2. Нулевой километр - Дунай-Дунай

© Dmitriy Karateev & Constantin Mohilnik

ДУНАЙ-ДУНАЙ

Психолирический мюзикл в 12 видениях


Предыдущая глава: http://proza.ru/2011/04/01/685


ВИДЕНИЕ ВТОРОЕ. НУЛЕВОЙ КИЛОМЕТР


Апрель
Георгиевское гирло  / Украина


Et l`unique cordeau des trompettes marines*

Флориан первый, Флориан второй

– Варавва!
– Jawohl, Herr Florian von Habsburg!**
– Что ты делаешь на моём корабле?
– Ах, на твоём? Скажите, пожалуйста!
– Да, конечно. Я капитан. И хозяин.
– А я, милый друг, директор цирка. Твой клиент. И хозяин.
– Что?
– Да-да, загляни в контракт, с кем ты его подписал. Да, именно. Это я.
– Но твоя фамилия…
– Фью-лю-лю! Забудь. Я и сам забыл.
У Флориана презрительно подёргивается нижняя губа:
– А я, знаешь, так и подозревал, что ты не очень-то психотерапевт. А что-нибудь из цирка.
Лицо Вараввы бесстрастно:
– Какая некапитанская проницательность. И негабсбургская подозрительность. Комплексы, братец, комплексы. Я, так сказать, иллюзионист.
– А, фокусник?
– Иллюзионист. Так это называется в цирке. А вообще-то я маг.
– Прям-таки! Это у тебя комплекс. Полноценности.
– Маг, братушка, маг! – Варавва радостно улыбается. – Сейчас будет сюрприз.
– Ха-ха, кролика из рукава добудешь?
– И какого!
– Полосатого?
– Ишь ты, не капитан – ясновидец! Пойдёшь ко мне в подсадные ассистенты?
У капитана сжимаются кулаки. Варавва, вкрадчиво:
– А что, подработаешь на коньячок, а? Вон – смотри!
Варавва кивает за спину. На палубе стоит тот самый чёрный цилиндр. В цилиндре распахивается невидимая прежде дверца, из неё выходит жёлто-чёрнополосый тигр, 2 метра в длину, жмурится на солнце, потягивается, с громким урчанием зевает. Варавва, ухмыляясь:
– Кролик-полосатик. Знакомься. Очень приятно – р-р-р!
Флориан:
– Всего-то?
Варавва:
– Это только из левого рукава. Сейчас будет из правого!
Тигр всматривается куда-то и рычит. Тихо-тихо раздаётся флейта. Звонкий щелчок. Из цилиндра выступает, высоко поднимая длинные голые ноги,  рыжая дрессировщица с бичом:
– Флориан, ко мне!
Капитан заворожённо бросается к перилам. Варавва хохочет:
– Куда же ты, капитан? Это не тебя пока. Это зверя. Он у нас тоже Флориан. Первый. А ты – второй.
Тигр нехотя укладывается у ног дрессировщицы. Та почёсывает ему загривок рукояткой бича:
– Кис-кис, Флориан, а кто у нас умница, кто у нас такой хищник! И выступать он будет на ура, и все хлопать нам будут, а кто не будет, того мы р-разор-рвём!
Флориан замирает у перил капитанского мостика. Флейта громче. Капитан:
– Коталин!
Резко оборачивается к Варавве:
– Как она здесь?
Резко отвечает Варавва:
– Объяснить фокус?
Капитан, шёпотом:
– Как она здесь?
Варавва:
– Вообще-то, мои трюки необъяснимы. Но на первый раз – так и быть: нанял я её. Пусть укрощает Флориана. Ей это не в новинку, а, Флориан?
Капитан потирает лоб:
– Дьявол!
Варавва, удовлетворённо:
– Понимание растёт. Ладно, начинай капитанствовать, а я пойду колдовать. Jedem das Seine***.
Исчезает.
Куда там Флориану капитанствовать! Окаменел у перил, глаз не отцепит от дрессировщицы Коталин. Та не видит, но передёргивает лопатками, словно там кусается овод:
– Довольно нежиться, Флориан, давай дрессироваться.

Видит прежнюю Коталин

Не слышит капитан Флориан – он-то давно дрессируется. Видит Флориан прежнюю Коталин, слышит старое: “Довольно нежиться, Флориан. Ты взял меня, так изволь соответствовать. У тебя же был выбор. А со мной не просто. Мне подвиги нужны. Ежедневные. Как тигру косули кусок. И вообще: жить со мной – само по себе подвиг”. И вставал Флориан с постели, с любовного ложа, и шёл на подвиги. Душ принимал, брился, на коньячок не поглядывал. А капитанствовал: на паруснике “Коталин” отправился вокруг света с отчаянной командой экстремалов и лоцманом-ветераном. Сияя и гордясь, провожала прекрасная рыжая Коталин шхуну “Коталин” с причала в Триесте, вслед махала платком, что привёз ей Флориан из Сайгона в прошлый раз. Отчалила трёхмачтовая “Коталин”, да не вернулась: разбилась в проливе Дрейка о льды Огненной Земли. Капитан-то выжил, выплыл на шлюпке со стариком-лоцманом вдвоём, подобрали их аргентинские рыбаки, очнулся Флориан в госпитале Буэнос-Айреса, а сиделка письмо ему вслух читает, рокочет-шепелявит испанисто, не понимая слов. А Флориану гневный голос Коталин слышится: “Не сберёг ты шхуны “Коталин” и любви Коталин не сберёг. Плыви теперь, куда знаешь, а меня позабудь. Так и мой психолог доктор Варавва говорит, что дважды в один Дунай не войти. Прощай, капитан”.
Вернулся капитан издалека, продал за долги родовой замок: подвиги ради Коталин обошлись дорого. Ото всех наследств прадедовских остался Флориану фон Габсбургу колёсный пароход 1913 года “Kranz der Donau”****. Доплыл на нём капитан в хорватский Вуковар, о котором и рассказать нечего, а там и застрял: ни грузов, ни пассажиров, ни старины, ни новизны, ни Коталин, ни другой подруги. Один кризис, да корабль под арестом за долг в облупленном балканском городишке, да краль цыганских пляски, да коньяк вечерами-ночами. Не думал капитан о будущем – и правильно делал. Учил его, бывало, старик лоцман: “Что должно быть, то будет непременно. А чего не будет, тому и не бывать”. И точно.
Явился в пустую кают-компанию агент из Венской компании:
– Значит так, Herr Kapitan*****, вот контракт, вот ручка, а вот Дунай. Идёте к устью, там погрузится на вас переезжий цирк. И повезёте его сперва против течения, потом по течению – и так в течение года. Оплата по нашему времени вполне габсбургская.
Подписал Флориан, да и поплыл на “Дунайском Венце” в самое гирло, где Вилково липованское, где некогда тёрлись задворками великие некогда империи.

Дунайская дуда

И вот – снова Коталин. И снова лукавый советчик Варавва. Как всё обернулось! Как всё проснулось в замолкшем было сердце Флориана. И куда теперь плыть, и зачем, если – вон она бичом щёлкает, вокруг тигра похаживает, по загривку зверя рукояткой поглаживает, Флорианом зовёт. Почему Флорианом? Насмешка или память сердечная? И почему нанялась к Варавве? Нет, никогда не понять мне рыжую её душу!
Вон – держит большой обруч:
– Прыгай, Флориан, кому сказано! Да не так, дуралей! Ты и огненный обруч будешь так хвостом задевать? В струнку! Ап! Теперь молодец!
 И всё громче журчит флейта, и лучи бегают по воде, и рыбаки в лодках перекликаются, островки-кусты уплывают назад, в гирло, и пеликаны прячут рыбу в кожаные мешки, и брызжется Дунай, и брызжется на горизонте тучка, полосатая, как бок циркового тигра. Громче флейта, ярче луч.
А там – в пяти метрах от зверя и бича – краснобородый Варавва школит необученную девчонку:
– Ложись! Да не на ладонь мне – на воздух ложись. Ладонь – это только страховка, чтоб шею тебе не сломать. Руку подыми! Другую! На руки гляди – не отрываясь. Так. Косой поведи. За “не могу” по губам получишь. Для начала. Косу влево! Не рукой: пусть она сама у тебя ходит. Э-э-э, дура…
А на самом носу корабля, прямо под серебрёною нимфой дунайской, вращает скрипку скрипач, смычком, как бичом охаживает. И Коталин – руку на голове у зверя забыла, бич занесённый в воздухе застыл, сама на скрипача зачаровалась. Но почему не слыхать скрипки? Потому что – флейта громче, громче. Где ж она – флейта? Коталин, оглянись, погляди.
Нет, только на скрипача глядит Коталин. Сверкает на солнце его чёрная цирковая обтяжка, полузакрыты глаза, полу – на скрипку прищурены. И вот уж не на скрипку – на волну, лучами рассвеченную. И не на волну – на полосатую шкуру, белую грудь Коталинина тигра. Нет, уже не туда, а на изогнувшуюся, как натянутый лук, каучуковую ученицу, которая – вот и косой начала шевелить, а краснобородый отрывисто на неё покрикивает. Но не слышно крика: всё флейтой заглушено.
Сначала расступились, потом позади остались непролазные плавни, снялись с островков пеликаны, царапают воду концами крыльев, а дальше не пеликаны – чайки-бакланы, и морской простор вдруг открылся, и разрослась полосатая тучка. Близко дождь, а здесь – блистает всё от солнца: и вода, и палуба, и костюм скрипача. Сверкнуло из тучки, но не грохочет – флейта гром заговаривает.
Сверкнуло разом всё, отпечаталось навсегда на сетчатке: вон рыжая Коталин зверя забыла – на скрипача зачаровалась; вон скрипач смычок занёс, да застыл – в каучуковую девушку во все глаза вперился, больше не щурится; вон каучуковая девушка натянутым луком изогнулась, головой запрокинулась – Флориана на капитанском мостике перевёрнуто увидела:
- А-ах!
Зашевелилась коса, оторвалась от палубы точка опоры – пяточка, зависла Липа в сине-лучистом пробрызганном воздухе, перевёрнуто смотрит на Флориана, а тот на неё не смотрит, укротительницей рыжей заворожён. И в третий раз сверкнуло из тучки, и застыло всё, как фотография, сверху зримая: только от Флориана на Коталин > от Коталин – на скрипача > от скрипача – на Липу лёткую, каучуковую > от Липы – на Флориана, укротительницей рыжей заворожённого: ток пробежал по электросхеме, вдруг проступившей сквозь снимок: Флориан > Коталин > скрипач > Липа > Флориан.
Не слышно скрипки, так было сказано, но флейта до того забезумствовала, что и скрипки не надо. А на корме сидит флейтист, Дунайский Дудочник – дует в дуду, по дырочкам пальцами перебирает – сам в круглой шляпе соломенной, а может, очеретовой, в сорочке, цветами вышитой. Сам звонкий, цветной, гирло Дунаево за спиной. Глядь – а он уже не на корме, а в воздухе сине-лучистом пробрызганном завис, удаляется, с Дунаем остаётся. Миг – и не видно Дудочника, и не слышно дуды, и упала Липа хребтом на страховочную ладонь Вараввы, и взрывается громкою бранью Варавва:
– Дура!
И взвизгивает оскорблённо и грозно скрипачёва скрипка:
– Кто дура?
И щёлкает бич Коталинин над ухом Флориана.
Растворяется в тумане моря голубом нулевой километр, где сквозь огромный 0 сигает кудлатый полкан Дон Диего, с которым ты, Липа в ещё в Страстную среду сигала сквозь 0 по очереди. Машет рукою издалека школьный учитель физкультуры по кличке Чарличаплин – сам бувший циркач, вот и кружок основал циркового искусства. Туда и бегала Липа, не разбирая постов и праздников, за что и маменька больно журила.
И вот слышит – не слышит Липа благословение наставника:
- Вот и сбылось, Липа, вот ты и в цирке! Плыви, твори!
И сигает корабль с цирком – и Липою в нём – сквозь огромный ноль бытия.


*  И безраздельная струна морских рожков (фр.). Гийом Аполлинер
**  Именно, господин Флориан фон Габсбург! (нем.)
***  Каждому своё (нем.)
****  Дунайский Венец (нем.)
*****  Господин капитан (нем.)

______________________________________

Продолжение: http://proza.ru/2011/04/01/718