Когда не было войны 19 -Я и танк в поле

         
На фото фрагмент армейской газеты с фотографией, на которой мой взводный сержант роты разведки дивизиона артиллерийского полка - ВИКТОР, и я слева от него записываю данные замеров теодолитом. Артиллерийские разведчики - это фактически геодезисты. По боевой задаче, они должны выйти на передовую, и при помощи визуальных замеров засечь координаты расположения противника, передать их в полк, который километров за десять от противника, а те по этим координатам откроют огонь из пушек. Снаряды должны лететь прямо над нами и при ошибке накрыть и нас  самих. Так что, лучше ошибиться на перелёт, чем на недолёт. Кстати во время учений, я, несколько раз слышал полёт этих снарядов над своей головой и должен признаться впечатление незабываемое. Естественно, свистящий звук говорил о том, что эта штуковина уже пролетела мимо тебя. Кстати 130-тые пушки стреляет и на 20 километров.

Это мои армейские воспоминания одного из периодов в нашей стране, КОГДА РЕАЛЬНО НЕ БЫЛО ВОЙНЫ. Венгерские события уже прошли в 1956 г., а Чешские ещё только будут в 1968 г.

         Кстати, моя дивизия, в которой я так мирно прослужил три года, была участником и тех прошедших и этих будущих событий по причине близости расположения к этим двум границам.

         В основу этого мемуарного повествования положены письма, присланные мне в армию моей первой женой Ириной, за период службы с 1963 г. по 1966 г.

19.  Я и ТАНК в ПОЛЕ

         Зимний полигон запомнился мне не только своими бытовыми условиями. Хотя еда на улице при минусовой температуре - не совсем простое дело во всех отношениях как для тех кто готовит, так и для тех, кто ест. Еда готовилась поварами сразу в трёх походных кухнях на колёсах. Нагревался котёл походной кухни дровяными чурками в печке под котлом с обычной топкой и дверцей. Естественно, в двух котлах готовилось первое и второе, которые при раздаче вполне легко помещались в армейском котелке. Кстати, последний устроен так, что он может выполнять несколько функций. Поэтому первое и второе в котелке, конечно, не смешивалось вместе в одной ёмкости, просто нижняя часть котелка могла использоваться для первого, а верхняя, которая - крышка для второго, вот тут-то каждому и требовалась дефицитная ложка, потеря которой чревата оставить хозяина котелка голодным. Первое с горем пополам ещё можно выпить через край, но второе без ложки уже намного сложнее.

         Но самое сложное в употреблении - это алюминиевая кружка. На морозе пить чай из алюминиевой кружки можно, но для этого требуется определённый навык и поэтому лучше не рисковать и пить чай из эмалированной кружки. Дело в том, что алюминий настолько быстро охлаждается при минусовой температуре, что чревато примерзанием краёв кружки к губам и даже языку. В походный комплект солдата, как вы уже догадались, кружка вообще не входила, просто крышка от котелка после съеденного первого и второго использовалась для третьего ещё и как кружка, а именно котелок и сделан из алюминия, и ничем не отличается от алюминиевой кружки. Пить чай из крышки просто плохо по причине неудобства, крышка плоская, неглубокая, и чай быстро остывает, а это усугубляет возможность примерзания к коже. У бывалых солдат были припасены эмалированные кружки, но у нас, салаг, их, конечно, не было, и пришлось научиться пить горячий чай из алюминиевых крышек, зато мыть потом легче, и чай получался более наваристый. Кстати, если мне память не изменяет, то на практике вообще использовалась только крышка, её удобно держать за застёжку, сделанную в форме ручки, как у черпака, да и вообще мыть лишнюю деталь на морозе не сподручно, вот и пользовались одной крышкой для всех трёх блюд.

          Помимо еды мы занимались практическими занятиями - определением координат точек на карте и местности. Для нахождения этих точек нам требовались обычные строительные рейки с делениями, буссоли и теодолиты на треногах для определения более точных координат. Зимой в поле передвигаться практически невозможно, а вот лыжи почему-то в комплекте не предусматривались, хотя без них в некоторых местах проваливаешься в снег по пояс. Сапоги, конечно, не ботинки, но и они не по пояс, а снег, если он сухой, то засыпается в любую щель. Мне, как молодому, необученному, конечно, досталось бегать с рейкой. Нижний конец рейки требуется поставить на один из реперов, которые помечены на карте, но не так-то просто отыскать их на местности, и тем более, зимой в снегу. Вообще с рейкой, да ещё с автоматом за спиной не очень-то набегаешься, зато тепло. Самое главное - не сильно вспотеть. Всё равно когда ни будь остановишься и вот тогда сразу продрогнешь, если был в шинели, а в ватном бушлате бегать тяжело, вот и гадай как лучше.

          Наша задача артиллерийских разведчиков заключалась в следующем. Мы должны определить координаты противника и передать их своим артиллеристам, а они уже по нашим координатам откроют огонь по неприятелю и уничтожат его огневые точки. Выполнять такую задачу в боевых условиях, на мой взгляд, сравнимо с бредом сумасшедшего. Представьте, я с двухметровой рейкой бегаю перед носом противника, а мой сержант, командир подразделения, с теодолитом и треногой замеряет расстояние до меня и высчитывает углы для определения координат нужной точки на карте. Даже без всякого противника со мной произошёл случай, который запомнился мне на всю жизнь и о котором я поведаю после Ириных писем.


     Эдька, здравствуй мой любимый!
         Сейчас вечер 24 января – первый вечер каникул. Сейчас я расскажу тебе о моём сегодняшнем дне.
         Во-первых, меня безобразно подстригли. Просто ужасно! Сзади – длинно, с боков – коротко. В общем, плохо.

         Понимаешь, мы с Танюшкой Кутуковой решили пойти в парикмахерскую, где работает Лида. Ты её, конечно, не знаешь. Сейчас объясню. Галю помнишь? Ну, нашу бывшую соседку, жену Бориса. Ну, помнишь, он ещё уходил от неё, и она жила у нас? Вспомнил?

        (Если честно признаться, то сейчас я уже совершенно не помню ни Галю, ни Бориса, а уж то, что кто-то из них куда-то уходил, тем более.)

         Ну вот, а Лида – её подруга, работает парикмахером, стрижёт – во как! Так мы с Таней зашли 23-го в эту парикмахерскую, увидели, что она работает вечером. А я знала, что по чётным дням она работает в одну смену, а по нечётным – в другую. Только в какую точно утром или вечером, я не знала. Ну а тогда мы увидели и решили 24-го утром пойти к ней в 10.30.

         Ну вот, прихожу я сегодня туда. Танюшки ещё нет. И вдруг мне говорят, что Лида сегодня выходная. Вот! Ну, мне уходить не хотелось, да и Таньку надо было ждать, я и осталась. Пошла к какой-то девушке. Ну и поплатилась за свою глупость. Она меня так обкорнала! Я думала, что она меня вообще лысую оставит!

         Ну, ладно, вышли мы с Татьяной злые, как черти. Ну а что делать? Я поехала к Алке. Приезжаю, а её нет дома. Софья Моисеевна (мама Аллы) сказала, что она поехала в школу за проездными.

        (Дело в том, что в то время проезд на транспорте был относительно дешевый по сегодняшним понятиям - шесть рублей - единый на все виды транспорта, кроме такси. Но всё же это было дорого по тем временам, маршруток тогда ещё не существовало, хотя они уже скоро появятся на базе «Рафиков», единственного на то время многоместного автомобиля. Делался он в Прибалтике, а двигатель всё от той же «Волги». Для ясности понимания - шесть рублей того времени приравниваются к 600-стам  рублям 2011 года.

         Так вот студенческих проездных тогда не существовало, а школьные проездные были, а так как в нашей школе все учились со всех концов Москвы, то в нашей школе эти проездные имели все, вот ребята и жульничали, продолжали покупать эти проездные за один рубль вместо шести. Конечно, такое было возможно «пока молодой», а они и были молодые - вчерашние школьники.)

         Ждала я её ждала, целый час, наверное. Потом решила ехать, и приехать к ней снова часов в 6-7 вечера. Только я вышла из дома, смотрю – Алка. Ну, я уже не стала возвращаться, а она решила проводить меня до твоего дома.

        (Алла жила на Земляном вале, а я жил на Колхозной площади, которая раньше и теперь – Сухаревская, а троллейбус «Б» - это как синий троллейбус, в который на ходу садился и пел Окуджава он ходил по Садовому кольцу.)

         Сели мы с ней на «Б», и она рассказала мне такую хохму, с ума можно сойти. Ты знаешь о том, что Разумов – племянник Татьяны Дмитриевны? Вот! Так Ольга Самуиловна недавно была дома у неё и там застала мать Разумова.
 
         (Разумов, парнишка которого я почти не помню сегодня, кажется, он из нашего класса, и мы с ним общались вскользь, на мой взгляд, он вполне тихий, и как такое могло с ним приключиться, очень странно.)

      Она была очень перепугана и не хотела возвращаться в Женеву. Оказывается, как только она приехала в Москву, ей сын стал жаловаться, что ему беспрестанно  звонит какая-то девушка и просит его встретиться с ней. Ну, мать решила пойти с ним на свидание. Как только они пришли на условленное место, к ним подходит очень красивая девушка, называет себя Наташей и говорит ему: «Вон там, видишь, стоит машина, в ней сидят моя подруга и её парень, пойдём к ним». Ну, Разумов, видимо, струсил и давай отказываться. А она уговаривает: «Чего тебе бояться, ты же не девчонка. Мы же тебя не обворуем». Тогда он спрашивает, откуда она знает его телефон. А она говорит, что он всё это узнает в машине. Но он не поехал. Приходят они домой, он вдруг говорит матери: «А она хорошенькая, да?» Мать, конечно, заволновалась. Ей скоро уезжать, а как она оставит его, если здесь такие дела. Вдруг через несколько дней опять звонит эта Наташа. Разумов подошёл, а она ему говорит: «Я звоню из родильного дома. Я только что родила двух близнецов, ты к ним имеешь прямое отношение. Поэтому я очень сердита на тебя, что ты не заходишь. Принеси мне коньяку, сыра, колбасы и ещё чего-нибудь. У меня волчий аппетит». Теперь ты представь, в какой панике сейчас его мать! Хохмочка, да?

     Ну вот, доехали мы до твоего дома, и я пошла к вам. Вера Осиповна была одна, мы с ней долго разговаривали.

         (Наверное, в этом месте мне уместно поделиться воспоминаниями о своей маме Вере Осиповне (Мачехелян в девичестве). Моя мама по национальности Армянка, но родилась она в Турции в 1908 году, и было это до трагических событий Армяно-Турецкой резни 1912 года. Во время этих событий в четырёхлетнем возрасте она вместе со своими родителями бежала на Украину в город Херсон, там она выросла и стала взрослой, очень даже красивой девушкой. Их семья до революции имела булочную и кондитерскую, потом, конечно, уже ничего не имела, но несмотря на это обстоятельство мама умела печь необычайно вкусную выпечку, да и вообще она очень вкусно готовила любые блюда. Правда она очень не любила готовить несколько блюд сразу. Обычно у неё было либо отменное первое, либо отменное второе, а всё вместе очень редко, только когда гости. Практически она выросла обрусевшей армянкой, сама говорила по-армянски плохо, и её понимали только родственники, когда приезжали к нам в гости. По этой причине я и моя сестра знаем два или три слова на армянском (хлеб, яблоко и вода).

          В основном мама была домохозяйкой и работала только, когда  под конвоем отца послали отрабатывать на стройках коммунизма, правда всего лишь на пять лет. Вернулся он как раз, когда я пошёл в школу. До этой трудовой повинности отец был директором типографии, и ему, конечно, повезло, что не расстреляли.

          Однажды, ещё до войны он был в командировке где-то на Волге, и в кассе на пристани увидел девушку, которая ему очень понравилась. И так случилось, что ему сильно повезло, оказывается, девушка не могла купить билет на пароход - билетов не было. А он - номенклатура, ему броня положена, вот он и помог ей с билетом, а дальше, как говорится, дело сделано. Поехать с ним прямо в Москву она не могла по семейным обстоятельствам, но пообещала обязательно приехать и найти его.

          Вернувшись домой отец предупредил маму, то есть мою бабушку Матрёну Фёдоровну, что, мол, однажды должна прийти девушка, зовут её Вера, и что она будет его женой. Прошло время, несколько месяцев и однажды действительно пришла девушка и спросила Бориса. Бабушка обрадовалась и сказала, что он её очень ждёт. Вот такая романтическая история.)

       (Так как моё фото с танком отсутствует, то в начале главы я размещаю фото мамы приблизительно того времени, когда отец с ней познакомился на пристани.)

         Потом пришла Наташка,(моя младшая сестра) прочитала твоё письмо. Я её позвала к нам в институт на вечер. У нас 25-го будет вечер отдыха, на котором будут демонстрироваться дипломные работы студентов ВГИКа. Вот! Наверное, интересно. Я их позвала всех: Алку, Женьку, Таньку. Если их не пропустят, пойдём все в кино или просто погуляем.
 
         Сидела я у вас до 5.30, а в 7 часов я должна была быть у Алки. Вышла я от вас, стояла-стояла, нет троллейбуса. Плюнула и поехала до  Ботанического. Доехала до Белорусской, а там закрыта пересадка. Пришлось мне выходить в город и пересаживаться на 12-й троллейбус. Холодно было, ужас!
         Я вот в таком виде шла.

(рисунок)

         Приехала домой, надела брюки, и снова поехала к Алке. А у Алки уже сидит Таня. Ну, мы давай думать, что нам сделать Жену. Оказывается, шапку они уже сделали чёрную, и красной шерстью вышили «Психи». Хорошо получилось. Потом начали делать удостоверение. На читательский билет наклеили чёрную глянцевую бумагу из американского проспекта. На ней было что-то изображено зеленовато-голубым, какая-то комета и пунктир. Внизу, в правом углу мы приклеили вырезанные из этой же зеленовато-голубой бумаги знак. Получилось отлично. Внутри на всю левую сторону поместили Женькину фотографию с 7-го ноября. Она у тебя есть, такая морда, освещённая снизу, и рука. Вот!

      (Вот так мы в то время развлекались, я уже писал про наш школьный «Союз психов», и вот девчонки решили Жену, как председателю этого Союза, сделать мантию типа судейской, самое смешное, что однажды наше баловство бдительные органы примут за чистую монету, и Жена вызовут на приём в кабинет аж на Лубянку.)

       Только мы её приклеили, вдруг звонок. Вернее, два: один короткий и один длинный. Значит это Жен. Ну, мы тут давай всё запихивать под диван. Женька ничего не заметил. Ну, вот. Потрепались немного, подурачились и поехали домой. Я приехала, и начала тебе писать. Я хочу, чтобы ты знал до мельчайших подробностей, что я буду делать каждый день каникул. Вот так, мой родной.

       А 27-го мы идём в театр на «Браконьеров», 5-го – на «Пиковую даму» в Большой театр. Эдька, а 23-го я смотрела с Кутуковой в «Урале» «Быть или не быть». Ты не представляешь, какая это дрянь. Второй «Наш общий друг» (Это фильм, который мы смотрели с ребятами еще до армии), одна разница, что фильм не наш, а не то английский, не то американский. В общем, не смотри, только испортишь настроение. Правда, одно место там есть ничего. Понимаешь, патриоты польские убили одного предателя, гитлеровского шпиона. А известного польского актёра Иозефа Тура нарядили под этого предателя-профессора.  Сделали ему такую же причёску, наклеили такую же бородку. И он отправился в Гестапо. Он приходил туда два раза, и всё ему сходило. Но немцы вдруг обнаружили труп этого профессора, а в это время звонит он сам, то есть, Иозеф Тура. И гестаповцы решили сделать так, чтобы он сам себя выдал. Они попросили его подождать в одной комнате. В ней в кресле сидел труп предателя. Они решили узнать, как это подействует на Туру. Через несколько минут он выходит и говорит, что ему надоело ждать, что он пробовал разговаривать с человеком в кресле, но он кажется мёртв.  И ему кажется, что этот человек очень похож на него, он даже думает, что кто-то из них двоих фальшивый профессор. Тут гестаповцы заржали, и один генерал спрашивает его: «Уж не думаете ли вы, что он не профессор? Может, вы ещё скажете, что и борода у него фальшивая? Попробуйте, дерните его за бороду».  Иозеф стоит, мнётся, не решаясь. Тогда генерал, засмеявшись, сам дёргает труп за бороду, и борода остаётся у него в руках. Все гестаповцы поражены, и просят извинения у живого профессора, то есть у Туры. Оказывается, Тура, оставшись наедине с трупом, сбрил ему настоящую бороду и приклеил свою запасную. Ну вот, это самое интересное место. Но из-за него одного идти не стоит, ты только время потеряешь.

      (Я думаю, самое интересное в этом месте - бритвенный прибор. Вода, мыло, кисточка и бритва, стоявшие около трупа, да и запасная борода у лжепрофессора, также не плохая находка режиссёра.)
 
       Да, ты знаешь, когда я читала рассказы Джека Лондона, то они у меня тоже все перемешались.  Они, правда, очень похожи один на другой. Ты знаешь, что почитай – «Мартина Идена». А когда его кончишь, достань книгу Фейхтвангера «Гойя». Эдька, я тут за ней гонялась по всем букинистическим. Наконец достала. Чудная книга, я получила огромное удовольствие. Это – про жизнь художника испанского возрождения Франсиско де Гойя. Эдька, я просто очень хочу, чтобы ты её прочитал. Если у вас её нет, напиши, я тебе пришлю её. Но книга отличная.

       Ну, что ещё написать? Больше не о чем. Да, ты знаешь, у нас по радио стали очень часто передавать вот такие песни, например, (правда, начала я не знаю):
   
      «Скоро опять завьюжится
     В нашем окне.
     Как тебе служится, с кем тебе дружится,
     Что тебе снится во сне?
     Я вместе с тобою служу
     И в слякоть хожу на ученья,
     Нелёгкую службу несу
     И в город прошу увольненья.
     Плавно пары кружатся.
     Вальсы звучат…
     Как тебе служится, с кем тебе дружится
     Мой молчаливый солдат?

      Вот и я теперь всё время это пою. И вообще я тебя очень люблю, гнус несчастный. А сейчас я тебя целую миллион раз, нет миллион миллионов раз! И ещё один маленький поцелуй.
     Ну, а теперь до свидания, хороший мой.
     До завтра! Твоя Ирина.
     24.01.

    
           Постепенно полигонная жизнь вошла в норму, и мне не запомнились какие-то большие трудности той походной жизни. И вот произошел случай, который запомнился мне на всю жизнь.

           Однажды в одном из тренировочных занятий по определению углов и расстояний до моей рейки, я оказался довольно далеко от теодолита, практически я стоял один в чистом заснеженном поле, снег был глубокий, с небольшим настом. То есть, наступая одной ногой, проваливаешься чуть ли не по пояс, с трудом переставляя другую. И в этот момент моё внимание привлекают две черных точки, приближающиеся ко мне. Через некоторое время я всё отчётливей вижу, что это два танка прямиком движутся к тому месту, где я стою в снегу по пояс и практически не могу сдвинуться с места. Правда, между танками и мной небольшой овражек и я надеюсь на него. И вот тут настал момент, который я ощущаю даже сейчас.

          Танки провалились в этот овражек и пропали из виду, но буквально через секунды они на полной скорости выскочили из овражка и оказались прямо передо мной, буквально в нескольких метрах, пусть даже порядка ста. Но когда чистое поле, ты по пояс в снегу, и не можешь двигаться, а самое главное, не видишь танкиста в его амбразуре, и не знаешь, что он тебя видит, даже кричать нет смысла, только и оставалось что махать рейкой, благо она красная.

          Они продолжали ехать прямо на меня, и буквально метров за пятьдесят резко свернули влево, причём оба сразу, как по команде, причём свернули, не сбавляя хода, стали быстро удаляться от меня, свалившись опять в овраг и выскочив из него, так же неожиданно скрылись вдали. Я сел в снег и долго не мог встать.
          
          Постепенно я вылез из этого снега, ребята, видевшие эти танки, обсуждали, как лихо они пронеслись, преодолевая овраг, несмотря на глубокий снег. Глядя со стороны, да ещё с их расстояния до танков, им просто было интересно увидеть, как лихо проносятся две здоровых железяки по пересёчённой местности. Меня же трясло как в ознобе. И я соврал им, что сильно замёрз.