Песня зимнего хрусталя

         Работа моя – легкая, но до невыносимости скучная и однообразная. Во время кризиса я потерял хорошее место в компании, и один знакомый временно устроил меня водителям грузовика, поставляющего товар с хлебокомбината в отдаленные поселки и деревушки. Но, как говорится, нет ничего более постоянного, чем временное.
         Дело близилось к новому году, мой напарник заболел. Кадров не хватало, и мне приходилось ездить в одиночку. Дорога была безрадостной: куда ни глянь белая гладь и лишь временами виднелись, будто скорчившиеся от холода, тощие, сутулые стволы деревьев.
          Я обреченно напевал легкую мелодию популярной песни, звучавшей по радио, то, опаздывая за безголосой певичкой, то, обгоняя незатейливый мотив. С утра термометр показывал больше тридцати градусов, к полудню, не потеплело, поэтому я отправился в поездку с еще меньшим желанием, чем обычно. В кабине было прохладно, и я радовался, что недавно купил утепленные перчатки с подкладом внутри. Песня закончилась, и я выглянул в окно. Посреди белой пустыни около одинокого безжизненного дерева кто-то сидел прямо на снегу, словно статуя верного жреца, сторожившего весну в спящем сердце застывшего ствола. Я постарался рассмотреть получше странную фигуру, но мнения своего не изменил: однозначно, это был человек.
           По приезду в село, я забыл о поразившем меня видении и занялся каждодневными обязанностями. И, наконец, выгрузив все содержимое грузовичка,  вздохнул с облегчением. Молодая, тусклая продавщица, девушка лет двадцати пяти улыбнулась и в очередной раз поблагодарила меня.
-Может, выпьете чаю? Сегодня день выдался морозный, а дорога неближняя, к тому же я все равно через пять минут закрываю магазин на обед - предложила она.
            С самых первых дней работы она начала заглядываться на меня. И чего я ей так запал в душу? Старше ее лет на пятнадцать, и как будто у них в деревни симпатичных парней не хватает. Наверное, городской – поэтому. Дома ждала жена и сельские вертихвостки меня не интересовали совершенно, но отказаться от чая в такую погоду было грехом.   
             В маленькой комнатке, примыкавшей к магазину и служившей складским помещением, стоял небольшой квадратный стол и пара старых, шатких табуреток. Она вскипятила электрический чайник, принесла пару пирожных и достала из сумки домашний пирог. Снедь, я должен сказать, довольно скромная, но в тот миг она показалась мне лакомством. Ели мы поспешно и я полном молчании. Тем для разговора не было, и я начал ощущать себя неловко. «Оно и к лучшему – успокаивал себя я -  Есть нужно молча, не упуская ни капли наслаждения от каждого кусочка во рту».
             Наскоро перекусив, я попрощался с тусклой продавщицей и сел в кабину. Холод клацнул вставной челюстью и жадно укусил меня, не оставив живого места на замерзшем теле. Это село было последним пунктом доставки на сегодня, и я завел мотор, предвкушая теплый ужин вкупе с  мягким диваном.
             День начинал потихоньку сереть, забывая о солнечном свете. Машина немного разогрелась, и я расслабился. Грузовик выкатил за околицу, а я от скуки посматривал в окно. И вдруг на том самом месте, разглядел чернеющую фигуру в сумерках, накатывающих непроницаемой волной. Я остановился. Необъяснимая тревога заставила меня выйти из нагретой кабины на колкий саблезубый мороз. «Вдруг кто-то замерз насмерть, не добравшись до дома. Алкоголика и того жалко: тоже человек». Спустившись с асфальтированной дороги, я побежал по сугробам. Ледяной, одеревеневший наст, даже не трещал под моей здоровой тушей, но я не удивился, даже не подумал об этом, сконцентрировав все свои мысли и порывы на фигуре, сидящей неподалеку от дерева. Приблизившись на расстояние метра, я замер, уважительно склоняя голову перед всесильной смертью. Человек этот сидел ко мне спиной, но по маленьким плечикам я с первого взгляда определил, что это был ребенок  Я осторожно обошел вокруг и увидел блестящие искристые глаза.
-Вы запыхались – изрекла девчушка и улыбнулась во весь рот, обнажая белые, ровные зубы.
           От неожиданности я вскрикнул, попятился от ожившего трупа и с размаху упал на спину, больно ударив копчик.
-Вы чего? – удивилась она, протягивая маленькую, худую ручку и без труда помогая мне подняться.
            На вид она была неопределенного возраста. То ли еще совсем ребенок, то ли уже девушка, так на глаз и не определишь. Ростом она была слишком мала, но умные глубокие глаза, будто посмеивались, говоря: «вон как мы вас дурим».
-Скользко – в оправданье пролепетал я, стесняясь перед маленькой девчонкой своего глупого беспричинного страха.
             И с чего я вообще вбил себе в голову, что передо мной труп? Дело неясное.
-Как каток – кивнула она.
             Я кивнул в ответ.
             Словно забыв про меня, она вновь уселась на заледеневший снег, согнув по-турецки ноги.
-Медитируешь? – поинтересовался я, растерявшись от такого поворота событий.
             Зимой, чуть ли не ночью, на крыльях благодетельности летишь спасать обморозившегося алкоголика, а тебя встречает живехонькая веселая девчонка. Мало этого, ты еще ни с того ни с сего бухаешься перед ней на мягкое место, а потом безжалостно саднит копчик. От такого не растеряться - верно, раз плюнуть, но не для моей чувствительной натуры.
             Она качает головой.
-Нет, думаю просто, а дерево мне помогает, советует что ли.
-И давно ты здесь сидишь?
             Девочка прищуривает глаза и запрокидывает голову вверх, будто пытается припомнить или подсчитывает время, производя в уме мудреные арифметические операции. После чего вновь поворачивается ко мне и огорченно говорит:
-Нет, не помню.
-А родители не потеряли тебя еще?
-Неа. Мой дом вон там – она указывает на чернеющую вдали крышу – Меня оттуда хорошо видать.
             Минуту я молчу, потом спрашиваю:
-Не холодно?
-Ни капли – она снова мотает головой, а потом резко вскакивает на ноги – Пойдем, покажу тебе кое-что.
              И я, позабыв про свой стоящий на обочине грузовик, плетусь за ней.
-Правда, чудесное ощущение?
-Какое? – недоумеваю я.
-Ступать по белому океану, словно Господь по воде.
-Необычное сравнение.
-Может быть, не задумывалась об этом.
             Я разглядываю белоснежное полотно под ногами. И вправду, оно подобно морю с застывшей вмиг непоседливой рябью, с волнами, замершими на полувздохе. Эрозией сезонной почвы выгравированы эти кружева на гладком блеске.
             Она подводит меня к краю мелкого карьера, припорошенного снегом, и шепчет:
-Смотри!
             Перед нами, будто сказочная долина, расстилается гладкое дно, усеянное пшеничными верхушками камышей. Естественная дорожка, похожая на русло неспешного, тихого ручья, петляя меж снежных глыб и холмов, спускается вниз. А по бокам эту картину обрамляет многослойный багет, подобный серпантину, который встречаешь в горах. Колыбель жизни, тихая пристань, оазис в пустыне. Она спускается вниз и тянет меня за руку. Я не сопротивляюсь и шагаю за ней по ветвистой тропинке, вылепленной чудаком-ветром
             По дну карьера идти сложно: снега там мало и на каждом шагу я проваливаюсь под снег. Куда и зачем мы идем – непонятно. Я решаю поинтересоваться.
-Ух, тяжело идти. Куда ты меня ведешь?
-Тяжело ходить по дну души и общества, но не по дну карьера – философски изрекла она, не желая удовлетворить мое любопытство.
             Я оглядываюсь назад, намереваясь вернуться на дорогу и отправиться домой, но понимаю, что окончательно заблудился. Теперь без девчонки мне не выбраться. Пальцы на руках занемели от холода – вот тебе и новые перчатки с подкладом, только деньги на ветер. Пришлось немало попотеть, прежде чем мы поднялись на противоположный край золотистой впадины. Она тут же присела у плавной линии «берега», свесив вниз покорные ноги. Нашим глазам открывалась панорама иного мира, наполненного бронзово-багровым блеском в лучах угасающего солнца. Я не мог оторвать взгляда.
-Красиво? – спрашивает она.
             Я не отвечаю и только любуюсь живописной картиной, раскинувшейся под ногами.
-Это мое любимое место – долина спокойствия.
             И вправду звонкая тишина сгущалась вокруг нас, зависая в воздухе в виде вспышек разноцветных сияний. Молчание клубилось паром, выходящим из горячего нутра. Ни одна травинка не шелохнется, волны снежного моря, казалось, навеки застыли, увековечивая изменчивую стихию в нерукотворной статуе. Штиль. Вокруг не видно ни одного следа, кроме дорожки, которая отмечала наш путь.
-Невообразимо, прекрасно, удивительно – с усилием произнес я.
             Она кивнула.
-Извини, я пригласила бы тебе на чай, но братик приболел: ему нужен покой.
-Да ничего – понимающе успокоил я – А братик то маленький?
-Угу, пять лет всего.
             Интересно, в этом селе обычай такой: всех незнакомых людей добродушно зазывать к себе на чаепитие? Или мы – горожане просто забыли о гостеприимстве, и малейшее сочувствие к замерзшему путнику кажется нам до нелепости смешным?
-Необычайное чувство – топтать ногами утренний бриз дня, который завял в тьме много ночей назад – вновь поделилась она и, подумав, добавила – Одно жаль, лыжи нынче ни к чему.   
-Ты любишь кататься на лыжах?
-Да – ответила она, с огорченным видом выписывая иероглифы на зеркальной глади наста, и продолжила – Еще звери в лесу страдают, пищу никак не добыть, а ножки легко поранить.
              Девочка надула губки, совсем как дитя. Я пристально рассматривал каждую черту ее лица: золотистые локоны слегка выбились из-под шапки и ниспадали на глаза яркого, насыщенного серого цвета, рот был маленький, аккуратный, а нос немного вздернутый, щеки задорно раскраснелись от мороза и оживляли весь ее образ двумя пунцовыми пятнами. Возраст все же определить было невозможно, и я сдался, стараясь об этом не думать. Она легко поднялась и подошла к высокому столбу, разбивающему стареющие небеса. Он имел форму треноги, на каждой опоре которой настыла тонкая корка люда, отливающая медным блеском. Девочка дотронулась до нее рукой, и та начала сыпаться ослепительными звонкими осколками. И у каждого кусочка, переливающегося цветами радуги, был свой голос, своя неповторимая мелодия. Несколько минут она забавлялась с наледью на шершавой бетонной поверхности столба.
-Как жаль, что у меня нет музыкального слуха, иначе бы из звона льдинок можно было сочинить песню зимнего хрусталя. А у тебя есть склонность к музыке? -  с надеждой спросила она, и в ярких глазах я увидел луч свежей, только забрезжившей на горизонте надежды, которая входила в резкий контраст с неотвратимым закатом дня.
         Я покачал головой.
-Я знаю есть – уверенно сказала она - Ты просто об этом забыл.
         Немного помолчала, а потом ласково попросила:
-Сочини ее, пожалуйста, для меня: я боюсь тишины.
-Но я не могу…
         Она перебила:
-Можешь.
         Еще пара минут, и я пообещал ей невозможное. Она опустилась на колени и, что было сил, ударила об оледеневшее подножье столба-исполина. На прозрачной глазури показались белесые трещины. За первым ударом последовал второй, потом третий.
-Иди сюда, посмотри.
         Я нагнулся и увидел трещины подобные переплетающимся нитям в прозрачной глубине. Они обвивались, скручивались в спирали и завязывались в узлы.
-Это нити, связывающие все сущее. Как жаль, что их можно увидеть только с помощью разрушающей силы.
         И она посмотрела на меня, будто открыла нерадивому ученику вселенскую тайну.


         Домой я добрался быстро, погруженный в мысли об удивительном ребенке, так странно ворвавшемся в мою унылую размеренную жизнь. Я смеялся не в силах припомнить, как искусно она перешла на «ты», но в тоже время меня беспокоило необдуманное обещание. И я принял решение во чтобы то ни стало выполнить его, ибо настоящий человек должен держать свое слово. Первоначальной идей было попросить знакомого музыканта сочинить небольшую композицию на тему ледяного звона, но я отверг ее, посчитав неправильной ложь по отношению к этому ангельскому созданию.
        Когда-то в юности я играл на гитаре, но уже давно позабыл все аккорды. Восстановить рассыпавшуюся в прах память, не было шансов, но попытаться стоило. Найдя старую расстроенную гитару, я начал тщетные творческие эксперименты, которые с каждым днем лишь все больше и больше удручали меня. Инструмент каждую ночь проводил у моего изголовья, что страшно раздражало жену. Она несколько раз порывалась выбросить «старую рухлядь», но я отстоял свое право на свободное творчество.
        Наконец, когда я уже, было, совсем отчаялся, в канун Рождества Христова ангел принес на своих крыльях божественную мелодию, которую я услышал в тишине снежной ночи. На следующий день, проснувшись ни свет ни заря, я прихватил с собой гитару и отправился в далекое село к маленькой девочке. По пути я купил сладкие подарки для нее и младшего брата. Около полудня моя машина остановилась напротив скромного дома, разделенного на две половины. Я наугад постучал в крайнее левое окно. Через пару минут из ворот выглянула полная добродушная женщина среднего возраста.
-Здрасьте, Вам кого? – поинтересовалась она.
       Я растерялся. Проделать путь в сотню километров, не зная даже имени маленькой вдохновительницы. И почему я не подумал спросить, как ее зовут? Опять оплошал. Единственным выходом было описать ее внешность, не считая, конечно, альтернативы развернуться и уехать домой. Я не успел закончить портрет до конца, как меня перебила раскрасневшаяся от мороза женщина.
-Вы к Аське что ли приехали? Так она, бедняжка больше месяца как померла. Ушла в начале зимы на лыжах в лес и заблудилась. Ее охотники потом нашли. Наш русский мороз никого не щадит.
       Я не верил своим ушам.
-А сколько ей лет было?
-Да семнадцать почти что.
       Я не мог прийти в себя.
-А Вы кто ей приходитесь?
-Соседка я. Семья то ее после этого уехала к родственникам. Горе такое, оно и понятно. А Вы поклонник, небось?
       Я покачал головой. Елена Федоровна (так звали словоохотливую хозяйку дома) проводила меня до кладбища и показала могилу Аси. Золотистые кудряшки блестели на траурном овале фотографии, прибитой к деревянному кресту.
-Земля – камень. Сколько лопат переломали, никак не могли могилу выкопать – сообщила болтливая женщина – Жаль девчушку, аж сердце разрывается.
       Я попросил подождать ее в машине, а сам взял гитару и заиграл мелодию, принесенную на ангельских крыльях. Лишь когда смолкла последняя нота, я шепнул:
-Тишина больше не будет пугать тебя, обещаю.