Глава 32. Перелом

Мы уже собирались домой, когда зашел Серов:
— С возвращением, Анатолий Афанасьевич.
— Спасибо, Владимир Александрович.
— Я вижу, у вас никого нет, — констатировал он очевидный факт.
— Вы есть, Владимир Александрович, — пошутил я.
— Я не в счет, — сказал он и выглянул в приемную, — Заходите, Сергей Львович.
Вошел озабоченный Коробкин:
— Ну, как съездили, Анатолий Афанасьевич? — спросил, протягивая руку.
— С неожиданными результатами, — ответил ему и рассказал о проблемах Токмакского завода и Курдайского карьера.
— Выходит, надо начинать с гранита, — сделал вывод Коробкин, — А то с сырьем пролетим. Да и весь комплект сразу мы, увы, не сможем купить. В нашем комплекте есть универсальное оборудование? — спросил он.
— Есть, Сергей Львович. Как раз то, которое понравилось вашей жене, — уточнил я.
— Вот с него и начнем, — принял решение Коробкин.
— А как же мраморный комплект? Он же почти готов к отгрузке, — напомнил ему.
— Значит, не судьба, Анатолий Афанасьевич. Не дали в Питере кредит. Придется выкручиваться. А можно подобрать минимальный набор для работы? На сколько он, интересно, потянет?
— Есть неплохой вариант, — быстро прикинул я, — Всего три станка. Потянет на девятьсот тысяч долларов.
— Всего-то?! — поразился Коробкин, — А почему мы не с него начали? А то миллионы, миллионы, — возмутился он.
— Потому что мраморное производство самое рентабельное. А на трех станках мы сможем делать только гранитную плитку, да и то совсем немного, — пояснил ему.
— Ну и хорошо. Типичный свечной заводик. Готовьте новый контракт, Анатолий Афанасьевич, — скомандовал он.

Я был удручен. Представил, как будет возмущен Серджо, когда объявлю ему решение Коробкина.
Пока думал, как смягчить неприятную новость, позвонил Пискунов:
— Узнал, кто звонит?
— Узнал-узнал, — раздраженно ответил виновнику провала нашей программы.
— Ты куда пропал? Звоню-звоню, а тебя нет и нет, — продолжил он допрос, не обращая внимания на мое состояние.
— Ты же знаешь. В Харьков ездил, — недовольно буркнул ему.
— В Харьков ли? А вот твоя теща сказала, в Среднюю Азию, — попытался уличить меня Пискунов.
— Да ей все равно, где я родился, на Украине или в Казахстане. Брякнула первое, что в голову пришло, — довольно правдоподобно скрыл истину, знать которую ему было вовсе не обязательно.
— Один ездил? — спросил он, хотя давно знал, что не один.
— С Татьяной.
— Ну, ладно-ладно, — успокоился Пискунов, — Приезжай завтра в Порохово. Дело есть.
— А по телефону нельзя? — спросил его, потому что прямо с утра хотел съездить в Электросталь.
— Нельзя. Это не телефонный разговор, — как всегда, засекретился кум.
Ранним утром выехали с Татьяной в Порохово. В восемь утра уже были на заводе. В своем кабинете, развалясь в кресле, Пискунов раздраженно кричал на каких-то мужчин, стоявших в позе просителей:
— Если сегодня не заплатите, отрежу воду!
— Заплатим, Владимир Александрович. Но пока только пятнадцать тысяч. Ну, нет у нас больше денег, Владимир Александрович, — уговаривали они его.
— Нет денег, живите без воды, — командирским голосом вещал капиталист.
— Нам никак нельзя без воды, — пояснил старший от просителей.
— А мне какое дело. Чтоб сегодня деньги были. Заходите, — махнул он нам, — Все. Идите-идите. Я занят, — отмахнулся он от посетителей.
— Ну, так как же, Владимир Александрович? — спросил старший.
— Я сказал?! — взревел Пискунов, — Идите, — махнул он рукой.
— Ну, ты и грозный, Володя. Даже страшно, — насмешливо посмотрела на него Татьяна.
— А что? С ними иначе нельзя, на голову сядут, — ответил он ей, — Ну, что встали? Ладно, платите пятнадцать, — неожиданно смягчился он.
— Спасибо, Владимир Александрович. Спасибо вам большое, — пятясь задом и кланяясь, вышли из кабинета просители.
«Какой кошмар. Нет денег, зачем тебе пить чужую воду. Напьешься из лужицы», — мысленно возмутился я.

— Слушай, Анатолий, я так понял, Коробкин все? — спросил Пискунов.
— Похоже, так. Вот только не знает, как быть с потемкинской деревней. От тебя поеду в Электросталь. Может, там договорюсь, раз не хочешь.
— Конечно, не хочу. Сказал ему?
— Сказал.
— А он?
— Возмутился.
— Ну и пусть возмущается. Я вот что придумал. А если нам самим взять кредит в банке?
— Кому это, нам?
— Ну, нам с тобой.
— А я тут, каким боком? Я у тебя в акционерах не состою.
— Это и не обязательно. Сделаешь, заплачу деньгами.
— Где ты их возьмешь, Вова?
— Знаю, где, — ответил он таким тоном, что сразу понял — у своих кавказцев.
Решил пока не отказываться. Конкурента лучше держать под контролем. Пусть думает, что ему удастся достать мрамор. Где только он, этот мрамор возьмет.
— Вова, а контракт? У тебя же нет контракта с итальянцами.
— Заключу. Я же Чендерелли знаю, — бодро ответил он.
«Ну-ну», — подумал я.
Часам к двенадцати попал в Электросталь. Пообщался с Васильевым и отправился в цех. Какой кошмар. Я смотрел в документы, которые привез Коробкин, затем на цех. Одно не соответствовало другому. Как же они так мерили? Но еще ужасней оказалось то, что «итальянцы» не заметили еще два цеха между нашим и железной дорогой. Поразительная для инженеров невнимательность.
От Васильева позвонил Коробкину.
— Не может быть, — удивился тот моему докладу, — Приезжайте в офис, Анатолий Афанасьевич, — попросил он.
Пришлось ехать на Смоленскую.

И вот перед нами стоят четыре великовозрастных дебила с дипломами инженеров и оправдываются:
— Да мы шагами мерили. Рулетку забыли, а на заводе не нашли, — пояснил Рында.
— А как получилось, что не заметили в промежутке целых два цеха? — продолжил допрос Коробкин.
— А их снаружи не видно. Мы пока все обошли, потеряли ориентиры. Спросили у рабочих, а те ничего не знают. А мы уже спешили домой. Так и нарисовали, как показалось, — ответил Гарбузов.
— Ну, и что теперь делать? Как мне оправдываться перед «Симеком»? Я же лично привез в Италию ваши эскизы. Сказать им, что у нас меряют не в метрах, а в шагах? А железную дорогу нарисовали от фонаря, как нам показалось? Да меня засмеют, — возмущался Коробкин, — Завтра же езжайте в Электросталь. Рисуйте новый план с точностью до миллиметра, — распорядился он.
— А на чем мы поедем? — спокойно спросил Рында.
— Как на чем? Анатолий Афанасьевич, у вас же есть транспорт, — обратился ко мне Коробкин.
— Есть, Сергей Львович. Только вот Сергей Иванович бросил мне ключи и сказал, езди сам. Вот я и езжу. Сегодня около четырехсот километров намотал.
— Да вы что? — возмутился Коробкин, — Вы думать должны, Анатолий Афанасьевич, раз эти дубины не умеют, а вы баранку крутите. Езжайте электричкой, — приказал он «итальянцам».
А на следующий день меня ждал сюрприз:
— Знакомьтесь, Анатолий Афанасьевич. Ваш водитель Саша, — показал мне на какого-то мужчину средних лет Коробкин, — Оформите на него доверенность и передайте ему машину. Пусть он за ней следит, — распорядился он.
На этом сюрпризы не кончились. Выяснилось, что всеми машинами распоряжается лично Коробкин, и на любую поездку надо испрашивать разрешения у него или у Марины. Этого мне только не хватало. И мысленно я распрощался с нашим Самолетиком.

Связался с Серджо. К счастью, он оказался в Москве. Приехал, когда я был в Бишкеке. Договорились о встрече. С утра уже был на Волгоградском проспекте.
— Как же так, Анатолий? — возмутился Серджо, узнав об изменении наших планов, — Оборудование готово, а вы не будете его купить?
— Мы хотим другое, — пояснил ему.
— Кто так делает? — неистовствовал Лучано Паваротти, — Сначала одно, потом другое.
— Серджо, то оборудование хотела одна фирма, а это совсем другая. Та, в которой ты акционер, — нашелся я, наконец.
— Где я акционер? — мгновенно сориентировался Чендерелли, — Другое дело, — тут же сменил он гнев на милость, — А тот комплект? Кто его купить? — спросил он.
— Завод Пискунова, — ответил ему, — Он готов подписать контракт, — сообщил новость обрадованному Серджо.
Тут же связались с Пискуновым и договорились встретиться завтра в четырнадцать ноль-ноль.
В назначенное время я был у Серджо.
— А где Пискунов? — удивился, не обнаружив его в комнате переговоров.
— Он уже уехал, — пояснила Лариса, — Вчера позвонил и перенес встречу на двенадцать. Попросил, чтоб вас не предупреждали.
— Странно, — удивился я.
— Да ничего странного, — сказала Лариса, — В контракте полная ясность. Ваша консультация не нужна. Зато потребовалось другое. Попросил увеличить сумму контракта на сто тысяч долларов.
— Зачем?
— Многие просят, Анатолий Афанасьевич. Денег хотят.
— И что, получают?
— Очень редко. Контракт есть контракт. Кто же им будет свои кровные отдавать? Захотел дороже, плати дороже, — рассмеялась Лариса.
— Правильно говорит, — подтвердил Серджо, — Пискунов нехороший человек. Пусть платит больше ти. Мой президент будет рад. И мне премиум, — рассмеялся он.

За час мы сделали новый контракт.
— Для ти делал сконто, — сообщил Серджо.
Я посмотрел на сумму и удивился: семьсот тысяч долларов за комплект, стоивший девятьсот пятьдесят. Ничего себе скидка.
— Я купить для себья. Как итальяно, — пояснил он, — Для я преференца.
Вот это Коробкин обрадуется. Целых двести пятьдесят тысяч экономии…
К моему удивлению, Коробкин не обрадовался:
— Мог бы за пятьсот продать. Пятьсот я, пожалуй, наскребу, — вслух размышлял он.
А вскоре приехал счастливый Серджо с новым контрактом. Мы подписали документы, и радостный Коробкин тут же повез Серджо и Ларису в ресторан. Меня впервые не взяли. И хотя не испытывал никакого желания, воспринял это как нехороший знак.
— Анатолий Афанасьевич, где ваша машина? — спросил на следующий день Коробкин.
— В гараже, — автоматически ответил ему, — Но она неисправна и резина лысая.
Он рассмеялся:
— Я о другой спрашиваю.
— Откуда мне знать. Вы ими распоряжаетесь, — обиженно ответил ему.
— Вот черти. Приедут, накажу, — ушел он к себе.
Через полчаса зашел и пригласил съездить с ним в МГУ.
— Это еще зачем? — удивился я.
— Откроем счет в банке «Держава». Он на территории МГУ, — пояснил Коробкин.

События в банке развивались стремительно. Коробкин здесь был своим человеком. Вокруг него суетился весь банк.
— Вас здесь уважают, — отметил я.
— Еще бы! Я у них самый крупный клиент, — пояснил партнер. Вскоре он представил меня вице-президенту банка с короткой фамилией Енц и откланялся, — Анатолий Афанасьевич, освободитесь, позвоните, я пришлю за вами машину, — сказал он на прощание.
Меня посадили в отдельный кабинет, и началась суета. Вбегали какие-то люди, совали мне бумажки, которые подписывал, не глядя, и ставил печать.
Наконец, из сейфа извлекли кипу ценных бумаг, и я целый час расписывался и ставил печать в индоссаменте каждой из них.
Уже вечером приехала бухгалтер Коробкина, и мне срочно пришлось принять ее на работу главным бухгалтером. Стало легче. Теперь документы проверяли вдвоем.
А вскоре нам объявили, что предприятию выделена ссуда под залог ценных бумаг. С минуты на минуту деньги поступят на наш счет, и нам срочно требуется писать заявление о покупке валюты, которая фактически куплена еще утром.
Уже поздним вечером мы, наконец, облегченно вздохнули: нам сообщили, что пятьсот тысяч долларов ушли в Италию.
Довольные выполненной работой, вышли из банка. Моего главного бухгалтера ждал «Мерседес» Коробкина, чтобы отвезти домой. А я, оставшийся без обеда и уставший от напряженной работы, требующей внимания, медленно побрел к метро «Университет».
— Ну, все, Анатолий Афанасьевич, дело сделано, — потирал руки Коробкин, — Срочно вылетайте в Киргизию. Возьмете с собой деньги и печать. Платить будем наличными. Заключите контракт на поставку пяти вагонов гранита. Нам столько хватит?
— Только для начала, — ответил ему.
— А нам для начала и надо. И напомните вашему другу, что он плитку обещал.
— Непременно, — ответил ему и пошел готовиться к командировке.

В тот раз вылетел в двенадцать ночи, и мучительно соображал, сможет ли меня встретить Дудеев так рано — в шесть утра по местному времени.
Сев в кресло, обнаружил прямо перед собой пару пассажиров, с которыми где-то явно встречался. Только где? Размышления прервала стюардесса:
— Товарищ Лановой, товарищ Кузнецов. Экипаж приглашает вас перейти в салон бизнес-класса.
— Спасибо за приглашение. Не беспокойтесь, пожалуйста. Мы к той атмосфере непривычные, — ответил за обоих Лановой. Кузнецов лишь вежливо улыбнулся.
Они вполголоса поговорили еще о чем-то незначительном и затихли. Да-а-а. От актеров, особенно от известных, невольно ждешь чего-то особенного, словно они герои, которых играли. А оказывается люди как люди, и вскоре, как и все, спокойно задремали до утра.
Дудеев встретил все на той же «Ниве».
— Ну, Толечка, чувствую, дело будет, раз к нам зачастил, — радовался он, — А что же Татьяна не прилетела?
— Осталась дома. Сказала, не любит самолетами летать.
Несмотря на раннее утро, на город уже наваливалась жара.
— Ничего себе, — удивился, когда где-то в центре увидел электронный градусник, показывавший цифру за сорок.
— После полудня поднимется до пятидесяти, — «обрадовал» Дудеев, — Старожилы не припомнят, — рассмеялся он, а вслед за ним и я, вспомнив его рассуждения многолетней давности: «А как они могут припомнить, если вообще ничего не помнят — старческий маразм».
— Что же будем делать? — спросил его.
— Сидеть в офисе с кондиционером и пить «Манас», — рассмеялся друг.

До офиса с кондиционером мы добрались, но даже в таких условиях было не до «Манаса». Карман жгли девять тысяч долларов, от которых хотелось поскорее избавиться.
По моей просьбе Саша позвонил Гайко, и часа через полтора директор карьера радостно приветствовал меня в офисе Дудеева.
— С чем пожаловали, Анатолий Афанасьевич? — заинтересованно спросил он, хотя, конечно же, понимал, что вряд ли его пригласили с тем, чтобы только повидаться.
— Да вот для начала хочу купить у вас кубов сто камня. Если вы готовы, можем подписать контракт хоть сегодня, — объявил я, вызвав бурный восторг директора и геолога карьера:
— Анатолий Афанасьевич, конечно же, готовы. Называйте вашу цену. Продадим за любую, — потерял от радости голову Гайко.
— Доллар за куб, — пошутил я. Все рассмеялись.
Через час контракт был подписан.
— Ну, все, Анатолий Афанасьевич, ждем аванс, и сразу отправляем блоки, которые отберет Дудеев. Сто кубов наберем самых лучших. Их и добывать не надо. Вы их видели, — заявил, пожимая мне руку Гайко.
— Зачем ждать? Держите. Здесь ровно девять тысяч долларов, — достал я из кармана и передал Гайко аванс.
Осторожно взяв деньги, директор, похоже, не поверил своим глазам:
— Аванс? Девять тысяч? Наличными? Не может быть. Анатолий Афанасьевич, сегодня же приступим к работе, — повторил он несколько раз.
Как оказалось, это были первые деньги, которые они увидели в том году. С них началось возрождение уникального карьера.

— Ну, Саша, дело сделано. Можно хоть завтра домой, — объявил я.
— Да ты что, Толечка. Мы еще до дома не добрались, а ты уже улетать собрался, — возмутился друг, — К тому же есть еще кое-что. Надо обсудить за рюмочкой «Манаса», — заинтриговал он.
Из офиса вышли, как в пекло. Пока дошли до проходной, взмокли. Передохнув немного в прохладном помещении, бросились дальше.
А дальше раскаленный на солнце переполненный транспорт, откуда выпали, как из душегубки. Вот уж действительно, старожилы не припомнят. Какой тут «Манас». С трудом доплелись от остановки до Сашиного дома на Щусева.
— Раздевайся до трусов, не стесняйся, — предложил он, — А то зажаришься с непривычки. Прохладней станет только к утру.
Мы по очереди приняли холодный душ. Только после этого немного пришел в себя. Вскоре сели ужинать, к удивлению Ларисы, наотрез отказавшись от «Манаса».
— Представляешь, Толик, у нас Токмакский завод выставили на продажу, — объявил, наконец, свою новость Дудеев, — Довели до ручки, а теперь продавать вздумали. Стартовая цена, не поверишь, триста тысяч долларов. Думали, кто-то больше даст, а никто и стартовую не дает. Ни у кого нет таких денег. Я что подумал, может, Коробкину предложить?
— Предложить можно. Только сомневаюсь, что он сейчас сможет купить. Вот если вернуть лизинговый аванс, другое дело. Там на два таких завода. Собственно, нас больше карьеры интересуют.
— Ну, вот. Через Токмакский завод к Чичканскому мрамору можно добраться. Кстати, Гайко что-то говорил о продаже их карьера. Завтра позвоню… Ну, вот, Толечка, столько дел, а ты домой собрался, — обрадовался друг.

С утра, пока было терпимо, отправились в офис пешком. В арыках журчала ледяная вода. В некоторых местах она вырвалась на волю и затопила тротуары, но никто этому не огорчался, и дворники со смехом сметали расшалившуюся воду, а заодно и мусор, назад, в арыки.
Прошли через парк, где Саша показал множество скульптур, вытесанных из мраморных глыб участниками конкурса, устроенного недавно Чингизом Айтматовым. Некоторые произведения понравились. Понравилась и сама идея. Похоже, не только мне, но и детям, для которых эти скульптуры стали доступными предметами игр, о чем свидетельствовали до блеска отполированные детали некоторых из них.
Мы затаились в офисе, спасаясь от нестерпимой жары. Но, уже после полудня не спасал и кондиционер.
— Да он сам перегрелся, — пояснил Саша, — Работает же круглосуточно.
Договорились с Гайко, что завтра будем у него. А он к назначенному времени пригласит из Алма-Аты хозяев карьера.
Позвонил Саша и директору Токмакского завода. Тот готов был встретиться в пять вечера. К тому же его бишкекский офис располагался неподалеку от улицы Щусева.
День прошел впустую в ожидании встречи с важным человеком.
— Ты ему только ничего не обещай, — предупредил Саша, — Это тот еще тип. Он же самого Гайко выгнал с завода. А ведь Гайко Токмакский завод создал и руководил им пятнадцать лет. При нем завод гремел. А этот ничего не знает и знать не хочет. Какой-то родственник президента. Вот и вся его заслуга. Захотел завод, получил. А Гайко из-за этого пришлось перейти на работу в Казахстан. Теперь ежедневно ездит из Токмака в Курдай. Сейчас он и там себе жилье сделал. Но семья переезжать не хочет, — рассказал он мне о местных дрязгах старых и новых начальников.

Войдя в кабинет, увидел типичного бая, только в европейском костюме. Не было и прислуги с опахалами. Зато мы, наконец, попали в оазис приятной прохлады.
— Будем пить чай, — объявил «бай», и ничего не оставалось делать, как подчиниться.
Я с ужасом представил дымящуюся пиалу с горячим напитком, который, обжигаясь, придется заливать в себя. Но пока ждали угощение, успел замерзнуть — в кабинете было не больше восемнадцати градусов. К чаю принесли много вкусностей, названий которых даже не знал, и неизменную бутылочку «Манаса» с кошмарным количеством липовых звездочек.
«Как и вся эта власть», — почему-то подумал, глядя на ставшую вдруг вожделенной бутылку.
— Мы с Аскаром Акаевичем, — тарахтел меж тем хозяин кабинета, рассказывая Дудееву, что они там выделывали с каким-то его приятелем.
— Кто такой, Аскар Акаевич? — тихо спросил Дудеева. Оказалось, не очень тихо.
— Аскара Акаевича не знаешь? — искренне рассмеялся «бай», — Это муж сестры моей жены. Свояк, по-вашему. Наши жены родные сестры, — объяснил он степень родства со своим приятелем. В общем-то, никакую. Впрочем, кто такой Аскар Акаевич, так и не прояснилось.
— Президент, — прошептал Дудеев, когда тот на секунду отвернулся.
«Действительно президент. Аскар Акаевич Акаев. У них же фамилия по имени отца», — сообразил, наконец, что за приятель у «бая». А собственно, чему удивляться — у «баев» и должны быть именно такие приятели. Ханы или президенты, какая разница.
Выпили элитного «Манасу», заодно неплохо пообедав с прекрасным зеленым чаем. Через час, когда мы уже отдыхали после трапезы, хозяин, наконец, заговорил о деле.
— Значит, хотите купить завод? — спросил он как бы между делом.
— Да не то, чтобы хочу. Мой друг сказал, можно. Вот пока и все мои намерения, — ответил, как учил Дудеев.
— Намерения хорошие. Вы были на заводе?
— Был месяц назад.
— Понравился?
— А вам? — ответил вопросом на вопрос.
— Мне должен нравиться, — заметно рассердился «бай».
«Что-то не то ляпнул. Надо выкручиваться, а то еще слуг позовет и выбросит из дворца», — подумал под влиянием паров коньяка с чаем.
— Если купим, и нам понравится. Особенно, когда вложим в него кучу денег.
Услышав слова «куча денег», «бай» заулыбался:
— А может, не надо его продавать? Будем с вами дружить, и вы вложите кучу денег в наше совместное предприятие. Как вам такое предложение?
— Надо много думать, — многозначительно ответил ему.
— И я подумаю. Посоветуюсь с Аскаром Акаевичем. Похоже, мы поторопились с продажей, — засуетился хозяин, почуяв чужие деньги, которые легко могут стать своими.
Зря ему сказал о куче денег, ну да Бог с ним, или Аллах с ним, с этим «баем». Пусть советуется. Денег у Коробкина все равно нет.

Мы расстались с хозяином завода довольные друг другом. Я пообещал прислать экспертов, чтобы оценить объем необходимых капиталовложений, а «бай» радовался, что нашел в моем лице дурака, готового подарить ему кучу денег.
— Ну, как? — грустно улыбнулся Дудеев, когда вышли из уютного офиса в плавильную печь городских улиц.
— Да никак. Не продадут они за стартовую цену. А скорее всего, вообще не продадут, — сообщил ему свое мнение.
— Я тоже так думаю, — согласился Саша, — Слушай, может, доедем к Ульбашеву? — предложил он.
— А это, кто такой?
— Директор предприятия. Я тут давно присматриваю, куда перенести мастерскую. Оттуда нас того гляди попросят. А Ульбашев готов целый цех сдать в аренду. Если его убедить, можно даже сделать небольшое совместное предприятие. Очень выгодно. Почти в городской черте, но не в городе. А потому все дешевле: и аренда, и электроэнергия, и вода.
— А не поздно?
— Да мы ненадолго, — пообещал Саша.
Он тут же остановил машину, и минут через десять мы предстали перед очередным «баем». Впрочем, этот понравился гораздо больше. Мы посмотрели какой-то цех, а когда вернулись, нас ждала батарея «Манаса» и шикарный стол.
Не думаю, что мы были за столом долго, но время остановилось. Трудно даже вспомнить, о чем мы говорили, но расстались закадычными друзьями с твердыми намерениями сделать что-то совместное.
— Все, Толик, теперь ты от меня не уйдешь, — угрожал пьяненький Саша, а я даже не знал, куда мне надо было уходить, — Едем к моей сестре. Посмотришь, наконец, на мой домик на берегу Чуйского канала. Сделаю баньку. Мгновенно протрезвеем, — предложил он.
Не согласиться с таким предложением было нельзя. Протрезветь очень хотелось, и я не заметил, как мы сначала оказались в небольшом садике, а потом и в баньке.
Саша ловко управлялся со своим привычным хозяйством, а я парился и чувствовал, что действительно трезвею. Распарившись, выскочили в садик.
— А где твой Чуйский канал? — спросил друга.
— Пойдем, покажу, — предложил он.

Как были в плавках и босиком, вышли на улицу и прошли метров сто, прежде чем перед нами во всей красе открылась водная гладь Большого Чуйского канала. Впрочем, скорее рябь, чем гладь. Приличное течение было заметно и так, а стоило броситься в мутные воды канала, как меня тут же снесло метров на десять.
— Толечка, держись берега, а то к центру течение еще сильнее. Придется тебя ловить в другом конце города, — предупредил Саша.
«Вот и сбылась армейская мечта двух идиотов — мы в водах Большого Чуйского канала», — радостно подумал, тщетно пытаясь плыть против течения.
Побарахтавшись на одном месте, постепенно сместился к берегу и выбрался из воды.
— Бэчека-а-а! — в восторге произнес я.
— Бэчека-а-а! — согласился со мной Санька.
Мы постояли минут десять, любуясь солнечным закатом, и отправились в баню. Слегка распарившись, по совету хозяина бросился в ванную с холодной водой, в которой плавали какие-то пряные травы. Какая благодать!
— Не вытирайся, Толечка, — посоветовал он, — Иди прямо так и посиди за столиком.
Так и сделал. Минут через пять уже был сухим и благоухавшим, как горный луг под ярким южным солнышком.
А в маленьком уютном домике нас ждала сестра Саши и изобилие зеленого чая с домашней выпечкой. Чай после бани первое дело. Через час уютной беседы мы с другом уже были трезвыми, как стеклышки.
Поблагодарив гостеприимную хозяйку, вышли на пустынную улицу. Ни автомобилей, ни прохожих. Благодать.
Наконец тормознули случайную «Ниву». Пока Саша говорил с водителем, машина заглохла и ни за что не хотела заводиться.
— Просили, подвези, а ты нам отказал. Вот Аллах и наказал, — скаламбурил Саша.
— Даже не знаю, что с ней, — растерянно смотрел на нас, судя по всему, начинающий водитель, постепенно сажающий аккумулятор в безнадежных попытках завестись.
— Продуй цилиндры, — посоветовал ему.
— Как? — удивился «незнайка».
— Вылезай, — приказал ему. Он беспрекословно подчинился. Сев за руль и включив стартер, понял, что аккумулятор сел до предела, — Толкайте, — скомандовал обоим.
Машина тяжело тронулась с места. Нажав акселератор до предела, включил вторую скорость. Взревев, автомобиль рванул с пробуксовкой колес. Пролетев метров пятьдесят, плавно остановился. Ко мне наперегонки мчались хозяин машины и Дудеев.
— Я думал все. Угнали, — запыхавшись, подлетел счастливый владелец.
— Очень надо, — обиделся, покидая место водителя.
Мы с Сашей уселись на пассажирские места и минут через десять попали под справедливые упреки взвинченной до предела Ларисы — шел двенадцатый час ночи. Успокоив хозяйку, еще с час посидели за столом, отметив окончание насыщенного впечатлениями дня.

— Толечка, что делать с твоим подарком, ума не приложу. Может, пусть пока полежит у меня? А буду ехать поездом, привезу. Хотя в поезде тоже могут обыскать, — рассуждал о чем-то непонятном Саша.
— Что за подарок? — спросил его из чистого любопытства.
— Ты что, не помнишь? — искренне удивился Дудеев.
— А что я должен помнить?
— Да Ульбашев тебе на радостях кинжал подарил, — напомнил он.
— Саша, убей, не помню, — удивился я, — Покажи хоть.
И Саша показал мне великолепный кривой клинок с золоченой рукояткой в позолоченных ножнах.
— Ничего себе! — удивился я, — С таким в самолет действительно не пустят. Пусть у тебя лежит. Буду специально приезжать и любоваться, — предложил ему вариант, который, похоже, устроил друга.
— Да вчера, когда ты на машине от нас рванул, знаешь, как трухнул. Ну, думаю, города не знает, куда теперь уедет? А если меня за сообщника примут, да обыщут, а за поясом такой тесак? Срока не миновать. Хорошо, ты остановился, — рассказал о своих страхах Саша, и мы рассмеялись.
К обеду за нами заехала «Нива», и мы поехали в Казахстан к Гайко. Товарища из Алма-Аты не было, и мы долго рассуждали о вариантах сотрудничества.
Часа через два представитель основного владельца Курдайского карьера, наконец, приехал. Наша беседа с ним заняла не более пяти минут. Мы сходу нашли приемлемое решение и обменялись координатами.
— Так быстро? — поразился Гайко, — И договорились? — не поверил он.
Мы подтвердили. Его радости не было предела.
— Ну, Анатолий Афанасьевич, я ваш должник, — повторил несколько раз директор карьера, а затем пригласил меня пожить в его доме в Курдае, — Горилки попьем от души, — обрисовал он нашу перспективу.
Как же огорчился земляк, когда узнал, что завтра мне улетать в Москву. Тут же решил проводить меня до границы. И еще часа три «провожал» в приграничном кафе. Наши пьяные беседы стали последними впечатлениями от той командировки.