Глава 33. Торговать ты не умеешь

Мой рассказ о командировке заставил Коробкина надолго задуматься.
— Эх, Анатолий Афанасьевич, вернул бы Пельман наши денежки, можно было бы сделать что-то серьезное, а так. Кстати, когда там истекает срок по контракту?
— Уже истек, Сергей Львович, — ответил ему, сообразив, какой срок он имел ввиду.
— А что же мы молчим?! — взорвался Коробкин.
— Не знаю. Я Коренкову поручил вам напомнить.
— Где Коренков?
— На месте, — ответил ему.
— Александр Олегович, зайдите, — попросил Коробкин по переговорному устройству. Через полминуты зашел Коренков, — Александр Олегович, Анатолий Афанасьевич давал вам поручение по лизинговому контракту?
— Давал. Просил напомнить, что первого июля у Пельмана истекает срок.
— Вы напомнили? Что-то я не припомню.
— Напомнил. Специально зашел к вам с утра и сообщил, что сегодня первое июля.
— А я что ответил?
— А вы ответили, знаете.
— Вот это называется, напомнил! А как я еще, по-вашему, должен был ответить?! — возмутился Коробкин, — В вашем КГБ вы тоже так начальству напоминали?
— В нашем КГБ начальству не надо было напоминать. К тому же я сам был начальником. И не маленьким — папаху носил, — обиделся Коренков.
— Ладно-ладно, Александр Олегович. У вас есть на примете хороший адвокат по международным спорам? — спросил Коробкин нас обоих. Я неопределенно пожал плечами.
— Найдем, — обиженным голосом пообещал Коренков.

— Анатолий Афанасьевич, а что за экспертов вы придумали? — спросил Коробкин, когда Коренков ушел переживать обиду.
— Да какие там эксперты, Сергей Львович. Так, для красного словца. А так с этим вполне могут справиться наши инженеры Гарбузов и Емельянов. Просто соберут информацию о Токмакском заводе. А заодно вдоль и поперек изучат действующее производство. Самим пригодится. Одно дело итальянское, другое дело почти отечественное. Со всеми его проблемами. Да и Дудеев поможет.
— Так вы же говорили, там мраморные станки, — возразил Коробкин.
— Не только. Есть и гранитное производство. Такого же объема. Причем блоки режут дисками, как будет у нас. Так что есть, чему поучиться.
— Идея хорошая, Анатолий Афанасьевич. Пожалуй, стоит послать Гарбузова и Коробкина. Свяжитесь с Дудеевым. На этой неделе их и отправим, — решил Коробкин младший.
Через день Гарбузов с Коробкиным старшим улетели в Бишкек.
— Слава богу, — обрадовалась Татьяна, — А то на них уже больно смотреть. Сидят целыми днями, или слоняются из угла в угол. То на часы посмотрят, то на календарь. А Коробкин, тот каждый вечер зачеркивает очередную дату, приговаривая, вот и еще день прошел, а так ничего и не сдвинулось; вот еще месяц прошел, а мы все там же. Знаешь, как это на нервы действует? Они-то, что сделали, чтобы сдвинулось? Пусть хоть в Киргизии поработают, — возмущалась жена.
Примерно в это же время Коренков представил адвоката. «Потребляет. Причем неумеренно», — сделал вывод, едва взглянул на характерное лицо алкоголика.
Вкратце поставил задачу и вместе с Коренковым отправил к Коробкину. Пусть сам решает, нужен ли нам такой адвокат.

Вскоре вернулся Коренков.
— Выгнал? — спросил его, намекая на адвоката.
— Нет. Они решили побеседовать тет-а-тет, — пояснил Вондрачек.
— Да я не о тебе, об адвокате. Уж очень физиономия у него специфическая.
— А-а-а? Ты об этом? Это, Вондрачек, у него редкая болезнь.
— Почему редкая? Очень даже распространенная.
— Да нет. Действительно болезнь. Он вообще не пьет, а выглядит как законченный алкоголик.
— Надо же. А я думал, натурал.
— Что ты, Вондрачек. Мне его сам Скуратов рекомендовал.
— Скуратов? А как ты на него вышел?
— Да это он сам когда-то на меня вышел.
— С чего бы это? — удивился я.
— Да все очень просто, Вондрачек. Потребовался как-то Музыре адвокат. Обратился в бюро трудоустройства. Он и пришел как кандидат на должность. Побеседовали, сказал, что подходит. А накануне представления Музыре он зашел и сообщил, что у него изменились обстоятельства. Дал свою визитку и сказал, будет нужда, обращайся без стеснения. Я удивился, но визитку взял на всякий случай. А через день объявили о его назначении Генеральным прокурором России.
— Надо же. А ведь мог у Музыри задержаться.
— Думаю, не прогадал бы. Еще неизвестно, Вондрачек, что лучше: работать у Музыри адвокатом, или быть прокурором страны.
— Это точно, — согласился с ним.

Через день «пьяный» адвокат снова пришел и долго изучал лизинговый договор и переписку с Пельманом. А потом они с Коренковым прошли к Коробкину.
— Ну, что решили? — спросил Коренкова, когда тот вернулся, уже без адвоката.
— Будут нанимать лучшую немецкую адвокатскую фирму, — объявил Вондрачек.
— Да это же сумасшедшие деньги! — констатировал я.
— Ничего не поделаешь. Суммы, Вондрачек, в обморок упадешь. Но придется платить, — подтвердил Коренков.
Через час зашел Коробкин:
— Анатолий Афанасьевич, а наш главный бухгалтер и Коренков имеют право подписи в «Уникомбанке»?
— Нет, конечно. Они появились, когда мы все дела там прикрыли.
— Оформите их подписи по всем нашим «ИнтерКаменьПродуктам», — скомандовал Коробкин, — Пока фирма не закрыта, пусть будут на всякий случай. Вас не будет, вдруг что понадобится, — пояснил он.
Через неделю Коробкин укатил в Италию. Вернулся с уточненной планировкой цеха:
— Все, Анатолий Афанасьевич, приступайте к строительству фундаментов, — объявил, вручая кипу новых документов.
— А как там наше оборудование? — спросил его так, на всякий случай.
— В октябре обещают отправить, — обрадовал Коробкин.
Что ж, за два месяца все фундаменты можно построить. Еще месяц требуется, чтобы они набрали прочность. Значит, приступать надо немедленно.
Поехал в Электросталь к Васильеву. Прежде чем встретиться, зашел в цех. Там ничего не изменилось. По-прежнему вовсю кипела работа. Жужжали станки, а цеховой кран «развозил» заготовки и готовую продукцию.

— Николай Петрович, пора приступать к строительству фундаментов под оборудование, а у вас в цеху еще люди работают. Когда же вы начнете убирать станки? — спросил директора завода.
— Куда вы так торопитесь, Анатолий Афанасьевич? Вот к концу года прикинем, куда их еще убирать. Их же просто так не выбросишь на свалку. Они еще работать должны. А в первом квартале наметим план-график их перемещения. В общем, к июлю-августу мы вам цех очистим, — шокировал он меня своими сроками.
— Да вы что, Николай Петрович?! — возмутился я, — В октябре уже поступит оборудование. Куда мы его будем ставить?
— Какое оборудование, Анатолий Афанасьевич? Сказки все это. Оно поступит не раньше, чем через год. Знаю, как это бывает. Планы планами, а на деле все не так. Успеем, — убеждал типичный советский директор.
— Николай Петрович, если итальянцы сказали, что оборудование будет в октябре, значит, оно будет в октябре именно этого, а не следующего года, — рассмешил я Васильева.
Продолжать разговор было бессмысленно. Мы говорили на разных языках.
Через день приехали с Коробкиным. Втроем осмотрели цех. Теперь Коробкин был в шоке.
— Николай Петрович, ты же мне обещал, что все сделаешь вовремя, а тут и конь не валялся, — возмутился Сергей Львович.
— Да что ты так переживаешь, Сережа? — успокаивал его невозмутимый директор, — Мы и сделаем вовремя. Просто наше время не совпадает с вашим. Вот и все, — заявил он.
— Николай, ты же меня без ножа режешь, — не хотел успокаиваться Коробкин, — Я деньги вбухал, они должны работать, а ты меня манной кашкой кормишь. В общем, чтоб через месяц здесь ничего не было. Нам хватит месяца на фундаменты? — спросил он меня.
— Если постараться, хватит, — ответил ему.
— Да вы что, ребята? — засуетился Васильев, — Какой месяц? Полгода будете строить. Поверьте моему опыту.
— Отвезти вас в Порохово? — сердито спросил я тупого директора, — Мы там за месяц сделали гигантский фундамент — около семисот тонн железобетона. Да еще кессон пришлось сооружать.
— Не может быть, — не поверил он.
— Поехали, — решительно направился я к выходу.

— Ладно. Не суетись, — почувствовав нашу решимость, сдался, наконец, директор, — Откуда будете начинать? — спросил он.
— Отсюда, — показал ему прямо на месте.
— Ну, вот эти три станка я за пару недель, пожалуй, уберу, — показал Васильев на явный металлолом, — А эти будут еще с год работать. Их останавливать нельзя, — махнул он рукой на два станка, за которыми работали люди.
— Да хоть эти убери, — согласился Коробкин.
Я лишь покачал головой, не представляя, как в такой тесноте будет работать экскаватор, рискуя одним неверным движением ковша снести ту парочку работающих станков. А неизбежные обвалы грунта? Кто за это будет отвечать? Вот попал: один несся впереди паровозного гудка, а другой пытается на дрезине догонять экспресс.
— Пусть только начнет, а там я его прижму, — успокаивал меня Коробкин по дороге в Москву.
Вернулись из командировки Гарбузов с Коробкиным старшим.
— Анатолий Афанасьевич, пять вагонов блоков уже уехали, — первым делом сообщил Сергей.
— Сам видел? — спросил его.
— Дудеев сказал, — ответил он.
Еще одна забота. Вызвал Серова и попросил съездить в местную таможню. Узнать, что потребуется для таможенного оформления нашего груза. Тот еще разыскивал исчезнувшего водителя, когда позвонил Васильев:
— Анатолий Афанасьевич, вы что, с ума сошли?! — орал он в трубку, — Пять вагонов каких-то камней ночью закатили нам на завод. Кто будет этим заниматься?
— Хорошо, что камни, а не оборудование, Николай Петрович, — уколол его, — Что бы вы тогда делали? Высылаю людей.
Отправил Гарбузова, Коробкина и Серова. Часов в двенадцать ночи позвонил Гарбузов:
— Толя, все вагоны разгрузили — Серов договорился с таможенным начальством. Но договоренность надо подкрепить. Владимир Александрович завтра будет на работе, расскажет. А мы с Коробкиным так умаялись, что завтра не придем, если не возражаешь, — попросил он.
Я не возражал. Первый груз приняли, можно сказать, без приключений.

Утром появился озабоченный Серов:
— Ну, Анатолий Афанасьевич, вы меня и подставили, — тут же предъявил он претензии.
— Каким это образом, интересно?
— Да я там, в Питере, с таможней имел дело постольку поскольку. Десять коробок кильки в банках или еще что-то вроде того. А тут подъехали — целый состав. Машинист орет, ему ехать пора, вагоны отвозить. Крановщик орет, как разгружать без стропальщиков. А бригадир стропальщиков требует разрешения на разгрузку. Поехал в таможню, а там говорят, мы у них вообще не зарегистрированы.
— Естественно, я вас за тем и послал, чтоб узнать, как это делается.
— Хорошо, Коробкин договорился с Васильевым. Тот позвонил на таможню, и нам разрешили разгрузку. Теперь вот отблагодарить надо.
— Это к Коробкину младшему.
— Да я уже купил наборчик, — показал он на какой-то деревянный футляр.
Зашел Коробкин:
— Купил?
— Вот, — подошел он к футляру и открыл его маленьким ключиком. Там оказалась пузатая бутылка какого-то замысловатого рома.
— Хорошо, — одобрил Коробкин, — Собирайтесь, поехали, — приказал он нам обоим.
Через час мы уже были у таможенного начальника.
— Какая прелесть, — восторгался тот, открывая и закрывая ключиком лакированный ларец с драгоценным напитком, — Можно даже в сейф не ставить.
— Выпьют прямо через футляр, — пошутил я.
— Эти могут, — ничуть не удивился таможенник, — Профессионалы, — похвалил он своих бандитов.
— Вы погуляйте минут пять. Потом зайдете, — предложил нам Коробкин.
Мы с Серовым понимающе переглянулись.

Через пять минут застали идиллическую картину. На служебном столе стояли два пустых стакана и наполовину опорожненная подарочная бутыль. А за столом полуобнявшись сидели Коробкин и хозяин кабинета. «Быстро они подружились. Хороший ром», — подумал я.
— Заходите, ребята. Вам налить? — потянулся таможенный начальник за подарком.
— Спасибо. Мы не по этой части, — поблагодарил его.
— Если что надо, обращайтесь прямо ко мне, — протянул он нам сразу обе руки. Я пожал правую, Серов левую, а Коробкин обе разом, и мы втроем вышли от гостеприимного начальника.
— Теперь здесь открывай все двери только ногой! — дал указание Серову Коробкин младший.
На заводе захватили Васильева, и пошли смотреть блоки.
— Анатолий Афанасьевич, а что это они такие неровные? — спросил Коробкин, — В Италии, как огурчики, один к одному.
— Это в Италии, Сергей Львович. Здесь таких не бывает. Уж я-то знаю. Насмотрелся в Долгопрудном.
— Это же сколько отходов, — мучился Коробкин.
— Это не отходы, Сергей Львович, а доходы. Смотрите, вон, какие щеки — сразу на четыре памятника хватит. А мы за них ни копейки не заплатили.
— Как не заплатили?
— Мы платим только за объем вписанного параллелепипеда, а все остальное наша добыча, — пояснил ему.
— Это хорошо, — обрадовался Коробкин.

Прямо от разгрузочной площадки прошли в цех, и Васильев показал выделенную под наш офис комнату.
— Замечательно, — одобрил Коробкин, — С понедельника четверка «итальянцев» пусть перебирается сюда. Теперь их рабочее место будет здесь, — решил он.
— Нет, Сережа, только через месяц, — возразил Васильев, — Надо сделать ремонт, да и они мешать только будут, когда станки начнем убирать.
— Хорошо, — согласился Коробкин, — А вы, Анатолий Афанасьевич, берите деньги и везите Гайко, как договаривались.
— Мне столько валюты не увезти. Попаду под контроль, — предупредил его.
— Возьмите с собой вашего помощника. Пусть заодно познакомится с карьерами. Со временем сможет заказывать сырье, — предложил Сергей Львович.
Я согласился.
Перед отъездом проинтервьюировал Гарбузова и Коробкина. Владимир Львович категорически отказался отвечать на вопросы:
— Вы знаете, Анатолий Афанасьевич, я не по этой части, — сразу сдался он.
— А по какой? — спросил его на всякий случай.
— Я же химик, — сообщил он то, что я давно в нем подозревал.
— Очень хорошо. Вы узнали, какие катализаторы они применяют для очистки воды? — спросил первое, что пришло в голову, из области химии.
— Что вы, Анатолий Афанасьевич. Я и не догадался, что они могут применять катализаторы.
— Да вы должны были их пытать по всем производственным вопросам. Неужели сами не догадались, о чем спрашивать?
— Нет, — дружно ответили оба инженера.

Накануне командировки вызвал Коробкин. В последнее время он заходил ко мне сам, и его вызов насторожил. Оказалось, напрасно.
— Здесь восемнадцать тысяч, Анатолий Афанасьевич, — достал он из сейфа пачку долларов, — Рассчитайтесь с Гайко, а остальные на ваше усмотрение.
— В каком смысле, Сергей Львович? — не понял я.
— Ну, сами решите, стоит ли нам связываться с Ульбашевым? Если стоит, то оставьте деньги на ту программу. Если решите иначе, оставьте их у Дудеева. Кстати, Анатолий Афанасьевич, как вы думаете, могу я стать акционером вашего СП «Гранит»?
— Не знаю, Сергей Львович. Это решают акционеры. Надо их чем-то заинтересовать.
— А миллион долларов их заинтересует? — удивил меня неожиданной суммой Коробкин.
— Не исключено.
— Предложите, Анатолий Афанасьевич, — попросил он.
Я пообещал. Что ж, похоже, план командировки сформировался.
Прямо с утра нас с Котельниковым отвезли в аэропорт. Мы без проблем прошли все процедуры и, наконец, заняли свои места в самолете. Петр признался, что впервые летит в Среднюю Азию, и я уступил ему свое место у иллюминатора. Посадка уже окончилась, а два ряда кресел перед нами пустовали. У них стоял кто-то из членов экипажа. Уже хотел, было, спросить разрешения пересесть к окошку, как опоздавшие пассажиры внезапно появились, причем все разом. Они начали раскладывать вещи, и я отвлекся.
— А что здесь делает Михаил Сергеевич? — вдруг вполголоса с удивлением спросил меня Котельников, глядя на пассажиров рассевшихся, наконец, перед нами.
Я посмотрел в направлении его взгляда и прямо перед собой через ряд кресел увидел Горбачева, который как раз привстал, снимая пиджак. Он тут же сел, а его пиджак подхватил кто-то из окружения и повесил на плечики, которые предусмотрительно подал все еще стоявший рядом с ними, судя по всему, стюард.
— Скорее всего, летит в Бишкек. Больше некуда, — ответил Котельникову.

Самолет взлетел. Горбачев затерялся в своей габаритной молчаливой свите. Из-за раннего подъема клонило ко сну, и я не заметил, как отключился.
Очнулся, когда бортпроводницы предложили обед. Оживились и пассажиры перед нами. К моему удивлению, им предложили то же, что и всем, и они не отказались. После обеда все снова задремали. Мне же почему-то стало интересно, чем может заниматься Президент СССР, пусть и бывший, во время длительных перелетов. Оказалось, Михаил Сергеевич читал какой-то журнал. Что за журнал, разобрать так и не удалось, как не старался.
Что-то читал и человек, сидевший справа от него. Мне показалось, он был единственным из свиты, с кем разговаривал Горбачев. Остальные четверо, крепкие ребята, все время молчали, и вряд ли кто-то из них спал во время полета.
Меж тем Михаил Сергеевич закрыл журнал, откинул кресло и задремал, поддавшись общей атмосфере салона лайнера. Снова отключился и я.
Очнувшись, увидел, что Котельников неотрывно с большим любопытством смотрит на спящего Горбачева.
— Что ты там такое увидел? — спросил его.
— Изучаю рисунок на его голове, — серьезно ответил Петр. Я чуть не рассмеялся:
— Ну и как?
— Любопытная картинка, — ответил он.
Вскоре справа по курсу показались горы. Наш полет подходил к концу. Едва сели, вышел стюард с баулом и отдал его человеку, сидевшему слева от Горбачева. Затем встал у нашего ряда и объявил: «Всем оставаться на местах до особой команды».
Меж тем Горбачев со свитой прошли в отсек за занавеской. Через щель было видно, как охрана раскрыла баул, принесенный стюардом, и быстро вооружилась, рассовав оружие так, что оно словно растворилось в их мощных телах и просторной одежде.
Наконец стюард что-то сказал старшему свиты, и вся шестерка из-за занавески бодро пронеслась мимо нас к выходу.
— Граждане пассажиры, никому не вставать! — еще раз повторил стюард.

Мы просидели минут пять. Все это время Котельников смотрел в иллюминатор и комментировал:
— Похоже, сам Акаев встречает. Обнимаются с Горбачевым. О чем-то говорят. Кажется, подъехали машины. Плохо видно. Точно. Садятся в машину. Все. Уехали, — окончил он свой любительский репортаж.
Наконец, нас выпустили из самолета. Мы были в первых рядах и без багажа, а потому минут через пять уже оказались в зале прилета. Рядом с Дудеевым неожиданно увидел Ульбашева:
— Вот решил вас встретить лично, Анатолий Афанасьевич, — радостно пожал он руку. Представил ему Котельникова, и мы двинулись на выход, — Садитесь, пожалуйста, — распахнул он передо мной дверь крупной «Мазды».
Мы сели и на огромной скорости помчались мимо многочисленных постов дорожной инспекции.
— Ну, вы и носитесь! Не остановят? — спросил лихого водителя, в которого вдруг превратился уравновешенный Ульбашев.
— Нет. Уже останавливали, когда сюда ехал. Спрашивают, куда так летишь, отец, Горбачева встречать? Какого, говорю, Горбачева? Тут сам Зарецкий прилетает. Никак нельзя опаздывать. Кто такой, не знаем, но раз нельзя, тогда езжай, и отпустили, — шутил или говорил правду Ульбашев. Дудеев лишь посмеивался на заднем сидении в обществе Котельникова.
Меж тем мы, похоже, нагнали неспешно двигавшийся кортеж правительственных машин и пристроились сразу за машиной с мигалками. Люди на обочинах приветственно махали руками. Казалось, и нам тоже.
— Видите, Анатолий Афанасьевич, как встречает вас народ Киргизии, — с серьезным видом продолжал шутить Ульбашев. А на одном из постов именно нашу машину действительно поприветствовал инспектор.
— Вот он голубчик, который меня останавливал, — сказал Ульбашев и громко посигналил ему в ответ. Тот погрозил жезлом.

Уже вечером за столом Саша спросил о наших планах.
— А что, действительно Коробкин может вложить миллион? — как и я, не поверил он.
— Говорит, может. Просил предложить нашим акционерам.
— Тогда надо всех собирать, — решил Дудеев, — А с Ульбашевым как решили?
— На наше усмотрение. Ты-то сам, как думаешь?
— А у меня нет другого выхода.
— Значит, будем создавать «ИнтерКаменьПродукт-Б», — решил я.
— Почему «Б»?
— Сокращение от слова «Бишкек», — «расшифровал» я, и мы понимающе закивали, — Саша, там Коробкин просил тебе напомнить о плитке из серпентинита. Ты обещал.
— Очень хорошо, что напомнил. Зеленин сейчас в Бишкеке. Можете сразу договориться. Толечка, а с Гайко как?
— Привез ему деньги за блоки. А в отношении покупки карьера пока ничего не решили. Думаю, Коробкина больше интересует СП «Гранит». Хотя я бы на его месте сделал наоборот. Согласись, Саша, Курдайский гранит интереснее Каиндинского.
— Не соглашусь, — обиделся друг, — Вот встретишься на собрании с Барсанаевым. Он тебе расскажет о нашем «булочном» месторождении, — пообещал он.
— Лучше бы самому посмотреть.
— Далеко, Толечка. Триста километров отсюда. Ты же прилетаешь всего на три дня. Когда тут успеешь, — заворчал он.
— Зато часто, — успокоил друга.

Прямо с утра поехали к Ульбашеву. Там нас ждал пир горой. Какой же это кошмар быть почетным гостем на подобном мероприятии! Не успеешь пригубить рюмку, она уже налита доверху. Чуть поел и отставил блюдо, его тут же заменяют нетронутым. Едва кому-то покажется, что у гостя остыло горячее, оно сразу подлежит замене. И это в тридцатипятиградусную жару.
— Я же специально отставил, чтобы охладилось. Ну, зачем заменили? — спросил я по незнанию.
— Это надо есть горячим, Анатолий Афанасьевич, — пояснил хозяин пира, — Охлади и принеси гостю, — дал он команду официанту.
Мне принесли охлажденное блюдо, но стоило зазеваться, другой официант тут же заменил его полновесным, пылающим жаром, как положено. У гостя все должно быть самым-самым.
Но, еще сложнее быть все время в центре внимания. Скажешь любую глупость, все дружно смеются, даже если не смешно — понимают, гость шутит. Ну, а уж если изрек некую мудрость, а то и, неважно, любую прописную истину, мгновенно раздаются возгласы одобрения, и все дружно кивают — гость мудрец. И не слова о деле. О деле не на пиру.
Наконец, из помещения перешли в небольшой дворик, в тень густых деревьев, в относительную прохладу. На маленьком столике вино и фрукты, но уже по желанию. И пошли разговоры, но снова не о деле, а так, ни о чем.
Дудеев читал стихи. Лишь я один знал, что он поэт, это его стихи. А все хлопали, и восхищались — какая память. Молодец, наверно хорошо учился в школе.

Собрание акционеров СП «Гранит». Оно было первым, на котором присутствовал лично. Оглядевшись, отметил, что с большинством акционеров встречался в Москве, куда они изредка, хаотично или по очереди, наведывались. Но, были и те, о которых лишь слышал от Дудеева.
И все до одного, как и на пиру, с интересом смотрели на меня. Что же им такое сказал наш генеральный директор, готовя это собрание?
На повестке дня был всего один вопрос — обсуждение предложения Коробкина. Вводное слово сказал Дудеев, а затем я выдал свой экспромт, встреченный дружными аплодисментами. Всем хотелось хорошо жить, но как жить без денег? А теперь их предлагали.
Предлагали. Бывает ли такое? Но, все поняли мою мысль: всем придется потесниться, доля каждого уменьшится, правда, в результате может, наконец, появиться прибыль, которой так и не было за все годы существования СП. А вдруг все будет не так? Сомнения, сомнения, сомнения.
Но, здравый смысл есть здравый смысл, и все выбрали движение вперед — предложение Коробкина было принято.
Хаотично возник второй вопрос: о преемниках фирмы «ДуСтар», давно юридически не существующей. Все уже знали ее учредителей. Но было обидно, что у Дудеева и меня вдруг окажется приличная доля акций СП «Гранит».
— О чем мы спорим? — не выдержал я, — Мы все утонем в миллионе Коробкина. А потому надо сделать так, чтобы контрольный пакет акций остался у старого состава СП, а не достался нуворишу с его миллионом.
И нас с Дудеевым оставили в покое. А Дудеев, как директор, получил поручение: придумать, как это сделать, и перерегистрировать СП «Гранит».

Мы перебрались в офис Дудеева и довольно быстро подготовили новые документы СП. Уже собирались его покинуть, когда появился Зеленин. Саша представил нас друг другу, и мы познакомились с бывшим директором СП «Гранит» заново. Ведь общаясь друг с другом по телефону, даже не представляли, как выглядит собеседник.
— Наслышан о ваших грандиозный планах, Анатолий Афанасьевич, — сказал Зеленин, пожимая руку, — К запуску вашего завода ждите от нас подарок — сто кубов серпентинита, — пообещал он.
— Спасибо, Владимир Герасимович. Но, подарок подарком, а сотрудничать мы могли бы уже сейчас. Саша сказал, что вы хотели бы продавать вашу продукцию в Москве? У нас есть офис в центре и база в Подмосковье, — сходу сделал ему деловое предложение.
Мы быстро обсудили наши возможности и договорились о поставке пробной партии плитки. К тому же оказалось, что кроме плитки предприятие производит отделку каминов, и Зеленин обещал вместе с плиткой прислать образец.
С утра представили документы акционерам. Все согласились с изменениями и расписались. Оставалось подписать лишь мне и Коробкину. Позвонил ему и доложил о результатах.
— Распишитесь за меня, Анатолий Афанасьевич, — предложил он.
— Саша, как можно расписаться за Коробкина? — спросил Дудеева.
— Не проблема, — ответил он, — Я и так тут за всех расписываюсь. Меня уже знают.
Поехали к нотариусу. Это что-то ужасное. Очередь начиналась с улицы и тянулась через длинный коридор к единственному кабинету. И ни одного стула. Измученные долгим стоянием на жаре люди были взвинчены до предела.
— Стойте здесь, — сказал Сашин приятель, который привез нас в ту контору, и попытался пробраться к кабинету.
В кабинет он все же попал, хотя и чуть не дошло до рукопашной. Но стоило ему выйти оттуда, чтобы позвать нас, толпа встала насмерть. Кончилось тем, что вышла лично нотариус и заявила, что в свой обеденный перерыв вправе принимать, кого хочет. Лишь это успокоило народ.

Нотариус, шустрая киргизка средних лет приятной наружности, сноровисто принялась за дело, попутно расспрашивая меня о Москве на чистом русском языке. Похоже, Дудеев здесь бывал нередко — к нему она обращалась по имени, но что удивило, заочно знала и меня.
— Распишитесь, товарищ Зарецкий, — предложила мне нотариус, — Впрочем, не надо. Пусть Дудеев распишется, чтоб было одинаково. Главное, я увидела, что вы есть на самом деле. А за Коробкина тоже ты будешь расписываться? — улыбнулась она ему.
— А кто же еще? — рассмеялся Саша, бодро расписываясь в документах.
— А где сам Коробкин?
— На улице стоит. Где же еще. Не в Москве же. Пригласить?
— Не надо, Саша. Не стоит на телеграммы тратиться. Верю, — рассмеялась дама, ловко расправляясь с нашими документами и продолжая интервьюировать меня и Дудеева одновременно.
«Юлий Цезарь какой-то», — подумал про нее.
Прямо от нотариуса отправились к Гайко. Представил ему Котельникова и расплатился за камень. Съездили на карьер. Там уже кипела жизнь.
— С вашей легкой руки, Анатолий Афанасьевич, — сказал по этому поводу Гайко, — Сейчас на Астану работаем. Не успеваем камень отгружать.
Трудовой день окончили все в том же приграничном кафе.
В наш последний рабочий день остатки денег сдал Дудееву.
— Это что, Толик, ты все это время такие деньги в кармане носил? — удивился Саша.
— А где их еще носить?
— Оставил бы у меня. Гарбузов с Коробкиным приезжали, привезли восемнадцать тысяч. Лежат и лежат. Никто не говорит, что с ними делать.
— Пискунова на них нет. Он бы не спрашивал.
— А это кто такой?
— Ты его, к счастью, не знаешь. А с деньгами, Саша, решим сегодня, по итогам встречи у Ульбашева, — сказал ему, и мы отправились на учредительное собрание общества «ИнтерКаменьПродукт-Б».

Собрание у Ульбашева было коротким. Все согласились с нашими условиями. Дудеева дружно избрали председателем правления, а Ульбашева директором общества.
Все, кроме меня и Коробкина, подписали учредительные документы, после чего народ засуетился, и, как уже стало привычным, в кабинете Ульбашева возник импровизированный стол.
И снова, как в первый день, цветистые тосты и стихи Дудеева.
Как радует всякий раз благополучное начало нового дела, когда партнеры договорились, и впереди представляются лишь радужные перспективы. Все остальное будет потом, по мере развития, но это еще будет, а пока лишь мир и согласие.
И вот мы снова в авиалайнере, примерно на тех же местах, и снова первые два ряда салона свободны. А вот и он, наш главный попутчик — Михаил Сергеевич Горбачев со свитой из секретарей и телохранителей. И все повторилось почти один в один. Но, было и исключение — выходя из салона, Горбачев вдруг обратился к нам, пассажирам, с запоздалым приветствием:
— Здравствуйте, товарищи!
— Здравствуйте, Михаил Сергеевич, — раздались нестройные ответные возгласы удивленных пассажиров.
— И до свидания! — тут же попрощался бывший Президент.
— Михаил Сергеевич! — пронзительным бабьим голосом вдруг возопил какой-то упитанный пассажир, — Мы вас очень любим! Пламенный привет от жителей Барнаула и его окрестностей!
— Спасибо жителям Барнаула! — прокричал в ответ Горбачев уже почти от выхода из лайнера.
Раздались дружные аплодисменты, в которых не участвовали только мы с Котельниковым, не согласные с его политикой, разрушившей страну и лишившей ее окрестностей, которые вдруг стали заграницей.

Через неделю после той командировки позвонил Дудеев и сообщил, что Зеленин вроде бы отправляет в Москву транспорт с плиткой и деталями камина, но подробностей он не знает. Я тут же попытался позвонить Зеленину, но его телефон не отвечал.
На всякий случай связался с Васильевым и договорился, чтобы транспорт пропустили на территорию завода и разгрузили, а водителей, при необходимости, поместили в заводскую гостиницу.
Оказалось, договорился вовремя. Ранним субботним утром меня разбудил звонок водителя, сообщившего, что звонит из проходной электростальского завода. Я сказал ему, к кому обратиться, и через полчаса мы выехали с женой в Электросталь на моем стареньком «Москвиче».
В проходной узнал, что машина уже стоит под охраной на заводской территории, а водители ушли в общежитие. Минут через пять встретился с водителями и объяснил, что разгрузят их только в понедельник. Судя по всему, они нисколько не огорчились задержке, поскольку появилась возможность отдохнуть два дня в Москве.
В понедельник отправил в Электросталь Гарбузова с Коробкиным. Вернулись они с образцами продукции уральского завода.
— Какая красота, — восхищались наши сотрудники, разглядывая изумрудные плитки змеиной раскраски.
— Да уж, — не пришел в восторг лишь я, обнаружив дефекты полировки на всех без исключения плитках.
Позвонил Дудееву. Он нисколько не удивился:
— У него же оборудование для обработки мрамора, а серпентинит по характеристикам ближе к граниту. Мы в своих мастерских вручную лучше полируем, чем Зеленин на своих итальянских станках, — огорчил он меня.
Позвонил Зеленину.
— А что ты хочешь, Анатолий Афанасьевич. Поэтому у нас и цена низкая. А начнем полировать, как положено, цена будет раза в полтора выше, — «обрадовал» директор.

Коробкину, как и всем, плитка понравилась, и я не стал его огорчать.
— Анатолий Афанасьевич, пусть наши «итальянцы» займутся поиском клиентов. Походят с образцами по стройкам и магазинам. А то они у вас со скуки помрут, — дал указания инвестор.
За день мы с дочерью подготовили рекламные проспекты, и я проинструктировал новоявленных продавцов продукции камнеобработки, познакомив их со своим опытом продажи плитки.
— Анатолий Афанасьевич, а мы будем работать парами, — неожиданно заявил Гарбузов.
— Это еще зачем? Я работал в одиночку. У вас эффективность поиска выходит в четыре раза выше, чем у меня. А вы предлагаете ее вдвое уменьшить, — не согласился я.
— Да таскать эти тяжелые образцы вдвоем веселей, — сказал Коробкин.
— И опыта у нас никакого, — поддержал его Гарбузов.
— У меня его тоже не было, да и таскал я по несколько плиток, а не по одной, как вы.
— Мы все-таки попробуем по двое, — резюмировал Коробкин.
На несколько дней четверка «продавцов» исчезла. Вместе с ними исчезла и машина с водителем. Оказалось, Коробкин старший попросил у брата наш транспорт, и тот не отказал. Наконец пара Гарбузов-Коробкин появилась с «результатом»:
— Ну, все, продали, — радостно заявил Гарбузов, — Знаешь такую организацию «Бенефит» на Чистых Прудах? — спросил он.
— Конечно, знаю. И что?
— Берут всю партию по шестьдесят долларов за метр, — «обрадовал» он.
— Сережа. Да это разве цена? Они же ее будут продавать минимум по семьдесят пять, а скорее по девяносто.
— Они так и сказали. Должны же они заработать.
— А мы? Мы же по шестьдесят договаривались с уральцами. Ну, из-за качества договорюсь по пятьдесят пять. И что? Наш «навар» на партии в двести квадратов будет всего тысяча долларов. Не густо.
— А больше нам никто не дает, — обиделся Коробкин.
— Правильно. Ни один салон камня больше не даст. Ищите настоящих покупателей, — отправил я ни с чем горе-продавцов.

Вскоре появилась и вторая пара. У тех вообще не было никаких результатов.
— Мы же пешком ходим, а они на машине, — оправдывался Емельянов.
Через две недели безрезультатных поисков вся четверка появилась в офисе.
— Что случилось? Нашли покупателя? — спросил «итальянцев».
— Искать бесполезно, — объявил Коробкин.
У меня не было слов для возражений. Разумеется, сидеть в офисе и зачеркивать пустые дни и месяцы проще. Я лишь развел руками.
Оказалось, это не все. Неожиданно вызвал Коробкин:
— Торговать ты не умеешь, Анатолий Афанасьевич, — укоризненным тоном заявил он, впервые обратившись ко мне на «ты». Я молчал, обескураженный и нелепым обвинением, и формой обращения, — Я, конечно, понимаю, что вы не сами продавали, но надо же понимать, что они специалисты, а не продавцы. Нельзя же так издеваться над людьми, Анатолий Афанасьевич.
— Они такие же специалисты, как и продавцы. В трехдневный срок камень будет продан, — перебил его, встал и вышел из кабинета. Настроение было мерзопакостным.
— Что случилось? — подошел Котельников. Я рассказал.
— Надо же. С больной головы на здоровую, — удивился помощник.
— Завтра с утра зайду к Сычеву и решу этот вопрос в одно касание, — поделился с ним своими планами.
— Слушай, Толя, подожди до обеда. Я там у себя в городке поспрашиваю. По-моему, кто-то интересовался камнем, — предложил Петр.
— Тогда возьми с собой проспект и образец, — порекомендовал ему.
Котельников появился с результатом:
— Готовы взять по восемьдесят, — объявил он.
— Другое дело, — обрадовался я, — Пять тысяч «навара» с такой партии совсем неплохо.

Через день наша первая торговая операция была завершена.
Демонстративно вручил Котельникову премию — пятьсот долларов. Через час вызвал Коробкин:
— Анатолий Афанасьевич, что за самодеятельность с премией Котельникову?
— Думаю, он ее заслужил.
— Может быть. Но всю прибыль вы должны сдавать мне. Пока только я один вкладываю деньги. Вы ничего не вкладываете. Да и торговать вы не умеете, Анатолий Афанасьевич.
Ничего не ответив, достал первые заработанные фирмой деньги, положил их на стол и вышел. «Началось», — подумал, выходя из кабинета.