Другая история Росийской империи. 13

 Завести завод, чтобы дело вертелось.

 Возок вытряхивал из Ивана почти всю непривычную к таким транспортным условиям душу. Небо голубело, назойливо напоминая о засухе, повредившей жизнь всего приволжского края.
Не то чтоб вдруг, но непонятно откуда хотя в степи далеко видно, но все же неожидаемо сбоку на перерез к обозу полному всяческой снеди подошел табор оборванцев сухих как погибающая на полях рожь. Возки в ответ на это явление будто рожденное жарким маревом ощетинились ружьями.
Из их пестрой толпы выделился старик сухой, обожженный солнцем и покрытый пылью. Он поклонился не Ивану, а его можно сказать наместнику. Видный мужик и одет по княжески, но подойдя ближе старик видно догадался, что этот красавец не главный здесь, потому и сказал, глядя на него, но как бы всем:
– Люди добрые не разбойники мы. Люди боярские. Да помер он и кормить нас некому. Прослыхали про заводы уральские, где работники нужны, а мы работать горазды, абы кормежка была, чтоб не сдохнуть.
Иван в это дело сразу не влез, для решения дорожных проблем иные люди есть. В том то и мудрость руководителя, чтобы всех нагрузить текущими делами. А самому заниматься пока еще никуда не текущими. Он тот момент статистику изучал с целью отыскания резервов рабочей силы.
«… насчитано было в 12 губерниях России с Сибирью около 6660 тысяч податных душ».
Это с одной стороны, а с другой
« …потомственного дворянства около полумиллиона лиц обоего пола,
приказных людей, личных дворян - до 200 тысяч,
 духовенства белого и черного с семействами первого - до 300 тысяч»
Черное духовенство это ж монахи, – сообразил Иван. – Им иметь семейство и не положено.
 Итак, одна шестая от работников нахлебники и это при технологи примитивной и не эффективной до полного безобразия. Как же народ выживает. Чудо не народ. А вот он, кстати, сам пред ним явился простой, что называется народ. И прямо говорит, что есть хочет
Иван подозвал к себе старца, самого умного на вид.
– Накормим, ежли работать сможете.
– Накорми сейчас, ведь не дойдем же.
– Сейчас же и накормлю, только поклянитесь мне на моей иконе, что честно работать будете

 Всю дорогу в Екатеринбург Иван организовывал людей. Для начала занес каждого, включая детей, в свой мобкомп, а уж там начал тасовать их по местам работы. Вот и этих он начал записывать. Каждый как при клятве клал руки на икону, странно светящуюся как и положено экрану сканера, что усиливало их трепет.
– И что ж ты умеешь, Демьян Петров сын.
– Всю упряжь конскую сплету и телегу сделаю.
– А ты Марфа Доронтовна, на что горазда?
– Кормить народ надо, так я изготовлю любой харч. Было бы из чего.
Понять, что речь их записывается, а с рук положенных на сканер снимаются отпечатки пальцев, они в принципе не могли.

А пока караван шел, на Руси дела творились всякие. Неизвестные люди без государева указа расширяли земли русские. С самого Дальнего Востока явился в Сенат иркутский купец Югов и от имени своих товарищей - Мальцова, Трапезникова и Соловьева - объявил, что в Камчатской экспедиции у Нижнего Камчатского устья и против Олюторского устья, близ Караганского острога в море, не в весьма дальнем расстоянии от берега, сысканы в 1741 году безлюдные острова. Безлюдные, но не бесполезные. Там песцы, бобры, лисицы. Добыли в первый раз по 30 бобров на человека, а в другой раз - по 90, и продавали зверя хорошего от 40 до 50 рублей, а похуже - от 30 до 20.

 В истории писанной давила на страну и императрицу ещё и проблема сукна. По этой проблеме сенат сообщил императрице, что «люди и крестьяне на фабриках положены в подушном семигривенном окладе, и этот оклад они должны платить из заработных денег; но заработная цена платится малая, только для пропитания, чтоб не возвысить цены сукнам при казенной поставке; следовательно, подушного оклада из нее платить нельзя, и работники за скудостью разбегутся. Фабриканты платить за них также не могут: казна платит за сукно по 58 копеек, а за каразеи - по 14 ; за аршин, и от повышения цены на материал фабрики приходят в крайнее разорение. Третьяков за долги всего имения лишился; фабриканты поэтому не могут ничего прибавить к заработной плате, и если за сукно им прибавки не будет или мастеровые люди не будут освобождены от подушного оклада, то они принуждены будут фабрики закрыть. По мнению Сената, так как сукна и материалы долгое время в одной цене стоять не могут, то следует на сукна цену возвысить, чтоб из этой прибавки подушные деньги могли платиться бездоимочно; кроме того, с фабрикантов, поставляющих сукна в казну, не брать рекрут и лошадей. Для поддержания московской шляпной фабрики Черникова и Сафьяникова, поставлявших шляпы на армейские полки, запрещен вывоз из России за море бобрового пуху; запрещено во всей России, кроме их фабрики, делать пуховые шляпы; позволено делать только шерстяные шляпы; Черников и Сафьяников обязались выделывать на продажу ежегодно до 8000 пуховых шляп».

 В этой новой истории сукна хватило для армии, а конкуренты остались довольны тем, что их товар они смогли продавать по выгодным им ценам.
А ещё разговоров было много о разбое. Войск для борьбы с разбоем не стало, войска должны были стягиваться к западным границам,. Тут и выяснилось, что по Оке снова собираются шайки человек по сорока, выше и ниже Переяславля Рязанского. Из Перми пришло известие, что разбойники разбивают крестьян станицами в 40 человек; по Каме проехали воры в двух стругах; в другом месте показались воры конные и пешие человек с 50; в третьем месте - 25 человек; в четвертом - 56 человек с ружьями и штыками разбили строгановское село Рождественское и вовсе разорили; в пятом месте пришло с 30 человек, сожгли двоих крестьян и прочих жгли и грабили. По реке Сиве явились воровские партии человек до 80, жгли деревни и намеревались разграбить село Серапуль, обыватели в страхе покинули дома и скитаются по лесам; умножались также воры в Соликамском и Чердынском уездах. В городах не только некого послать для преследования, но и городов самих охранять некем, если разбойники вздумают напасть на них, как уже и случилось с Кайгородком: 42 разбойника приплыли под него и разграбили денежную казну. Шайки получили вождей в старых опытных разбойниках: с казанского тюремного двора ушло 20 человек колодников, убийц, разбойников и беглых с каторги, подкопавшись под стену.
В некоторых местах крестьяне боролись с военными командами по наущению разбойников. Премьер-майор Веревкин и поручик Павлов донесли Сенату: посланы они были против крестьян Боровенского монастыря, воров и разбойников Моисея и Полуехта Никитиных с товарищами, забрали 79 человек и провели в Гжацкую пристань, да прежде взято 10 человек, прочие укрываются; захваченные крестьяне объявляют, что они командам троекратно сопротивлялись, посланных против них солдат били и ружья отбивали по приказу Никитиных, потому что в 1744 году была прислана команда для взятия их крестьян ко взысканию за держание беглых. По поводу забранных нужно еще забрать много, ибо в сопротивлении было более 700 человек; следствие скоро окончиться не может, и вотчина может прийти в крайнее разорение. Сенат приказал возмутившихся крестьян разделить на три части: от 15 до 20 лет - бить батожьем, от 20 до 40 - плетьми, от 40 и выше, которые в службу негодны, пущих заводчиков - кнутом, а прочих - плетьми и взыскать с них издержки командирования и за испорченные ими ружья.
 
С весною по рекам разъезжают разбойники; с весною в городах пожары и вслед за пожарами жалобы на полицию и магистраты. 27 апреля в Твери во время большого пожара воевода с товарищем и секретарь до конца находились безотлучно; обыватели и ямщики не помогали; тогда воевода собрал рекрут и потушил пожар с великой трудностью. Хотя определенный главною полициею в Тверь прапорщик Тархов полицмейстером и числился, только в Твери никогда не бывал, жил в деревнях своих, и хотя в отсутствие Тархова полицейское правление находилось в ведомстве магистрата, только никакого.
Об этих делах и шли неспешным шагом разговоры.
С этими разговорами караван возов двигался не быстрее пешей ходьбы. Когда пошли леса, выстоявшие после пожаров при Каме реке, остановились надолго и телеги затеяли делать, а другим коней для пути искать. Когда ж из этого места выбрались и дорога в гору пошла Иван выбрал самых толковых и втолковал им, что и как они со своей группой начнут делать в первый же час по прибытию обоза на место их действий. Грамотные записывали всю свою часть сказки на бумаге, а не грамотные, нечего делать, учили наизусть. В мобикомпе уже сидел план и проект плацдарма для технологического рывка. Лишь бы завистливый клан Демидовых не помешал.
Степан не даром торчавший в тусклом городке имени Екатерины Первой, жизнь местную изучал как энтомолог муравейник. Уходил, запирая дом на пудовый замок и всегда со страхом возвращался. Демидовы ему не мешали сидеть в кабаке и болтать языком с болтливыми. В редкие дни вел куртуазные разговоры с семейством градоначальника.
Ясно почувствовал, что на лесопромышленников Демидовы смотрят с пренебрежением.
– Оно и понятно, вроде мы и не конкуренты. Но что-то будет, когда мы займётся железом? Государственным заводам мешали, а уж им точно попытаются помешать, но тут во всем неопределенность.
Такими мыслями он делился только со своим мобикомпом. Если прибьют ненароком, то хоть что-нибудь от его усилий останется.

 История, как известно, врет неумеренно, но в чем-то не обманула. Пока не обманула, и по счастью уже было на что опереться помимо Демидовского полусырого кричного железа, из которого угольную дурь молотами выбивали. Царские заводы заводили свои игры с Демидовыми.
 Уже подъезжая к городку задумался об этом Иван и усмехнулся. Можно сказать нулевой цикл уже построен в петровские времена. Писанная история гласила, что в 1704 году при впадении реки Уктуски в Исеть был пущен казенный Уктусский завод, в 1705 году - Шувакишский, в 1723 году - Екатеринбургский и в 1726 году - Верх-Исетский завод.

 Уктусский доменный и передельный завод строился в расчете на месторождение медной руды, открытое крестьянами Бабиным из Арамильской и Сулеевым из Уткинской слободы.
Вот эти заводы и стоило взять в друзья и пора вытянуть медные с них провода.
 Степан встретил друга с радостью до голубых небес.
– Натерпелся я страхов, сравнивая записанную в комп историю с тем, что видел и слышал. В страшноватое время мы влезли.
Выслушав эту сентенцию на пороге бани, Иван сказал:
– Ну и ладно с историей, с ней ещё разберёмся. Но прежде всего пора укрепить тылы, то есть жениться. Даром что ли отмывались до блеска и демонстрировали друг другу рельеф мускулатуры.
Оделись они по французской, то есть столичной моде в атлас и бархат, то есть в то новое, что привез из столицы Иван. Придирчиво оглядели друг друга и с вполне благородной целью свататься отправились с золотыми подарками в карманах в гости к семейству Тобольских.

Разглядев их отличные столичные наряды, родители невест обрадовались. Такие наряды каждый стоили деревни с крестьянами. Подарки подтвердили состоятельность баронов ещё убедительней. Золото блестело, бриллианты сверкали, золотая цепь с крестом в изумрудах для шеи хозяина внушительно весила.
 В ответ на это комната приема гостей украсилась разноцветными свечами. Церемониал приема последовал по всем требованиям петербургского этикета. Явился настоящий китайский чай, а потом и легкие вина, а затем и умные разговоры, весьма и неожиданно образованных барышень. В разговоре с самим князем помянули историю города и думного дьяка (выражаясь иным языком государственного менеджера) Андрея Виниуса и тобольского боярского сына Ивана Астраханцева (увы, власть в те времена предполагала знатное происхождение для сохранения принципа и был взят боярин).Потом последовало тожественное приглашение к собственно обеду. А на столе лососина и телячьи ножки, непонятно откуда добытые французские вина. После еды чисто мужские разговоры. Хозяин к месту проявил осведомленность:
– Уктусский завод выплавил нынче 59 тысяч 483 пуда чугуна. А это уже меньше нашего Екатеринбургского. Мы тут выплавили 82 тысячи 133 пуда.
Помянули с грустью, что в Екатеринбурге пока всего 900 дворов.
–А чтобы всерьёз ускорить явление дела народа, нужна большая власть. А где она? Я городу начальник, а заводам только советчик.
Степан и Иван согласно покивали головами
При этом промолчали, что о власти заботится Петя Романов.
 Не знали они пока, как дела у Пети. А он, повертевшись во дворце Елизаветы, понял, и через пять лет рано ещё ему будет просить у императрицы в своё подчинение Берг-коллегию. Именно так назывался государственный орган, ведавший всеми казёнными заводами и заодно и рудниками.

Степан с Иваном между тем заметили как ни умны сестры, но им деловые эти разговоры сильно наскучили. Князь будто того не замечал. Он только после всех демонстраций ума и просвещенности заговорил о свадьбах. Тут сестрицы проявили норов и прыть. Месяц на подготовку и не более того. И к тому же они сотворили с собой нечто и вовсе колдовское. Светлана поменяла свои тёмные кудри на золотистые волосы.
– Это чтобы мужья нас не путали и в грех не вводили, – заявила она в ответ на удивление женихов.
– Как же ты это сделала? – в невольном изумлении спросил Иван.
– А то мужчинам знать не велено, – хором ответили сестры, оставаясь неразличимы голосами и кипением страсти в глазах.
 Иван и Степан с этим легко смирились. И свадьба произошла во всей княжеской пышности.

 А в другом месте другая свадьба повисла даже не в воздухе, а почти что в безвоздушной среде. Впрочем, это в судьбу Миши и Марфы вмешался сетевой график. К Мише явился Павел Строгий. Подходящая фамилия для главного бойца отряда. В поисках места приложения их стартовых усилий он уже провел разведку в Туле. Она близка и мастеров там даже избыток. Там уже давно действовали подходящие мастера. Так уж вышло, что Тула и весь известны рудами издавна, но там уже леса не хватало для домен. Пришло время каменному углю. Но хотя способ коксования каменного угля уже открыт, но, увы к главному делу всё ещё не применялся.. Все делалось мелким домашним способом Так было и у Китая в веке уже 20. Китайцы эпохи большого скачка пытались примитивно так железо варить домашним способом. Вернувшись из Тулы, Павел так и объявил:
 – Тула хорошо, но мало и консервативно. Виртуозы наковальни молча и настороже. Нам нужны станки и инструменты, а им привычное почти ювелирное дело. Так что правильно, что мы и Екатеринбургом занялись.
– Степа с Ваней занялись, а мы тут пока одни холсты да нитки делаем. Холсты, нитки дают деньги, но это события нулевые. Металл нужен серьёзный и быстро.
Глаза Павла блеснули улыбчиво и дерзко и выражали нечто большее, чем он сказал. В них светился отчаянный план, графиком не предусмотренный.
Парни знали хорошо артистизм Паши Строгого и потому почти хором потребовали:
– Паша ты не на сцене, не тяни, объясни суть.
– Суть актерская и именно такая: план под названием "Фальшивые деньги Демидова" можно использовать. Анализ подтвердил, что его ефимки отличаются от стандарта Монетного двора. Значит, легенда не врёт. Вот тебе и крючок для ловли Демидовых. План опасный, но зато мы получим Нижнетагильский завод ещё до зимы. Время - деньги. Надо только добраться до подвалов Невьянской падающей башни и вытащить от туда чеканщиков. Кстати, триста мастеров это серьёзная рабсила. Миша, свяжись с Геннадием, он даст тебе образцы голоса Акинфия. Петр сказал, что твой голос больше всего похож на его и ростом ты схож с ним. А уж он этого уральского гостя сутками гоняет по мыслям своим. Неосторожно оно, но прибыльно. Впрочем Акинфий в принцах не разбирается, да и некогда ему. Жизнь к концу, а недоделок много.
 
 Вот так вот изображать из себя Акинфия пало на долю Миши. Ростом и голосом он действительно больше всех остальных оказался на него похож. Павел Строгий, конечно профессионал разведки, но и все они отвагой питаются, любители адреналина. Без отваги кто б отважился сунуться в опасный и неудобный восемнадцатый век. Так что Миша согласился даже раньше, чем задумался. Волнение приключения пробежало от головы до пят и обратно ударило в голову. На минуту Миша забыл даже Марфу.
 А Павел тем временем продолжил:
 – Я пока соберу команду. Сеня Водовозов привезёт подорожную высшей категории. И послезавтра едем. Миша связался по радио, выставив с чердака дома ветряк для подзарядки аккумулятора и, естественно, антенну. От него и услышал:
– Акинфий в Петербурге. На Урал не поедет до зимы. Дорожная грязь даже его богатству не подчиняется. Так что действуйте.
Вся дорогу до Урала Миша тренировался и только перед самым Невьянском переоделся во всё Демидовское. Вскоре показалась и знаменитая сестра Пизанской башни. Это многоярусное сооружение и содержало в подвалах тюрьму, где и работали прикованные чеканщики.
 Навстречу карете выскочила челядь и юркий человечек кинулся лобызать ручку благодетеля. Миша внутренне дрогнул. Надо же обратится к этому юркому, но имя этого человека ему увы неизвестно. А тот уже говорил своё:
– Здравы будьте, Акинфий Никитич. Не ждали мы вас так быстро из Петербурга.
– А я как кара небесная, меня надо ждать всегда, ибо грешны все. И я грешен.
 С этими словами Михаил сошел с кареты и направился прямиком к башне. Дорогой все кланялись ему так низко, что и лица его разглядеть вряд лм могли. Свита в молчании осталась ждать у кареты. А когда толпа схлынула, разбежавшись по делам, карета неспешно развернулась в обратный путь. На пустынной улице некому оказалось и удивится такому развороту событий. Удивило это только звонаря на колокольне церкви Благовещения. По его уму карету в каретный сарай надо бы и коней на отдых. Звонарь вздохнул. Акинфий мужик с причудью. Посерединке сидит меж барином и мужиком старательным. Видно дела у него на других заводах. Вот и видно, что дела. Вскоре вышел он из башни, ведя на цепи как медвежонка чеканщика хлипкого и запуганного. На улице неизвестно откудв взявшись показались бабы и ребятишки одетые пёстро и грязновато.
– Не иначе как на Алтай увезёт. Там ить тоже ефимки чеканит прохидь жадная, – едва слышно пробормотал непонятно кто.
– Но об этом знании молчать надобно и тем молчанием спасаться, – грозно сказал Михаил голосом Демидова. Взрослые в толпе в ответ споро перекрестились.
 Карета не спеша тронулась и вскоре видение Невьянска скрылась за поворотом дороги обходящей скалу. В карете чеканщиком занялся врач. И только тут выяснилось, что у мастера нет языка. Отрезали ему для надёжности тайны.
– Ты писать умеешь? – встревожено спросил ПсевдоАкинфий.
 В ответ последовало отрицательное покачивание головой.
 Холодов побледнел. Ещё раз войти в эту башню почти наверняка значило там и остаться. Раздавленные страхом, сомнения виделись ясно на лицах его сопровождавших его визит прислужников демидовских. Ведь спохватятся, если уже не спохватились. Выбрал самого молодого с самыми умными глазами и вот тебе конфуз.
– Вам что, всем языки то отрезали, – спросил врач Кирилл Вознесенский.
 Запуганный человек внезапно посмотрел на них осмысленным взглядом. Догадался, что перед ним не Демидов с приспешниками. А карета все катила по каменистой дороге, удаляясь от решения проблемы.
– Ну вот что, надо прихватить того юркого человечка, что нас встречал. Уж он то всё знает и язык у него хорошо подвешен. Только за ним не тебе идти Акинфий, а мне, – сказал Павел Строгий. Мне пожалуй коня хватит чтоб доехать и того прихватить. А вы езжайте, и пятерик с каретой справится, дорога тут справная.

 Все молча согласились.
Павел поскакал назад. Вокруг лиственницы строго охраняли ширину дороги, тихо теряя хвою. Осень шла с Урала на юг и на запад, спускаясь в долины. Солнце туманилось облаками, но не более того. В общем, тишь и благодать. Умирать в такую погоду очень не хотелось и уж конечно в сетевой график такое событие не входило. Павел погнал лошадь, надо ж показать, что хозяин срочно требует к себе управляющего. А срочно, значит на скаку. Так он и влетел на площадь перед башней. Сердце его радостно вспрыгнуло. Юркий человечек вертелся на виду, окруженный правда людьми вида воинственного, хотя и безоружными. Павел налетел на них бесцеремонно, но тут же выяснилось, что это они расступились, чтоб его схватить. Один уже тянул лошадь, перехватив поводья. А двое тащили его за сапог. Падая с коня, Павел ударил ребром ладони одного и головой в живот другого. При этом он извернулся так, что оказался на ногах и вовремя. На него, поигрывая ножами, уже шли трое, а юркий чуть отбежав в сторону орал:
– Живым его мне гада ползучего!
 Гад ползучий схватил ближайшую руку с ножом и нанес удар ногой в пах, кулаком в лицо. Подхватив нож, он успел метнуть его во второго. Тот со стоном упал. Третий заорал:
– Чур меня, сатана! – и бросился наутёк. Ещё быстрей побежал Юркий, но не с конём же ему состязаться. Вскочив на коня, Павел догнал его за несколько секунд, перехватив у самой башни. и умыкнул как джигит невесту. С тем и ускакал.
 Тяжелая карета не быстро поднималась по серпантину на перевал. Павел увидел её издалека и пришпорил коня. Юркий человечек мокрый от страха как ватная кукла поддался пересадке в карету.
 – Ну вот и дело сделано, – сказал Павел, а Псевдо Акинфий проворчал:
– А ты дурочка боялась.
От звука этого голоса человечек и потерял сознание, или успешно сделал такой вид. Павел посмотрел на него внимательно и сказал:
– Семён, перевяжи его покрепче на всякий случай, уж больно он юркий и переменчивый. Не прост человек, если при Акинфии управляющим состоит.
 Полчаса усталого молчания прервало видение поворота серпантина.
– По-моему это казаки, –проговорил не уверенным голосом Водовозов.
– Да и по-моему они нас догонят и очень скоро, –подтвердил Павел.
 Андрей нахлестнул лошадей, а остальные проверили пистолеты и сунули в карманы по запасной обойме.
– У них тоже есть ружья, – заметил Павел, задумывая нетривиальный трюк. – По простому нам от них не отстреляться.. Как въедем в щель перевала, придётся бросить карету. Все вы ускачите на лошадях, а я останусь прикрою.
– А что потом? – возразил Андрей.
– Уложу в узком месте пяток лошадей, запружу тем дорогу и сам бегом за вами. Человек выносливее лошади. К утру я вас и догоню.
 Спорить с этим никто не стал. На гребне перевала, прорублен проход на одну карету. И эта была работа не иначе как под дланью Демидова. Кирками изрубили ход через двадцать саженей скалы и не похоже, чтоб здесь взрывами работали.
 Постромки шестерика обрезали за полминуты. С сожалением посмотрели на харч, бросаемый волкам на съедение, и ускакали с перевала вниз.
 А Павел лёг на крышу кареты, выставив два пистолета. Ждать долго не пришлось. Казаки с пиками и ружьями вылетели из-за поворота. Увидев карету, они лишь на полсекунды задумались, а потом, стрельнув по ней разок, поскакали вперёд. В узкий проход казаки заскочили парным строем, заставив себя подождать секунду, Павел с двух рук выстрелил в крупы коней. Кони вздыбились, сбрасывая седоков и, проскакав неверным скоком почти до самой кареты, рухнули, загромождая дорогу. Следующая пара явно хотела повернуть назад, но не успела и эти лошади легли, но седоки успели спрыгнуть, разбив о скальные стены свои ружья. Следующая пара в проходе не появилась, а это могло значить, что спешившиеся казаки полезли через гребень и могут появиться как страшный гриф на его бедовую голову. Павел слетел с крыши и побежал по дороге вниз. Теперь главное успеть скрыться из виду. Тогда они начнут искать его в карете и на ней и под ней, а потом ждать приказа сотника, то есть отстанут навсегда.
 Но скрыться из виду не удалось. Его заметили, когда он срезал дорогу с витка на виток серпантина. Он это узнал по звуку выстрела и свисту пули. Павел не оглянувшись, поспешил спуститься до уровня леса. Вот там он уже не виден будет точно. Прыгая по камням, он дважды чуть не вывихнул ногу. Но повезло, судя по вскрику сзади, ногу вывихнул некто
Другой.
 А потом погоня затихла. Даже казацкая настырность не может победить профессионализм. Павел бежал как летел, наматывая версты в наступающей тьме.
 Потом они все, размахивая государственной бумагой летели, скакали, неслись в Петербург, не имея и понятия, каким путём известие об их поступке может долететь до Петербурга. Может у Демидова и голубиная почта есть, может одинокий всадник с мешком денег уже обогнал их на пути? Всё может быть и потому надо спешить. Хорошо говорить, да осеняя слякоть сильно спешить не даёт. Ладно хоть отчет о поездке радиоволны донесли до Петербурга и теперь Акинфий под плотной опекой, в гостях у самого наследника престола. Об этом человеке надо бы сказать поподробнее
Впрочем, если очень хорошо подумать, то Демидовы уже обрели мировую известность. Потому то искать новшества и творить новшество и следовало на их заводах. На самом деле родоначальник Демидовых тульский кузнец, выдвинувшийся при Петре I, звался Никита Демидович Антуфьев. Но ко времени наших событий он уже 24 года как в земле покоился, А потомки его под фамилией Демидовы имели огромные земли на Урале для строительства металлургических заводов. А началось все с того, что в 1696 году Никита Демидов построил под Тулой “вододействующий” чугуноплавильный завод. По указу Петра I в 1702 ему был передан казенный Невьянский завод на Урале. Демидов перевез туда мастеров из Тулы и Москвы, построил новые заводы, скупая земли и крепостных крестьян. В 1726 Демидовы получили дворянское звание. Акинфий Демидов к началу описываемых событий имел 25 заводов — чугуноплавильных, железоделательных и медных, на Урале, Алтае и в центре страны. Но и он умер уже в 1945. А его дети стали просто богачами и заводские заботы оставили управляющим. Вместе всё ещё братья Демидовы владели 33 заводами, землей и крепостными крестьянами (св. 13 тыс. душ мужского пола). Общее число работавших на Акинфия Демидова крестьян составляло 38 тыс. душ мужского пола. Из известной истории известно, что после смерти Акинфия заводы были разделены между его сыновьями. А в нашей ещё не известной Акинфий Демидов важный и вальяжный сидел перед ними. Да этот престарелый Демидов, больше похож на важного сановника, чем на купца, или, тем более на кузнеца, этот Демидов сходу сообразил, что наследник не промах и гостить у него выгодное вложение времени и сил. На том он и попался. Но, не дрогнув холеным лицом, взялся их сопливых поучать.
– Ну отдал бы я всё в казну, так разворовали бы известное дело, а что не разворовали б, то и пропили и на тряпки женские пустили б, А я мощь государства укрепляю. Заводы строю, пушки лью, ружья делаю и прочее полезное народу. Перед богом не покраснею, а перед вами и подавно.
– А триста человек с отрезанными языками, да в тюрьме. Не по человечески это и не по-христиански
– А это, кто что заслужил, то и получил. Глядишь, откупятся от грехов на этом свете, так на том в рай попадут. Но дело есть дело. Для дела я могу подарить вам, чего просите, а вы мне отдайте этих человечков.
– Людей из тюрьмы отпусти.
– И куда они пойдут, горемычные? С голоду подыхать?
– Мы их заберём.
– Забирайте, мне они уж точно без надобности. А я, уж пришло время доложу императрице про серебро.
 На этом и закончим дело. Стар я уже для игрищ и приключений.
 Хитрил старик. Уверился, что кроме него держать в прибыли такие заводы никто не сможет, а меньше всего это мягкий как воск и не по делам совсем умный мальчишка. А и те кто с ним разбойники может и лихие, но промышленники никакие. Вот и вернётся к нему этот завод и года не пройдёт. Кругом и другие волки крутятся Турчаниновы, Осокины, Всеволжские. Ну да на то и жизнь, чтоб борьба не усыхало и кровь не дремала. Но не в них дело, настоящая схватка пошла с Татищевым. Василий Никитич Татищев умом и знаниями превосходил Демидовых. По настоящему просвещенный человек и занимался не только артиллерией, но и в историю российскую влюблён был и знающ. От дел горных он ещё 1737 году отошёл, историю пишет, но поговорить с ним надо. У него более цивилизованные методы заставлять людей работать. Это Демидовы всё на рабский труд надеются, но их история теперь уже и зачёркивается. Увы, императрица на другую волну настроена. По этой воле Акинфий за открытие серебра ещё и графский титул получил. С тем, довольный собой, лечится на воды немецкие уехал, оставив дела сыновьям. Заметим, что шёл ещё год 1742, а умирать ему историей известной, но теперь уж порушенной, предписывалось только через три года. Только ведь и этого он не знал, а, впрочем и никто не мог знать. Если история порушена, то и порядок событий неизвестен, даже тех неизвестен, что в сетевом графике команды значились.
Удар по Демидову не свалил его, а только отвлёк от дел под его боком творящихся. А творилось силами Дормидонта со товарищи не простое дело. Валил снег. Зима проморозила речечьку до дна и долбили тот лед так что эхо, казалось, бежало аж до самого Екатеринбурга. Потом потные от натуги работники дормидонтовы долбили лунки для затесанных на кол бревен. Потом железной бабой на канатах поднимаемой задолбили два ряда бревен, а меж ними камни легли пока ничем не скрепленные. А рядом и домина с мельницей внутри росла из под земли, где погреба долбленые на две сажени в глубь вечно мерзлой земли.
Так по тихому к весне 1743 года плотина шириной в две сажени уже отвела воду от русла Основинки. В июле Марфа и Матрена пошли по высохшему руслу в те места ягодные. Лесом тропа путанная, лес далеко не пускает, а по сухой речке чего ж не идти далеко.
– Смотри Марфа, каки мураши великанские и рыжие как золотом крытые.
– Не ступай на них. Матрена, закусают и не убежишь. Пошли в сторону. Ежели муравьев много значит и ягода мясная близко. Знамо и они любители ягод.
– Пошли, ягод много надо насушить. Медов то нынче не будет. Эти немцы все меды скупили. Даже те, что ещё и не взяты с пасек.
 И они не догадались, да и как в те времена догадаться, что эти рыжие муравьи привезены из далёкого времени как раз для единственного дела – золотые крупинки собирать. Любопытный Дормидонт проследил их путь под дом хозяев и сообщил о том Степану. А тот отмахнулся.
– Мало ли у нас забот. Пусть живут, мне они не мешают.
На том и замолк разговор, а на самом деле под домом муравьи складывали крупинки возле железных пальцев, образуя кольца с удивительными не повторяющимися узорами. Степан как ювелир за этим следил и к вечеру снимал со стержней десяток готовых золотых колец. А заодно подбавлял меду в кормушки самых успешных муравьев. Иван ходил по руслу и собирал самородки неподъемные для муравьев, но вполне заметные по толпе рыжих пытающихся одолеть и этот груз.

При этом он размышлял об электромоторах. Не так много времени до них осталось. Уже в 1827 венгр Аньош Иштван Йедлик начал экспериментировать с электромагнитными вращающимися устройствами, которые он называл электромагнитные самовращающиеся роторы. Изобретение Йедлика на десятилетия опередило его время. А нам не надо изобретать. Надо сделать и сделать в ближайшие годы, а не десятилетия. Надоело зиму коротать при свечах.

Так и сделали. В северной стене завода оставили огромную дыру и в неё встроили трубу с южной стороны уходящую в небо. Дормидонт изумлялся зачем сие нужно, а Иван степенный и бородатый как положено купцу объяснял:
– В этой трубе всегда ветер дуть будет и ветряную мельницу вертеть, А мы силу этой мельницы в дело пустим.
– Так иде же вал будет передавать силу на жернова, или станок?
– По проводам и будет.
– Не понять мне такого.
– Поймёшь, коли хорошо учиться будешь.
Днём перепад температур создающий так называемый «эффект трубы» сам собой образовывался. Южная сторона грелась под солнцем, а северная мерзла в тени. К ночи под трубой двигатель внешнего сгорания делался костром из сучьев аккуратно нарубленных на продажу. Горожане за зиму покупали у лесного товарищества до трёх тысяч возов этих дров. Кои ни пилить ни рубить не требовалось. Специально высушенные дрова сами просились в печь и вспыхивали с легкостью от первой искры кресала. В известной истории первые спички появились в конце XVIII века. Спички эти зажигались при соприкосновении головки из смеси сахара и перхлората калия с серной кислотой. Но до конца века осталась полная его половина. А заниматься ускорением в этом направлении пока не было нужды.
Провода медные купили у Демидова и скупали в том же вареве, что органобетон творило. Мотать их на статор и ротор пришлось вручную, но именно так появился неказистый, но все же генератор на пару тройку киловатта. И лампы сочинили с открытым тонюсеньким железным проводом накаливания. А он как свеча сгорал за одну ночь, но светил в цехе вполне успешно разгоняя ранние зимние сумерки. Так и началась великая индустриальная революция в России. Она значилась в сетевом графике, но приходилось делать и многое такое, чего не предполагали и не обозначали в начале и даже в сейчас после лет работы не обозначили.
 Улицы шириной сто саженей удивили народ огромностью своей ширины, но с хозяевами кто посмеет спорить. Десять бригад вольных строителей ставили дома и обносили оградой дворы там, где хозяева укажут. Ещё пятнадцать бригад военных строителей строили якобы казармы. а на самом деле северную цепь цехов по планам вынутым из мобикомпа. Вертелось дюжина мельниц распиливая бревна на доски ещё рота солдат строила дороги для той сотни телег, что возили песок на стройки. А ещё триста баб варили цементирующий состав в огромных котлах. А сами хозяева бродили по золотоносным местам. Куда деться рабочие руки даром не давались, а доходы с продажи досок и дров не могли покрыть и десятой части расходов.
 Август лета 1745 года Выдался ясным и холодным. Иван и Степан замерли у дверей спальни, как были в зипунах рабочих, в страхе ожидая приговор повитух. Настоящих акушерок бы сюда, да где их взять. Больницу бы сюда, да её сперва надо бы поострить и врачей, хотя бы и немецких пригласить. Кирилл конечно великий врач, но подготовить таких же годы нужны. А они ещё и не прошли. Сам -то он при императрице. Та верит ему больше чем Шувалову, но им здесь от этого не легче. И кто знает как пятнадцатилетние жены переживут роды.
– Я где-то читал, что таким легче, чем даже двадцатилетним.
– Ой, помолчи, Степа, болтовней не поможешь.
Из-за дверей прикрытых неплотно раздался страшный вскрик. Иван кинулся туда, решив, что это его Светлана кричит, Но Степан остановил его.
– Да не поможешь ты, только повитух испугаешь.
Так они и стояли дрожа, пока сморщенная старушка с живыми глазами не вышла из дверей.
– Вот оно и всё, – сообщила она им.
– Что все? – вскрикнули они оба.
– Отцы вы оба, девки у вас родились. На вас похожи до полного изумления.
 Прошло ещё полчаса, прибежала их мать, сверкая итальянскими глазами.
Когда она вышла лицо её гляделось сердито.
– Опять девчонки. А мне как хотелось мальчиков понянчить.
– Так будут ещё мальчики, – гаркнули оба. Радуясь, что все счастливо кончилось. Таких красавиц не найдёшь больше на всей земле.
 Вскоре и весь Екатеринбург, до последней собаки на улице узнал, что Иван и Степан превращаются в солидных отцов семейства.
– Надо нанять нянек, – вернулся на твердую почву Степан.
– Найдешь тут чистых нянек. Кормилица их займется.
– Одна?
– У тебя есть другие предложения.
– Есть, надо девчонок. которых они учили к делу привлечь.
 Светлана и Людмила, готовые родить в один день, тем не мене распоряжались хозяйством и учили детей с сентября прошлого года в их пока что общем господском доме. Да теперь уже баронессы организовали школу, учили девчонок грамоте, шитью и вязанию, а также пению и игре на лютне. Учениц сами отобрали в семьях работников. Польщенные девочки смотрели им в рот и ловили каждое слово и каждый жест.
Обе говаривали.
– Вот выучитесь, тогда и сами будете учить, а самые толковые из вас глядишь и за знатных парней замуж выйдете и, даст Бог знатными дамами станете.
– Так они же ещё девчонки, – стал сомневаться Иван.
– Угу, у них опыт ухода за малышами с пяти лет начинается, а некоторым уже одиннадцать. Невесты по здешним понятиям.
Вот так и свершилось первое размножение по плану. То бишь сетевому графику.
В спокойном состоянии начались теоретические изрекизмы. Первым начал Иван:
– Ну, вот и начали, как гласит теория, рожать группу взрыва.
– Ты уверен в теории пассионарности будет здесь работать, а не появится на сытных харчах массовая группа потребления, а рядом с ней алчная конъюнктурная группа;
 – Надо исходить не из уверенности, а из работы. Надо творить творческую группа, а как раз с пассионарной группой поосторожнее бы. Рванет как вакуумная и совсем не умная бомба.
На эти слова Степана Иван пробормотал:
– Сатанинское дело мы затеяли.
 – Не болтай чепуху, на тебя плохо действует здешний менталитет.
– Реальность, ты хочешь сказать.
– Я хочу сказать, что работать надо. А философские выводы на пенсии лет через пятьдесят.
– Если доживём.

 А тем временем начался 1747 год. Весело в Петербурге. Особенные Особы давали маскарады, на которых присутствовала императрица; собирались в шесть часов, играли в карты и танцевали до десяти, когда императрица с великим князем Петром, великою княгинею Екатериной и несколькими избранными садилась ужинать; остальные ужинали стоя. После ужина опять танцевали до часу или двух пополуночи. Петра такая жизнь утомляла, но надо же отвлекать внимание верховных особ от того, что творится в далеком Екатеринбурге. Да и тут под самыми задранными носами империи. Ремесленные школы ещё Петр Великий учреждал. Малый Петр тому же способствовал. А уж какая там взрывчатка росла, то немногим и понять по силам. Детишки гоняли по двору паротурбинный автомобиль, электрические молнии устраивали. Так это ж игрушки. Ещё древний Герон такими развлекался, а ранее жрецы египетские. А что ткацкие станки в совершенство приводили, так в том прямая польза тем же задранным носам. В неурожайные годы 1747, 1748 прибыль от торговли тканями позволила завести изобилие пшеницы из Польши и Голландии. Ну и конечно от Астаурова невольно разбогатевшего на всеобщей беде. Поначалу беда оказалась в его закромах. Некому оказалось продать сотню телег пшеницы. Их то он и продал в неурожай по хорошей цене. Впрочем, у него неурожай не случился как и у всех тех, кто не поленился готовить достаточно торфоперегнойных горшочков и в поле о них позаботится.