в них держатся теплые янтарно-медовые крупинки, будто россыпь драгоценных камней.
- А расскажи, почему ты... - звонкий голос-ручеек тонкой девчушки звучит, соль-диезом повисает на волосах, как в той песне -...все так же следишь за Ларой?
- Ну... - отвечаю - ...это будто бы любопытство, присущее ученому. Я, впрочем, не за ней одной так слежу - наблюдаю. Она для меня - как пробирка с каким-то веществом, и я смотрю, как это вещество преобразуется, что будет, если в нее капнуть чего-нибудь, или кинуть. Или вовсе - что будет, если я со всей дури ее швырну об асфальт? Взорвется вонючим дымом, растечется противной слизью, просто растворится, может, впитается в мостовую? Мною движет только любопытство...
Мы задаем друг другу вопросы - странные и не очень, меняемся чашками, угощаемся печеньем и шоколадом, греемся у камина и об слова, улыбки, взгляды. Интересно, как другие воспринимают мой голос - то ли битое стекло, то ли шелест фольги, может, еще как? Увы, это я сама определить не могу...
- Что для тебя счастье? - вдруг спрашивает Дождь, улыбаясь, иронично и тепло одновременно.
- Счастье - это здесь и сейчас. Вернее, здесь и не сейчас. Это когда ты здесь, но твое сейчас еще не прошло и не наступило, просто потому что ты плохо понимаешь понятие "время". Счастье - это россыпь улыбок, к которым хочется прикоснуться...
Улыбаюсь, смотрю на них из-под рваных рыжих прядей, высохших и обвисших на лицо, не желая убираться за уши. Прекрасно знаю, что они чувствуют, что я еще могу сказать, что скажу, расскажу, и потому никто меня не торопит. Им нет в этом необходимости.
- Счастье - это Дождь...

Как будто иду, все время иду,
По этой земле, как по тонкому льду,
Так смой все следы, слова уничтожь,
Прошу тебя, да Еще Один Дождь...

(В тексте использовались слова: Пикник - Еще один Дождь)
09 Ноября 2010