Звено. Глава 1

                1.
  Как только я открыла глаза, сразу же поняла, что ничего хорошего мне этот день не принесет. В правый висок настойчиво стучит невидимый дятел, порождая такую мигрень, что невозможно повернуть голову, не то что подняться с постели. Но, признаться, напугало и расстроило меня не это, а тот факт, что сегодня день Большого Безумия. Во время приступов я едва могу контролировать себя, удерживая гнев в узде. Меня раздражает, что трава зеленая, небо синее, а я – человек. Если быть честной, мне это совершенно не мешает, наоборот подстегивает, раскрашивая мир новыми красками и добавляя им глубины. К сожалению, это мешает другим и возводит между мной и миром прозрачную стену. Ее можно игнорировать, ею можно гордиться, но факт остается фактом.
  Здравствуйте, меня зовут Ольга, у меня нет друзей.
  Три быстрых коротких вдоха, мгновение задержать воздух в себе и выпустить сквозь сжатые зубы. Моя собственная методика избавления от головной боли ровно на тот промежуток времени, который потребуется, чтобы дойти до ванной комнаты, умыть лицо ледяной водой и достать из шкафчика с зеркальной дверцей две капсулы экспериментального лекарства, снимающего любую боль в течение пары минут. Остается только подождать, прижавшись лбом к прохладному кафелю стены и прикрыв глаза. Секунды похожи на тяжелые капли густой крови, падающие мучительно медленно и разбивающиеся об пол с глухим звоном. Иногда мне кажется, что в таком положении я провожу не менее суток, боясь даже дышать.
  Я задвигаю все шторы, превращая свой, в общем-то, довольно уютный дом в темное жилище вампира. Или маньяка на худой конец. Завариваю зеленый чай с мятой и лимоном, но всегда без сахара и сажусь в углу дивана, поджав под себя ноги. В компании я не нуждаюсь, но зачем-то завела себе кота. Возможно, потому, что он не отвечает мне, когда я что-то говорю, и не начинает разговора сам. Он идеальный сосед, мой Уголек.
  Вот и сейчас кот почувствовал, что у меня не слишком удачное утро, поэтому просто тихо забрался ко мне на колени и свернулся клубком. Я погладила его кончиками пальцев по шелковистой шерсти и откинулась на спинку дивана, массируя себе виски. Боль прошла уже пару минут назад, но тень ее будет со мной еще несколько часов. Да,  функционировать я могу, но предпочитаю проводить этот период в темноте и тишине собственной квартиры.
  Где-то зазвонил телефон, вырывая меня плена ватного одеяла медитации. Этот звук очень похож на разноцветные звезды на черном полотне моих закрытых глаз и на алый бур в моем виске. Нечто такое невообразимо красивое, но почти сводящее с ума.
  Я раздраженно нажала на кнопку отбоя и держала до тех пор, пока телефон не отключился, прощально мигнув экраном. Что ж, пора возвращаться в реальность.
  Одевшись и небрежно заправив волосы под бейсболку, я вышла на улицу и на мгновение остановилась, оглушенная и парализованная дышащим и спешащим куда-то миром. Все краски казались мне чрезвычайно яркими и раздражающими, а предметы и люди четкими. То ли это побочное действие лекарства, то ли слишком чудесный день. Ни тот, ни другой вариант не вселил в меня ни капли оптимизма. Больше всего мне хотелось вернуться в прохладный мрак своего дома.
  Под ярко-голубыми кедами скрипит гравий, которым  местные власти додумались посыпать дорожку. Я прибавила громкость музыки в плеере, чтобы отсечь себя от окружающих хотя бы в одном из способов восприятия. Пожалуй, сегодня особенно сложный день, который будет продолжаться бесконечно.
  Если бы мое раздражение могло материализоваться, оно бы поднималось надо мной язычками черного пламени или горьким серым дымом…
  По мере моего приближения к высокому серому зданию, ненависть ко всему существующему загонялась в дальний угол сознания. Я поднялась на тринадцатый этаж, быстро кивнула своей ассистентке и прошла в кабинет. Всего несколько минут, чтобы убрать волосы в гладкий пучок, переобуться в туфли и сменить футболку на темно-вишневую блузку. Еще минута, чтобы достать из шкафа несколько папок и разложить их перед собой на полированной поверхности стола из орехового дерева. Легкое прикосновение к клавише интеркома:
  - Светлана, я готова принять Викторию Сергеевну.
  - Да, Ольга Евгеньевна, разумеется.
  В кабинет вошла невысокая, чуть полноватая женщина и устроилась в углу дивана, теребя в руках ремешок сумочки. Я пересела на удобное небольшое кресло рядом, раскрыла блокнот, вздохнула, запирая на замок дверь к ненависти, и приветливо улыбнулась.
  - Доброе утро, Виктория, как вы поживаете?
2.
  На город медленно опускался вечер, окутывая город призрачным покрывалом мглы. Ночь большая кокетка, ее одежды расшиты разноцветными огоньками витрин, холодными бликами звезд и мертвенным отражением луны в пустых глазах. Это время особенно прекрасно…
  В эти напоенные невероятным ароматом часы на художников и писателей нисходит вдохновение…
  В эти быстро ускользающие мгновения распадаются и воссоединяются пары…
  В эти минуты творится история.
  Снова погромче музыка в плеере, чтобы почти оглохнуть от чужих слов и перебить яростной мелодией все свои мысли. Руки поглубже в карманы, чтобы никто не видел пальцев, скрюченных мукой.
  Сегодня я едва смогла принять всех своих пациентов и убрать документы на место. Ненавижу беспорядок в любых его проявлениях: если бы я оставила бумаги в беспорядке или не перенесла записи из блокнота на страницы подшивок историй болезней, я бы точно всю ночь прокрутилась без сна.
  Невыполненных дел не оставалось, так что я с облегчением выпустила свою ярость на свободу, с наслаждением вдыхая прохладный воздух своего города. Проводя множество исследований, почти все свои юные годы я провела в разъездах. Города, поселки, страны смешивались в моей голове в цветной вихрь. Иногда я не могла вспомнить, где именно видела то или иное приметное здание или улицу, хотя и точно помнила каждый рассмотренный мной случай, но никогда я не была влюблена в них. Только Мой Город всегда был значим для меня. Возможно, именно поэтому я никогда не совершала тут ничего такого, о чем пришлось бы умолчать на последней исповеди старику-священнику.
  Люди не понимают, что со мной не так, но инстинктивно сторонятся и стараются не приближаться ко мне слишком близко. Даже в столь поздний час, когда хочется держаться поближе к фонарям, они скрываются в тени, когда я прохожу мимо. Впрочем, меня это устраивает и только наполняет ликованием. Есть Мой Мир, и есть все остальные в их глупом черно-белом существовании.
 Квартира встретила меня тишиной и темнотой. Уголек светящейся тенью скользнул к моим ногам и деликатно мяукнул. Я хрипло рассмеялась и почесала его за ухом, как никогда ощущая его хрупкость и пульсацию крови в нежном теле.
  - Сейчас, дружок, я дам тебе поесть. Хотя если ты не начнешь соизмерять количество пищи и активность, ты умрешь от ожирения.
  Не включая свет, я прошла на кухню и включила чайник. Открыла обожаемые котом консервы, выложила их в мисочку и заварила себе чай. За окном чернильное небо пестреет крапинками звезд, полная луна залила землю мертвенно-белым светом. Мои мысли нарушает только тихое тиканье часов и чавканье кота, с быстротой молнии поглощающего ужин.
  С детства меня мучил один и тот же кошмар: я долго лежала в постели и не могла уснуть, потому что мне казалось, что на меня кто-то смотрит сквозь оконное стекло. Я покрывалась холодным потом и быстро поворачивалась, испуганно разглядывая темноту и боясь увидеть лицо какого-нибудь монстра с оскаленными зубами. Чудовища не приходили, но сон спокойнее не становился.
  Тук-тук-тук!
  Резкий тройной стук заставил кота выгнуть спину и зашипеть. Медленно отступая от миски, Уголек шмыгнул в комнату. Готова поспорить, бесстрашное животное забилось под кровать, подобно ребенку, надеющемуся найти там спасение от зверя-из-шкафа.
  Я лениво повернулась, уже не вздрагивая от ужаса при виде серебристого лица, прижатого к стеклу. От глаз и до верхней губы на каждой щеке идет тонкая, почти изящная, вязь шрамов. Глаза без зрачков и горят голодным фосфорным цветом, зубы оскалены, из угла губ стекает тонкая струйка слюны. Ладони с длинными пальцами медленно скользят по оконной раме, словно лаская.
  Чудовище снова постучало и едва слышно зарычало.
  - Пусссти меняаа… мне нужна твоя кроовь….
  - Ой, да перестань. Кого ты пытаешься напугать, чучело? – пренебрежительно поинтересовалась я, отпивая из бокала глоток чая. – Заходи уже и не привлекай к себе внимания.
  Монстр просунул в несуществующую щель в раме пальцы и с легкостью открыл окно, пробрался в квартиру и с тенью презрения на лице устроился на стуле напротив меня.
  - Послушай, - такого обиженного тона я у него давненько не слышала, - это просто невозможно. Если ты будешь так подрывать мою уверенность в собственной непобедимости и ужасности, я просто не смогу выжить. Я вымру точно так же, как эти безмозглые зомби, которых в итоге перебили люди.
  - Ты все еще носишь фрак, Виктор? – едва заметно улыбнулась я. – Они же давно не в моде.
  - Малышка, фрак спасает внешность любого мужчины и уместен всегда, начиная от свадьбы и кончая похоронами.
  - Ты смешон. Но, что более отвратительно, ты еще и скучен.
  - Ах, расскажи об этом милой леди из Милана… мы так сердечно поболтали сегодня.
  Я досадливо поморщилась и брезгливо приподняла брови:
  - Что, снова? Ты стал слишком часто обедать. 
  - Я скучен, потому что мне скучно. Люди уже не те сейчас, абсолютно никакой силы воли и желания жить. Им бы только поесть, заняться сексом и поспать. Вот пару столетий назад да… были просто потрясающие экземпляры. К некоторым я приходил почти десятилетие, чтобы полакомиться впоследствии их душой. А сейчас…
  Виктор обреченно пожал плечами и уставился в окно, непроизвольно теребя мочку своего уха указательным и большим пальцами.
  - Ты понимаешь, что с такой скоростью поглощения ресурсы будут исчерпаны слишком быстро? Им нужно восстанавливаться, а ты умрешь с голоду. Разве не ты говорил мне, что чем чаще ты «сердечно болтаешь», тем быстрее возвращается аппетит и желание начать охоту снова?
  - Я понимаю, но мне скучно, а ты все чаще засыпаешь до моего прихода. Ты делаешь это нарочно? Или всему виной эта головная боль?
  - Да, болеть и вправду стало чаще и сильнее, - нехотя отозвалась я, допивая уже совсем остывший чай.
  - Оля, ты знаешь, что тебе нужно делать, - тихо произнес Виктор, накрывая мою ладонь своей.
  По руке побежали приятные искры прохлады. Я видела, как молочно-белые струйки потекли по предплечью, и почувствовала, как они добрались до висков, снимая боль и приглушая ярость и ненависть. Словно из плотной завесы туч выскользнула яркая и чистая луна. Я отдернула руку, с наслаждением ощутив, как боль вернулась. Не так остро, как было, но все же ощутимо.
  - Нет, Виктор, я не хочу. Я просто лягу спать, а утром приму лекарство. Ты говорил, что оно поможет. И оно помогает.
  - Но это не панацея, малышка. Однажды они просто не сработают, и все пойдет прахом.
  - Может, и так. А может, я не доживу до этого момента, слава Богам.
  Виктора передернуло от этих слов, но он промолчал, оставшись сидеть на стуле лицом к окну. Я долго стояла под душем, надеясь унять прохладной водой ноющую боль во всем теле. Когда я закрывала глаза, я видела не черную бесконечность, в которой так приятно тонуть, а багровое полотно будущего и прошлого. Я где-то посередине, словно затерявшаяся песчинка.
  До кровати я дошла с неожиданной легкостью, ощущая, как усталость и сонливость переполняют тело, вытесняя из него все черные чувства, на которые я только могла быть способна. Рухнув в кровать, уснула почти сразу, не почувствовав, как Виктор тенью проскользнул в комнату и устроился в темном углу, пристально, но с долей печали глядя на меня.
  Его губы беззвучно шевелились. Кажется, он пел.
3.
    Дни сменяются вечерами, а следом за прохладной ночью наступает испепеляющий полдень вне зависимости от наших желаний. Мир существует уже так давно, позволяя лишь изредка вспыхивать на ткани себя искрам цивилизаций, что ему глубоко плевать на наши переживания и стремления. Что для нас жизнь – то для него меньше мгновения.
  Я задумчиво смотрю в окно, считая звезды и наблюдая за бесконечным бегом черно-серых облаков. Они стараются скрыть в своих лохмотьях луну, но она с завидным упорством вновь и вновь появляется на небосклоне во всей своей красе.
  В эту ночь мой голод особенно силен. По телу пробегают волны дрожи, губы сохнут, а во рту совсем нет слюны. Я нервно грызу ногти, но они вновь отрастают, прежде чем я успею закончить с одной рукой и перейти на другую. В чем смысл моего существования? У меня прорва времени, минимум потребностей, максимум возможностей, а я всего лишь хочу быть обычной.
  «Серой», - шепнул Виктор из подсознания.
  Я подошла к зеркалу, не включая свет, и принялась пристально себя разглядывать. Сейчас моя кожа белоснежна, она немного искрится и, если присмотреться, можно разглядеть тонкую вязь шрамов. Они и сейчас почти незаметны, а уж в дневном свете, когда бледность сменяется персиковым румянцем, их и вовсе нельзя увидеть. Подвернутые рукава белой мужской рубашки обнажили совсем тонкие руки, штаны немного болтаются на бедрах…
  В эту ночь мой голод достиг апогея.
  Я распахнула окно, залезла на подоконник и шагнула в пустоту. Никаких дешевых спецэффектов с полетами или долгими падениями вниз, я просто шла по воздуху, разглядывая город под своими ногами. Когда я впадаю в охотничий раж, я легко могу передвигаться, не касаясь земли и поднимаясь на необходимую высоту. Мое тело словно соткано из легких радужных нитей, тянущих меня в космос.
  Я заглядывала в окна, изучая людей. Все было не то. Все было так… обычно. Никакого удовольствия, никакого вкуса. В такой час почти все спали, лишь единицы читали или смотрели телевизор. Внезапно какая-то сила развернула меня в другую сторону и потащила к неприметной пятиэтажке. Окруженная высокими деревьями со всех сторон, она казалась совсем черной. Лишь одно-единственное окно, как волшебное око светится во мгле. Осторожно, стараясь не потревожить полуночника, я подобралась к стене. Как мотылек, увидевший свет, я уже не могла остановиться, хотя где-то внутри тревожно запищало предчувствие. Мой собственный сигнал опасности сработал, возвещая, что запущен механизм самоуничтожения. Я ступила на ту тропу, с которой уже невозможно свернуть.
  Вздохнув и зажмурившись, я выглянула из-за шторы, стараясь разглядеть того, кто, как и я, страдает бессонницей. Небольшая комната залита голубоватым светом ночника, письменный стол завален книжками и смятыми листами бумаги. Стены завешаны картинами, нарисованными цветными карандашами и мелками. Кровать застелена покрывалом с героями диснеевских мультиков. Я не сразу заметила, что под толстым одеялом сидит ребенок с книгой в руках. Худенький мальчик в пижаме, со светлыми кудрявыми волосами и темными синяками под глазами. Малыш выглядит немного болезненным, но так упоительно пахнет и нестерпимо сверкает, что у меня перехватило дух. Против воли я подняла руку и постучала в стекло.
  Мальчик настороженно поднял голову и посмотрел прямо на меня. Он не мог отвести глаз от моего сияющего лица, не мог сопротивляться. Он слез с кровати, подошел к окну и прижался мордашкой к холодному стеклу. Мои губы невольно расползлись в улыбке.
  - Привет, - шепнула я.
  - Привет… - робко отозвался он.
  - Пустишь меня?
  Мальчик немного поразмыслил, что заставило меня задуматься над своей неотразимостью, и повернул ручку, позволяя мне войти в комнату. Конечно, я могла и не спрашивать разрешения, но этот древний ритуал доставляет мне особенное удовольствие. Он подчеркивает свободу выбора жертвы собственной участи. В конце концов, он мог закричать или попытаться испугать меня…
  Я сделала шаг вперед и изящным движением опустилась на подоконник, свесив ноги. Заинтересованно огляделась, рассматривая углы комнаты, которые мне было не видно до этого. Все стены заняты либо полками с книгами и игрушками, либо рисунками. Похоже, мальчик много времени проводит дома.
  - Меня зовут Макс, - неуверенно произнес малыш, переминаясь с ноги на ногу. Он выглядел так трогательно и нелепо в своей пижаме и пушистых тапочках, что я снова не смогла сдержать улыбку.
  - А меня Оля, - я протянула ему узкую ладонь, которую ребенок осторожно пожал. – Я не хрустальная, не бойся.
  - Но ты переливаешься… как ваза на солнце. На тебя немного больно смотреть.
  Я удивленно приподняла брови и прислонилась спиной к стеклу окна.
  - Ну и ты тоже не такой уж обычный, знаешь ли.
  В глазах Максима зажегся странный огонек, словно он не так уж часто получает похвалы, словно он всю свою короткую жизнь ждал моих слов.
  - Кто ты такая? Люди не умеют летать. Ты вампир? Или привидение? – жадно спросил он.
  Я тихо засмеялась, спрыгивая на пол и направляясь к рисункам.
  - Ты читаешь слишком много сказок. Никакой я не вампир. Да и не призрак, я же не прозрачная. Ты сам рисуешь?
  - Конечно. У меня много свободного времени.
  - Почему? Ты не ходишь в школу?
  - Хожу, но после уроков я сижу дома. Делаю задания, читаю и рисую. Иногда смотрю телевизор, но там так мало интересных фильмов, что я не так уж часто его включаю.
  - А друзья? Что же ты не гуляешь с ними?
  - У меня нет друзей, - с горечью произнес мальчик, забираясь обратно в постель.
  Одним неуловимым движением я скользнула к кровати и уселась на нее поверх одеяла. Задумчиво подтянула колени к груди и положила на них подбородок, чтобы мои глаза оказались на одном уровне с глазами ребенка. Я молча изучала его хрупкие плечи, тонкие черты лица и нервную линию губ.
  - Я знаю… ты особенный. У тебя не может быть друзей.
  Максим насупился и поджал губы, ему явно не понравились мои слова.
  - А вот я хочу друзей, - буркнул он.
  - Почему ты не спишь?
  - Я мало сплю, - нехотя ответил он, отмечая страницу книги закладкой.
  - А зачем пустил  меня, глупый? Вдруг я сделаю что-то плохое?
  - Ну и пусть. Все лучше, чем одно и то же изо дня в день.
  Я вдохнула запах его волос и полюбовалась сверканием кожи. Положила прохладную ладонь на его плечо и заставила лечь. Укрыла одеялом и задумчиво провела кончиком пальца по щеке.
  - Ты очень необычный мальчик, Массимо, - улыбнулась я.- Я еще приду к тебе однажды…
  - А зачем ты приходила сегодня? – сонно спросил он.
  - Не знаю. Наверное, потому что я должна была тебя встретить.
  - Ты точно не вампир?
  Я приподняла двумя указательными пальцами верхнюю губу, показывая совершенно обычные человеческие зубы, и грозно зашипела.
  - Ну конечно, я вампир! И сейчас я выпью всю твою кровь…
  Мальчик хихикнул и закрыл глаза, погружаясь в сон. Завтра он подумает, что я всего лишь мираж. А я не стану его разубеждать и не приду больше. Я осторожно поправила одеяло и провела над крошечным телом рукой. Вроде бы, никаких аномалий. Совершенно здоровый ребенок, у которого проблемы со сном из-за скуки и жажды знаний. Но какой же он все-таки потрясающий… прекрасный.
  Я выключила свет и выбралась из комнаты так же, как и пришла. Быстро добежала до своего дома, стараясь стереть из памяти воспоминание о чудесном ребенке, который смог бы утолить мой голод на столетие, если не больше. Который мог снять мою головную боль и решить все проблемы разом.
  Плотно закрыв окно, я забралась под одеяло, прижимая к себе кота, сонно пофыркивающего и нежно урчащего. Я не должна… я не могу…  он ведь всего лишь маленький мальчик… маленький… беззащитный мальчик…
  Я перевернулась на другой бок, протянула руку, нащупывая пузырек с таблетками, и, не открывая глаз, высыпала в рот сразу четыре пилюли. Боль отступила, голод притупился. Мое тело стало меняться, вновь обретая вес и цвет. Откуда-то из глубины моего сознания прозвучал голос Виктора: «К некоторым я приходил не одно десятилетие…».
  - Нет, - решительно произнесла я в темноту и заснула.