Письма из Америки. О работе

  Я познакомился с ним случайно. Однажды в обеденный перерыв из вежливости придержал входную дверь, он поблагодарил, я спросил, откуда его странный акцент, зацепились языками. Он был с острова Ямайка. Когда я это услышал, в голове у меня что-то щелкнуло, завертелась исцарапанная патефонная пластинка из забытого детства, и мальчишеский голос Робертино Лоретти восхищенно пропел: "Джама-а-йка, Джамайка!".

  Его звали Рой. Он работал в нашей ювелирной компании полировшиком. Такой работы не пожелаешь и врагу. Грохот от десятков моторов, в воздухе тонкая взвесь золотой пыли и абразивов, согнутые спины, бешено вращающиеся диски полировочных машин, подносы с кольцами, серьгами, браслетами, цепочками, резкое шипение паровых форсунок вдали, ядовитое марево над ультразвуковыми ванночками-очистителями, внимательные глаза мелких начальников, чуть кто повернул голову к соседу, сразу окрик: "что случилось?", обожженные руки, черные грязные разводы на лицах, клацанье штамповочных молотков. Нужно быть предельно внимательным: если цепочка зацепится за фетровый диск, она превратится в острейшую пилу, могущую отхватить палец за секунду... Платят мало. Но и такую работу поди найди на солнечной Ямайке. Да и не только на Ямайке. Многие идут в полировщики в надежде зацепиться и продвинуться, кто-то не выдерживает, им хватает и полдня, чтобы бежать, куда глаза глядят. Оставшиеся работают.

  Но так, как работал Рой, не работал никто. Он являлся на работу в пять утра и терпеливо ждал, потому что иногда полировочный цех открывали раньше семи, и он мог урвать лишние несколько минут работы. Он уходил последним, после того, как охранники выключали свет и обесточивали моторы. Он ненавидел выходные. Отпуск вызывал у него глубокую депрессию.

  И у него не было ног. Совсем.

  Несколько раз я пытался узнать, как это случилось. Он либо отшучивался, либо молча улыбался. Он вообще был молчун. Лишь раз он обмолвился о давней железнодорожной катастрофе. Где-то там у него оставалась взрослая дочь, которой он посылал деньги, и, кажется, брат. Он снимал маленькую однокомнатную квартиру в семиэтажном доме. Я приходил к нему в гости, отодвигал оставленное на этаже инвалидное кресло и просто входил, он никогда не запирал дверь. Мы распечатывали бутылку ямайского рома, и я расспрашивал его о далеком острове. О нищете и бандитах. О пальмах, трущобах, рыбаках и наркоторговцах. О жизни простой и жестокой, как жизнь муравьев. Детская пластинка в моей голове сначала треснула, а потом и вовсе рассыпалась в абразивную пыль. Дурак ты, Робертино Лоретти.

  Рой никогда ни о чем не просил. Каково же было мое удивление, когда я увидел его на служебном паркинге. На том самом месте, где он обычно ставил свой пикап, в кузов которого, уже забравшись в кабину, он умел ловко закидывать свое складное кресло. Пикапа не было. Шел снег. Темнело. Смущенно отводя взгляд, Рой попросил отвезти его домой. В свете уличного фонаря я заметил на его лице глубокие царапины. По пути домой буквально клещами я вытянул из него причину. Оказывается, утром его машина не завелась. И он, никому, разумеется, не позвонив, поехал на работу. Несколько миль в темноте он гнал свое инвалидное кресло по пустым улицам, по свежевыпавшему снегу, крутя скользкие колеса, застревая, еле удерживая равновесие, падая, вновь с трудом ставя кресло и вползая в него. Он не мог остаться дома. Ведь он должен был работать. Это его работа.

  Уже у него дома я не выдержал и спросил, почему он не получает пособие. Ведь он имел полное право не работать. Как не работали многие из его соседей, днями просиживающие в холле первого этажа, прихлебывая из бутылок, завернутых в бумажние пакеты. Некоторые просили меня устроить их на работу. Я, наивный идиот, старательно помогал заполнять анкеты, относил их в отдел кадров. Ни один так и не пришел. Мямлили что-то об обстоятельствах, пряча глаза, о новой жизни со следующего понедельника. Но я уже не верил.

  Есть у меня такой знакомый. Книгочей, любитель Майкла Крайтона, на чем мы и сблизились. У меня у самого полное собрание его сочинений. А в какой-то день я узнал, что Мэтт сидит на пособии, а его жена — суррогатная мать. Вот такая работа. Она заключила контракт с двумя богатыми педиками из Калифорнии. Один из них адвокат, другой — дизайнер тканей. Родила для них двойню за хорошие деньги, они и роды оплатили, и медицинское обслуживание, и даже няню на первое время. А затем она сцеживала грудное молоко и отсылала бутылочки экспрес-почтой в упаковке с сухим льдом. Сейчас опять беременна для кого-то. Флаг им в руки, но общаться с родильной фабрикой выше моих сил.

  Рой, услышав мой вопрос, побледнел. Вы знаете, как бледнеют люди с темной кожей? Они сереют. Как бетон. Бетонное лицо Роя застыло от бешенства. Он протянул в мою сторону твердые ладони с въевшейся в них черной пылью и выдохнул: "У меня есть руки. Никогда, ты слышишь, никогда не говори, что я не могу работать." И я никогда об этом не говорил.

  Что он делал помимо работы, трудно сказать. Бывало, я замечал женскую тень, выскальзывающую из его квартиры. "Рой, — поддевал я его, — да у тебя девушки водятся!" Он таинственно улыбался: "I have no legs". "У меня нет ног". Как будто это кого-нибудь останавливало.

  А потом он не пришел на работу. День, второй, третий. Такого просто не могло быть. Я позвонил ему, и он сказал, что кто-то украл его кресло, которое он так беспечно бросал в корридоре. Явно кто-то из алкашей-соседей. Украли и пропили. А на новое у Роя денег не хватало. Голос у него был словно у зомби. Словно железная рука вынула из него душу, и осталась только ненужная глупая оболочка.

  Назавтра я взял выходной, помотался по городу и уже к полудню стоял перед квартирой Роя, с гордостью сжимая спинку новенького чудо-кресла, раскрашенного в цвета американского флага. В кармане над колесом булькала бутылочка рома. Но на мои звонки и стуки никто не ответил. Недоумевая, я спустился на первый этаж, прокатил кресло мимо притихших алкашей и вошел в офис менеджера.

  — Вы, наверно, к Рою? — догадалась старушка с серебрянными кудельками. — Так его увезли.
  — Кто увез? — не понял я.
  — Агенты иммиграционной службы. Двое в штатском, как в кино. Видно, документы у него не в порядке.

  Да есть ли Бог на этом свете?! В Америке миллионы нелегальных иммигрантов, а эти чертовы агенты выхватили самого беззащитного и бесправного, чтобы поставить чертову галочку в своих чертовых отчетах!

  Больше я Роя не видел. Узнать ничего не удалось. Ходили смутные слухи, что его депортировали обратно на Ямайку, но он собирается вернуться и снова работать полировщиком. Удачи ему и счастья. Новое кресло Роя я пожертвовал благотворительной организации.

  Он мне снится иногда: мощный торс, сильные бугристые руки, протянутые вперед, запрокинутое в небо бешеное лицо со сжатыми губами... Памятник простому ямайскому мужику, который жив одной только работой. Да и не только ямайскому.