Письма из Америки. О друзьях

  Вымыслу трудно угнаться за настоящей жизнью. Судьбы старинных друзей-однокурсников порой ввергают меня в коматозное состояние. Марина К. живет в Германии, ее дочь приняла буддизм, ушла из дому, уехала в Индию и вышла замуж за англичанина. Надеюсь, тоже буддиста. При этом Марина развелась со своим мужем Мишей Б., замечательным филологом, который, в свою очередь, женился на баронессе, так что теперь Мишку надо называть бароном.

  Мой близкий друг Лида Е. — Лидуся, Дуся — всегда была неприступной питерской интеллектуалкой, ценившей в человеке прежде всего способность выпить бутылку портвейна и обсудить воззрения Кьеркегора. К пятидесяти годам она увлеклась юными бодибилдерами, живет на деньги сына-бизнесмена, чтение забросила, из искусства признает только киношки-боевики, полчемодана которых и привезла моя жена Наташа из последней поездки в качестве Дусиного презента. На предложение приехать к нам в гости пояснила, что еще не определилась с приоритетами: то ли вояж, то ли подтяжка морды лица. До сих пор не приехала. Видимо, определилась.

  Другой мой друг Леша Н. — художник, расп..й, бабник — стал фабрикантом молочных сосисок, выстроил личный дворец на Крестовском, женился в девятый, наверно, раз на девице в три раза младше его, долго кричал в телефон, чтобы я немедленно возвращался и жил у него.

  — А как же твоя жена, она-то где? — спросил я.
  — А рядом со мной, — ответил Леша, — на кровати прыгает.

  Слава Богу, хоть что-то не изменилось.

  Все эти метаморфозы принадлежат скорее Стране Фантазии, голливудскому кино, перу Джоан Роулинг в соавторстве с Дарьей Донцовой, чем нашей грешной реальности. Приди мне в голову написать подобный роман, первый же критик приговорил бы меня к расстрелу за то, что "так не бывает". Мысль эта посетила меня, когда я внезапно обнаружил себя посреди английского острова Тортола в Карибском море, беседующим со случайным канадцем об особенностях швейцарских часов Патек Филип. Ущипните меня, пожайлуста. Так не бывает.

  Еще один мой хороший друг и сосед Дэвид, профессор, специалист по истории Древнего Египта, вдруг уволился и переквалифицировался в лесоруба. Заявил, что достали ленивые студенты. Он обзавелся грузовиком с подъемником и мотопилой. А затем, под впечатлением от общения с нами, решил жениться на русской. Вступил в переписку, и я старательно переводил с английского на русский и обратно все их муси-пуси. Однажды он принес очередное письмо от далекой дамы сердца, уже наполовину написанное по-английски, и осторожно спросил:

  — А что такое "татар"?
  — Люди как люди, — пожал я плечами.

  Он облегченно вздохнул, и я понял, что свадьба неизбежна. И действительно, скоро он улетел в Эстонию и привез Рушану, очаровательную блондинку родом из Сибири. И, конечно, мы с ней тоже подружились. И бывало, когда я просил его помочь спилить опасно разросшееся дерево у моего дома, и пока наши жены чирикали о своем, о девичьем, мы увлеченно болтали о культуре майя, а позабытая мотопила капала грязным маслом на свежую изумрудную травку.

  Дэвид, кстати, был в начале нашего знакомства страшно поражен тем, что в России знают о майя и ацтеках. И это образованный человек. Что уж говорить о прочих... Как-то меня спросили: "Ленинград — это в Москве или в Сибири?" К стыду своему, я растерялся. Зато в другой раз, на вопрос, а правда ли, что русские каждый день пьют водку, с серьезной миной поведал, что это древняя традиция, и каждый взрослый просто обязан выпивать по бутылке ежедневно, но мой сын еще маленький, всего десять лет, поэтому ему положено только полбутылки. Воцарилось глубокое молчание. 

  Помню, некий приличный господин, на туманной заре нашей эмигрантской юности, узнав, что мы из Петербурга, притащил aльбом с фотографиями своих лошадей и, ткнув в одну из них, гордо произнес:

  — Это Пушкин! Я купил его в России. Вы знаете, кто такой Пушкин?
  — Слышал кое-что, — признался я.

  А сам подумал: приплыли. Жеребец Пушкин уже есть. Еще не хватает хряка Достоевский.

  На самом деле, американцы хотели сделать нам что-нибудь приятное, но понял я это позже, достаточно пожив в стране и познав тайную жизнь заграницы. И если меня спросят, что такое американец, я пожму плечами: люди как люди. Я люблю всех моих друзей, здесь, там, повсюду.

  Милого, толстого простодушного Рэя, потомка трансильванцев, гурмана и скрипача, который за всю свою жизнь купил только одну новую вещь — диван, потому что все заработанное тратит на покупку старинных карманных часов, и в тикающем доме которого я провел много чудесных вечеров за обсуждением животрепещущей проблемы, какая именно классическая музыка больше подходит для поедания шницеля по-венски.

  Виталика, литературные споры с которым я вспоминаю с ностальгической нежностью, а уж за то, что нашел меня в дебрях интернета — отдельный ему электронный земной поклон!

  Иришку, мою однокурсницу, отыскавшуюся во Флориде, замужем за миллионером. Прошлой зимой мы с Наташей гостили у нее, валялись дни напролет у бассейна, вспоминали молодость, пили австралийское вино, закусывая, по древнегреческой традиции, овечьим сыром. И в какой-то момент так напились, что стали звонить нашим друзьям в разные города и страны, позабыв напрочь о разнице во времени, только чтобы услышать родные сонные голоса.

  Расстояния исчезли. Земной шар съежился.

  Весь мир решительно превратился в нечто странное и не поддающееся описанию. Взирая на него, наша бедная классическая русская литература лишь изумленно бы вертела головой и неловко подсовывала два своих неразменных вопроса: кто виноват и что делать. А ведь ответы давно известны. Виновато время. Делай, что должно, и оставайся человеком на нашей маленькой Земле.

  Потому что вся планета Земля, по моим ощущениям, размером примерно с Белгород. Ну или чуть больше, если считать вместе с областью.