Мужчина и женщина как соучастники

И вот, когда Селянов  все это вспоминал, раздался телефонный звонок. И он услышал незнакомый голос, сначала не понял кто это, но звонившая уточнила: «Это я, Валерия». Селянов очень обрадовался, он приготовился к совместным воспоминаниям, но Лера сказала: «Давай встретимся». Селянов согласился и  начал расспрашивать Валерию о том, где она работает.

- Так, когда мы встретимся и где? – прервала его Валерия, и голос ее  звенел от напряжения.

Селянов что-то начал соображать. Он спросил, когда хочет встретиться сама  Валерия?

- Сегодня, сейчас –  требовательно звенел голос женщины.

- А где ты находишься? Где тебе удобнее?

- Я приеду туда, куда ты скажешь!

Эти ее слова были подобны взрыву, который просто оглушил Селянова. В словах, а главное, в интонациях было открытое согласие на близость.

Во время  встречи она показалась ему  такой успешной, прежде всего, в личной жизни. И тут  готовность приехать к нему.

Но он не был готов к такому повороту событий. Может быть, он все-таки преувеличивал ее желание к сближению? И тут начались обычные в таких случаях мужские страхи. Если женщина хочет никогда больше не увидеть мужчину, то ей нужно сходу признаться ему в любви, и он тут же испугается и убежит. Селянов не решился пригласить ее к себе.

 Назначил ей встречу в Сокольниках.  Там был парк, хорошо готовили шашлыки, уж куда лучше, чем на ВДНХ.

Он приехал за пять минуту до назначенной встречи и приготовился ждать. Ведь по законам жанра дама должна опоздать не меньше, чем на пятнадцать минут. Но она появилась точно, минута в минуту. Еще издалека он увидел, как она зажата, как сдвинуты в напряжении ее брови. Она подошла, и ее напряжение было так велико, что она не смогла даже ему улыбнуться.

Они пошли в кафе, заказали шашлыки. Он предложил ей выпить. Она заказала ликер. Официантка спросила сколько? Валерия ответила – фужер. Селянов тут же представил себе здоровенный сосуд граммов на двести пятьдесят и  испугался,  сказал, что неплохо бы начать с рюмки.

Когда официантка ушла Валерия спросила, почему не фужер?

- Да ты что? – сказал Селянов. – В ликере сорок градусов, выпьешь и окосеешь, мне же тебя придется к мужу волочь.

И тут Валерия в первый раз улыбнулась. Она сказала, что не пьянеет, и это, во-первых. Во-вторых, в этом ликере всего двадцать градусов, а не сорок.

И ей принесли то, что Селянов назвал бы рюмкой, но не фужером.  Фужер – это для красоты? Она выпила и расслабилась настолько, что они за полчала выспросили друг друга о главном. Она была замужем всю жизнь  за одним и тем же человеком, муж был ее единственным мужчиной за всю жизнь. У нее была дочь. Дочь в шестнадцать лет стала жить с мужчиной, которому был двадцать семь и он был наркоман. Дальше можно было не рассказывать.

 Но Валерия говорила, говорила о своих муках, о том, как впервые заметила у дочери пустые глаза. И Селянов видел, как ей физически больно, как она страдает. Он чувствовал этот жуткий страх матери. Но  парень этот  погиб. Дочь нашла себе другого парня, которого полюбила, они вместе отказались от наркотиков.

Дочь - это была главная боль, но была и другая. Муж любил ее и всю жизнь посвятил ей, но она психологически абсолютно  одинока.

Селянов видел истерзанную страхами и неврозами женщину. Женщину,  которая устала бороться, хотя худшее вроде бы было позади.

Потом они гуляли по парку. Он притянул ее к себе и стал целовать, она для приличия стала сопротивляться, но все-таки ответила на ее поцелуй.

- Вот как, - засмеялся он, -  ты целуешься как любовница.

- А что, любовницы целуются как-то особенно? – удивилась она.

- Любовницы, которые замужем,  целуются страстно и обречено, чувствуя свою вину, - сказал Селянов.

- Да, я хочу быть твоей любовницей, - сказала Валерия, - это я во всем виновата, виновата в том, что у нас не получилось тогда.

И тут произошла странная вещь. Селянову очень хотелось отвести женщину к себе, но кроме эгоизма заработала и совесть.

Он видел перед собой измученную женщину. Невротичку. И он не хотел пользоваться моментом именно с Валерией. Она всю жизнь была верна мужу, а теперь  разрушит все это только потому, что ей кажется, что станет легче?

И он стал говорить Валерии о том, что они обязательно поедут к нему, но потом. Когда оба придут в себя.

- Нет, сейчас, - нервно улыбаясь, сказала женщина.

И это было сказано так, что Селянов подчинился.
И еще она слегка возмутилась тем, что у него не было машины. И Селянов подумал, что лет черед десять женщины вообще перестанут отдаваться мужчинам, у которых нет машины.

Когда они вышли из метро и пошли к его дому, Валерия сказала с тихим ужасом, что ей кажется, что все знают, куда она идет, и на нее смотрят даже из окружающих домов. Потом она сказала, что ей кажется, что на нее смотрит ее муж.

Это не было шуткой, ей реально было страшно. Она взяла его под руку. Они были сообщниками в этом преступлении.

Селянов молчал, но сердце его билось в груди, кровь стучала в  висках, он стремился к Валерии.

Они вошли в квартиру и сразу же стали раздеваться, они,  словно страдали от жажды, а источник утоления ее был рядом. И они стремились к нему.

Правда, Селянов несколько напрягся, когда начал стаскивать с женщины платье, все-таки ей сорок лет, под платьем могло быть все, что угодно. Но он увидел красивую грудь с небольшими малиновыми сосками. Он увидел молодой упругий живот. Он опустился перед ней на колени и стал целовать этот живот. Она тут же опустилась к нему и стала целовать его в губы.

Они были преступниками, сейчас должна была произойти измена человеку, который этого не заслужил. Но ими двигала страсть, она ослепляла их, она лишала их страха и совести.

Она отдалась ему легко и просто. И самое странное, что у него возникло ощущение, что он знал ее тысячу лет, что она ему родная.

И через минуту после того, как он вышел из нее, освободил ее. Она сказала: «Ты такой родной».  И положила ему руку на грудь. Они чувствовали одно и тоже. И дальше это только нарастало.

А ведь вся их физическая  близость в юности заключалась только в том, что он один раз прижался к ее бедру и плечу, когда они вместе сидели и смотрели телевизор. Она не отстранилась и тяжело задышала. И тут пришла ее мама, хлопнула дверь. Он спросил: «Мне отдвинуться?» Они кивнула головой. Вот и все.

- Как я люблю твои глаза, - сказал она. – Какие у тебя красивые глаза. Когда я ехала в автобусе и подняла  взгляд и увидела твои глаза… и все.

Она стала нежно целовать его в глаза.

Когда она уходила, то в ее глазах уже не было неврастенического блеска. Он был у нее, когда они встретились в автобусе, этот сумасшедший блеск, был сегодня при встрече, а после постели и любви, пропал!

Перед тем, как выйти из дверей, она спросила, как она выглядит.

- Торжествующей ты выглядишь, -  сказал Селянов, - как герои американских фильмов, когда добьются своего.

Она засмеялась и сжала руку в кулак:

- Я сделала это!

Он не ожидал такой реакции, он ляпнул правду, и тут же осекся, он привык к тому, что женщины обижались на правду. Но это был не тот случай. Они, в самом деле, были внутренне похожи,   понимали друг друга с полуслова.

И вот она ушла и попросила, чтобы он не провожал ее. Он остался один, и знал, что сейчас она придет домой, у нее наступит раскаяние, она ляжет под мужа и даст ему, как дала Селянову. И наверняка будет говорить о любви, и мало того, будет  любить его искренне, замаливая грехи.

Но  Селянову это  было все равно. Это  было странное ощущение. Главное, что она была. Главное, что она, Валерия, оказалась чудесной. И главное, чтобы она опять пришла. А он чувствовал, что она обязательно придет.

И он снова вспомнил  строчку из песни: «Эта девочка в платьице беленьком…»

Почему-то сейчас это  звучало не жалобно,  а торжествующе.