Супец от Ляпина

       Дед Ляпин — большой хохмач, что ни слово в курилке — то  смех. Недавно ему, как ветерану войны, с большой скидкой зубы вставили — аж целых две челюсти. Хорошие челюсти, белые, ровненькие, как  у американских актеров, — а дед Ляпин приуныл чего-то. Ходит грустным-грустным день, другой, молчит, слова не молвит. Уж и ребята в бригаде забеспокоились: чего это с дедом нашим? Сейчас ведь на заводе без шутки еще хуже, чем без зарплаты. А на четвертый день опять Ляпин повеселел, опять первый заводила в курилке, только смотрим — а он без зубов своих голливудских.
      — Дед, зубы где-то потерял? — ребята спрашивают.
      — Да хрен с ними, — дед отвечает. — Вещь к жизни нашей неприспособленная оказалась: как водку пьешь —  так нижняя  челюсть и всплывает. Непорядок.
      Конечно, непорядок. А всем весело. Посмеялись от души — да и за работу легче приниматься. А у деда Ляпина и на другой перекур  история есть: то он Днепр по дну пешком форсировал, то железякой какой-то орехи колол — а железяка та гранатой немецкой оказалась... Фронтовые байки вроде бы. А то рассказал, будто медаль у него  есть — «За оборону Берлина».
      - От кого ж ты, дед, Берлин-то оборонял? От Черчиля, что ли?
      Тут серьезным стал дед Ляпин, строго так ответил:
      - От кого надо, от того и оборонял. Дело свое знали, не то, что теперь.
      Верю, что знал тогда дед Ляпин свое дело. Знал, как знает его и сейчас: руки у него хоть и старые, заскорузлые, узловатые, а все ж еще золотые — тут уж насмешкам не место. 
      А перед праздником как-то, перед Днем Победы, опять учудил: на спецовку медали свои нацепил. Негусто медалей — все больше юбилейные, а главная — «За Победу над фашистской Германией». И ветеранов на весь цех больше и нету — на полторы сотни работяг один дед Лапин и остался, оказывается. В раздевалке все к нему со стаканами. А Вовка-электрик возьми да скажи:
      - Чего же ты, дед, наград мало отхватил? Немца-то живого хоть видел?
      - Чего же не видеть? — удивился Ляпин. — Всю Германию прошёл - сплошь одна немчура.
      - Ну а стрелять-то пришлось? — не угомонится никак Вовка. — Немцев-то хоть убивал?
      - И это было, — спокойно так дед ответил.
      Тихо стало в предпраздничной раздевалке: шутки шутками, а тут дело смертельное, хоть и давнее.
      - И много убил?
      - Да как сказать... Одного и убил.
      Весна тогда была последняя уже. До Победы — два шажочка. Я-то, как призвали меня в сорок третьем, так три года, до сорок шестого, при лошадях и прослужил. Куда ж мне еще: сам я деревенский, и дед Матвей, и батя — всю жизнь на конюшне, и я с ними с детства самого. Коней десять поменял я за три военных этих годка, артиллерию возил, снаряды, по хозяйству — да на всяком деле послужить пришлось. Это разговор один — техника, а без лошадки на войне настоящей никак нельзя: ни бензина ей не надо, ни запчатей. Ох уж хорош конь у меня был, вороной, горячий, Цыганом я его звал. Откуда он ко мне попал — не знаю, но порода в нем была: то ли из кавалерийского начальства состарился, то ли из ипподромных... Снаряды мы с ним везли да под обстрел попали. Меня с козел смело, очнулся — один на дороге, кругом воронки. До батареи добрался: оказалось, довез-таки Цыган мой снаряды до места. Один, без ездового. Довез — и упал: кишки за ним из разорванного брюха всю дорогу волочились. Ребята с батареи его и пристрелили, меня от этого дела избавили...
      Да, я же про весну сорок пятого. В хозвзводе я тогда оказался. Трофейной техники кругом — завались, а без лошадки опять никак нельзя. Кобылка у меня тогда была немецких кровей, беленькая, спокойная, нордического характера: снаряд разорвется неподалеку - и ухом не поведет. Рота наша вперед ушла, к переправе, а мы с поваром да начхозом Красько в деревне задержались — пекарня хлеб никак выдать не могла. Красько и говорит:
      — Давай, Ляпин, догоняй роту, пусть ребята на переправе горяченького похлебают, а тут и мы с хлебом свежим да с кашей поспеем
      Я и погнал. На дороге пыль, танки газуют, самоходки, грузовики - совсем не лошадиная компания. Ну, я и свернул в проселок: тут дорога покороче, думаю, да и поспокойнее. Не сообразил, что в одиночку ехать вовсе не резон... Заехал в лесок. Батюшки! Лесок тот войной совсем и не тронутый оказался — березняк: березы белые, толстые, листочки первые распускаются, трава молодая. И птички чирикают — ну как под Калугой нашей. Вроде войны никакой нет. Короче, совсем бдительность утерял. Вдруг стала моя Фрау (это я лошадку свою прозвал так — Фрау — немка все же). Глянул перед собой на дорогу - немец стоит. Ну, видел я немцев до хрена, убитых, пленных, гражданских, а вот так, живого, с автоматом на пузе, впервые. Подошел он, лошадку мою за уздечку взял. А винтовочка-то моя, родная, у меня за спиной, да и не заряжена — попробуй, оборонись. Смотрю, из-за березы второй фриц выходит, третий... Обступили кухню мою — человек пятнадцать, целый взвод. Худые, небритые, но при полной амуниции, при оружии все, котелки да саперные лопатки на поясах — дисциплинированный народ. Да больше пацаны все (мне и самому тогда едва двадцать стукнуло), хотя двое-трое и вовсе папаши были, один даже с белыми усами и в пенсне, словно какой профессор. Последний резерв фюрерский, видать. А один, унтер-офицер, так мне и вовсе не понравился: рыжий, глаза аж белые, а ручищи - рукава до локтей подвернуты — в рыжих веснушках. Ну, думаю, ездовой Ляпин, вот тебе и конец пришел: среди белых березок, под пение птичек... А немчура-то на меня вроде бы и не смотрит — все больше на мои термоса. Да оно и ясно: немцы эти, считай,  уже дня три-четыре как у нас в тылу гуляют, из леска этого распрекрасного и высунуться не мыслят.
      - Чего, фрицы? — спрашиваю. — Жрать, небось, охота?
      Глаза у них у всех голодные, что у волков зимой.
      - Давай котелки, — говорю.
      Отвинтил болты на одном из термосов, открыл крышку... Ох, знатным супец был, с перловкой, на трофейной тушенке, — немцев этих от одного духа закачало. Но встали в очередь. Я им аккуратно налил, по половничку. У одного котелка не было, так я ему свой дал.
      - Хлеба нет — не обессудьте.
      Страху у меня особого и не было: люди как люди, едят себе суп — только ложки по котелкам стучат. Кто стоит, кто на травку молодую присел: на меня-то и не смотрят, наворачивают — видать, несколько дней не жравши.
      — Ну, фрицы, кому добавки?
      Только я над термосом склонился, и тут — бабах! Прямо возле уха у меня свистнуло. Это гад унтер в меня из пистолета стрельнул, да и в другой раз целится; этот, с седыми усами, «профессор», на руке у него повис, кричит:
      — Нихт шиссен! Нихт шиссен!
      Не стреляй, мол. Да «профессора» этого и соплей перешибить можно — куда ему против рыжего! Винтовка-то у меня так за спиной и висит: пока снимешь, пока зарядишь... Что делать? И дал я тут тому унтеру по башке тем, что под рукой оказалось, а в руке у меня поварешка была, здоровая такая, ручка с метр, да и ковшик с каску в размер. Пилоточка у унтера моего враз в блин превратилась. Упал он, даже не вскрикнул. Немчура моя так и застыла с котелками в руках. Тишина — только вдалеке машины гудят на шоссе, да птички на деревьях чирикают. «Профессор» упал на коленки возле унтера, грудь у него послушал...
      — Тот, — говорит. Помер, значит.
      А у меня и мысль о смерти улетела куда-то, наоборот — уверенность такая, что победил я их. Помню, сказал:
      — Ну, все, ребята, сдавайтесь. Гитлер капут.
      «Профессор» поднялся — и сует мне свой карабин:
      — Я, я. Капут. Капитулирен.
      Тут и остальные фрицы ожили, котелки отставили, несут мне оружие. Дисциплинированные ребята, что и говорить.
      Унтера они похоронили — человек все же, не собака какая. Взял я Фрау мою под уздечку и повел, арсенал немецкий у меня на козлах; немцы построились по два — да и пошли за моей кухней...
      Вот так фрица своего я убил. И ведь бугаем каким особенным никогда не был — откуда же сила такая у меня тогда взялась? Зла у меня не было, больше обида: хлеб-соль с ним, гадом, поделил, и он же в меня из пистолета стреляет! Дорого унтеру тому обошелся наш супчик.
      Да и помирать очень уж не хотелось: до Победы-то всего ничего оставалось.

_______________________
Иллюстрация автора