Глава 38. Венеция

Едва машина остановилась у входа в гостиницу «Алла Торэ» и мы вышли, Серджо прорвало. Он стремительно ринулся к багажнику и достал оттуда кипу каких-то документов — целую упаковку, килограммов этак на двадцать:
— Держи, Анатолий! Тебе мало? Держи еще, — вытащил такую же пачку и снова протянул мне, — Еще?! — раздраженно спросил Чендерелли и, небрежно выгрузив наши вещи на тротуар, захлопнул багажник.
Я ничего не понимал, и глупо улыбаясь, ошалело стоял с нежданным рождественским «подарком» в руках. А вручивший его вдруг разразился темпераментной речью на итальянском. Он выпалил ее за минуту, после чего уселся в машину, громко хлопнув дверцей. Судя по интонации, мой друг был чем-то глубоко возмущен, и это что-то, несомненно, связано со мной.
С недоумением посмотрел на Ларису, ожидая перевода или хотя бы каких-то объяснений столь необычного поведения Серджо. Но, похоже, его демарш был полной неожиданностью и для нее. Она не знала, как поступить — последовать за мужем, уже открывшим ей дверцу автомобиля, приглашая сесть, или все же дать пояснения соотечественникам. Секунду поколебавшись, выбрала второе:
— Серджо сказал, не понимает, зачем вам понадобилось писать президенту. Почему вы не могли решить все вопросы с ним? Теперь президент недоволен его работой.
— Я ничего не писал президенту. Скажи это Серджо, — попросил ее, поняв, наконец, причины его возмущения.
— Из Москвы пришел факс, подписанный генеральным директором, — сообщила Лариса, проигнорировав мою просьбу.
— Но, я же здесь, а не в Москве.
— Вот и президент удивлен, а Серджо просто возмущен вашим поступком.
— Я никаких факсов никому не направлял и даже не знаю, что в том факсе.
— Серджо сказал, вы недовольны присланным комплектом документов.
— Какая чушь! Лариса, пригласи, пожалуйста, Серджо. Надо разобраться, — предложил ей.
Лариса обратилась к Серджо на итальянском. Тот что-то сердито ответил. Лариса вдруг нырнула в машину и еще не успела захлопнуть дверцу, автомобиль сорвался с места и влился в поток машин. Супруги Чендерелли оставили нас у гостиницы в полном недоумении.
— Афанасич, что случилось? — очнулся, наконец, изумленный, как и я, Емельянов.
— Да кто-то прислал президенту «Симека» факс от моего имени, что мы, якобы, недовольны их документацией. А президент налетел на Серджо. Странно все это.
— Да ничего странного нет, Афанасич. Это явно Сережина работа.
— Чья?!
— Гарбузова.
— Да ты что?
— Его почерк, Афанасич. Вот увидишь. Школа Мазо, — добавил он после паузы.
Значит, Мазо. Ох, уж этот бывший наш начальник. И здесь до меня добрался. И здесь ухитрился подставить подножку. Что ж, пожалуй, Емельянов прав. Президент недоволен, Серджо просто взбешен. Умчался, не попрощавшись. А ведь послезавтра в Москву. И c чем? С нерешенными проблемами?

Документацию оставили внизу:
— Пэр синьор Чендерелли, — пояснил администратору.
Не тащить же, в самом деле, в Москву сорок килограммов документов, точно таких же, как те, что Роберто Стокко отправил в наш адрес накануне моей поездки в Верону.
Мы оставили вещи в своих номерах, и пошли прогуляться. Ведь только здесь впервые за неделю увидели скудные проблески солнца и небо без опостылевшего дождя. И теперь пасмурно было лишь на душе.
— Афанасич, давай сходим в супермаркет, — предложил Николай, — Здесь недалеко. Километра полтора-два.
Согласился. И мы пошли по безлюдным улицам Кастэльфранко. Казалось, население городка давным-давно позабыло, как ходить по его улицам пешком. Мимо проносились вереницы легковушек, а на тротуарах не души.
В одном месте слегка заплутали, но спросить дорогу было не у кого. Не останавливать же, в самом деле, первую попавшуюся машину. И предположив, что все дороги ведут в супермаркет, в конце концов, вышли прямо к заветной цели.
Местный торговый центр поразил не только размерами, но и разнообразием товаров. Магазин с московский ГУМ для небольшого городка с населением в тридцать тысяч человек это нечто.
Без проблем накупили подарков, и уже ходили по супермаркету просто так, без всякой цели. А посмотреть было на что. Именно здесь впервые увидел плоские телевизоры. Возможно, они уже были и в Москве, но там я не ходил по подобным магазинам.
Увидел и новую модель автомобиля «Альфа Ромео». В следующем году именно она стала автомобилем года.
А в отделе косметики неожиданно мелькнуло знакомое по книгам и фильмам название духов «Шанель №5», и я не смог пройти мимо.

— Афанасич, одолжи сто долларов, — попросил Николай, — Хочу купить сыну велосипед, а денег уже не хватит.
— Что, в Москве велосипедов нет? — удивился я.
— Таких нет. Есть хуже, а цены на них вдвое выше, чем здесь. Я его еще в прошлый раз приметил. Только купить не успел.
Через полчаса мы, наконец, покинули тот великолепный супермаркет. Довольный Емельянов катил новенький велосипед, груженный нашими покупками, а я шел рядом налегке.
Вечером позвонила Лариса:
— Анатолий Афанасьевич, я Серджо все разъяснила. Он понял, что был не прав. Приносит вам свои извинения.
— Извинения приняты. Дай ему трубочку.
— А его нет. Он на «Симеке». У них предпраздничное собрание и банкет.
— А тебя, почему не взял?
— Я же не в штате «Симека».
— Понятно. Какие планы на завтра?
— Завтра в десять за вами заедет машина. Отвезет вас в Венецию и обратно. Мы, к сожалению, не сможем с вами поехать. Серджо с утра уезжает в Румынию на охоту. А вечером я к вам зайду в гостиницу, — проинформировала Лариса.
Что ж, немного отлегло. Жаль, что с Серджо уже не увидимся. Хотя, если честно, после его выходки видеть его сегодня не хотелось, даже после его извинений. Обида прошла, но на душе все еще оставался неприятный осадок в виде дождя и мокрого снега Вероны. И лишь лучезарная улыбка друга, как яркое солнышко, вмиг превратила бы все в пар, восстановив душевное равновесие и наши теплые отношения, но Серджо предпочел румынскую охоту.
Впрочем, какой я ему друг. Так, одни высокие слова, которыми он, похоже, просто обольщает своих клиентов.

Среди ночи разбудил знакомый шелест дождя. Так и есть. Верона дотянулась и сюда. Похоже, плакала наша поездка в Венецию.
Хмурое дождливое утро тоже не расположило к оптимизму.
— Ну, что, едем? — спросил Емельянова.
— А как же! — бодро ответил тот.
— А дождь? — намекнул ему, — С ночи зарядил.
— Пройдет, — уверенно заявил счастливый обладатель велосипеда, — Да и привык я уже к нему, Афанасич. Не размокнем.
Не размокнем, так не размокнем. Сразу после завтрака вышли в вестибюль.
— Синьоры, вас уже ждут, — увидев нас, объявил администратор, и что-то сказал мужчине, поднявшемуся с кресла.
Мы обменялись приветствиями, и тут выяснилось, что водитель владеет лишь итальянским, а наш разговорник так и остался погребенным в неразобранных вещах Емельянова.
— О-о-о! «Лянча Каппа», — сходу идентифицировал я автомобиль, на котором предстояло прокатиться в Венецию и обратно.
— Си-си, — обрадовано подтвердил водитель, открывая нам его дверцы.
— Климат-контроль, — показал на панель приборов.
— Си-си, — снова подтвердил тот, запуская двигатель.
— Оджи пьовэ, — сообщил нашему неразговорчивому водителю очевидную истину, что идет дождь. Он это и сам видел, а потому снова не отреагировал никак, — Соно лэ додичи сотто дзэро ин Моска, — объявил еще и московские двенадцать градусов мороза, о чем только что узнал из последних известий по телевизору.
Его реакция позабавила. Он удивленно посмотрел на меня и молча тронул клавишу на пульте климат-контроля, где быстро-быстро забегали циферки, пока на табло не высветилось: «– 12C».
— Но-но-но! — испуганно остановил водителя, представив, что сейчас начнется, — Фрэддо ин Моска! Нон ин ностра маккина, — пояснив ему, что так холодно в Москве, но не обязательно, чтобы так стало в нашей машине.
Он, наконец, весело рассмеялся. Контакт установлен.

На скоростную автостраду мы так и не выехали. Похоже, водитель экономил деньги, умело маневрируя на узких улочках провинциальных городков, следующих друг за другом непрерывной цепочкой и разделенных лишь знаками с их названиями. Тем не менее, несмотря на дождь, ехали довольно быстро. Взглянув на спидометр, понял, что быстрота лишь кажущаяся: стрелка металась между сорока и пятьюдесятью.
Наконец, въехали на многокилометровый мост, который две недели назад видели через иллюминатор самолета.
Мы остановились на площади Рима старой Венеции. По-прежнему моросил дождь.
— Ну, что, назад в Кастэльфранко? — спросил Емельянова.
— А может, походим пару часиков, раз приехали? — неуверенно спросил он и вдруг решительно вышел из машины, — Афанасич, да дождик, как в Вероне. Не размокнем. Вылезай.
Меж тем водитель знаками показал, что здесь ему стоять нельзя. Он что-то написал в блокнотике:
— Капито? — показал он свою запись мне.
— Капито, — ответил ему, — Семнадцать ноль-ноль, — озвучил его предложение Емельянову.
— Поздновато, Афанасич, — не согласился Николай.
Решив, что четырех часов нам будет достаточно, к искренней радости водителя, время отъезда исправили на «15—00», и я, наконец, выбрался из автомобиля, который тут же отъехал. Едва он скрылся за поворотом, дождь, как по команде, усилился.
Благо, мы стояли рядом с киоском, доверху заполненным зонтиками, один из которых тут же был куплен. А соседний киоск ломился от буклетов с надписью «Venezia».
— Какая карта, Афанасич. Тут заблудиться невозможно, — констатировал знаток Венеции, уже побывавший здесь этим летом, и я опрометчиво с ним согласился.

По небольшому горбатому мостику мы преодолели первый венецианский канал и попали на старинную улочку легендарного города.
Я вдруг ощутил странное состояние — нечто вроде раздвоения личности. С одной стороны, сразу же увидел первое препятствие, которое предстояло преодолеть: огромную глубокую лужу, через которую были проложены шаткие узкие и, несомненно, скользкие мостки без перил. С другой стороны, не покидало ощущение, что все это только снится: я в Венеции, а этого просто не может быть.
Оба ощущения усиливались непрерывным дождем, который, несмотря на зонтик, уже проник за воротник и даже в один из ботинок, которым ухитрился зачерпнуть немного воды, неудачно спрыгнув с мостков прямо в лужу.
Вскоре мостки пошли непрерывной цепочкой, а навстречу все чаще стали попадаться туристы, возвращающиеся с маршрута. Их вид не внушал оптимизма: многие были «обуты» в большие полиэтиленовые мешки выше колен, а отдельные экземпляры щеголяли новенькими гидрокостюмами профессиональных рыболовов.
Костюмированные иногда даже не поднимались на мостки и брели прямо по воде, а с «мешочниками» приходилось расходиться боком, рискуя свалиться и составить компанию костюмированным.
— Афанасич, давай свернем с маршрута, а то так и до обеда не дойдем, — предложил Емельянов после того, как мы с трудом пропустили очередной встречный поток промокших насквозь людей.
— Веди, Сусанин, — согласился с ним, — А куда мы, собственно, идем? — спросил его, действительно не ведая конечной цели нашего путешествия.
— Как куда? На площадь Сан Марко, — ответил удивленный моим невежеством Николай, — Туда все идут, — выдвинул он оправдательный аргумент.

И мы свернули. Здесь не было ни мостков, ни людей. Один лишь дождь так и не оставил нас в покое. Но минут через десять блужданий Емельянов вдруг заявил:
— Афанасич, я что-то не пойму, где мы находимся. Места какие-то незнакомые.
— Понятно. Иди за мной, — предложил ему, и довольно быстро и четко вывел его в то место, где мы отклонились от маршрута.
Мы снова влились в общий поток. Потом снова отклонились и попали в тупик. Мы отклонялись и вливались, вливались и отклонялись, пока, наконец, ни вышли на прямую улицу, где не было мостков, но воды было по щиколотку везде.
И вот передо мной первое из тех чудес, которые считаются визитной карточкой Венеции — мост Риальто через Большой канал. Осмотрев достопримечательность, снова спустились на залитую водой улицу.
Именно здесь предприимчивые мальчишки продавали свои пакеты с тесемочками по пять долларов за пару. Мы подошли к мостику через очередной канал, но подойти к нему без пакетов было невозможно.
— Все, Коля. Поворачиваем назад, — скомандовал Емельянову. В ботинках хлюпала вода. Она уже плескалась повсюду.
— Афанасич, да тут осталось всего метров триста, — взмолился Николай.
Махнув рукой, отчаянно бросился в воду. Было чуть ниже колен, но набрать в ботинки, похоже, не успел. Поднявшись на мостик, бросил взгляд вдоль канала и вдруг увидел набегавшую волну, а вдохновленный моим подвигом Емельянов ринулся следом.
— Назад! — крикнул Николаю и рванул к нему. Он замешкался, и этого оказалось достаточно, чтобы мы оба выбрались из потока уже почти по пояс в морской воде.
Мы стремительно зашлепали в сторону Риальто, но теперь уже шли по колено в воде. И лишь за мостом воды снова стало по щиколотку.

— Эх, Афанасич. Еще бы чуть-чуть, — горевал Николай.
— Не переживай ты так, Коля. В следующий раз попадем, — успокаивал его.
Неожиданно обнаружил, что дождь, наконец, кончился. На какой-то площади увидел термометр, показывающий тринадцать градусов жары. И от нашей одежды действительно поднимались клубы пара. Не простудиться бы.
Пока Емельянов курил, осматривал попадавшиеся на пути удивительной красоты мраморные церквушки.
— И что на них смотреть? — удивлялся всякий раз Николай, оттаскивая меня от очередного шедевра.
В одном из киосков купили несколько сувениров на память о Венеции и карту — нам еще предстояло выбраться на площадь Рима.
С картой я уже был во всеоружии. Но, глянув на табличку с указанием улицы, вдруг обнаружил под ней дополнительную, где, словно в игре «казаки-разбойники», стрелочки указывали направление: к площади Рима, к площади Сан Марко, к железнодорожной станции и вообще, кому куда надо.
— Емельянов, — показал Николаю на обнаруженные мной подсказки. Он заулыбался:
— А я по ним и шел.
— Да-а-а?! — только и сказал, удивляясь, как он только ухитрился, при этом, несколько раз заблудиться. Видно не играл в ту игру в детстве.
Сложив карту, по стрелочкам без проблем выбрались на площадь Рима. До встречи с водителем оставался целый час.

Увидели растерянную парочку, озабоченно разглядывавшую карту Венеции. Неожиданно услышали русскую речь.
— Земляки, — показал рукой в их сторону Емельянов.
Парочка, испуганно взглянув на нас, вдруг стремительно ринулась прочь.
— Что с ними? — удивился я.
— Подумали, русская мафия, — пояснил Емельянов, — Мы еще летом удивлялись, когда от нас русские шарахались. Особенно одинокие или такие же парочки. Нас-то четверо, да еще Рында гудит на всю Венецию, — рассказал он.
Побродив по площади, обнаружили многолюдное кафе. Для профилактики выпили по сто граммов граппы. Повторили. Стало веселее. Вот теперь, кажется, не простудимся.
А на стоянке нас уже ждал водитель, приехавший, как оказалось, на полчаса раньше. Разговор в дороге снова не получился, и водитель включил магнитолу с записями. Кто-то незнакомый пел «Аве, Мария».
— Ми пьяче Робертино Лоретти, — назвал я певца, когда-то великолепно исполнявшего это известное произведение.
Водитель лишь неопределенно пожал плечами. Похоже, имя Робертино Лоретти было ему незнакомо.
В гостинице, едва переоделся в сухое, позвонила Лариса:
— Как съездили, Анатолий Афанасьевич? — спросила она, — Попали на Сан Марко?
— Нормально. Только до площади так и не добрались.
— Ну и хорошо. По телевизору показали, что там творится. Я что звоню, Анатолий Афанасьевич. Мы в шесть за вами заедем. Будьте готовы, — озадачила она меня и повесила трубку.
Зашел к Емельянову, предупредил.

Для начала надо было срочно высушить обувь и одежду. Задействовав фен, за сорок минут подсушил все. В шесть спустился в вестибюль, где увидел мокрого Емельянова.
— А мне не во что переодеться, — оглядывая меня, попытался он оправдаться.
— Коля, а подсушить одежду феном не догадался? — удивленно спросил его.
— Нет, — ответил он.
— Буона сера, мой друг Анатолий! — с лучезарной улыбкой влетел в вестибюль Серджо.
— Чао, Серджо. А как же твоя Румыния? — спросил его.
— Румыния завтра. Сегодня только мой друг Анатолий, — ответил он так, словно вчера мы с ним даже не встречались. Что ж, сделал вид, что так оно и было.
Ехать никуда не пришлось. Ресторан, куда повел нас Серджо, был рядом с гостиницей — по другую сторону от крепостной башни. Весь вечер мы говорили, о чем угодно, но не о наших совместных делах. А потом мы проводили супругов Чендерелли до их дома и обменявшись поздравлениями с наступающими праздниками, распрощались.
Немного прошлись по украшенному к Рождеству городу. Повсюду сверкали разноцветными огнями надписи «Auguri» (Поздравляю), а все гигантские ели вокруг замка были украшены игрушками, гирляндами огней и увенчаны яркими пятиконечными звездами.
Вспомнил слова Ларисы: «Вы не подумайте, Анатолий Афанасьевич, что они тут коммунисты. У них пятиконечная звезда — совсем другой символ, и существует столько, сколько само Рождество».
— Афанасич, а как мне упаковать велосипед? — спросил Николай, едва вернулись в гостиницу.
— Упаковать не проблема. Для начала его надо разобрать, а ключей, я так понял, нет, — обозначил я первую задачу, которую предстояло решить.

С помощью кухонного ножа и каких-то щипцов для разделки морепродуктов, которые удалось раздобыть у администраторов гостиницы, велосипед все же разобрали. После долгих поисков нам нашли и несколько шнурков от чьих-то ботинок. Кое-как связав велокомплект, получили более-менее внятную упаковку.
— В аэропорту купим скотч и упакуем, как положено, — успокоил Емельянова.
Утром к гостинице подъехал микроавтобус «Фиат Дукато». Ко мне подошел распорядитель и спросил разрешения отправить с нами еще троих русских, которые тоже летели московским рейсом.
— Если вы все же возражаете, мы отправим их другой машиной, — сказал он.
— Автобус большой. Какие могут быть возражения, — ответил ему.
— Спасибо, — поблагодарил распорядитель, что-то сказал водителю, сел в легковушку и уехал.
Но, когда водитель-женщина начала выгружать какие-то вещи, чтобы сложить их более рационально, из автобуса вышли две женщины и стали скандалить. Вышедший вместе с ними мужчина-переводчик попытался сгладить разногласия, возникшие, как оказалось, в основном из-за велосипеда. Скандал разгорался. Пришлось вмешаться:
— Вызовите, пожалуйста, другую машину для этих господ, — решительно попросил водителя.
— Почему это нам другую машину? — возмутилась скандальная дама.
— Потому что эта машина наша, и я любезно согласился захватить вас в аэропорт, не подозревая, что вы такие. Ну, слишком уж не уступчивые, — ответил ей, и скандал мгновенно погас.

Мы медленно двигались по знакомым по вчерашней поездке бесплатным дорогам. После утреннего скандала в салоне было тихо. Общались лишь водитель и переводчик. Уже при подъезде к Венеции за руль вдруг сел переводчик, уговоривший все же водителя дать ему порулить. Странная блажь одного и халатная уступчивость другого.
В результате наш рейс как начался со скандала, так и завершился все тем же. Когда подъехали к аэропорту, въезд на стоянку загораживал большой автобус, высаживавший пассажиров. Разумеется, наш невоспитанный переводчик тут же стал раздраженно сигналить. Не дождавшись желаемой реакции, он выскочил на дорогу, подбежал к автобусу и начал колотить кулаком по его кузову.
Хорошо, оба водителя успели к нему одновременно, и бурные объяснения троицы обошлись без рукоприкладства.
В аэропорту нам удалось раздобыть скотч и сделать нормальную упаковку.
— Пойду, перекурю, — удовлетворенно взглянув на упакованный багаж, сказал Николай.
Он вернулся через полчаса, когда уже объявили, что регистрация на наш рейс заканчивается.
— Ты где был? — спросил его на бегу.
— Прощался с морем, — невозмутимо ответил владелец разобранного велосипеда.
Нас все же зарегистрировали, и мы помчались на посадку. Емельянов проскочил таможню по «зеленому» коридору, а меня с сумкой, которую не стал сдавать в багаж, отправили в очередь на досмотр. Николай помахал мне рукой и куда-то скрылся.

Едва взглянув в мои документы, таможенник пригласил карабинера. Меня с вещами и документами повели к другому входу и, как оказалось, в другой зал:
— Моска, — сказал карабинер, показав на стойку, у которой уже никого не было. Он ушел, а я в полном недоумении остался чего-то ждать.
Через полминуты карабинер вернулся с кем-то в форме. Тот взял мой паспорт, шлепнул какой-то штампик и сказал: «Прэго, синьор. Арривэдэрчи».
Здесь, в небольшом зале ожидания, уже выстроилась длинная очередь к стойке с надписью «Moscow». Слава Богу, я на месте.
Встав в хвост очереди, огляделся. Емельянова в зале не было. «Опять пошел покурить», — подумал я и успокоился.
Очередь быстро подвигалась. Передо мной уже осталось человек десять, а Емельянова все не было. Медлить было нельзя, и я побежал к стойке у входа в зал, чтобы узнать, куда исчез мой коллега, а дальше действовать по обстоятельствам.
На полпути увидел, как тот же карабинер подвел Николая к стойке. Емельянов подошел ко мне с улыбкой кретина:
— А я чуть в Афины не улетел. Сняли прямо с самолета, — радостно сообщил он.
А нам уже махали, поторапливая, от нашей стойки. Места дали из тех, что остались, и мы с Емельяновым оказались в разных салонах. Хорошо, в одном самолете.
Едва пришел в себя, лайнер взлетел. Что ж, прощай, Венеция. Прощай, Италия.