Сантиметровые записки

СантиМЕТРОвые записки


А мне так нравится!

Он и она. Заходят, обнявшись, в вагон. Он трогательно держит ее за талию, не давая упасть, когда вагон вздрагивает. Через станцию освобождаются места. Продолжая улыбаться и, что-то шепча друг другу на ушко, садятся рядом со мной. У девушки довольно длинные ногти с хорошим маникюром. В какой-то момент понимаю, что ее интонации стали сдержанно-раздраженными. Невольно прислушиваюсь к претензиям.
- Ну, не надо. Я же говорю, что ты делаешь мне больно!
Рука девушки в руках ее друга. Он «играет» ее пальцами: цепляя за ноготь и приподнимая палец, затем «соскальзывая», опускает себе на ладонь. И так – с каждым пальцем по очереди. Я знаю, как это чертовски неприятно, но не могу же вмешаться. А парень не останавливается. Видимо, не верит, что ей неприятно. Она наклоняется к нему и что-то шепчет. В ответ он в раздражении откидывает ее руку в сторону со словами: «А мне так нравится!», - и со злостью отворачивается.
У девушки на глазах слезы. Мало того, что ей сделали больно, так на нее еще и обиделись за то, что ей же сделали больно. Поезд останавливается. Девушка в слезах резко срывается с места и успевает выскочить из вагона, пока двери не закрылись.
А пять минут назад им было так хорошо вместе…

Ненависть

Через пару остановок в вагон входит девушка лет 28-32. Не красавица, но и не уродина. Аккуратно и стильно одета. Из-за большого скопления людей сначала не вижу, что она держит в руках. Но вот народ рассаживается и…весь вагон с удивлением, смешанным с ужасом, смотрит на нее. А девушка, со стеклянным взором, не обращая ни на кого внимания, остервенело колет большой иглой тряпичную куклу, изображающую парня…

Где я?

Выйдя на своей станции, с удовольствием поднялась на поверхность. На улице ярко светило солнышко, было тепло и красочно вокруг. Выбросив из головы тягостную картинку проклятия Вуду, с удовольствием окунулась в многоголосый шум на площади. До начала мероприятия было еще 35 минут, и потому я неспешно направилась к главному входу. Междугородние автобусы подвозили и увозили пассажиров, торговцы рекламировали свой товар, я медленно брела, впитывая в себя все эти звуки, окружавшие меня.
Неожиданно услышала музыку. Играли сразу несколько гитар. Не классику, нет. Звучала какая-то маршевая песня. Пройдя еще метров 70, увидела 9 человек, стоящих в два ряда…
…Я никогда не подаю попрошайкам в инвалидных колясках. Не подаю детям, которые волокут за руку своих младших «братьев» или «сестер». Не подаю тем, кто стоит с табличками, типа, «помогите, умерла мама». Не подаю, потому что хорошо знаю, что это – бизнес! И знаю, как этих людей калечат и избивают, чтобы вызвать жалость у прохожих. Или попросту подбирают алкоголика, отморозившего ногу, отмывают его, держат взаперти и не дают выпивки, потом облачают в камуфляжную форму и усаживают в инвалидную коляску – он становится «ветераном» чеченской или афганской войны.

…Девять человек, одетых в камуфляжную форму, стояли у металлического забора в два ряда. Пятеро из них играли на гитарах. Все девять – пели. Хриплыми голосами. Так пели ребята в Чечне, когда мы, наконец, выбрались из зоны обстрела…Это было страшно… Страшно слышать в мирное время ИХ песни, и видеть их ТАКИМИ. Здесь! В столице нашей Родины! Один из них был на костылях. Нет, у него не отнята была нога, как часто демонстрируют свое увечье попрошайки. У него не было ступни и части голени…И очки, в которых одно стекло – просто черное… Другому на вид – лет 55… Совершенно белый… С сединой они все. Высокие (по крайней мере, у всех рост выше среднего) и седые. Но этот выглядел старше их всех. Лицо в морщинах и абсолютно белые волосы… Почему-то именно эти волосы приковали мой взгляд, а он…увидев, что я откровенно смотрю на него…перестал петь и…заплакал…
Тут же отвернулся, видимо, стыдясь, и ушел во второй ряд. На его место шагнул тот, что помоложе. Лет сорока… Они пели, а я слышала слезы в их словах. Буквально слезы, а не звуки…Им я не могла не дать денег…

А потом оставшиеся полчаса сидела на лавочке, пыталась снова увидеть солнце и услышать какие-нибудь другие звуки, кроме песни, которую пели люди в камуфляже…