Революционеры милостью Божьей - 4

Глава восьмая. Затянувшийся финал симфонии.

Последние несколько дней Иосиф не виделся со своими старыми знакомыми, отправив лишь короткое известие в штаб, переданное через Эстер. Совместная акция окончательно закрепила ведущие позиции партии большевиков, но мало помогла левым эсерам. Однако большинство из них продолжили пребывать в радостном волнении чувств, изредка встречаясь с Осей на улицах. Они еще не знали, что теперь Райхеля не интересовали дела революционного порядка, как вообще какие-либо дела.
Преображенский, сидя рядом с Иосифом за столом, не мог понять, почему он не ест отборнейшее филе, которое готовила ему его новая подруга. Прекрасный революционер сидел с задумчивым видом, нерешительно перекладывая куски баранины из одного угла тарелки в другой. Старинные часы отстукивали фигуры причудливого танца времени, который более не имел власти над Иосифом.
Когда в небе загоралась первая звезда, нежным шагом пробиваясь из унылого покрывала туч, и луна освещала свое дремотное ложе, Иосиф всегда выходил подышать воздухом, который был более не нужен для него. Однако его сердце билось сильнее обыкновенного, иногда было чувство, что оно может разорвать свой шелковый кокон и отправиться в свободное плавание. Он представлял – там, далеко, над другим краем неба, вставала похожая луна, повернув к долине другой лик своего огромного тела, и там – его истинная родина, которую он воспринимал как главную в своей жизни. Это была родина риттера фон Ансбаха, которого тот бездарно убил ради проведения в жизнь навязанных ему планов ненужной теперь революции.
«О, если бы все чувствовали тоже, что и я теперь, если бы они ощущали всем телом тоску человека по своему природному, истинному начало, которое и нечеловеческое вовсе…» Иосиф не знал, как погасить жажду, которая переполняла каждую клетку мучившегося тела. Лишь однажды, когда Боря был опять свински пьян, он позволил себе дотронуться до его лба, и тогда жар, истязавший странно легкую плоть юноши, превратился во вздох удовлетворения. Энергия, чувства, воспоминания, которые он взял от него, несмотря на то, что они были неприятны, насытили его. Позднее, когда Боря открыл глаза, он не чувствовал и не видел уже ничего, и разум ушел из воспаленного мозга, оставив лишь оболочку, слепо повиновавшуюся ему.
Для того, чтобы никто не узнал об этом, Райхель переехал на новую квартиру, взяв с собой Бориса, который за несколько сеансов утоления голода научился новым словам («Да, сударь» и «Будет сделано»). Эти слова прекрасно шли к новому облику студента-недоучки. Однако, опасаясь того, что старые друзья могут узнать Преображенского, его пришлось переодеть в униформу с золотым галуном и покрасить «под мавра».
Вторым важным шагом для Иосифа явился поиск других подобных существ и дальнейшего удовлетворения время отвремени возникавшего жара. Иногда, ночью или ранним утром, когда первые капли крови восходящего солнца еще не падала на темную ткань ночного неба, революционер тщательно одевался в видавший виды фрак, который сейчас становился немного узок в плечах, бывшую рубашку Бориса и брал непременную трость с головой льва, неумело покрашенную золотой краской, и отправлялся на короткий променад. Обычно солнце заставало его в каком-нибудь ресторане в разгар купеческой гулянки, когда Иосиф требовал себе рябчиков в сливочном соусе. Рябчики были дорогим блюдом, однако он теперь даже не дотрагивался до них, как и до супа a la Bocus, которое шло первым.
Все это делалось исключительно для того, чтобы поразить воображение дамы или кавалера – как угодно – с которыми Райхель намеревался познакомиться. Тщательно делая вид, что он смакует Баллантайн, в котором при нынешнем положении ничего не понимал, он оглядывался в поисках жертвы. Сегодня это была нежнейшая барышня за вторым столиком от него. Он не знал точно, что это была молодая девушка, но ощущал исходивший от нее аромат незамутненных воспоминаний, который обладал чудесной упоительной свежестью – как родниковая вода между знойных барханов. На точеную шейку спускались нежные волны черных завитков. Он подсел к прекрасной даме, улыбаясь прелестно наивной улыбкой. Она откинула вуаль, и Райхель узнал в ней Лию. Но, черт возьми, она была накрашена слишком вызывающе, рот издали был похож на большую кровавую рану, а глаза – на выжженные следы артиллерийских снарядов.
- Иосиф, ангел мой? – она продолжала изучающее разглядывать медленно побелевшее лицо «брата».
-Что ты здесь делаешь? Ты…
-Я ждала тебя. Сейчас ты возьмешь меня под руку и мы уйдем отсюда. Мы непременно пойдем, не правда ли?
Лия прикусила губу, размазав помада по щеке. Казалось, она заплачет. Настолько странно было смотреть на нее в этом жутком месте, настолько сильно закрадывалась в голову мысль о том, что, если она и не стала уже тем, кем являлся Райхель, то прежней Лии больше нет…
Холодная мужская рука энергично пожала руку Лии чуть выше локтя. Принадлежала она высокому, поджарому прибалту, чья национальность проглядывала в не слишком чистом произношении и желтовато-белесых глазах.
- Я вам не помешаю, молодой человек? – скользящим полушепотом спросил незнакомец.
- Это Иосиф Рейхель, мой брат. Ты дожжен хорошо относиться к нему. Мы были воспитаны вместе…- начала Лия.
Иосиф, внутренне сжавшись поклонился.
«Это мой последний поклон кому-либо», - подумал он.
Кошачий незнакомец протянул вперед свою энергичную твердую руку.
-Диомид Иваныч фон Дрентельн. Наслышан о вас, господин Райхель. Теперь вы позволите мне отойти с моей… любовницей?
Для пущего эффекта Дрентельн слегка прижал к себе бессильно сопротивляющуюся Лию. В ее глазах Иосиф увидел внутренний укор себе и порицание. Как будто Лия говорила ему, что ничего дальше делать не надо: ставки сделаны, и он проиграл окончательно и бесповоротно. Тем временем Иосифа сзади подтолкнул метрдотель.
-Мсье, вы сделали заказ: ваш суп готов.
Иосиф, сам не осознавая, что хочет сделать, выхватил правую руку из кармана и ударил по мягкому лицу метрдотеля. Молодой парень сполз вниз, очутившись на полу. Понимая, что его будут искать, онвзял упирающуюся Лию за руку и выбежал из ресторана, расчищая себе путь свободной рукой. Фон Дрентельн остался стоять с удивленным и обеспокоенным лицом. Он так и стоял на одном месте, пока не подоспели городовые. И долго потом с его рябоватого и холодного лица не сходил странный молчаливый тик, который до беобразия уродовал умную и энергичную мину видного эсера.
Только на следующий день власти обнаружили бледное тело Лии Мейер, чье лицо тихо смотрело на звезды. Выражение ее глаз – изумленно-страстное и счастливо-успокоенное – долго не могли забыть ее родственники, съехавшиеся на поспешные похороны. В 1920 году тело было извлечено из могилы и сожжено «во избежания неприятных инцидентов».
 
  Это было окончание Пролога. Разгадка впереди...