Про беспокойного поэта

Помер чудак (он всегда был с приветом).
Взял да ушел, как в одном из стихов.
Очень хотел он считаться поэтом,
В памяти жить хоть на пару веков.

Он задавал слишком много вопросов,
Переживал и терзался затем.
Не повезло – не родился Христосом, –
Туго с ответами в мире дилемм.

Были попы на великом распутье –
Просит родня соблюсти ритуал;
Но ведь чудак, движим вредною смутью,
Очень нелестно про них написал:

«Мы возрождаемся в церкви по суткам,
Моду кормя освященной лапшой.
С энтузиазмом темнеем рассудком,
Впрочем, синхронно светлея душой».

«Вижу, отцы, в сей крамоле обиду, –
Поп самый главный решил, – из сего
Следует – неча служить панихиду,
Пусть и воздастся по вере его!»

В новой покойник лежал упаковке.
Бабки сочувствуют: «Чтоб он так жил!
Все под конец получают обновки,
Даже который их не заслужил…»

Ты, обыватель, смотри-ка в тарелку;
Ешь, что дают, и не лезь проверять.
Все мы настолечко плаваем мелко,
Что бесполезно глубоко нырять.

Лоб расшибешь и закончишь с котомкой,
И поживится тобой воронье.
И на стене метростроя потомки
Не накарябают имя твое.

Чуть сантиментов, побольше рефренов,
Поп-озвучанье – оно сейчас в цене,
Менеджер, чтобы поднять эту цену,
Юмор попроще – и ты на волне!

Этим по сроку положена грелка,
Тем бы для счастья бы баксы швырять.
Все мы настолечко плаваем мелко,
Что и не нужно глубоко нырять.

Может быть, истина – просто химеры…
Ну, а родня-то на совесть грустит!
Бог за твою беспокойную веру,
Если он есть, то, конечно, простит.