Борщевик. часть 3. глава 3

Глава 3.
На передовой.

Меня предупреждали, что огнемет тяжелый, но что он такой тяжелый, я, конечно, не ожидала. Как перемещаться с этой штуковиной в плотном негнущемся скафандре? Впереди зеленая стена трехметрового борщевика. Смертоносное море раскинулось на многие километры.

Уже знакомый нам невысокого роста инструктор показывает, как обращаться с огнеметом. С непривычки я задыхаюсь в противогазе. Борюсь с инстинктивным желанием стянуть плотно прилегающую к коже липкую от пота резину. Инструктор объясняет, что выпускать пламя нужно только перед собой, чтобы не причинить вред другим.

- Конечно, скафандры огнеупорные, но, как известно, вода камень точит, как говорится, - посмеивается он. – Курсант Малявина, ну как Вы держите огнемет!? Так Вы точно кого-нибудь подпалите!
От неожиданности я вздрагиваю и вытягиваюсь по стойке смирно.

- Ваша задача на первые два дня приобрести навыки обращения с огнеметом и адаптироваться к работе с учетом специфической униформы. По-военному продолжает инструктор. – Сначала будете расчищать территорию вокруг базы, только после этого вас выпустят на вольные просторы, так сказать.
 Передвигаться нужно очень осторожно, по возможности без падений, во избежание нарушения целостности скафандра при повреждении металлическими колюще-режущими предметами.
Чувствуется, дяденька наслаждается своей витиеватой речью.

- Занять позиции! – неожиданно резко командует он. С трудом передвигаясь, обливаясь потом под злосчастным обмундированием, я и еще четыре девушки – курсанта выстраиваются в шеренгу с интервалом пять метров.

Первые полчаса боевого дежурства проходят незаметно. Сначала жутковато входить в зеленую ядовитую массу. Кажется, что скафандр не спасет. Потом возникает азарт и удовлетворение от вида сгорающих в пламени ненасытных монстров. Но уже через тридцать минут мои руки и ноги наливаются свинцом. Рюкзак с горючей смесью для огнемета давит на плечи, на поясницу.

Через час плечи  немеют, голова кружится от вспышек огня и жары. Солнцепек, скафандр, жар от пламени - мне кажется, я в адском пекле. Струйки пота бегут по телу. Зверски хочется почесаться, но никак. Что я здесь делаю? Как вообще, мне в голову пришла бредовая идея – стать «белым скафандром»? Силы-то я явно не рассчитала! Конечно, все ради Ярославы…

Через два часа мне уже все безразлично. Я превращаюсь в зомби – ничего не хочется, ничего не чувствую. Перед глазами охваченные пламенем стебли борщевика, съеживающиеся от жара листья, истекающие пузырящимся и шипящим ядовитым соком. Треск, шипение и хлюпанье. Кажется, это кричат погибающие растения.

Я вздрагиваю от резкого сигнала вмонтированных в защитный костюм часов. Пора на обед. Не без усилия ставлю огнемет на предохранитель. Иду к базе. Подо мной похрустывают трепещущие черные хлопья еще не остывшего пепла.
Словно муравьи в муравейник к базе стекается несколько десятков «белых скафандров».


***

Выбравшись из скафандра и переполненной раздевалки, я ощущаю себя бабочкой, освободившейся из кокона. Не иду, а парю.
Получив свою порцию капусты с фаршем, гордо именуемой ленивыми голубцами, приземляюсь на свободное место. На обед собралось полсотни женщин самой разной внешности и возрастов.

Некоторые оживленно перебрасываются фразами, другие угрюмо уставились в свои тарелки.
Справа от меня грузная дама лет сорока, слева – девушка со стрижкой под мальчика, карими глазами и маленьким носиком, похожая на воробушка.
Женщина справа увлеченно прихлебывает суп, вряд ли ее стоит отвлекать, девушка – птичка кажется ко всему безразличной, но я решаюсь завязать разговор.
- Давно здесь?- спрашиваю я как бы между прочим.
- Два месяца без всякого выражения отвечает она.
-Ну и как, тяжело?
Девушка – воробышек наконец – то отрывает взгляд от тарелки.
- Тебе будет тяжело, - ее рот чуть заметно искривляется в усмешке.
Я замолкаю. Знаю, что кажусь более хрупкой, чем на самом деле, но в нашем ресторанном холдинге слабаки долго не задерживаются.
Девушка встает, забирает со стола пустую, грязную тарелку и неожиданно представляется:
- Карина.
-Милена, - едва успеваю ответить ей  вслед.



***

Лежу, почти с головой укрывшись шерстяным одеялом, на застиранном до дыр постельном белье неопределенного цвета. Все мышцы болят - такое ощущение, что я целый день разгружала вагоны. Ненавижу борщевик.

На глазах слезы. Когда же я отсюда уеду? У Иры телефон неизменно вне зоны доступа. Позвонить Пете? Но мы же расстались. Начинаю мысленно представлять, что я бы ему рассказала. А Петя выспрашивал бы и выспрашивал мельчайшие подробности, а потом сказал бы, наверное, что скафандр мне идет, подчеркивает мою хрупкость, и обязательно бы меня рассмешил, и представил бы все как увлекательное приключение.

- Спишь? – неожиданно круг моих мыслей разрывает знакомый голос с  безразличной и в то же время насмешливой интонацией. Карина садится у меня в ногах.
- Да нет, так, лежу, - грустно отвечаю я. В бараке тихо. Многие уже спят, кто-то приглушенно разговаривает, кто-то шуршит страницами.
- Как тебя сюда занесло? – все тем же тоном спрашивает девушка – воробей.
Я рассказываю.
- А ты…? – задаю вопрос в свою очередь.
- А что я? – усмехается она, - у меня выбор был небольшой: или в тюрьме гнить или здесь вкалывать.
- Что ж ты такое натворила – то? – спрашиваю я, стараясь не выдать удивление.
- Да так…в общем…,  - некоторое время Карина колеблется, стоит ли мне рассказывать, потом произносит спокойно, - мужа убила.
- Ничего себе! За что ты его так?
- Да понимаешь, накопилось, – она смотрит куда-то в сторону, сквозь ряды кроватей и стены ангара. - Сначала вроде бы нормально жили. Я – медсестра, он – электрик. Как все ссорились, мирились, троих детей родили. А потом он пить стал, гулять. Я терпела, терпела, все на себе тащила -  и детей, и дом, и работу.

А как-то приходит этот придурок пьяный в три часа ночи, и выясняется, что он все деньги потратил. На выпивку и на баб, куда ж еще. Я говорю: «А как же кредит за стиральную машинку? Завтра же последний день выплаты. А он говорит, что ему плевать, руки есть - вот и стирай, и без машинки обойдешься. Это и было последней каплей. Представляешь сколько стирки, когда трое мелких?  А он говорит – руками, и дышит перегарищем. И меня понесло.

Схватила нож, которым картошку чистила, и на эту скотину бросилась. Ни о чем не думала в тот момент, - Карина оглядывается, с соседних кроватей слышно умиротворенное сопение. – Не знаю, как получилось, но порезала я ему плечевую артерию. Кровища фонтаном хлынула. А я стою и думаю: «Вот ведь гад – всю кухню зальет, а мне потом отмывать». Он испугался, визжит как свинья,  я ему руку быстренько полотенцем затянула, чтоб кровь остановить. Медсестра же все-таки, умею.

Тут вижу, лицо его перекосило от злости, ну думаю, прибьет. Я пулей в коридор, а он орет: «Стой, гадина!». И вдруг, грохот и тишина. Крадусь тихонько на кухню, смотрю: муж лежит на спине в алой луже и не шевелится. Оказалось, подскользнулся на собственной крови, и, падая, ударился виском об угол табуретки.

Я как лунатик вышла на улицу в одной пижаме, хотела до мамки дойти, позвать ее. Иду, и вдруг вспоминаю, что у меня подмышкой дырка. Вот стыдобуха будет, если кто из прохожих увидит. Так глупо – человека убила, а сама о какой-то дырке беспокоюсь. Вернулась и вызвала милицию.
- Девчонки! Хватит уже шептаться. Спать охота, – раздается громкий шепот откуда-то слева.
- Ладно, - Карина вспархивает легко как птичка. - Спокойной ночи! – улыбается  она, как ни в чем не бывало.

Зачем рассказывать все эти ужасы мне, совершенно незнакомому человеку, недоумеваю я. Может, то, что случилось, как росток борщевика разъедает душу девушки и рвется наружу. Я похожа на человека, который может все понять и не осудить?