Эхо российской трагедии в Словакии

Эхо российской трагедии в Словакии. Часть 1
Анатолий Штаркман
Притаилось эхо российской трагедии в Словакии.

Часть первая.

В августе и сентябре от жары в Израиле плавятся мозги. Те, кто могут перекантоваться за границей в относительно прохладной и удобной для души стране, уезжают хотя бы на пару недель. В этом году жребий пал на Словакию: находящийся в этой стране музей имени Пушкина притягивал меня своей двусмысленной неизвестностью.
Как всегда, готовясь к путешествию, я обращаюсь за помощью к чуду 21-го века Интернету. И вот что я нашёл: «15 ноября 1979 года в Словакии, в селении Бродзяны, в замке, где долгие годы жила сестра Натальи Николаевны Пушкиной - Александра, ставшая в 1852 году женой овдовевшего австрийского дипломата барона Густава фон Фризенгофа, был торжественно открыт Музей Александра Сергеевича Пушкина. Одновременно в парке перед зданием замка был открыт памятник поэту. На пьедестале установлен мраморный бюст работы скульптора Л. Снопека и архитектора - М.Куса». В дополнение к краткой, как телеграфная фраза, информации на моём столе лежали книги Николая Алексеевича Раевского «Если заговорят портреты» (издательство «Жазушы», Алма-Ата – 1965), «Портреты заговорили» (издательство «Высшая школа», Минск -1978) и Льва Сергеевича Кишкина «Чехословацкие находки» (издательство «Советская Россия», Москва – 1985 год). Обратите внимание, Раевский в Москве не издавался.
Раевский – древняя разветвлённая фамилия в России, пути которой пересекались с жизнью Пушкина в разных точках его бурной жизни. В мае 1820 года Пушкина выгоняют из Санкт-Петербурга в южную ссылку, в так называемую служебную командировку, подальше от двора. Православный царь Российской империи не мог терпеть вблизи себя поэта, демонстративно носящего ермолку, стремящегося в Иерусалим - «священный град востока» и угрожающему ему столь громкими словами «Тираны мира! Трепещите!», «Восстаньте, падшие рабы!»…. Вместо Иерусалима поэт оказывается в Екатеринославе и поселяется в еврейском доме не потому, что в гостинице не было мест, а потому, что «жидовская хата» импонировала его мировоззрению. Именно в этой хате, навестил Пушкина Николай Николаевич Раевский, известный герой Отечественной войны 1812 года, член Государственного Совета. Не только навестил, но предложил и добился разрешения юному поэту путешествовать вместе с его семьёй по Кавказу и Крыму. Раевский был дружен с семьёй Пушкина, знал поэта ещё ребёнком, но в конкретных условиях сближение столь высокой особы с опальным поэтом выглядело как протест против царя. Вместе с генералом путешествовали два его сына, один полковник, второй капитан, маленькая дочь Соня - Софьей она стала позже, когда подросла, и пятнадцатилетняя дочь Екатерина, в которую Пушкин был влюблён. Во время путешествия голова Пушкина была покрыта ермолкой. Раевские отлично знали её смысл. В ермолке Пушкин предстал в городе Кишинёве перед генералом И. Н. Инзовым, наместником Бесарабии, где «жидов проживало великое множество», и снова, как и в Екатеринославе,  поселился в еврейском доме. В ермолке Пушкин вместе с генералом Орловым, будущим мужем Екатерины Раевской, навестил поместье племянницы Потёмкина Екатерины Николаевны Давыдовой, урождённой Самойловой (1750-1825), в первом браке за Николаем Семёновичем Раевским, во втором браке за Львом Денисовичем Давыдовым (1743-1801). У меня нет информации о деде Н. Н. Раевского, но Семён в русском произношении не что иное, как Шимон на иврите. «Самойловы – артистическая семья, в продолжении целого столетия имевшая даровитых представителей на сценах Петербургских театров, это семейство теперь доподлинно еврейской крови», - утверждает Еврейская Энциклопедия издательства Брокгауз-Ефрон, С. Петербург. Героя Отечественной войны Николая Николаевича Раевского родила мать-еврейка. Второй не менее известный сын Самойловой, Давыдов Пётр Львович был единоутробным братом Н. Н. Раевского. В Кишинёве Пушкин дружил с Раевским Владимиром Федосеевичем, тоже участником войны 1812 года, одним из руководителей масонской ложи, декабристом, начальником Ланкастерской школы. В Михайловской ссылке Александр Сергеевич подружился с попом Раевским Ларионом Евдокимовичем по прозвищу Шкода. Неизвестно почему его прозвали Шкода, если по Далю, то это - проказник, убыточный; если с иврита, то шкода означат усердный, приличный. На проказника Раевский Ларион не похож. С чего бы это Пушкин, ненавидя церковь, повёл дружбу с попом? На этот вопрос можно ответить примером нынешних руководителей России: лет двадцать назад, ещё в 80-х годах двадцатого века,  они боролись с религией, а сегодня в начале 21-го века преклоняют колени перед ней. В применении к евреям таких людей в Испании называли марранами, то есть приспособленцами, хотя в душе большинство оставались верны прежней вере; среди них есть и исключения,    принесшие много горя еврейскому народу. Был ли михайловский поп попом по убеждению или по должности? Пушкину было видней, но на сделку с совестью поэт не пошёл бы.   
Фамилия Раевский перечисляется в Энциклопедии среди древнееврейских имён и фамилий. В советское время получил известность актёр и режиссёр Раевский Иосиф Моисеевич - при таком сочетании имени и отчества о еврейских корнях и гадать нечего, всё равно, что ломиться в открытую дверь. Примеры о еврейском происхождении фамилии Раевского можно было бы продолжить, ссылаясь даже на книгу «Двести лет вместе» А. И. Солженицына.
Жизнь современника двадцатого века, автора книг о замке в Бродзянах Николая Алексеевича Раевского (1894-1988) настолько сложна и интересна событиями, что по его биографии можно было бы писать историю 20-го века. «Писатель завещал поместить на своём надгробном камне три слова: «Артиллерист, биолог, писатель». Этими словами озаглавил Олег Карпухин свой краткий очерк о жизненном пути Раевского Н. А..
Известно, что Раевский Николай Алексеевич родился в уездном городке Вытегре Олонецкой губернии (ныне Вологодской области), где служил его отец судебным следователем. В 1902 году семья Раевских переехала в находящийся в зоне еврейской оседлости город Каменец-Подольский. Там Николай в 1913 году окончил с отличием гимназию и  в том же году поступил на естественное отделение физико-математического факультета С.Петербургского университета. В списке гимназистов, окончивших гимназию, Раевский числится православным, информация из Интернета. 
Из уст Раевского: «Занимался я в университете с величайшим энтузиазмом. Казалось, ничто не может побороть и помешать моему увлечению великолепным и разнообразным миром насекомых... В первое же каникулярное лето мне довелось участвовать в экспедиции по реке Днестр. Экспедиция была чисто биологическая. Руководил ею бывший профессор Новороссийского университета, замечательный ученый Бучинский. Эта экспедиция много мне дала и еще более укрепила мое желание посвятить свою жизнь изучению мира насекомых... Как вдруг, 18 июля 1914 года произошло событие, поменявшее всю мою жизнь. Началась первая мировая война. Откуда взялась во мне страсть военного человека - не могу понять до сих пор. Как бы там ни было, вернувшись в столицу, переименованную к тому времени из Петербурга в Петроград, я почувствовал, что не смогу уже быть в стороне от великих, как мне казалось тогда, событий... Я оставил университет и добровольно поступил в Михайловское артиллерийское училище. Никак не мог предполагать, что военные науки покажутся мне столь интересными... Так произошла первая измена моему биологическому призванию».
Военные вехи Раевского: Турецкий фронт, Юго-Западный фронт и участие в Брусиловском прорыве, Румынский фронт. После заключения Брест-Литовского мира в марте 1918 года Раевский возвращается к родным, которые к тому времени перебрались в приграничный городок ценза еврейской оседлости Лубны. Во времена Пушкина в нём жила Анна Керн и её многочисленная родня Полторацких. Полтер на греческом – базар, магазин, на иврите – булочная, булочник. В России Полтер превратился в Полторацкого. Полторацких в России пруд пруди, потому что у Марка Полторацкого, деда Анны Керн, было 22 ребёнка.
«В конце 1918 года с братом-гимназистом ушел на Дон в Южную армию, а потом — в Добровольческую, где служил в дроздовских частях. Получил, уже в Крыму, звание капитана». В ноябре 1920 года после поражения белых в Крыму Раевский отплыл в составе армии Врангеля в Турцию и оставался в рядах  армейского корпуса генерала П. Кутепова еще несколько лет, сначала в Турции, а затем в Болгарии. В 1924 году Николай Раевский оказался в Праге. Чехословакия приняла большое количество русских эмигрантов, им даже предоставили возможность получения образования.
«...Итак, я снова, если не с юношеским увлечением — юность уже прошла, то, быть может, с более глубоким интересом и серьезным отношением к делу занялся знакомой мне наукой, а технические навыки, приобретенные в великолепных лабораториях Петербургского-Петроградского университета, позволили мне в Праге приняться за разработку одной очень специальной и сложной биологической проблемы. Вскоре я снова почувствовал себя исследователем-биологом и работал с былым увлечением. Казалось, что на этот раз мой дальнейший путь определился вполне окончательно. Но не тут-то было...» Октябрьским вечером 1928 года произошло событие, перевернувшее всю судьбу Раевского. Он заболевает на всю жизнь... Пушкиным. Заведующая одной их пражских библиотек, завсегдатаем которой он был, зная круг его интересов, предложила Николаю Алексеевичу два томика писем Пушкина под редакцией Модзалевских. «До этого дня я любил Пушкина честной, неформальной любовью. Но с совершенным равнодушием относился к вопросам научного пушкиноведения и на эту тему ничего еще не прочел». Раевский читал всю ночь, а утром по дороге в университет все мысли его уже были захвачены Пушкиным. Не его стихами, а им самим — человеком, который творил прекрасные стихи, жил, любил, страдал... «Человек, рожденный не для житейского волнения, не для корысти, не для битв, а для вдохновения, для звуков сладких и молитв — и вдруг эти неоднократные попытки стать военным. Пушкин, весь полный противоречий, а точнее, само противоречие, но уже не мрамор, не бронзовая фигура, а живой человек, не до конца понятый, полный загадок, стал для меня вдруг таким близким, таким родным». «...У меня чуть ли не в первую ночь заболевания Пушкиным родилось желание разобраться в том, почему Пушкин так страстно рвался на войну, откуда эти неоднократные попытки стать военным...» Совмещать пушкиноведческие исследования с диссертацией и работой в лабораториях становилось трудно, Раевский даже пытается оставить университет, но все же завершает диссертацию и сдает докторские экзамены. «...Наконец, 25 января 1930 года в Историческом зале Карлова университета, где некогда ораторствовал его ректор, впоследствии сожженный как еретик Ян Гус (пр. авт.: Раевский намекает, что ректора Карлова университета 20 века сожгли в Освенциме), в торжественной церемонии профессор промотор, приведя меня к академической присяге, вручил мне диплом доктора естественных наук с предоставлением надлежащих прав и преимуществ. Мне было сделано почетное и совсем необычное для студенческой диссертации предложение: напечатать ее в трудах Чехословацкой академии наук и искусств. Я не имел мужества отказаться, и в то же время у меня не хватило решимости снова засесть за микроскоп и доработать свой труд, как это было предложено профессорами. Примерно через год я убедился в том, что перестал быть биологом, и отказался от занимаемого мною места в лаборатории. Теперь я был душевно свободен и сказал себе: «Довольно зоологии, да здравствует Пушкин!..»
Кропотливая работа в пражских и парижских, особенно, в частных архивах позволила Раевскому к столетнему юбилею смерти Пушкина в 1937 году подготовить двухтомную научную монографию «Пушкин и война», впоследствии получившей название «Жизнь за Отечество». В 1938 году Раевский после лабиринтных многолетних поисков впервые посещает замок в Бродянах (пр. авт.: правильно Бродзянах). Трудно оценить открытие этого неоценимого клада для российской культуры. Чуть более суток находился Раевский в замке, сам себе не веря в столь редкую удачу исследователя. Прощаясь, условился с молодыми владельцами замка графом и графиней Вельсбург встретиться в пасхальные дни 1939 года.
«Я рассчитывал привезти с собой специалиста-фотографа, осмотреть всё подробней. Надеялся, что мне покажут и архив. Поездке не суждено было состояться. За несколько дней до назначенного срока в Прагу вошли танки Гитлера. Чехословакия временно стала протекторатом Богемии и Моравии. В словацкое государство я ехать не мог. Связь с Бродянами прервалась…»
"21 июня 1941 года меня в числе других русских, слывших противниками гитлеровского режима, арестовало гестапо. Я провел в немецкой тюрьме два месяца, затем был освобожден, но не имел права выезжать из Праги. Остался там и в момент окончания войны, т.к. не захотел уезжать в Германию. Дальше пришлось бы рассказывать или очень подробно, или очень кратко. Предпочитаю, последнее. 13 мая 1945 года я был арестован советскими властями. 15 июня меня судили и приговорили к 5 годам в исправительно-трудовых лагерях и 3 годам поражения в правах..."
О сравнительно коротком тюремном гестаповском периоде Николая Раевского ничего не известно в опубликованной печати. Трудно поверить, что гестапо освобождало арестованных противников гитлеровского режима. Видимо, ему пришлось доказывать своё нееврейское происхождение, но, самое главное, Раевский обладал громадным, собранным им архивом о россиянах 19-20 веков, этимологией знаменитых фамилий – это не могло не заинтересовать гестапо, им нужен был под рукой живой Раевский. Слова «так как не хотел уезжать в Германию» говорят не в пользу Раевского: не так просто было эвакуироваться в Германию, а он мог, значит, были привилегии, но отказался, сориентировался. Сказался жизненный опыт. По законам того времени Раевский должен был быть расстрелян советскими военными властями за прошлые дела, за якобы или действительную связь с гестапо, но его снова спас архив. Ему везло, он остался жив и получил сравнительно лёгкое наказание: пять лет тюрьмы и ссылку. После ареста в 1945 году архив его, так ему казалось тогда, бесследно исчез.
Свою сестру Соню (пр. авт.: не Софию, а Соню – распространённое имя среди еврейских женщин.) Раевский нашёл в 1951 году «по переписке». Она отбывала срок в Карлаге («свиделись только после смерти Сталина»). От неё узнал, что мать в 1950 году скончалась в Караганде, оба младших брата погибли в 1937 году — один расстрелян, второй умер в Усть-Печлаге... О судьбе отца Раевский молчит.
Хрущёвская оттепель не привела к освобождению Николая Раевского. Лишь в январе 1960 года он после одиннадцати лет, проведенных в Минусинске, переехал в Алма-Ату, получив работу переводчика в Республиканском институте клинической и экспериментальной хирургии. В институте Николай Алексеевич Раевский проработал до 82 лет. «Благодаря удачным условиям мое пребывание в Алма-Ате оказалось вообще урожайным в отношении работ по Пушкину...» Книгу «Если заговорят портреты» Раевский кончает словами: «… Только много лет спустя я узнал о том, что замок уцелел, часть реликвий попала, к счастью в Ленинград, а где находится остальное неизвестно». Опубликовать что-либо о Пушкине Раевский смог только под жёстким контролем со стороны советской цензуры и с разрешения властей пользоваться находящимися в Ленинграде своими архивами. Подробно о замке в Бродзянах и его обитателях любители поэзии Пушкина узнали только в 1965 году.
Лев Сергеевич Кишкин (1918-2000) свою книгу «Чехословацкие находки», одна из глав которой так и называется «Бродзянские реликвии», начинает с описания своего пребывания в 1945 году в Чехословакии в одном из советских военных подразделений, а эпиграфом выбирает слова А. С. Пушкина «Бывают странные сближения». Непонятно, что имел в виду автор: своё ли сближение с Пушкиным или с архивом Раевского. Так или иначе, но уже в 1949 году в журнале «Новый Мир» появляется его статья «Пушкин в Чехословакии». Кишкин становится ведущим специалистом словацкой пушкинианы и принимает самое активное участие в организации Литературного музея имени Пушкина в Бродзянах.
Любовь к Пушкину привили Льву Сергеевичу родители, отец – агроном и мать – сельская учительница. «Не удивительно, - пишет Кишкин, - что Пушкину было посвящена и моя первая, написанная ещё школьником и опубликованная в областной газете в 1837 году статья».
Подробной биографии Кишкина Льва Сергеевича в Интернете я не нашёл (как и биографии Раевского Н. А.), но имя Лев и корень фамилии Кишъ (так звали отца первого израильского царя Сауля, в произношении на языке иврит - Шауля) не вызывают сомнения в её еврейском происхождении. Фамилия Кишъ известна в Чехии с 16 века, она подарила стране видных учёных и писателей, так что Кишкин и Чехия не случайные совмещения.

На моей туристической карте Словакии с довольно подробным масштабом в 1 сантиметре 5 километров, место под названием Бродяны или Бродзяны не обозначено, но реку Нитра и центр Великоморавии город Нитра, называемый в Словакии «мать словацких городов», конечно, нашёл. Решили туда добраться, а там будет видно.
Места в самолёте Боинг-731 оказались в 13 ряду, и сразу же вспомнилось, что самолёт этого типа по определению теледикторов относится к самолётам с пониженной надёжностью из-за недавних аварий в Мадриде, Афганистане и Казахстане. В самолёт я сажусь всегда с навязчивой мыслью: «Авось пронесёт». Как и принято, в израильском окружении мы, то есть я с женой говорил на языке иврит, но каково было наше удивление, когда вокруг нас в салоне слышалась только русская речь. Оказалась, что самолёт был закуплен летящей на отдых в санаторий Пиештану русскоговорящей израильской группой.
В Израиле еврей-репатриант называется олэ, то есть поднимающийся на свою историческую родину, на гору Сион – на этой горе наш народ получил от Бога десять заповедей. Можно не верить в Божественное предвиденье, относится скептически к нему, но, исторический факт, сначала Бог восстановил дом для израильтян, а потом разрушил Советский Союз, и громадная масса евреев, приговорённых властями к насильственной ассимиляции, ринулась в Израиль. В начале 90-х годов двадцатого столетия пала Советская империя. Верно служившие ей, среди них было немало евреев, как правило, в пожилом возрасте, оказались не у дел и без средств к существованию. Израиль протянул им руку помощи, на то он и Израиль. Часто бывали дни, когда в аэропорт Бен Гурион прилетало по тысяче человек в день, большинство из них пенсионного возраста. Каждому нужно было дать кров и покушать. Прошли годы, люди оперились и, собирая по крохе из социального пособия и случайных заработков, умудрялись обеспечивать себе раз в году поездку за границу. Такова была моя соседка. Сначала она представилась, что с Урала. Я не отреагировал. В Словакию через Израиль с Урала? Постепенно разговорились. Оказалось, что родилась она в румынском городе Яссы. Когда ей было 12 лет, это случилось в 1940 году, её родители бросили дом, нажитое и сбежали из Румынии в Молдавию, отошедшей к Советскому Союзу по известному договору между Гитлером и Сталиным. Прельщали  лозунги «Пролетарии всех стран соединяйтесь», «Мы рождены, чтобы сказку сделать былью». В Советском Союзе таких людей, как моя соседка, быстро прибрали к рукам: ограбили и выслали, в лучшем случае, в Сибирь на великие стройки коммунизма. После войны семья её осела на Урале, а затем переехала в Армавир. Свой рассказ на добрую половину пути она закончила словами: «Мой папа был коммунист, мы оплатили его заблуждения».  В Израиле она живёт с 1990 года в Гедере, что под Ашдодом. Летит не в первый раз, чтобы подлечить позвоночник.
По плану мы должны были достичь города Нитра засветло в первый день. Самолёт чуть опоздал и приземлился к вечеру. Пока оформили машину, стемнело. Незнакомая машина, незнакомая дорога, незнакомый город, ни души, окна тёмные, но гостиницу всё-таки нашли. Дежурный администратор, молодой парень, поинтересовался с какой целью мы приехали в Нитру. Когда я назвал музей имени Пушкина, он с удивлением посмотрел на меня и сказал, что в Словакии такого музея нет, но село Бродзяны знал и подробно рассказал, как туда добираться. Было два часа ночи.
На следующее утро по дороге номер 64 мы ехали в сторону Бродзян. Дорога узкая, но ухоженная, машин немного, больше легковые, иногда грузовики. Ландшафт похож на северный молдавский и украинский в Подолии. Слева и справа вдалеке видны горы. Сёла близки друг к другу, иной раз их отделяют только названия, зажиточные дома, много зелени. Кладбища, как правило, не обнесённые оградой, находятся в самом селе возле дороги, при них церквушка, за могилами следят: люди не покидают эти места, живут от поколения к поколению, круговорот. Чинили дорогу, пришлось ехать в объезд. Чтобы не заблудиться на частых перекрёстках, спрашивали редких прохожих, отвечали вежливо с охотой, проблем с языком не было, они понимали русский. В очередном селе нам неожиданно сообщили, что мы в Бродзянах и указали рукой в сторону музея.       
Словакия известна крепостями и замками на отвесных горных утёсах, каждый из них славен героической и трагичной военной историей. Замок в Бродзянах ничего общего с военным искусством не имеет и в перечне замков даже не указан, скорее это усадьба или поместье для мирной жизни среди относительно небольшого романтического парка рядом с рекой Нитру.
За высокой оградой из железных прутьев находились два здания разной архитектуры. Одно старое, кто пишет 11 века, кто 17, высокое, трёхэтажное, действительно напоминало замок с редкими окнами, похожими на бойницы - «мой дом, моя крепость». Второе, как бы пристроенное к нему, двухэтажное нарядное с широкими и высокими окнами, построенное на рубеже 19 и 20 века.
После смерти Александра Сергеевича Пушкина 29 января 1837 года и надругательства царских властей как над его телом, так и над религиозными убеждениями, громадная планета окружающих поэта друзей, недругов и даже родственников перестала существовать. Российский царь Николай Первый не любил Пушкина, а хорошо жить в России могли только обласканные им. Памятник нерукотворный создал себе поэт, но ни одного памятника от людей, ни одного музея и мало кто знал, где находится могила столь великого человека. Россия, отторгая Пушкина от Пушкина, создавала универсальный удобный для пользования пушкинский миф. 
Вдова поэта, Наталья Николаевна, установив на официальной могиле мужа нестандартный для православной России памятник без христианских символов, но с 21-ной шестиконечной звёздой, вышла замуж за генерала Ланского и родила ещё троих детей в дополнение к четверым от Пушкина. Старшая её сестра Екатерина уехала во Францию к своему мужу Дантесу, высланному из России противнику Пушкина на дуэли. Средняя сестра Натальи Николаевны – Александра Николаевна, с которой Пушкин в последнее время перед дуэлью был особенно близок, вышла замуж за вдовца австрийского представителя в России Густава Виктора Фогеля барона фон Фризенгофа и тоже уехала за границу, поселившись с мужем в его замке в селе Бродзяны. Прожив там почти сорок лет, она оттуда же ушла в мир иной, оставив после себя частицу российской истории в книгах, письмах, портретах, альбомах, что и послужило основой для создания музея.



© Copyright: Анатолий Штаркман, 2009
Свидетельство о публикации №2910220557
http://www.proza.ru/2009/10/22/557

Эхо российской трагедии в Словакии. Часть 2
Анатолий Штаркман
Притаилось эхо российской трагедии в Словакии.

Часть вторая.

В 1938 году при посещении замка в Бродзянах Раевский задаёт себе вопрос: «Чем же, однако, объяснить что там (в замке) находится часть наследия де Местра? В замке есть большой портрет писателя в глубокой старости. Кроме того, Вельсбург показал мне том стихотворений В. А. Жуковского с русской дарственной надписью: «Графу Местру от Жуковского. В знак душевного уважения». Жуковский рисовал и любил живопись. «У него были развешаны картины и любимый его ландшафт работы Каспара Давида Фридриха – еврейское кладбище в лунную ночь, которое не имело особенного достоинства, но которым он восхищался. Как живопись, так и музыку он понимал в высшем значении; но любил также искусства по какой-нибудь ассоциации».

Любовь на камне сем их память сохранила
Их лета, имена потщившись начертать;
Окрест библейскую мораль изобразила,
По коей мы должны учиться умирать.   

Любое кладбище ассоциируется с прошлым, еврейское кладбище – с еврейским прошлым.
В Советской России 20-го века забыли имя де Местр, но в начале 19 века оно пользовалось широкой популярностью среди российской интеллигенции. Ольга, сестра Александра Пушкина, вспоминает, что когда семья Пушкиных жила в Немецкой слободе, в этом своеобразном подмосковном гетто, русские люди в нём не жили, однако «в доме родителей собиралось общество образованное, к которому принадлежало и множество французских эмигрантов. Между этими эмигрантами замечательнее был граф Местра, занимающийся тогда портретной живописью и уже готовивший в свет своё «Путешествие вокруг комнаты, он бывал почти ежедневно, читывал разные свои стихотворения». Ксафье де Местр был известен в России как офицер, популярный писатель, художник, учёный….  В Алма-Ате в 1976 году Раевский осторожно приоткрывает завесу, называя Ксафье де Местра не французским эмигрантом, а пьемонтским офицером, прикомандированным к штабу Суворова. «Пьемонтский офицер» –  ключ к происхождению Ксавье де Местра. Пьемонт – город, приютивший многих евреев, спасавшихся от испанской инквизиции.
Происхождение одного из самых ближайших друзей Пушкина в Кишинёве Липранди тоже тянется к Пьемонту. Жена Липранди похоронена на древнем кишинёвском еврейском кладбище, расположенном на косогоре ниже Мозаракиевской церкви, а это уже говорит о многом.
«Посланник несуществующего сардинского короля» Жозеф де Местра, старший брат Ксафье, был близок к царю, но с министром просвещения Разумовским его связывала особая дружба, основанная не только на настоящем, но и на прошлом. Заложенная в генное образование вера в Божественное единоначалие мира и Десять Библейских заповедей не могла заменить никакая ярлычная философия, что сближало этих, казалось бы, разных двух людей. Разумовский –  всего лишь второе поколение, а первое по фамилии Раз, с иврита – секрет, пасло коз в местечке Козельск. Фортуна, некоторые называют её случайностью, но Раз превратился в графа Разумовского при дочери Петра Первого императрице Елизавете Петровне.
Царь Александр Первый планировал заменить либерального Сперанского на более жёсткого Жозефа (не Жосефа, а Иосифа по Кишкину) де Местра, но когда обнаружилось, что последний член Иезуитского ордена, ему пришлось в 1817 году уехать из России. Умер он в Турине и похоронен в церкви Santi Martiri. На мраморном настенном барельефе надпись: JOSEPSVS MARIA DE MAISTRE.Над надписью вытесаны DE MAISTRE с крестом в левой руке, прижатой к груди, и ведущий его в обнимку (пр. авт. ведущий, очевидно, в рай) ангел на голову выше и с громадными крыльями. Амвон в алтаре церкви символизирует большая выпуклая шестиконечная звезда, шестиконечные звёзды украшают также деревянные шкафы в ризнице. Распятый на кресте Иисус в церкви отсутствует, но имя его изображено в многолучевом сиянии. Философские труды DE MAISTRE изучаются сегодня во многих ведущих университетах мира.       
Кишкин цитирует надпись Ксавье де Местра на автопортрете князю Долгорукову: «У меня был один (друг), смерть отняла его у меня. Она унесла его в самом начале жизненного пути в ту минуту, когда его дружба стала настоятельной потребностью моей души. 1786. С той поры я испытал другие потери: четыре брата, пять сестёр, все товарищи моей юности, все мои дети. Но уже небольшой промежуток отделяет меня от них; я не ропщу – 1838. Счастья, здоровья и долгой жизни моему превосходному другу Дмитрию Долгорукову Кс. М.». Такое впечатление, что надпись сделана после германского геноцида во Второй Мировой войне. Царь Павел Первый не одобрил Альпийский поход Суворова, в немилость попал также и Ксафье де Местр.  После прихода к власти Александра Первого Ксафье де Местр вернулся на службу директором Морского музея и библиотекарем при Главном Адмиралтействе и 26 августа 1809 г. произведен в полковники. В 1810 году его командировали на Кавказ, где он участвовал в боях с горцами, находился при осаде крепости Ахалцых и был тяжело ранен в правую руку. В начале 1812 г. Ксафье вернулся в Петербург, 23 марта того же года был командирован в 3-ю Западную армию в корпус генерала С.М.Каменского. В сражениях под Кобриным и Городечно, Пружанами и Волковыске Ксафье де Местр был награжден золотой шпагой. В отряде  генерала П.Я.Башуцкого в 1813 году он участвовал в преследовании французов через Польшу и Пруссию до Саксонии, в отряде генерал-лейтенанта Л.Г.Т.Вальмодена - в боях под Дрезденом, Лейпцигом, Люценом, Бауценом и снова получил ранение. 18 июля 1813 г. за отличие был произведен в генерал-майоры. После излечения попал в корпус, блокировавший Данциг, где участвовал в рекогносцировках укреплений осажденной крепости, а  сентябре 1813 г. находился при отражении вылазок французов из Бабельсбергского бастиона. 20 сентября, руководя закладкой новой аппарели, был снова тяжело ранен осколком мортирной бомбы в левое плечо и увезен для лечения в Кенигсберг. С 1814 г. Ксафье де Местр состоял при Главном Штабе российских войск. В 1823 г. вышел в отставку по нездоровью, от полученных ран.
В 1813 году в возрасте 50-ти лет Ксавье удачно женился на фрейлине Софье Ивановне Загряжской, сестре матери Натальи Николаевны. С Софьей Ивановной на правах приёмной дочери жила двенадцатилетняя Наталья Ивановна Иванова, Таша – так её называла жена Пушкина. В брачном удостоверении Натальи Ивановны записано: «приёмная дочь графини де Местр». «Происхождение этой красивой женщины южного, явно нерусского типа довольно загадочно, - пишет Раевский в книге «Если заговорят портреты». В замке сохранилось предание, что она была дочерью самого Александра Первого. На царя она, надо сказать, нисколько не похожа, но её сходство с писателем сразу же бросилось мне в глаза. Я вспомнил, что у него была внебрачная дочь, которую де Местр очень любил. С разрешения хозяев беру со стола акварельный портрет Натальи Ивановны работы И. Фишера (1844) и сравниваю с портретом старика-писателя. Никакого сомнения – отец и дочь! Присутствующие со мной соглашаются. Таким образом, Софья Ивановна удочерила вовсе не царскую дочь, а просто внебрачного ребёнка своего мужа». Кишкин доказывает, что отцом Натальи Ивановны Ивановой мог быть брат Софьи Ивановны, возможно, и отец. Странно, но никто из авторов книг о музее Пушкина в Бродзянах даже не пытается выяснить или хотя бы предположить, кто она, была мать этой «красивой женщины южного, явно нерусского типа» Натальи Ивановны.
С 1825 по 1839 год семья де Местра находилась за границей, в основном, в Италии. В 1830 году Наталья Ивановна познакомилась в Неаполе с дипломатом австрийского посольства Густавом Виктором Фогелем бароном Фризенгофом. Знакомство длилось шесть лет. В 1836 году они поженились, а ещё через три года Густав Фогель Фризенгоф не без помощи богатых и влиятельный российских родственников получил должность в австрийском посольстве в России, что позволило вернуться в Россию как де Местрам, так и Фризенгофам. Наталья Ивановна Фризенгоф к этому времени была уже в положении, и в январе 1840 года у Фризенгофов родился сын. Кишкин позволил себе, хотя и с оговорками, признать, что родные называли его Гришон, в основе этого имени три буквы Грш, читаемые как Гриш, Герш, Гершон, на иврите означает пришелец в чужой стране, изгнанный. Имя для меня близкое, так как моего деда звали Герш, он умер в Одессе. Обратите внимание на фамилию Загряжский. «Загряжские — русский дворянский род, происходящий, по сказаниям древних родословий, от татарина Исахара, во крещении Гавриила….» С каких пор у татар библейские фамилии? Йисахар, Йисахор, Йиса, Йисах – распространённое еврейское имя, означает - получил вознаграждение, сын Яакова, так по Энциклопедии древнееврейских имён. Во время становления фамилии Загряжский буква «Ж»  в русском языке не существовала, вместо неё «Ш». В фамилии Загряшских те же самые три буквы, что и в основе имени Гершона. Недоверчивый читатель немедленно отреагирует – натяжка, не может быть и, возможно, применит более грубые слова…. Как же тогда быть с Пушкинским «Мой предок Рача…? Слова Ратши(а), Радша(и) или Рача не переводятся ни на один язык и не имеют смысла. Сравните на германском языке: chiffre – шифр, chaussee – шоссе, Chile – Чили, chemie – химия ….  Сочетание букв СН произносится и как Ч, и как Ш, и как Х. Рача пришёл из Пруссии, на германском – Racha, на русском РАШИ. Появляется смысл – аббревиатура имён: Рабби, Авраам, Шлома (Соломон), Ицхаки.
Я, бывший житель советской России, прекрасно помню, как еврейские отцы и матери искали русские имена для новорождённых, но такие, чтобы в них были буквы от потомков дедушек, бабушек. Петя – Песах, Галя – Голда …, камуфляж этот - защита от лютого российского антисемитизма.
Фризенгофы в России не задержались. В мае 1841 года Наталья Николаевна Пушкина вместе с детьми приехала в Михайловское, чтобы установить надмогильный памятник своему мужу. Из письма Натальи Николаевны к брату, 30 июля 1841 г. Михайловское. «А сейчас мы находимся в ожидании Фризенгофов, которые собираются провести недели две с нами. Они будут постоянно жить в Вене; к счастью для нас, наш уголок лежит на пути за границу. Это доставляет нам радость, но также и печаль расставания со всеми нашими друзьями. Прощаясь с Ваней (брат Натальи Николаевны), мы имели надежду через некоторое время снова встретиться; иное дело  - Фризенгофы, нет шансов, что мы когда-нибудь увидимся, поэтому последнее прощание будет ещё печальней. Мы связаны нежной дружбой с Натой, и Фризенгоф во всех отношения заслуживает уважение и дружеских чувств, которые мы к нему питаем». Фризингофы находились в Михайловском по крайней мере до начала сентября. И. Ободовская, М. Деменьтьев  в книге «Наталья Николаевна Пушкина» подробно описывают пребывание Фризенгофов в Михайловском. «Наталья Ивановна Фризенгоф очень недурно рисовала и оставила в альбоме Натальи Николаевны драгоценные сегодня рисунки с изображением обитателей Михайловского, Тригорского и Голубова». «Сохранился ещё один интересный «свидетель» пребывания Фризенгофов в Михайловском – это альбом-гербарий, собранный по инициативе Н. И. Фризенгоф».
Странно, что символичный памятник на могиле А. С. Пушкина Наталья Ивановна не зарисовала, впечатление, что она даже не посетила его. На всё есть причины; они подробно отражены в моей книге «Пушкин в ермолке», издание второе. 
Я стою перед застеклённым шкафом в бывшем замке Фризенгофов в Литературном музее имени Пушкина, год 2008; передо мной тот самый альбом-гербарий и ещё один альбом с рисунками и стихами Жуковского, посвящёнными Наталье Ивановне Ивановой, в замужестве Фризенгоф. На двери шкафа висит солидный замок, но я, не надеясь, прошу открыть шкаф и дать мне посмотреть альбомы. Экскурсовод относится к моей просьбе отрицательно, но я настаиваю. И, о чудо, экскурсовод спускается вниз за ключами, приносит, снимает пломбу с замка и открывает шкаф. Кишкин подробно описал эти альбомы, но я хочу, чтобы в моём архиве тоже хранились их копии. Вот и незнакомый для меня рисунок Жуковского с названием «Сион. 19 августа», 1824 год. Ни Кишкин, ни один известный мне литературовед этого рисунка не упоминают и не показывают. Сион и иудейская тематика неразрывны, так просто такие рисунки не дарят, рисунок – свидетель разговоров и дискуссий. В этот же альбом Жуковский вписал стихотворение «Мотылёк и цветы», по утверждению Вигеля Ф. Ф. перевод с французского из Ксафье де Местра. Есть много общего между судьбой Жуковского и Натальи Ивановной Ивановой, удочерённой супругами де Местр.
Памяти Гришона Фризенгоф или, как официально его представляют Грегоре, отведена в музее комната с его личными вещами. На стенах висят дипломы об окончании университета и Сельскохозяйственной академии, стол за которым он работал, портреты, перечисляются заслуги его перед Словакией в достижении развития сельского хозяйства края, общественной и литературной деятельности. Женился Гришон на Ирме Шимони, жившей в рядом расположенном селе Шимонаванах, родную сестру её звали Ида. Фамилия Шимон – сын Якова, родоначальника колена Израилева, название Шимонованы не оставляют никакого сомнения в их еврейском происхождении, очевидно, по имени основателя села. Яблоко от яблони далеко не падает.
О подробностях происхождения барона Густава Виктора Фогеля Фризенгофа (1807-1889) ничего не известно. На его еврейские корни указывает только имя Фогель. В Еврейской энциклопедии упоминаются Фогель Симон или Шимон – австрийский генерал, один из четырёх евреев австро-венгерской армии, Фогельсон Бер – общественный деятель, родился в Витебске, Фогельштейн Гейман – раввин, и уже в советское время – Фогель Ян Янович (1898—1944), генерал-майор, участник Великой Отечественной войны, командир 120-й гв. стрелковой дивизии, Герой Советского Союза. Кто из них приходился родственником барона Густава Фогеля Фризенгофа можно только гадать. На мой вопрос экскурсоводу «Не еврей ли Фогель Фризенгоф?», я получил такой ответ: «К нам приходят в музей знающие эту семью люди и утверждают, что Фризенгоф был евреем. Недавно музей посетил атташе австрийского посольства, мы ему задали такой же, как и вы, вопрос. Он ответил, как и полагается дипломату дипломатично, что если бы Фризенгоф поклонялся Егове (Иегове - еврейскому Богу), его не допустили к работе в посольстве. (С другой стороны, произношение «Иегова» используется в христианском мире уже более 200 лет и является наиболее распространённым в таком произношении.)   
По приезде в Словакию в 1841 году семейство Фризенгофов на имя Натальи Ивановны купило поместье в Бродзянах, не трудно догадаться на чьи деньги. Через десять лет в 1850 году Наталья Ивановна, урождённая Иванова, и Густав Фогель Фризенгофы решили навестить своих очень пожилых родственников де Местров. Неожиданно в С.Петербурге Наталья Ивановна заболела и в октябре 1850 года скончалась на руках у Александры Николаевны Гончаровой – она была сиделкой возле больной по давней привязанности и дружбы между семьями. Софья Ивановна в роли матери Натальи Ивановны уговаривает Фогеля Фризенгофа жениться на своей племяннице Александре Николаевне. Наверное, ничего из этого не вышло бы, потому что Густав Фризенгоф недолюбливал свою тёщу, но и она умирает внезапно в августе 1851 года и всё наследство оставляет своему мужу Ксафье де Местру, другу сестёр Гончаровых. Ксавье продолжает усилия своей умершей жены сосватать Александру Николаевну барону Фризенгофу, но 12 июня 1852 года сам умирает у Ланских на даче. Ксавье де Местр был похоронен на Смоленском лютеранском кладбище возле С. Петербурга. В то время кладбище называлось немецким, и хоронили на нём иноверцев. Немцем, вернее германцем, Ксавье де Местр не был, это совершенно точно, не был он и католиком. Лютераном он мог быть записан, как была совершенно формально записана прабабушка А. С. Пушкина по материнской линии – Шайберг Христина в крещении и Регина при рождении, на иврите – роптать, возмущаться, по матери Альбедиль по имени испанского города Альбельда. 
Ксавье де Местр оставил громадное наследство, а в Бродзянах жил внук его. При содействии Натальи Николаевны в 1852 году Александра Николаевна и барон Густав, Виктор, Фогель фон Фризенгоф согласились соединить свои судьбы. Разрешение на брак Александра Николаевна получает от Императорского величества, барон Густав фон Фризенгоф характеризуется как Австрийский поданный, уроженец города Вены. Имя Фогель в письме отсутствует, не нравится оно царю российскому.
Уезжая из России, как выяснилось со временем навсегда, Фризенгофы взяли с собой архивы де Местра, поэтому в 1938 году Раевский, к своему удивлению, обнаружил в замке многое из его наследия.
С появлением  в Бродзянах Александры Николаевны рождается новая история замка Фризенгофов.



© Copyright: Анатолий Штаркман, 2009
Свидетельство о публикации №2910260481
http://www.proza.ru/2009/10/26/481

Эхо российской трагедии в Словакии. Часть 3
Анатолий Штаркман
Притаилось эхо российской трагедии в Словакии.

Часть третья.

И. Ободовская и М. Дементьев в двух своих книгах «Наталья Николаевна Пушкина» и «»Вокруг Пушкина» приблизились к открытию «некоторой великой тайны», которую поэт «унёс с собой в гроб», но, подойдя вплотную, испугались. Никакой тайны не было, её придумал Достоевский, и с тех пор литературоведенье табутизировано в вопросе признать истину, что Богом великого российского поэта А. С. Пушкина был Бог Израильский, и муза поэта была одета, со слов самого поэта «в израильское платье». Чтобы не раздваиваться, Пушкин подбирал таких же душевно близких ему друзей и любимых женщин, в том числе и жену. Решившись создать семью, Александр Сергеевич сватался к Анне Олениной, мать которой Елизавета Марковна Полторацкая, она же тётушка Анны Керн, которой поэт посвятил «Я помню чудное мгновенье». С Олениной у него что-то не получилось, не будем вдаваться в подробности, и он посватался к Наталье Николаевне Гончаровой. 
В письме к П. П. Ланскому от 29 июня 1849 года, своему второму мужу после смерти Пушкина, Наталья Николаевна пишет о своей родословной: «…В своём письме ты говоришь о неком Любхарде и не подозревая, что это мой дядя. Его отец должен быть братом моей бабки – баронессы Поссе, урождённой Любхард. Если встретишь где-либо по дороге фамилию Левис, напиши мне об этом потому, что это отпрыски сестры моей матери. В общем, ты и шагу не можешь сделать в Лифляндии, не встретив моих благородных родичей, которые не хотят нас признавать из-за бесчестья, которое им принесла моя бедная бабушка. Я всё же хотела бы знать, жива ли тётушка Жаннет Левис, я знаю, что у неё была большая семья. Может быть, случай представит тебе возможность с ними познакомиться». 
В фамильном списке Натальи Николаевны, а значит и Александры Николаевны чуть ли не вся еврейская история. Нет смысла, настолько это общеизвестно, объяснять происхождение фамилии Левис; Любхард состоит из двух широко известных еврейских образований: Люб – европейское (Любавичи, Любачов по имени белорусского еврейского местечка, центра цадиков, хасидов), Ард (Ардит, Ардот) – испанское; корни Поссе тянуться к городу Пассау из восточной Баварии, в середине 14 века многие евреи этого города погибли мученической смертью; на иврите - паса – распространяться, пас – невеста, конец. Известны еврейские фамилии Пас, Пасман, Пассер, Паскаль, Пассовер….
Дочь богатого помещика Карла Любхарда и Маргарет фон Фитингофф Ульрика Любхард (1761-1791) вышла замуж в 1778 году в Тарту за барона Мориса фон Поссе. «Существовало предположение, что Ульрика Поссе француженка. Теперь мы знаем, кто были её родители. Не был французом и её муж Морис Поссе, он был шведского происхождения, предки его ещё в 17 веке поселились в Эстонии (тогда Эстляндия)». Авторы книги «Наталья Николаевна Пушкина» довольно прозрачно, но не открыто, подтвердили еврейское происхождение Ульрики и её мужа. От этого брака родилась дочь по имени Жаннет, принявшая в будущем фамилию мужа Левис. Во времена молодой Ульрики в городе Тарту (Дерпт) служил Иван Александрович Загряжский – близкий к князю Потёмкина офицер, женатый на Александре Алексеевой, от которой имел сына Александра и двух дочерей – Софью Ивановну в будущем графиню де Местр и Екатерину Ивановну, ставшею впоследствии фрейлиной императорского двора. Александр Загряжский влюбился в баронессу красавицу Поссе, в неё невозможно было не влюбиться. Отторгнув от мужа и дочери и подкупив попа, обвенчался с нею при живой жене и привёз в имение уже беременную. Не будем останавливаться на, мягко выражаясь, неприятных семейных сценах, но Загряжскому пришлось покинуть имение и перебраться в Москву. Жена Загряжского отнеслась к Ульрике по-человечески, родившийся ребёнок был принят в дом наравне с другими детьми. Ульрика умерла в возрасте тридцати лет, оставив шестилетнюю Наталью Николаевну. Хозяйка имения Александра Загряжская удочерила ребёнка, позаботившись о её наследстве. Когда дети подросли, Александра Степановна Загряжская переехала в Петербург, как пишут Ободовская и Дементьев, под покровительство «всемогущей» Загряжской Натальи Кирилловны, урождённой графини Разумовской, жены Николая Александровича Загряжского, родного брата Ивана Александровича. «Могущество» Натальи Кирилловны исходит со времён царя Павла Первого, отца Александра Первого. О Разумовском я писал во второй части этого повествования. Везло Загряжским на жён еврейского происхождения! Наталья Ивановна унаследовала красоту своей матери Ульрики, по первому мужу Поссе. Вместе с сёстрами Загряжскими она была принята во фрейлины к императрице Елизавете Алексеевне, жене Александра Первого. В неё влюбляется фаворит императрицы кавалергард А. Я. Охотников. Кому-то это было не по душе, на Охотникова совершается покушение. В 1807 году он умирает от смертельной раны, а Наталью Ивановну срочно выдают замуж за Гончарова Николая Афанасьевича. На венчании присутствовала вся царская фамилия. При Петре Первом дед Николая Гончарова назывался Авраам Гончар. Поэтесса Марина Цветаева посвятила ему прекрасные строки: «Первый о ком слышно – Абрам Гончар. Абрам Гончар первый пускает в ход широкий станок для парусов. А России нужны паруса, ибо правит Пётр. Сотрудник Петра. Пётр бывает в доме. Несколько красоток-дочерей. Говорят, что в одну, с одной…. Упоминаю, но не настаиваю. Но также не могу не упомянуть, что в одном позднем женском… лице лицо Петра отразилось, как в зеркале. Первый о ком слышно, - изобретатель, умница, человек, шагающий со временем, которое тогда шагало шагом Петра. Современник будущего – вот Абрам Гончар. Первый русский парус – его парус». Дворянство Гончаровы получили только при Екатерине Второй. Сочетание фамилий Поссе, Любхард, Левис, с прадедом Абрамом Гончар, позже Гончаровым, не оставляют сомнения в еврейских корнях детей Натальи Ивановны, в том числе Александры Николаевны Фризингоф, хозяйки замка в Бродзянах и её сестры Натальи Николаевны. Поддерживали ли Гончаровы связь с родственникам из-за границы? Конечно, поддерживали, иначе Наталья Николаевна не могла бы так уверенно и свободно писать о них своему мужу Ланскому. 
Наталья Ивановна родила семеро детей, четыре дочери, одна из которых умерла после родов и три сына. Биографии трёх дочерей тесно переплетены с биографией Пушкина А. С.. С 1834 года они жили в одной квартире Пушкиных: Екатерина Николаевна Гончарова (1809-1843), в замужестве Дантес-Геккерен, Александра Николаевна (1811-1891), в замужестве баронесса Фризенгоф, Наталья Николаевна (1812-1863) – жена Пушкина. В Бродзянском музее портрет Екатерины Николаевны не представлен.    
«От посещения Бродян у меня осталось такое впечатление, что при жизни Александры Николаевны имя Пушкина было в замке под запретом» - пишет Раевский в своей ранней книге «Если заговорят портреты». В книге «Портреты заговорили» он раскрывает причину запрета. Современники Пушкина рассказывают, что «вскоре после брака поэт сошёлся с Александриною и жил с ней». Напоминание Фризенгофу, мужу Александры Николаевны, об этой связи не приносила удовольствия. Поэтому в доме о Пушкине не говорили, произведений поэта, как и его портретов не держали.
История такова. Однажды у Александры Николаевны пропала золотая цепочка. На ноги был поставлен весь дом, но цепочку нашёл слуга, перестилавший постель Пушкина, и возвратил поэту. Не будем мусолить эту кроватную тему, но чтобы читателю было понятно, как индустриальная пушкиниана искажает образ поэта даже в таком малом, я приведу выдержку из книги П. Е. Шеголева «Дуэль и смерть Пушкина».
«Мы имеем ещё два определённых указания на близкие отношения поэта к Александре Николаевне Гончаровой. Одно исходит от княгини Веры Фёдоровной Вяземской, жены ближайшего друга Пушкина – женщины, пользовавшейся интимной доверенностью Пушкина и хорошо знавшей его семейную жизнь. В 1888 году П. И. Бертенев напечатал в «Русском архиве»  «Из рассказов князя Петра Андреевича и княгини Веры Фёдоровны Вяземских. (Записано в разное время, с позволения обоих)». «Влюблённая в Геккерна, высокая, рослая старшая сестра Екатерина Николаевна Гончарова нарочно устраивала свидания Натальи Николаевны с Геккерном, чтобы только повидать предмет своей тайной страсти. Наряды и выезды поглощали всё время. Хозяйством и детьми должна была заниматься вторая сестра, Александра Николаевна. Пушкин подружился с нею…» Точки, поставленные после этой записи и очевидно означающие в этом месте не то пропуск, не то желание умолчать о чём-то, заинтересовали меня, и я обратился за объяснениями к П. И. Бертеневу, спрашивая его, случайны ли точки, или они со значением. П. И. Бартенев ответил мне следующим сообщением (в письме от 2 апреля 1911 года): «Княгиня Вяземская сказывала мне, что раз, когда она на минуту осталась одна с умирающим Пушкиным, он отдал ей какую-то цепочку и попросил передать её Александре Николаевне. Княгиня исполнила это и была очень изумлена тем, что Александра Николаевна, принимая этот загробный подарок, вся вспыхнула, что и возбудило в княгине подозрение». В другом своём письме (от 14 декабря 1911 года) П. И. Бартенев сообщил мне категорически: «Что он, Пушкин, был в связи с Александрой Николаевной, об этом положительно говорила мне княгиня Вера Фёдоровна». Я обращаю внимание читателей не на связь Александра с Алексендрой, это, может быть, не принято в строгом свете, но естественно, а на цепочку. Раевский подтверждает: «А в ящике с драгоценностями герцогини я увидел потемневшую золотую цепочку от креста, тоже принадлежавшую Александре Николаевне. Доказать, конечно, невозможно, но быть может, это самая волнующая из Бродянских реликвий». Я снова обращаю внимание читателя: к цепочке Раевский «привязал» крест, которого он не видел, не что иное, как цензурные издержки советской России.
Кишкин в «Бродзянских реликвиях» со ссылкой тоже на Бертенева: «Умирающий Пушкин просил княгиню В. Ф. Вяземскую передать после его смерти нательный крест с цепочкой». Итак: просто цепочка, цепочка от креста и, наконец, крест с цепочкой. Где истина? Те же современники Пушкина рассказывают, что «ещё до женитьбы Пушкина на Наталии, Александрия знала наизусть все стихотворения своего будущего зятя и была влюблена в него заочно». Влюблённость сопровождается духовной общностью, а Пушкин церковь не любил, как и кресты, символизирующие христианскую религию.      
В 1854 году у Александры Николаевны родилась дочь, которую назвали Наталией, любовно в семье – Ташей. Дочь баловали, она получила воспитание богатого дома. Кишкин пишет: «С дочерью, крещённой в православной церкви, большой близости у неё не было». Из этого утверждения Кишкина можно понять, что Александра Николаевна или вообще не была христианкой или, как и Пушкин, возвратилась к старым корням дедушек и бабушек, то есть вернулась в иудейство. Конечно, это не значит ходить в синагогу и истово молиться, достаточно отвергнуть легенду о Христе и напрямую поверить единому Богу и его заветам. В это вполне можно поверить, потому что, я повторяюсь, Александра любила Пушкина, разделяла его взгляды, иначе они не сблизились бы, и поэтому на её цепочке никакого креста не могло быть. 
В России официальная правда о Пушкине не зависит от истины, а от правительства. Со дня рождения Пушкина прошло более 200 лет, менялись режимы и правительства, а с ними и цензура. В переходной обычно очень короткий период в печать просачивалась истины о поэте – публиковались неизвестные ранние произведения, воспоминания, письма, биографические данные…. Метаморфоза с цепочкой Александры яркий пример этому. В 1998 году Гуманитарное агентство «Академический проект» издало два тома «Пушкин в воспоминаниях современников». В рассказах о Пушкине, записанных П. И. Бартеневым со слов супругов Вяземских, упоминание о цепочке вообще отсутствует.      
Наталья Николаевна с детьми и мужем Ланским неоднократно посещала дом своей сестры в Бродзянах, о чём в музее имеются достаточно экспонатов, в том числе зарисовки, на которых  изображены дети Натальи Николаевны и она.   
Раевский в воспоминания о посещении замка в 1938 году и Кишкин в 1985 году в советской России не обошли один из острейших экспонатов Бродзянского замка - портрета Дантеса.
Из книги Раевского «Если заговорят портреты»: «В столовой висит большой портрет (литография) В. А. Жуковского с его подписью и там же, на очень видном месте, овальный портрет Дантеса, исполненный в 1844 году художником С. Вагнером. Дантес ещё молод – ему всего 32 года, но благодаря бородке-экспаньолке, выглядит старше. Он в штатском. По-прежнему красивый и самоуверенный человек, кажется, очень довольный самим собою. И подпись его под стать внешности – размашистая со сложным росчерком». И далее: «Мы ужинали при свечах. Всё было как во времена Александры Николаевны. На столе скатерть из русского льна, искрящийся богемский хрусталь, массивное серебро из приданного шведской принцессы со скромными серебряными вещами и монограммой «А. Г.». В полумраке чуть видны портреты – Дантес, Жуковский, «русские гравюры с забытыми людьми. Воспоминания, воспоминания…». Кишкин тоже цитирует в своей книге 1985 года этот отрывок, но уже с приговором во вступлении: «А в книге читаем о портрете убийцы Пушкина следующее…», и задаёт читателю или саму себе вопрос: «Опускала ли Наталья Николаевна глаза, увидев впервые портрет Дантеса? Или его на время убирали перед приездом Ланской?» Путём цепочки предположений, ссылок на воспоминания посетителей замка Кишкин приходит к заключению: «Так или иначе, оснований для безоговорочного утверждения, что портрет убийцы Пушкина висел рядом с портретом Жуковского при Александре Николаевне, нет, как и нет их для далеко идущих из этого выводов». Получается, что Кишкин опровергает фразу Раевского «всё было как во времена Александры Николаевны».   
Придворная интрига в Петербурге конца 1836 начала 1837 года развивалась по классической схеме. С одной стороны - популярный, но не угодный двору поэт и его молодая красавица жена; с другой – обольститель женских сердец, офицер императорской гвардии иностранец барон Дантес-Геккерен Жорж Шарль. Ревность, пасквили, клевета, тайная встреча, объяснение в любви, предательство близких…. Интрига, как и следовало ожидать, закончилась дуэлью. Поэт был смертельно ранен.
Совсем недавно, в девяностых годах двадцатого века стали известны новые подробности российской трагедии 1837 года. Профессору Миланского университета госпоже Серене Витали посчастливилось быть допущенной к семейному архиву семьи Геккерен. В письме Дантес – Геккерену: «Я верю, что существуют мужчины, потерявшие из-за неё голову, она для этого достаточна красива, но что она на это отвечала – нет: потому что она никого не любила больше меня, а в последнее время у неё не было недостатка в возможностях отдать мне всё, и всё же, мой дорогой – ничего, никогда! Она оказалась гораздо сильнее меня; более двадцати раз просила меня пожалеть её, её детей и её будущее, и в эти мгновенья была так прекрасна (какая женщина не была бы?), так, что если бы она хотела быть переубеждённой, то не говорила бы с таким пылом, поскольку я уже сказал тебе, она была так прекрасна, что её можно было принять за ангела с небес; нет такого мужчины на земле, кто не помог бы ей в этот момент, так велико было уважение, которое она внушала; и она осталась чиста и может ходить с высоко поднятой головой». Убийцы таких писем не пишут, а неверные жёны так себя не ведут. Можно ли обвинять Дантеса при тех свободных нравах при дворе, что он влюбился в самую красивую женщину? Можно ли обвинять молодую жену Пушкина, что она влюбилась в одного из самых интересных и красивых мужчин? Извечные вопросы без ответа. Сердцу не прикажешь. Но факт, что Наталья Николаевна «может ходить с высоко поднятой головой», говорит о моральной чистоте жены Пушкина, и он, муж её, верил ей от начала интриги до своего смертного ложа.          
«Русская толпа» не простила Пушкину его «Родословной», не простила «я по кресту не дворянин»…. Смысл интриги сформулировал сам Пушкин за пару месяцев до роковой дуэли: «Напрасно я бегу к сионским высотам, грех алчный гонится за мною по пятам». Кто этот лев нетрудно догадаться, не Дантеса имел в виду Пушкин, а царя Николая Первого. У льва такая методика: он отбивает от стаи жертву и расправляется с ней. К примеру, судьбы огромного количества кантонистов, которых выхватывали из привычной жизни, разлучали с семьями, насильно крестили, многие из них погибали лютой смертью за соблюдение субботы, за отказ есть свинину…. Дантес и его приёмный отец - всего лишь попутчики при царе в стремлении сделать карьеру. Царь их использовал - они помогли ему избавиться от неугодного иудея, может быть, сами того не понимая. Пушкина убила Россия. Наталья Николаевна, её сестра Александра Николаевна прекрасно это понимали. Тому подтверждение надмогильный памятник А. С. Пушкину с откровенно иудейской символикой.
Дантес тоже жертва. Его портрет висел в гостиной Бродзянского замка, напоминая, не давая забыть его обитателям российскую трагедию 1837 года. Сегодня портрет Дантеса, или его копия, продолжает находиться в стенах Бродзянского замка среди экспонатов Пушкинского музея.
Посетителей литературного музея имени Пушкина встречает громадная в два человеческих роста статуя Кирилла и Мефодия.  Портрета Пушкина среди экспонатов музея  я не приметил, а вот Пушкин в граните в старинном парке возле музея стоит с изуродованным лицом и отбитым носом. Казалось бы далеко от России, а ненависть та же. Нос всегда был темой для карикатурного изображения еврея. В Словакии 21 века нос Пушкина кому-то мешал. Больно смотреть на эту продолжающуюся трагедию.   



© Copyright: Анатолий Штаркман, 2009
Свидетельство о публикации №2911020817
http://www.proza.ru/2009/11/02/817

Эхо российской трагедии в Словакии. Часть 4
Анатолий Штаркман
Притаилось эхо российской трагедии в Словакии.

Часть четвёртая.

Серого цвета мраморный бюст Александру Сергеевичу Пушкину с отбитым носом расположен в призамковом парке на берегу небольшой речушки, впадающей в Нитру. Берега её соединяют, если память мне не изменяет, два пешеходных мостика, смонтированных фундаментально на бетонных балках в расчете на наводнения, горы рядом. Моя жена имеет прямое отношение к строительству, и, из-за любопытства к конструкции, взошла на один из мостиков, я остался сидеть на скамеечке возле Пушкина. И вдруг я слышу: «Иди сюда, иди сюда, я обнаружила что-то интересное». На границе между деревянным настилом моста и асфальтированной пешеходной дорожкой были уложены камни и кирпичи красного цвета, на одном из них сквозь затоптанную грязь в рамочке, параллельной краям кирпича, проглядывала шестиконечная звезда и над ней королевская корона. Слева от звезды - буква «В», справа – «F». Не было никакого сомнения, что перед нами редкая находка - герб семьи Фризенгоф. Я позвал нашего экскурсовода. Она подтвердила, что это фамильный знак Фризенгофов и заметила: «15 лет я хожу по этому мостику и не замечала столь ценный экспонат». Всё становилось на свои места: «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу кто ты», - так по пословице, так и в жизни. Шестиконечные звёзды на надмогильном памятнике А. С. Пушкина, установленном Натальей Николаевной Пушкиной, урождённой Гончаровой, шестиконечная звезда на фамильном гербе – первой жены Фризенгоф, Натальи Ивановны, урождённой Ивановой, похороненной под фамилией Загряжской, и второй жены Фризенгоф Александры Николаевны, урождённой Гончаровой. Шестиконечные звёзды объединяют. Шестиконечной звездой объяснятся имя сына Фризенговых – Гришон, его женитьба на Ирме Шимони.
На могиле Пушкина 21 шестиконечная звезда. Первые 50 лет после смерти поэта мало кто знал, где его могила. К концу 19 века  на литографиях к шестиконечной звезде в центре памятника пририсовали седьмой конец. В начале 20-го века обвинили масонов в шестиконечных звёздах на могиле Пушкина. Ближе к 21 веку объясняли советским школьникам, атеистически  воспитанным, что на могиле звёздочки для украшения. В начале 21-го века над шестиконечной звездой на обелиске прилепили крест, а в небесный свод из шестиконечных звёзд засунули икону. Знал ли Лев Сергеевич Кишкин, один из устроителей музея в Бродзянах, о шестиконечной звезде на гербе Фризинговых? Его слова: «Наконец-то в моих руках кожаный светло-коричневый альбом семейных фотографий с её инициалами «А. F.» (Александра Фризенгоф) и баронской короной (26 на 17 см.)». Корона – не баронский знак, а королевский, а про шестиконечную звезду Кишкин, верный российской традиции не связывать имя Пушкина с еврейством, промолчал.
Александра Николаевна Гончарова, домашние звали её Азей, но правильнее Асия, в переводе с иврита богом созданная (мою мать тоже звали Ася) поселилась в Бродзянском замке в 1852 году. В январе 1889 года скончался её муж Фогель Фризенгоф. Александра Николаевна пережила своего мужа на два года. Скучала ли она по своей родине России? Раевский коснулся этой темы очень кратко: «она явно устала от тягостной, запутанной обстановки в семье и от нравов окружавшего её общества», то есть приближённых к царской власти. Александр Сергеевич определил это общество довольно категорично: «свинский Петербург».
В 1938 году Раевский во время посещения Бродзянского замка обратил внимание читателя, что издали часовня-усыпальница семьи Фризенгоф на склоне холма «кажется протестантской, а не католической». Одно из религиозных течений протестантства -  лютеранство, признающее в начальной стадии своего становления единого Бога, Тору, язык иврит, мостик между иудаизмом и христианством. О дочери Александры Николаевны, Наталье Густавовне, замковый учитель её Пауль Генрих сказал, что она «по своему мировоззрению являлась скорее лютеранкой. Часовня «кажется лютеранской, а не католической» именно это хотел сказать Раевский, но не выговорил, цензура не пропустила бы.
 Перед тем, как покинуть замок Раевский с графом Вельсбургом побывал внутри этой часовни. «Первым от входа стоит серебристый с золотом гроб с надписью на немецком языке:

БАРОНЕСА АЛЕКСАНДРА ФОГЕЛЬ
ФОН ФРИЗЕНГОФ
УРОЖДЁННАЯ ГОНЧАРОВА
1811 (с левой стороны от даты рождения - шестиконечная звездочка)
9 8 1891 (с левой стороны от даты смерти - крестик)

На чём надпись? На крышке гроба или на специальной доске? Раевский Николай Алексеевич знал, что означает шестиконечная звезда возле даты рождения и крест возле даты смерти, но не комментирует: одним словом не отпишешься, а если больше, книга «Если заговорят портреты» не увидела бы света. Ко времени посещения склепа Раевским в 1938 году туда переселились на вечный покой пять жителей замка, но внимание Раевского было обращено только на урождённую Гончарову. Что с остальными? Запись на гробах зачастую рассказывает больше о человеке, чем он при жизни о себе. Вспомним Пушкина:

Что в имени тебе моём?
Оно умрёт, как шум печальный
Волны, плеснувшей в берег дальний,
Как звук ночной в лесу глухом.

Оно на памятном листке
Оставит мёртвый след, подобный
Узору надписи надгробной
На непонятном языке.

Боялся Раевский матушки России, не любила она этого непонятного языка. Во второй книге 1978 года издания «Портреты заговорили» Раевский более конкретен: «Когда баронесса скончалась, её временно похоронили на кладбище деревни Бродзяны рядом с недавно умершим мужем, так как семейная усыпальница ещё не была достроена. В октябре 1894 года оба гроба торжественно перенесли в склеп», и ни слова о религиозной символике усопших. Что значит такое красивое, уважительное к человеку слово «торжественно»? Без католического креста ни Густава Фогеля Фризенгофа, ни Александру Николаевну не похоронили бы на Бродзянском кладбище, но католиками они не были. Такое впечатление, что Фризенговых похоронили где-то в другом месте. Дочь Наталья Густавовна из уважения к вере родителей построила склеп и перевезла туда останки. Раевский не упоминает крест католический над склепом.
Лев Сергеевич Кишкин в 1985 году в книге «Чехословацкие находки» вторит Раевскому: «Первым (1889 году) в замке скончался Густав Фризенгоф, а вскоре, 9 августа 1891 года не стало и Александры Николаевны. Оба были захоронены на Бродзянском кладбище, а затем в 1894 году их останки перенесли в семейный склеп…». В доказательство он опубликовал в книге небольшую фотографию 1970 года размером 30 на 50 миллиметров, озаглавленную «Эпитафия на могильном кресте А. Н. Фризенгоф» на германском языке.

Александра
Баронесса фон Фризенгоф
урождённая Гончарова
род. 7 авг. 1811. умерла 9. авг. 1891.
Под надписью подытожившая короткая черта и в разрыве посредине шестиконечная звезда!

Я обошёл католическое кладбище в Бродзянах и Шимонованах, но ничего подобного на опубликованную Кишкиным  фотографию не обнаружил. Однако в примечаниях в конце книги мелким почерком совершенно к другой теме Кишкин проговаривается: «О неизвестной судьбе бродзянских материалов и постепенном разорении склепа искавшими драгоценности злоумышленниками, вследствие чего останки Александры Николаевны в 1965 году были перевезены в краеведческий музей г. Топольчаны (возвращены обратно в усыпальницу лишь в 1977 году), в словацкой печати конца 60-х годов писалось очень много». Сразу напрашивается вопрос: «Где была сделана фотография 70-х годов?».
Бродзянское кладбище сугубо католическое и находится недалеко от музея. Среди могил есть немало с еврейскими именами, фамилиями, шестиконечными звёздами при дате рождения и крестом при смерти. На кладбище были и живые люди – посетители могил. Я выбрал пожилую женщину и спросил: «Где хоронят евреев?» Она выпрямилась, и ответила, что жидов сегодня в округе нет, а раньше отвозили в Тринчин или Топольчаны, там хоронили на жидовском центурионе.
В Топольчанах имеется еврейское кладбище, поэтому и шестиконечная звезда, что касается креста по Кишкину, то не крест это религиозный, нет таких конфигураций, а универсальная доска, напоминающая крест и приспособленная на все случаи загробных эпитафий. А теперь, уважаемый читатель, вспомните выражение Раевского «торжественно перенесли в склеп», и вы почувствуете неискренность в словах, писал он под спудом российской советской цензуры.
Проезжей автомобильной дороги в сторону часовни Фризенгофов нет, но осталась с давних времён узкая просека, заросшая корнями и высокой крапивой. Пробираться по крутому склону было нелегко, но через минут тридцать я уже заглядывал через решётчатую, широкую железную дверь, на замок закрытую. Над усыпальницей достроен второй этаж с несколькими рядами деревянных кресел и креслом для проповедника, впечатление о театральной декорации. Всё это сооружение увенчано высоким католическим крестом над крышей.
Три мраморных доски с одной стороны проёма и три такие же с другой, без каких либо признаков вероисповедания. Надписи   позолоченными буквами. Странно, но от длинного имени в честь предков барона Фризенгофа остался только Густав, названный так царём Николем Первым в разрешении на замужество Александре Николаевне. Заветы российских царей не нарушились, в 1977 году Словакия всё ещё была оккупирована советским войсками.
Три мраморных чёрных доски слева, если смотреть на них.

Freiherr
Gustav von Fresenhof
6 juni 1807 – 16 januar 1880

Alexandrine
Freifrau von  Fresenhof
Geb. von Gontscharof
7 august 1811 - 9 august 1891

Grof
Georg von Welsburg
13. aprila 1906 – 31. augusta 1984
Grofka
Lona fon Welsburgova
Rod. Hegedusova
19. jula 1909 – 30. januara 1996

Напомню читателям о встрече Раевского с графом и графиней Вельсбург в 1938 году. Графа он называет Георгом и даже касается его родословной, а вот графиню он избегает назвать по имени, расщедрился только на эпитет – «молодая графиня», я начал догадываться, в чём дело, и нашёл своим догадкам подтверждение в уже упомянутой мною книге «Она друг Пушкина была». Графиню Вельсбург звали Мария – Рут. Рут – имя праматери, то есть прабабушки царя Давида, и жены Боаза, ей посвящена одна из книг Библии; Мария – имя после крещения, возможно, после принятия лютеранства. Прабабушка Пушкина после перехода в лютеранства тоже имела два имени – Христина-Регина. Георг Вельсбург – он правнук Густава Фогеля Фризенгофа, его жены Александры Николаевны (Гончаровой). Внук герцога Элимара и Наталии Густавовны (Фризингоф) Ольденбург не наследовал герцогского титула и получил фамилию граф фон Вельсбург.
Итак, в 1938 году Николай Алексеевич Раевский расстался  с графской семьёй Георгием и Рут в надежде на скорую встречу, больше они не встречались. Чехословакия распалась на две части. Германия присоединила Чехию, Раевский занимался пушкинианой в фашистской Праге, был свидетелем уничтожения еврейского населения города, среди них было много его друзей, спасал свою жизнь, лавируя во взаимоотношениях с гестапо. В Словакии дела были не чище, чем в Германии. В 1938 году парламент страны объявил Словакию независимой республикой, подписавшей вскоре договор с Германией об охране. Я не буду вдаваться в подробности трагедии еврейского населения, но Словакия единственная страна, которая платила Германии деньги за депортацию из страны евреев без права возвращения. По опубликованным данным – 500 рейхсмарок за голову. Германия заработала большие деньги, точно неизвестно,  в пределах 50 или всех 70 миллионов марок. Впрочем, если учесть оплату охраны депортируемых, железнодорожные эшелоны, издержки на газ, то получается не так уж много. Остались в живых считанные евреи - члены подполья, воины  партизанских отрядов.
Бродзянский замок по рассказам свидетелей и оставшихся в живых евреев укрывал гонимых, над ним в конце войны даже развивалось красное знамя. Семья графов Вельсбургов распалась, супруги развелись. Георг из замка исчез. Мария-Рут осталась с двумя детьми Александром и Христианом один на один с суровой действительностью. Развод хранился в тайне, Мария-Рут рассказывала всем, что её муж погиб в Дрездене во время бомбёжки. Здесь всё неясно и вряд ли откроется, как многие большие и малые тайны Второй Мировой войны. В 1945 году графиня Мария-Рут покинула замок, перебравшись с детьми в Вену, где устроилась на работу учительницей. В 1984 году в Бродзянах появился живой граф Георгий, он не погиб, об этом знала графиня и её двое детей, но скрывали от людей. Говорят, что он отгрузил через железную дорогу несколько вагонов, но к адресату они не попали. Говорят, говорят…. Помыкавшись по Европе, он прижился с молодой женой в Венгрии, имея на руках удостоверение №401 от 23 января 1946 года, подтверждающее, что Георг Вельсбург, являясь венгерским гражданином германской национальности, помогал партизанам во время Словацкого национального восстания и является лицом благонадёжным.
На чёрной мраморной доске  усыпальницы Фризенгофа написана имя и девичье фамилия жены Георга Вельсбурга, но неизвестно какой, с опубликованной информацией оно не совпадает. Да и короли с графами, баронами, насколько мне известно, упразднены в Словакии конца 20-го века, я имею в виду даты на доске Вельсбургов.

Три мраморных чёрных доски справа, если смотреть на них.

Anton Gunther Friedrich Elimar
Herzog von Oldenburg
23. januar 1844 – 17. oktober 1895

Nathalie Herzogin von Oldenburg
Geborne Frell von Friesenhof
8. april 1854 – 9. januar 1937

Alexandrine Gustava
Friedericke
Prinzessin von Oldenburg
11. oktober 1877 – 13. april 1901

Единственная дочь Александры Николаевны, получив всестороннее образование, вышла замуж за герцога Антуана-Готье-Фредерика-Элимара Олденбургского. В нём текла кровь многих династий и королей. Баронесса приобрела титул герцогини. Муж был старше Наталии Густавовны, эрудит, писал стихи и музыку. О способностях, знаниях, увлеченности и неуравновешенности единственной дочери Александры Николаевны написано много, однако, как итог, я приведу воспоминания её воспитанницы пани Йозефины Семеловой (по книге «Она друг Пушкина»).
«Были советские войска и румынские, но во время их пребывания здесь и гвоздик не исчез. А потом все началось. Устроили публичный аукцион, у многих людей в деревне и до сих пор хранятся альбомы, картины, предметы из замка. Многие вещи вывезли, куда – не знаю, якобы в другие замки; книги, мебель – всё исчезло…. Бедняжка сиятельная пани, если бы она знала, как мы её отблагодарили! Вы знаете, какая это была женщина! Сколько сирот выходила прямо в замке, и меня среди них! И учредили дом для престарелых, там доживали старые бедные люди. Выстроили для бедноты крахмальный завод, в то время самый большой в Словакии. Каждое Рождество у её ёлки была вся деревня. Заранее записывали, чего в каждом доме не хватает: в - том сапог, в том дров, в том – опять нужны наволочки. А сколько она калачей пекла и яиц красила для традиционного майского праздника, который устраивала для детей: прятала корзинки со всем этим в лесу и радовалась вместе с детьми, когда их находили. За всё это недавно её голову выбросили на дорогу: я нашла её и вымыла. Бедняжка сиятельная пани, кому она в гробу помешала?»      
Цитату эту можно было бы продолжить организацией кооператива, больницы, театральных представлений….
У Наталии и Элимара Ольденбергов родилось двое детей: сын Александр и дочь Фридерика. Кем была жена Александра мне неизвестно, но у него было четверо детей, младшего звали Георг, это он со своей женой Рут принимал Раевского в 1938 году. Дочь Фридерика или Фрида, умерла от туберкулёза в возрасте 24 лет.
Метров в ста от усыпальницы стоит одинокий в лесу архитектурный памятник под названием Вавилон – романтическое двухэтажное строение в восточном духе с витиеватыми переходами, множеством комнат и комнатушек, громадным камином в центральном зале,  и высокой башней, устремлённой в небо. В этот Вавилон любила уединяться Наталья Густавовна со своими любимцами собаками, и оставаться наедине с небом и Богом. Полуразрушенный, он и сегодня впечатляет необычной романтической красотой.      
Итак, усыпальница была разграблена неоднократно местными жителями. Первый раз сразу же после войны, второй раз в 1965 году. Тела были выброшены на улицу, а с 1965 по 1977 год склеп Фризенговов вообще пустовал. Выходит, что усыпальница вовсе не усыпальница, а бутафория, так же как и могила Александра Сергеевича Пушкина в Святогорском монастыре.
Большая часть архивов Бродзянского замка Фризенговов попали в Россию сразу же с советскими войсками в Словакии 2 апреля 1945 года. По Кишкину из уст Т. В. Цевлявской: «советские учёные-пушкинисты предупредили военное командование о том, что в Бродзянах может находиться ценный с культурно-исторической точки зрения архив, и это было принято во внимание». Часть архива осела в Национальном музее Словакии и в 1947 году передана в Россию, часть просто была разграблена местными жителями, как и старинная мебель замка. В 1967 году Лев Сергеевич Кишкин, посетив Бродзянский замок, с горечью пишет, что он (замок) «уже давно остался один на один со стихиями природы. Единоборство с дождями, ветром, снегом явно не пошло ему на пользу…. Трудно себе представить, что когда-то здесь, вдали от Петербурга и Москвы, в обстановке комфорта и уюта, именно в этом, ныне обветшавшем и пустующем замке с обвалившейся штукатуркой не раз встречались и беседовали та, кого Пушкин называл «мой ангел», и его свояченица – Н. Н. Ланская и А. Н. Фризенгоф».
Здание пустовало, никто не решался его использовать. В  путешествии по Словакии я видел много пустых ещё со Второй Мировой войны еврейских домов. Угар безнаказанного грабежа и убийств прошёл. Люди ужаснулись. Не навещаемые еврейские кладбища, пустые синагоги, иногда используемые под кинотеатры. Мрачная тень трагедии еврейского народа висит над Словакией, и они это знают.
В 1977 года разрушающееся здание решили использовать советские власти в целях пропаганды «советской литературы в Словакии и развития метода социалистического реализма, общественной ситуации, развивающейся в борьбе противоречий революционным путём». «Доминантным являлся бюст В. И. Ленина». В 90-х годах советские войска вышли из Словакии, а с ними исчез и бюст Ленина. Посетителей встречают с крестом Кирилл и Мефодий в полный рост. Так в чём же дело? Дело в Пушкине. Извини меня читатель за одесский лексикон последнего предложения, лучше не придумаешь.   
Уезжая из Бродзянского замка, я оставил в гостевой книге запись: «Да сохранит Бог для человечества этот музей», хотел добавить слово «страданий», но воздержался. На людей я не надеялся.



© Copyright: Анатолий Штаркман, 2009
Свидетельство о публикации №2911080387
http://www.proza.ru/2009/11/08/387