Глава 25. Слово офицера?

— Как вам это нравится, Анатолий Афанасьевич? — спросил Коробкин, пододвигая все тот же таинственный список с фамилиями и цифрами, — Обратите внимание на итоговую сумму.
Я взглянул и поразился:
— Ничего себе! — невольно вырвалось у меня, — Сто пятьдесят тысяч долларов!
— Вот именно. Плохо, что все это оказалось буйной фантазией Пискунова. Интересно, а секретарю, он при вас деньги давал?
— Где там, — ответил ему и рассказал о том, что видел.
Как ни странно, Коробкин ничуть не удивился и даже не возмутился:
— Значит, что-то все-таки дал. Впрочем, мог бы и совсем ничего не дать. Кстати, я именно это и предполагал.
— А зачем тогда дали ему деньги? — не понял я.
— Да что это за деньги, Анатолий Афанасьевич. Зато теперь Пискунов для меня открытая книга. Знаю, чего можно от него ожидать.
— Ой ли, Сергей Львович? Я и то этого не знаю. Что будем делать?
— Да пока ничего. А там посмотрим. Мне кажется, это не последняя его выходка, — предположил Коробкин и я мысленно с ним согласился, — Дай человеку деньги и сразу увидишь, кто такой, — продолжил он, — Вот мой водитель. И оклад у него хороший, и машина в его распоряжении, и учиться ему не запрещаю, и много еще чего перепадает. Спрашивается, что человеку не хватает? Поручил ему как-то получить с людей должок, сорок одну тысячу. А ему сказал, должны сорок. Он и привез сорок. Я ничего не сказал, а людям перезвонил, спросил, сколько ему отдали. Ответили, всю сумму. Вот и верь после этого человеку.
— Спросили бы его самого.
— Зачем? Ну, разбогател он на тысячу долларов. Но я-то знаю, чего он стоит на самом деле.
— Ну, вы экспериментатор, Сергей Львович! — с удивлением посмотрел на него.
— А как же, Анатолий Афанасьевич, мы с вами с людьми работаем и с деньгами. С большими деньгами, — подчеркнул он, и я вдруг понял, что мне он все-таки доверяет.

А вечером, после паузы в месяц, позвонил Коренков:
— Вондрачек, ты куда пропал?
— Да замотался. А ты что не звонишь?
— Откуда? С того света? — рассмеялся он.
— Не понял, — удивился его странной шутке.
— Да тут, Вондрачек, меня так прихватило. Жена думала, конец. Я-то от боли отключился, ничего не помню. Вызвала скорую, та меня мгновенно в кардиологию. Вытащили, можно сказать, с того света. Вот уже месяц лежу в госпитале.
— Да ты что! Ну, Вондрачек, не ожидал. Ты мне всегда казался таким могучим. Так ты откуда звонишь?
— Из госпиталя, Вондрачек. Будет желание, навести. Позвони моей Татьяне. Узнай, как доехать. Жду тебя, Вондрачек, — попрощался он.
Тут же позвонил Татьяне. За четверть века ее голос и манеры разговора совсем не изменились. Мы проговорили с ней целый час. Она рассказала, как чуть не потеряла мужа, как дневала и ночевала в госпитале. Потом, как всякая мать, рассказала о своих детях, о внуке и об их проблемах. А закончили воспоминаниями о нашей с ней единственной встрече в Харькове, когда мы все были молодыми.
Утром, как и договорились, встретились в проходной госпиталя. Я сразу ее узнал, хотя, конечно же, она изменилась.
— Вондрачек, — бросилась, было, ко мне Татьяна, но тут же сдержала себя и скромно протянула руку, — Сколько лет, сколько зим. А ты не меняешься, — с улыбкой оглядела она меня.
— Да уж стараюсь, держусь, — ответил ей, — Впрочем, то же самое могу сказать о тебе. Хоть снова приглашай на танец.
Татьяна рассмеялась:
— Я уже забыла, как это делается.
— Я тоже, — успокоил ее.
— А что ты так легко одет? Закаляешься? — отметила она, оглядев мой наряд безработного.
— Что-то вроде того. Приспосабливаюсь к жизни, — брякнул первое, что пришло в голову.
— Саша рассказывал. Ничего, Анатолий. Если ваш проект пойдет, заживете нормально. О нас тогда не забывайте.
— Непременно, — ответил ей.

Коренков встретил нас в самом начале длинного госпитального коридора.
— Вондрачек! — с этим возгласом мы бросились навстречу друг другу и обнялись.
Оглядев выздоравливающего товарища, увидел перед собой счастливое лицо человека, чудом избежавшего смерти. Таким я не видел Вондрачка никогда — ни в годы учебы в Харькове, ни во время наших коротких встреч в Москве. Передо мной был другой человек, полный надежд на будущее.
Он забросал вопросами, И я с удовольствием отвечал на них.
— Ну, Вондрачек, мне кажется, у тебя дело пошло. Еще немного, и все будет как надо. Я на нечто подобное насмотрелся у Музыри. Сначала полный мрак. Как у тебя, когда ты только начинал. А потом постепенно проясняется. Помнишь, рассказывал, как он сотню бракованных «рафиков» купил? Мы еще посмеялись.
— Конечно, помню.
— Выкрутился, паразит. С моей помощью разобрались с конкурентами. Укрепился. А теперь целую сеть маршрутных такси создал. «Автолайн». Может, слышал?
— «Автолайн»? Не только слышал, но и видел. Значит, это Музыря?
— Он самый.
— Молодец. Вот тебе и бабушкины пирожки, — рассмеялся я.
— Какие пирожки? — удивился Коренков.
— Да ты сам рассказывал, откуда у него стартовый капитал.
— Извини, Вондрачек, не помню, — расстроился Коренков.
— Да бог с ними, с пирожками. Ты-то как? — спросил его.
— Нормально. Через неделю выписывают. Приезжай к нам, Вондрачек. Отметим мое спасение. Увидишь все мое семейство. Приедешь?
— Непременно, — пообещал ему и поспешил на выход, потому что Татьяна уже окончила какие-то дела с медсестрой и периодически поглядывала в нашу сторону.

Прямо из госпиталя поехал в «Уникомбанк».
— Ну, Анатолий Афанасьевич, — встретил меня Волошин, — Как вы теперь объясните, что наши итоговые показатели не совпадают с вашими? Разница в тридцать процентов — это недопустимо много.
— Вы какой программой пользуетесь, Игорь Григорьевич?
— Честно говоря, не знаю. У нас для этого есть программисты.
— А как с ними переговорить? — спросил его.
— Сейчас приглашу, — пообещал он.
Минут через десять появился важного вида молодой человек, представившийся программистом.
— Ну, что тут у вас опять? — недовольно спросил он Волошина.
— Да скорее у вас, чем у нас. Вот переговорите с Анатолием Афанасьевичем. Он вам все пояснит, — связал он нас.
Минут через пять разговора понял, что для расчетов банк пользуется программой, созданной по их заказу каким-то институтом.
— А почему вы не пользуетесь «Проджект-экспертом»? — спросил его.
— Она непрозрачная. Непонятно, как считает, — ответил специалист.
— А у вас прозрачная?
— У нас прозрачная.
— Можно посмотреть?
— Нет. Для вас она непрозрачная. Программа — это закрытая информация.
— Да ладно вам. Кто ее закрыл? — посмеялся я, но добиться доступа к тексту программы так и не смог.
С Волошиным договорились, что завтра принесу расчеты в виде, доступном для проверки.
И я засел за компьютер. Для начала отыскал свою программу, в которую ввел исходные данные бизнес-плана. Часа через два получил итоговые показатели, которые не отличались от рассчитанных программой «Проджект-эксперт»…

Утром отвез свои распечатки Волошину. Через день тот позвонил:
— Анатолий Афанасьевич, могу вас порадовать. Мы не нашли ошибок в ваших расчетах. Зато теперь с вами хотят встретиться наши программисты. Подъезжайте, — пригласил он.
У Волошина ждала группа ведущих программистов банка. Было ясно, что одна из расчетных программ содержит ошибки. По мнению Волошина, моя программа считала правильно. Вывод был очевидным — несколько лет банк считал показатели бизнес-планов по дефектной программе.
Часа через три поисков мы действительно нашли и устранили все ошибки в банковской программе. А уже через полчаса Волошин с удовлетворением признал и мое авторство, и, разумеется, безошибочность моих расчетов.
Вечером позвонила Лариса и сообщила, что прилетает Серджо, и попросила его встретить. Конечно же, согласился. От мысли ехать в аэропорт на моем стареньком «Москвиче» отказался сразу — на утреннем морозе мог его просто не завести. Связался с Коробкиным.
— Нет проблем, Анатолий Афанасьевич. Подъезжайте завтра с Ларисой в офис. Съездите в аэропорт на моем «Мерседесе», — предложил он.
Несмотря на конец ноября, ночь была по-зимнему холодной — до тридцати градусов мороза. А потому утром я в своей легкой куртке и летних туфлях сразу попал в суровые объятия зимы. Рысцой добежал до автобусной остановки, и, перебираясь с транспорта на транспорт короткими перебежками, без проблем добрался до Нового Арбата. Но, пока дотопал до нашего здания, мороз пробрал до костей.
— Вы что так легко оделись, Анатолий Афанасьевич? — спросил пораженный Коробкин.
— К сожалению, это самая теплая моя одежда, — удивил его еще больше.
— Ничего, Сергей Львович. Начнем работать, одену его и обую. Я обещал, — врезался в разговор Пискунов.
— Вы скорее обуете, чем оденете, — пошутил Коробкин. Шутка Пискунову не понравилась:
— Если обещал, сделаю. Слово офицера, — проворчал он.

Вскоре появилась Лариса в роскошной шубке. Выглядела она потрясающе. Когда мы вошли в кабинет Коробкина, у того заблестели глазки, и он резво вскочил с кресла, ринувшись навстречу «иностранке»:
— Парле ву франсе? Ду ю спик инглиш? — засуетился Сергей Львович.
— Парла соло литальяно, — автоматически ответила Лариса, с недоумением взглянув на меня.
— Итальянский, к сожалению, не знаю, — огорчился Коробкин, протягивая ей руку.
— Тогда говорите по-русски, Сергей Львович, — догадавшись, улыбнулась Лариса.
— О-о-о, синьора Чендерелли! Вы прекрасно говорите по-русски. Почти без акцента, — выдал в заключение Коробкин. Мы с Ларисой рассмеялись:
— Почему я должна говорить с акцентом на родном языке? Я русская, и зовут меня Лариса, — представилась она.
Теперь мы уже смеялись втроем.
Самолет прилетел по расписанию, и мы с Ларисой долго стояли в толпе встречающих, поглядывая на выход из таможенной зоны, а пассажиров все не выпускали и не выпускали. Наконец, появился сияющий ослепительной улыбкой Серджо. На мгновение он остановился в узком проходе, образованном встречающими, пытаясь, очевидно, отыскать нас.
— Серджо! — крикнул ему.
Он услышал и тут же двинулся в нашу сторону. Небрежно чмокнув жену, бросил вещи и широко раскинул руки для объятий:
— Привет, мой друг Анатолий! — громко и радостно приветствовал он меня.
— Буон джорно, Серджо! Бен торнато Моска! — ответил ему, с трудом вырвавшись из его медвежьих лап.
— О-о-о! Зпасибо. Анатолий знать итальянски? — удивленно спросил Серджо.
— Это все, — ответил ему, и мы рассмеялись.
— Это тебе, — передал он тяжелую сумку с эмблемой «Simec», — Докумэнти, — пояснил он, и я тут же понял, почему он попросил его встретить. У него остался лишь небольшой чемоданчик на колесиках.
Лариса меж тем недовольно оглядывала мужа. «Действительно нехорошо. Все внимание мне, а не ей», — подумал я и, разряжая обстановку, заторопился:
— Пойдемте, водитель ждет, неудобно.
Тогда я не знал, что именно так принято в деловом мире — приоритет клиенту, а не прочим особам, кем бы они не были. А Лариса была огорчена вовсе не этим:
— Вы смотрите, Анатолий Афанасьевич. Вчера говорила ему, что у нас холодно. А он оделся, как вы, очень легко. Замерзнет, простудится, — сказала мне и что-то добавила по-итальянски ему, действительно одетому не по сезону — в легкое пальтишко, шляпу и туфли.
— Чичас, — тут же засуетился Серджо, открыл свой чемоданчик и вынул оттуда вязаную шапочку. Он натянул ее на голову, надел сверху шляпу, и рассмеялся, — Нон фрэско.
— Клоун. Сними, не позорься, — совсем расстроилась Лариса. Серджо, не понимая ее, стоял и виновато улыбался, напоминая своим странным головным убором одного из пленных под Сталинградом. Я знаками показал ему, что шапочку можно не одевать:
— Машина. Тепло, — добавил словами. Он понял и немедленно восстановил свой прежний вид. Лариса успокоилась.
— О-о-о! «Мерседес»? — приятно удивился он, когда подошли к машине, — Ти иметь такой машина, Анатолий?
— Нет. Мой партнер, — пояснил ему. Серджо понимающе кивнул, и что-то сказал Ларисе.
— Он сказал, такая машина только у их хозяина. У Серджо тоже «Мерседес», но гораздо скромнее. И еще сказал, ваш партнер имеет деньги. Будем работать, — перевела Лариса.

Мы вернулись в офис, где Лариса познакомила Коробкина с Серджо и поблагодарила за предоставленный транспорт. А лучезарный Серджо тут же одарил Сергея Львовича комплектом традиционных фирменных сувениров: календариков, блокнотиков, авторучек, зажигалок и значков с фирменной символикой.
Удовлетворенный Коробкин предложил все дела перенести на завтра и отправил их домой той же машиной. Я же принялся с интересом изучать содержимое своей посылки. Там оказались три комплекта строительных чертежей фундаментов под оборудование.
— Один экземпляр мне, — тут же заявил Пискунов.
— Вова, там по-английски, — попробовал его урезонить.
— А мне без разницы. Покажу знающим людям. На заводе должен быть экземпляр, — решительно добавил он.
— Согласен, — поддержал Коробкин, — Только не растеряйте, Владимир Александрович.
— Что вы, Сергей Львович. У нас порядок. Большое спасибо, — поблагодарил он, пряча документы в портфель. Я же промолчал, смутно ощущая очередной подвох, но еще не представляя, в чем он может выразиться.
— Анатолий Афанасьевич, завтра непременно подъезжайте часикам к двенадцати, — предупредил Сергей Львович, — Хочу обсудить наши перспективы. А потом пообедаем в ресторане.
— Может, в ресторан без меня? — предложил ему, стыдясь своего наряда.
— Без вас нельзя, Анатолий Афанасьевич. Вы генеральный директор. Это ваши гости. Я с ними только-только познакомился. Так что надо, Анатолий Афанасьевич, — твердо заявил Коробкин. Оставалось лишь согласиться.

Ларису и Серджо встретил в вестибюле. Лариса была в той же шикарной шубке, а Серджо в нелепой дубленке и огромной зимней шапке.
— Ну, вот, Лариса. А ты боялась, Серджо замерзнет, — отметил, с завистью оглядывая его наряд.
— Вчера купили, Анатолий Афанасьевич. Так, деньги на ветер. Он же это в Италию не возьмет. Будет здесь валяться, — с досадой сообщила Лариса, жалевшая, очевидно, о напрасных тратах семейного бюджета.
А Серджо сиял солнечной улыбкой и тарахтел о чем-то без умолку по-итальянски. Лариса, казалось, не слушала его, а я не понимал ни слова.
— О чем он говорит? — спросил Ларису.
— Рассказывает вам о наших вчерашних приключениях. Столько магазинов обошли, пока нашли его экзотический наряд, — сердито «перевела» Лариса и снова умолкла.
А Серджо все говорил и говорил, обращаясь ко мне.
— О капито, — подбодрил его, тут же поймав насмешливый взгляд Ларисы.
— Маладэц, — хлопнул меня по плечу удовлетворенный Серджо.
А у Коробкина уже ждали Людмила и Владимир Александрович.
— Минут пятнадцать поговорим и сразу в ресторан, — шепнул Сергей Львович, — А вы что в таком затрапезном виде, Анатолий Афанасьевич? Я же предупреждал, — сердито отметил он.
— Я тоже предупреждал, что не пойду. Мне действительно больше нечего надеть, — с досадой ответил ему. Похоже, Коробкин, наконец, понял мои затруднения:
— Ладно, Анатолий Афанасьевич, не берите в голову. Сойдет и так, — подбодрил он.

Минут пятнадцать поговорили ни о чем. Деловой разговор в таком странном коллективе не клеился, и, почувствовав общий настрой, Коробкин предложил съездить пообедать. Его сообщение вызвало бурный восторг Чендерелли и очередной приступ недовольства Ларисы, настроенной, очевидно, на переговоры.
— Ладно, Лариса, еще успеем наговориться, — попытался ее успокоить, — Трапезы сближают людей.
— Вам хорошо, Анатолий Афанасьевич. А мне придется переводить. Серджо за столом рта не закрывает. Ест и говорит одновременно. А я всегда из-за стола встаю голодной, — пожаловалась «переводчица».
— Учтем, — пообещал ей.

Первым рейсом отправили Людмилу, Серова и меня. Минут через пять мы уже были в ресторане, а минут через десять здесь же оказался весь коллектив.
— Это закрытый ресторан, — объявил Коробкин, — Сюда пускают не всех. Что-то вроде клуба. На выходе вам тоже дадут клубные карточки, и вы сможете ходить сюда, когда захотите, — пояснил он.
Помещение ресторана выглядело весьма презентабельным. Во всяком случае, в подобном заведении я оказался впервые. С интересом оглядывали интерьер и наши гости, удовлетворенно кивая головами.
Налетевшая толпа официантов мгновенно сервировала стол и застыла в ожидании заказа, а уже минут через пять Сергей Львович произнес первый тост.
Конечно же, в центре внимания компании вскоре оказался неподражаемый Серджо. Он прямо-таки заряжал всех своей энергией и оптимизмом. И Ларисе действительно приходилось нелегко. Пока она переводила, Серджо быстро-быстро ел, набираясь сил. Но, едва она замолкала, он тут же клал вилку и включал свой речевой пулемет. Лариса слушала и запоминала сказанное с тем, чтобы через минуту пересказать все это нам по-русски. Какая уж тут еда!
— Анатолий Афанасьевич, обратите внимание, как красиво ест Серджо, — с восторгом шепнул Коробкин, — Очень профессионально.
Через час мы все уже были друзьями. Наши дамы завели разговор о модах, а мы вчетвером принялись обсуждать деловые проблемы. Как же пригодился опыт общения с Серджо без помощи Ларисы. Его плохой русский и мой никакой итальянский вынуждал нас время от времени все же привлекать нашу переводчицу, но в основном обходились без нее. Ведь речь шла о технике, а эту тему мы с Серджо обсуждали не раз.
Наконец, подали кофе и мороженое. Обед близился к завершению.
— Спасибо, Анатолий Афанасьевич, выручили, — улыбнулась Лариса, — Кстати, Серджо сказал, ресторан замечательный. А он знает в этом толк. Как ни как, по всему миру поездил, — сказала она. Серджо, похоже, понял ее слова и тут же подсел ко мне:
— Пэрфэтто, Анатолий. Хороший ристорантэ. Мне нравится. Как Италья, — похвалил он и, как всегда, попросил пригласить хозяина и повара.
— Наш хозяин итальянец. Его нет, он в Италии, — сказал официант, — Повар тоже итальянец. Сейчас приглашу, но он не понимает по-русски.
— Пригласи, — махнул рукой Серджо, смахивая рукой слезы от охватившего его приступа безудержного смеха, — Все понятно, Анатолий. Итальянский кухня лучше в мире, — радовался он, как ребенок, сделанному открытию.

С того дня события замелькали, как в калейдоскопе. Уже на следующий день позвонил Пискунов и попросил срочно приехать в Порохово. Пришлось снова обращаться к Гарбузову. Очень не хотелось терять столько времени на поездку в холодной электричке.
Пока ехали, Сергей сообщил, что Гарбер не хочет его отпускать. Предложил увеличить оклад до шестисот долларов, лишь бы не уходил.
— Ну, а ты? — спросил его.
— Что я? Сказал, все равно уйду. Шестьсот и две тысячи разница большая. Да и надоело баранку крутить. Хочется головой поработать. Я, правда, не знаю ничего. Но, уж очень хочется, — ответил он.
— Ну, и когда к нам перейдешь?
— Гарбер сказал, отпустит не раньше, чем через два месяца. Один уже прошел. Так что, Толя, жди меня только через месяц, — с огорчением сообщил он.
— Знакомься, Анатолий. Ашот Петросян, — представил Пискунов молодого человека, который когда-то показывал нам недостроенные цеха в Пучково.
— А мы уже знакомы, — пожал я руку Петросяну.
— Точно, — тут же вспомнил тот меня, — Вы приезжали в Пучково, — уточнил он.
Выяснилось, он недавно стал генеральным директором строительной компании, которая строила те цеха.
— Я посмотрел ваши чертежи, Анатолий Афанасьевич. Мы готовы строить такие фундаменты хоть сейчас, — заявил новоиспеченный директор.
— Хоть сейчас не надо, — ответил ему, — Я хотел бы провести тендер и поручить строительство победителю.
— Что ты выдумал?! Какой тендер? Какой победитель? Кто постороннему разрешит здесь строить? — врезался в разговор Пискунов.
— Не понял, Владимир Александрович. Зачем же меня пригласили, если вы уже приняли за меня все решения?
— Чтобы ты убедил дурака Коробкина. А решение не я, а братва приняла. Другим она в Порохово строить не даст.
— Как это не даст? Что, значит, не даст? — возмутился я.
— То и значит. Тебе что, взрывы на заводе нужны?
— Какие взрывы? А ты здесь зачем, Пискунов? Твое добро будут взрывать!
— Это не я решаю.
— А что ты тогда решаешь? Может, и прибылью будем с ними делиться?
— А как же! Десять процентов, — огорошил Пискунов.
— Ничего себе!
— А ты как думал? Ментуру пригласишь, те пятнадцать запросят. Я их расценки знаю, — блефовал Пискунов.
— Вот и отдашь свои, раз не умеешь противостоять, — заявил ему.
— Хрен вам свои! Все будем платить. И не шути с этим, Толик, а то можешь однажды домой не доехать.
— Даже так?
— А ты, как думал?
— Ну, спасибо, благодетель. Втянул ты меня в Пороховскую авантюру. Век не забуду. Будем решать с Коробкиным, как жить дальше.
— Не вздумай Коробкину ляпнуть. Мы с тобой будем решать. Его дело деньги платить.
— Ну, ты и гусь, Вова!
— Не называй меня Вовой! В последний раз предупреждаю! — взорвался кум.
— Извините, Владимир Александрович, само вырвалось, но при таком базаре без кликухи нельзя, — ироническим тоном извинился я.

— Анатолий Афанасьевич, а в чем проблема? — снова включился в разговор Петросян, — Мы не против здоровой конкуренции. Уверен, москвичи с вас запросят в два раза больше.
— Почему это?
— А как же. У нас свой бетонный завод. А им придется возить из Москвы. Здесь им никто ничего не даст. Арматура у нас на все ваши фундаменты куплена еще по старым ценам. Давно лежит без дела. Теперь сгодится. Да и наши рабочие дешевле, чем московские, — грамотно убеждал он.
— Хорошо. Давайте ваши предложения в письменном виде, — согласился я.
— Давно бы так, — радостно засуетился кум, — Может, по рюмочке?
— По рюмочке, когда договор подпишем, — решительно отказался я.
— Согласен, — поддержал Петросян и удовлетворенный встречей откланялся.
— Зря ты при нем такой разговор затеял, — пожурил Пискунов, словно ничего не случилось, — Непременно братве доложит.
— Пусть докладывает.
— Напрасно ты так. Ладно, пойдем, пройдемся по территории. Посмотришь, что мы тут наворотили, — предложил кум, — Кстати, примерь эту куртку, — достал он из шкафа нечто светло-серое с капюшоном.
— Ничего, я и так не замерзну. Привык уже.
— Ты все-таки примерь, Анатолий, — настаивал он.
Я надел «обнову». Легкая куртка из синтетики с утеплителем была, конечно, гораздо теплее моей. Лишь устаревший фасон с нелепым капюшоном, да дыры во всех карманах портили впечатление.
— Ну, как? — спросил, оглядывая меня, кум.
— С кого сняли? — пошутил я.
— Не бойся. Моя. На дачу в ней ездил, — с гордостью ответил он, — Бери. Дарю. Обещал одеть, значит, надо исполнять обещания. Слово офицера закон.
— Спасибо, — сказал ему, понимая, что мне не отвертеться от такого «драгоценного» подарка, окропленного святыми понятиями об офицерской чести. Да и должно же, в конце концов, хоть что-то меняться в моей жизни к лучшему.

Мы прошли в главный цех. Действительно наворотили — цех был пуст.
— Вот видишь, все готово к началу строительных работ, — отрапортовал деловой кум.
— А куда оборудование дели? — спросил его, вспомнив кучу стапелей для монтажа изделий из алюминиевого профиля.
— Пойдем, покажу, — ответил директор, и мы прошли в два других цеха, соединенных проходом. Там тоже были перемены: в одном увидел знакомые стапели, а другой был пуст, — В этот поставим итальянское оборудование. Гарбер обещал профинансировать. Будем делать рамы из импортного профиля.
— А куда дели ремонтное оборудование?
— Сейчас покажу, — повел меня Пискунов в какой-то закуток, — Вот все, что осталось, — показал он на маленький станочек и кучу какого-то электротехнического хлама.
— А где оборудование целого цеха?
— А зачем оно? У нас всего два-три заказа в месяц. Сдали в металлолом.
— По-хозяйски, — в шутку одобрил я.
Не знаю, заметил Пискунов мой иронический тон, или нет, но то, что он продемонстрировал в конце нашей экскурсии по заводу, иначе, чем процедурой запугивания, не назовешь.
— Идем, покажу тебе одно интересное место, — повел Пискунов в заброшенный уголок завода, — Представляешь, Юрка хранит продукты в обычных холодильниках. Сколько же их надо для его кафе. А я немного покумекал и вспомнил, что продукты для столовой хранили в каком-то хранилище. Поспрашивал старых рабочих. Привели сюда, — показал он на вход в обвалованное землей сооружение, типа бункер.
Через массивную стальную дверь мы вошли в огромный погреб. Вдоль одной стены стояли пустые стеллажи, а вдоль другой под потолком висели крючья для подвески туш.
— Нравится? — с садистской улыбочкой спросил кум.
— Хороший погребок, — без задней мысли ответил ему.
— А представляешь, если запереть здесь кого-нибудь без света? Или подвесить на крючьях? Интересно, долго он продержится, если будет знать, что на заводе его никто искать не будет? Как думаешь, Толик? — задал он вопросы, от которых вдруг стало не по себе.
«Этот убьет кого угодно, глазом не моргнет», — снова припомнились слова Гусева.
— Никак, — ответил ему, — У меня профиль деятельности другой.
— У тебя да. А вот ребята недавно сюда привозили двоих. Только показали эти крючья, сразу все документы подписали.
— Это, Вова, ты маху дал. Рассекретил объект. Теперь наверняка информация пойдет по вашей деревне, а то и по всему району. Некорректно сработали ребята, не профессионально, — пожурил его.
Кум задумался.

Глянув на мою «обновку», Коробкин отвернулся, чтобы спрятать насмешливую улыбку, но все же не удержался:
— У вас новая куртка, Анатолий Афанасьевич?
— Пискунов подарил. Сдержал-таки слово офицера.
— Понял, — тут же закрыл тему Сергей Львович, — Анатолий Афанасьевич, смету расходов на декабрь составьте с учетом выплаты окладов тем, кто будет работать.
— Хорошо, Сергей Львович, — обрадовался я, — Сегодня же представлю.
— И еще, Анатолий Афанасьевич. Серджо пригласил нас с женой посетить их завод. Так что на днях мы на недельку улетим в Италию. Будем первыми ласточками. А уж за нами вы.
— Вряд ли, Сергей Львович. Я еще четыре года невыездной.
— Допуск? — понимающе спросил он. Я кивнул, — Жаль, — посочувствовал он.
В пятницу Коробкин не улетел, как обычно, в свой Питер, потому что в субботу должен был лететь в Венецию.
— С Ларисой летите? — спросил его.
— Почему с Ларисой? — удивился Коробкин, — С женой. А что, Лариса тоже завтра летит?
— Да. Звонила вчера. Правда, летит не напрямую, а через Мюнхен.
— Что же она не позвонила? Полетели бы вместе, — огорчился он.

В субботу около часа ночи разбудил звонок Коробкина:
— В чем дело, Анатолий Афанасьевич? Почему меня не встретили? Свяжитесь с Серджо. Пусть немедленно примет меры, — распорядился он.
Позвонил на домашний номер Серджо и сообщил Ларисе о звонке Коробкина.
— Здесь такой туман, Анатолий Афанасьевич. Когда мы с Серджо подъезжали к Кастэльфранко, встретили заводской микроавтобус. Он ехал в аэропорт за Коробкиным. Похоже, не доехал. Трассу могли закрыть из-за тумана, — сообщила свою версию Лариса.
— А как узнать, доехал он или нет? Может, позвоните на «Симек»?
— «Симек» закрыт, Анатолий Афанасьевич. До понедельника ничего не узнаешь.
— Что же делать? Что сообщить Коробкину?
— Пусть ждет. Как только откроют трассу, водитель приедет, — передала Лариса совет Серджо.
Едва переговорил с Ларисой, снова позвонил Коробкин:
— Где транспорт, Анатолий Афанасьевич? Что сказал Серджо?
— Сказал, транспорт выехал. Доехать не может из-за тумана. Вам остается только ждать.
— Чего ждать? Здесь, похоже, аэропорт на ночь закрывают. Куда нам с женой деваться? Ларису Серджо встретил, а нас, значит, не удосужился. Нехорошо так с клиентами поступать. Что мне делать, Анатолий Афанаьевич?
— Сергей Львович, поступайте по обстоятельствам. Я не могу из Москвы дать вам совет. Я там никогда не был. Серджо в курсе. Могу дать его телефон. Звоните ему.
— Есть у меня его телефон. Я не знаю, как отсюда ему звонить. Хорошо, Анатолий Афанасьевич. Устроюсь, позвоню, — принял решение Коробкин…
Едва уснул, снова разбудил телефон:
— Анатолий Афанасьевич, я в Гориции, в местной гостинице. Хорошо, летчики довезли. А так представляете, аэропорт закрыли. Не машин, не людей. Кошмар. В общем, пусть Серджо забирает меня отсюда. Жду до двенадцати, а потом улетаю в Москву, — сказал Коробкин и отключился.
Посмотрел на часы — четыре утра. Решил, что Ларисе позвоню часов в девять. В Италии будет только семь утра.
Спать не хотелось, и я представил себя на месте Коробкина. У него есть опыт зарубежных поездок. А главное — деньги. Добраться до ближайшей гостиницы, как выяснилось, не проблема. Можно и до понедельника подождать, а потом приехать прямо на предприятие. Да и Серджо скоро узнает, где он. По крайней мере, с ним свяжется. А то выдумал, сразу улететь в Москву. Нет, я бы не беспокоил людей — сам бы решил свои проблемы.
Утром позвонил Ларисе.
— В Гориции? — удивилась она, — Как он там оказался?
— Откуда я знаю. А это далеко от вас?
— Километров двести. Где-то между Удиной и Триестом. Серджо говорит, сейчас выезжаем, — успокоила она.
В тот день больше звонков не было.

В понедельник позвонила Лариса и рассказала, что произошло. Оказалось, из-за тумана самолет приземлился на запасном аэродроме в Гориции. Всех пассажиров рейса автобусами отправили в Венецию. В это время Коробкин, полагая, что находится в Венеции, тщетно разыскивал встречающих. А когда аэропорт обезлюдел, запаниковал и начал названивать в Москву.
А ведь встречавший его водитель «Симека» все-таки дождался пассажиров московского рейса и уехал, лишь убедившись, что Коробкина среди них нет. В общем, Коробкин признал, что сам виноват — надо было слушать объявления.
Через неделю он появился, переполненный яркими впечатлениями от удачной деловой поездки.
— Ну, Анатолий Афанасьевич, видел нашего Серджо в его родной среде обитания. Это нечто. Это действительно надо видеть, — восторженно рассказывал Коробкин, — Все организовал, как надо. Поселил в лучшую гостиницу Кастельфранко. Завтрак — шведский стол. Обеды и ужины в ресторанах. Из каждого удалось по сувениру прихватить. По ним можно сосчитать, сколько обошли.
— Что за сувениры? — спросил его, не поняв, почему их надо прихватывать.
— Да так, пепельницы, — пояснил он, — Я их коллекционирую, Анатолий Афанасьевич. Беру в каждом ресторане, где бываю. Очень интересные экземпляры попадаются, и почти все с символикой ресторана. Пробовал покупать, просил включить в счет. Не продают. Вот и приходится так брать. Серджо сперва удивился, зачем мне пепельницы, но потом понял страсть коллекционера. Пару пепельниц сам притащил, договорился с кем-то. А Серджо водку коллекционирует. Показал свою коллекцию. Теперь хоть знаю, что ему презентовать.
— Серджо водку? — удивился я, — Наверно в той коллекции одни пустые бутылки.
— Не скажите, Анатолий Афанасьевич. Я тоже отметил, что любит Серджо водочку, но коллекцию содержит по всем правилам. Есть початые бутылки-дубликаты. Из них дает попробовать, но основные так и стоят нераспечатанными.
— А на заводах бывали, Сергей Львович?
— А как же! Для начала нас провели по «Симеку». Мощное производство. Чистенько, аккуратненько, красиво. А потом Серджо повозил нас по камнеобрабатывающим предприятиям. Были даже в Вероне. Очень понравилось. Оборудование работает, как часы. Жене особенно понравилось, где камень режут алмазными дисками. Она полчаса оторваться не могла. А Серджо сказал, что мы такие станки не покупаем. Почему, Анатолий Афанасьевич?
— Время не пришло. Купим на втором этапе.
— Понял. Но, купить надо обязательно. Уж раз женщине понравилось, значит, нормальное оборудование, — заключил Коробкин, — И еще, Анатолий Афанасьевич, с первого декабря приступайте к работе, как положено. Занимайте офис и работайте.
— Да там ничего нет. Одни стены. И кому работать?
— Мебель и оргтехнику включите в смету. А людей надо набирать. У вас же вроде есть кандидаты.
— Есть, но их пока не отпускают с прежнего места работы.
— Это хорошо. Значит, ценят. Кстати, Анатолий Афанасьевич, Серов будет работать с вами. Подберите ему должностенку какую-нибудь. Он у меня таможней занимался. Неплохо занимался.
— А разве он не ваш партнер?
— Да вы что, Анатолий Афанасьевич, — рассмеялся Коробкин.

Позвонил своему однокашнику по училищу — Гаппарычу, как мы его всегда называли:
— Саша, надо встретиться. Ты вроде искал работу. Могу предложить.
— Что ты, Толик? Какая теперь работа. Мне операцию сделали на щитовидке. Только проблемы создам. Слушай, позвони Пете Котельникову. Вот он действительно на мели. Две дочери-школьницы и жена не работает. Сидят на его пенсии. Дать телефон?
Вечером позвонил Котельникову и договорился о встрече. Но, уже по разговору было понятно, что Петр готов работать на любой должности, а оклад в пятьсот долларов предел его мечтаний.
Позвонил Комарову, нисколько не сомневаясь, что снова будем работать вместе. Его ответ сразил:
— Толя, я готов с тобой работать, но мои условия такие: должность твоего заместителя и оклад не менее трех тысяч долларов.
— А две тебя не устроят?
— Нет, — ответил человек, с которым мы месяцами работали на одном энтузиазме. Удивительная трансформация.
Встретился с Котельниковым, и первого декабря мы с ним впервые вошли в пустое помещение нашего будущего офиса с тем, чтобы начать работать.
— Будешь помощником генерального директора, — определил его должность.
— А генеральный директор, я так понял, это ты? — спросил Петр.
— Так точно.
— С тобой, хоть кем, — ответил он, — Командуйте, гражданин начальник.
— Товарищ начальник, — поправил его, — «Гражданин» еще рано.
Мы рассмеялись.

В тот же день неожиданно вошел Пискунов. Приезжал он, разумеется, к Коробкину. Зачем, не сказал. Но Коробкина не было, а Марина сообщила ему, где теперь можно найти нас.
— Так-так, — деловито оглядел помещение кум, — А где мебель?
— В магазине, — ответил ему.
— Так, Толик. Давай деньги, я тебе завтра подвезу. Подберу что-нибудь у нас на складе.
— Спасибо, Вова, не надо. Твоя куртка очень понравилась Татьяне.
— Правда? — удивился Пискунов.
— А то. Целый вечер зашивала. А после стирки стала совсем как новенькая. Можешь посмотреть, — махнул рукой в сторону широкого подоконника, служившего нам столом и вешалкой, — Кстати, можешь получить зарплату на себя и Олега.
— Правда? — обрадовался кум, получая деньги, — А почему Олегу так мало? — пересчитав, спросил он.
— Пятьсот мало? — удивился я, — Оклад помощника. Сам утверждал.
— А этот прыщ, что у тебя делает? — кивнул он в сторону Котельникова.
— Мой помощник.
— А у него какой оклад?
— Пятьсот. Вот ему, считаю, мало. Он, как и ты, подполковник в отставке. Правда, с высшим образованием, — специально подчеркнул я, — Да еще неработающая жена и две дочери-школьницы.
— Ладно-ладно, — успокоился кум, — А моей Татьяне? Она же у тебя бухгалтер.
— Приступит к работе с января.
— А денег на расходы дашь? — совсем обнаглел Пискунов.
— Не дам. Нет у тебя расходов по нашей части, — твердо ответил ему. Кум тут же собрался и вышел.

Получив первую зарплату, загорелся желанием модернизировать домашний компьютер. Заменив материнскую плату, процессор и существенно увеличив память, за небольшие деньги скомпоновал на порядок более совершенную машину. А главное — перестал бояться компьютерного «железа».
Уже через неделю помещение приобрело офисный вид. Под руководством Котельникова его разгородили так, что образовалась прихожая, общая комната и директорский кабинет. Появилась и мебель, которую мы за пару дней собрали вдвоем.
Заглянув к нам на минутку, переселился из тесного предбанника Коробкина и сам Серов. А на следующий день я привез Светланку. Мы быстро обживались.
Предложил Коробкину не покупать компьютеры, а собрать их из комплектующих.
— Да вы что, Анатолий Афанасьевич? — удивился Сергей Львович моему предложению, — Это же каторжный труд.
— За день все соберу и отлажу, — пообещал ему.
— Да вы что? А работать хоть будут?
— Еще как! А вы думаете их «Ай Би Эм» собирает? В подсобках магазинов их собирают, из тех же комплектующих.
— Да вы что?! — в очередной раз удивился Коробкин.
Пришлось показать журнальную статью. Ознакомившись с ней, он тут же дал добро.
Уже к вечеру того же дня запустил первый компьютер. Наблюдавший за процессом сборки Серов сразу умчался на третий этаж.
— Ну-ка, ну-ка, — вскоре вошел улыбающийся Сергей Львович, — Неужели работает?
— Как зверь, — ответил ему, — А стоит в полтора раза дешевле магазинного.
— Делайте остальные, — понаблюдав за экраном, распорядился Коробкин.

В средине января позвонил Айдаков:
— Анатолий Афанасьевич, вы не забыли, что в этом году у вас первый лизинговый платеж? С него все начинается.
— Не забыл, Анатолий Павлович. Вот только с гарантией «Уникомбанка» проблема. Область решение приняла, а банк тянет с кредитным комитетом.
— Думаю, это не проблема. Направьте Пельману копию решения областной администрации. Банк, я так понимаю, им подчинен?
— Подчинен. Вице-губернатор Власов председатель правления банка.
— Ну, вот. Если еще и от него бумажку пришлете на банковском бланке, считайте, полный порядок. Жду сообщений, Анатолий Афанасьевич, — попрощался он.
Спустился к Коробкину. Объяснил ситуацию.
— Отправляйте, Анатолий Афанасьевич, — принял решение инвестор, — Кстати, попросите Светлану зайти ко мне, — удивил он неожиданной просьбой.
— Папа, иди, что покажу, — подозвала к своему столику дочь, — Три тысячи долларов, — шепотом объявила она, продемонстрировав деньги.
— Это что такое? — не понял я.
— Сергей Львович дал поручение.
— Что за поручение?
— Одеть тебя с иголочки. Сам он, говорит, не оденется, а ты уж постарайся, чтобы наш директор выглядел достойно. В общем, завтра у нас с тобой выходной, а послезавтра ты должен быть при параде, — рассказала Светланка.
Поручение дочь выполнила так, что на несколько лет у меня полностью отпали проблемы с одеждой. Теперь она была на все случаи жизни.

— О-о-о! Костюмчик приобрел, — насмешливо глянул Пискунов. Он вошел, скрипя, как хромовые сапоги. Глянул и чуть не умер от смеха — передо мной стоял типичный колхозник с рынка с той лишь разницей, что новенькая дубленка была явно из синтетических материалов. Во всяком случае, производила такое впечатление, — Нравится? — гордо смотрел на меня обладатель чуда местной швейной промышленности.
— Теплая? — спросил вместо ответа, очень сомневаясь в способности подобных изделий хранить тепло.
— Как печка, — бодро ответил кум, — И недорого. Всего двести долларов, — явно завысил он цену.
— Всего двести? — переспросил его.
— Могу достать. У нас их подпольно производят. Не всякому еще продадут. Сто долларов сверху, и дубленка твоя. Ну что, достать?
— Стоит ли. Что-то мех у нее подозрительный. Искусственный?
— А какой же за такие деньги? Смотри ты! Купил костюм и возгордился. Ну, покажи хоть.
— Это не костюм, а пиджак.
— Импортный? — удивился кум, увидев лейблы с фирменной символикой.
— Английский.
— Брось, Толик. Китайский?
— Китайский бы не купил.
— Не буду спорить. А брюки покажи, — попросил он. Я встал. Брюки мне не нравились, но приличные повсюду были лишь одного покроя «а ля Кавказ», — Вот это шик! — одобрил Пискунов, — Шерсть? — потрогал он.
— Чистая.
— Да-а-а. К такой одежде и мою дубленку, — мечтательно произнес кум, — Заказать?
— Не надо. У меня есть теплая куртка. Вон висит, — показал на вешалку.
Пискунов взглянул, ожидая, очевидно, увидеть свой подарок, но то, что увидел, заставило медленно присесть на стул. Благо, оказался рядом. А я впервые увидел, что может сделать с человеком зависть. Кум едва не заплакал от смертельной обиды:
— Она же на натуральном меху. И кожа натуральная. А качество, — огорченно констатировал он, — У нас таких не делают, — наконец, с досадой махнул рукой.
— Германия, — назвал я страну происхождения.
— Сколько стоит? — расплющился он на стуле, обливаясь потом в своей подделке.
— Чуть больше пятисот.
— А деньги, где взял?! — вдруг резко выпрямился кум, не поднимаясь со стула.
— Зарплату получил, — спокойно ответил ему.
Пискунов вдруг встал и, не поднимая головы, вышел. Дней десять он у нас не появлялся и даже не звонил.

В двадцатых числах декабря перечислил фирме «Romatec» первый лизинговый взнос и отправил письмо банка, подтверждающее готовность выдать нам необходимую гарантию. Копии документов направил и на «Симек»… Лед тронулся.
Прямо в канун новогодних праздников явился мрачный, как туча, Пискунов:
— Поговорить надо. Давай выйдем, — вызвал он меня в коридор, — Не знаю, что делать, но я не могу вернуть долг в срок, — огорошил он.
— Какой долг? Кому? — спросил его.
— Сто тысяч долларов на развитие предприятия. Мы с тобой брали у Коробкина. У фирмы «Невпроект», — напомнил он.
— Не мы брали, Вова, а ты брал. Я тех денег в глаза не видел. Кстати, насколько помню, ты брал под слово офицера. Обещал вернуть до конца этого года.
— Ты не увиливай, Толя. Отвечать будем вместе. Ты видел, на что деньги пошли.
— Не путай, Вова, одно с другим. Видеть и брать не одно и то же. Ты брал, насколько помню, ссылаясь на большой заказ.
— Да ты что, не понимаешь, это же прикрытие! Иначе Коробкин не дал бы денег.
— Вова, ответь честно, где деньги? — спокойно спросил его, осознав, наконец, что сто тысяч долларов бесследно исчезли из нашего проекта. Их, похоже, уже не вернуть.
— А ты думаешь, на какие средства я освобождал цех и переносил производство?! — взорвался Пискунов.
— Вова, ты дурак, или прикидываешься? Ты взял деньги с одной целью, а истратил на другую. Это называется нецелевым использованием. Это должностное преступление!
— Какое преступление? Я что, их украл?
— Не знаю.
— В общем, так, Толик. Если ты меня не поддержишь, я выхожу из программы и не позволю ничего делать на заводе. Понял? Ты этого хочешь?
— Знаешь, Вова, я уже ничего не хочу. Делай, что хочешь, но без меня.
— Ладно, пошли к Коробкину. Там видно будет.

Выслушав Пискунова, Коробкин некоторое время не мог произнести ни слова. Он тяжело дышал, а его лицо постепенно покрылось красными пятнами.
Наконец, он заговорил. Сначала тихо и медленно, четко выговаривая каждое слово. Но, приходя в себя, перешел на крик.
— Владимир Александрович, как это понимать? В канун Нового года, всего за два рабочих дня до окончания отчетного периода, вы вдруг заявляете, что не можете возвратить ваш долг в срок. В какое положение вы меня ставите? Где я возьму сто тысяч долларов, чтобы закрыть этот вопрос? Были бы в договоре штрафные санкции, черт с вами! Но вы убедили не включать их в договор! Вы дали слово офицера, Владимир Александрович! Я вам поверил! И что теперь?! — вопрос за вопросом задавал возмущенный Коробкин.
— Сергей Львович, мы тут посоветовались и решили дать вам компенсацию, — елейным голоском осторожно перебил его Пискунов.
— Какую компенсацию?! — мгновенно взорвался инвестор, — Причем здесь Анатолий Афанасьевич?! Он у меня денег не брал. Вы брали, Владимир Александрович! Где деньги?!
— У меня их нет, Сергей Львович, — развел руками Пискунов.
— Вижу. Когда будут?
— Они истрачены на дело. Вернуть невозможно. Анатолий Афанасьевич видел, на что истрачены.
— Владимир Александрович, повторяю вопрос. Где деньги, которые вы мне должны?
— Денег нет. Предлагаю компенсацию: пятнадцать процентов доли.
— Какой доли? Как с вами можно работать, если вы не возвращаете долги? Да мой партнер, как только узнает, тут же выйдет из дела, и никаких долей вообще не будет. Где деньги, Владимир Александрович?
— Нет денег. Есть наши с Зарецким доли. Готовы уступить за долг, — выдал Пискунов предложение, которое даже не удосужился согласовать со мной.
Возмущаться было бесполезно, потому что казалось, рушилось все дело, созданное с таким трудом. И снова по вине этого нечистоплотного партнера.
— Никогда больше не поверю в слово офицера, — с каким-то отчаянием махнул рукой Коробкин, — Ладно, попробую погасить скандал. Если получится, поговорим об изменении долей. А пока я очень огорчен, Владимир Александрович. И это в канун Нового года. До свидания, господа, — не глядя на нас, попрощался он.

— Ишь, какой ферзь нашелся. Решать он будет, — с улыбкой победителя шел Пискунов по коридору, — С кем решать? Фирмочка «Невпроект» закрыта. Ничего он мне не сделает, — искренне радовался мерзавец.
А я шел рядом и так хотелось расплющить, раздавить эту гадину, поправшую все, включая неписанные законы долга и чести.