Зеркала

    Для тех, кто меня хорошо знает, не будет откровением, что я весьма позитивно отношусь к самой себе и как следствие – к своему отражению в зеркале. Мы с моим отражением находимся в состоянии гармонии уже более пятидесяти лет. Причём, c каждый днём в зеркале заметны изменения моей внешности к лучшему. Девическая вытянутость лица с годами округлилась, и щёки растянули овал, зато убрались ненужные морщинки. И если в детстве все отмечали, что мои глаза несколько великоваты, но теперь щёлочки под накрашенными ресницами никого не заставят искать диспропорцию в моём лице.  Мой вес  и пушистость тела росли пропорционально годам, но ни Я, ни моё отражение от этого не грустили. Ничуть. Мой неправильный прикус, когда дождь в рот попадает, с годами тоже успешно откорректировался, потому что второй подбородок уже давно нашёл себе пристанище на уровне бедра, отчего и челюсть незатейливо опустилась. У природы нет плохой погоды, а я – гармоничное дитя природы. И тем, кто с этим не согласен, страшно сочувствую. Ухрёбище редкой красоты радостно приветствует меня в зеркале каждое утро. И ничто не может  помешать нашей дружбе.      
    Правда, в моей жизни были три момента, когда посторонние люди пытались разрушить дружбу между мной и моим отражением. Не получилось.
   Впрочем, обо всём по порядку. Итак, попытка номер раз.
    Все мы родом из детства. А в детстве мне повезло несказанно. В семье я была третьим ребёнком. Старшие братья любили меня за  мальчишеский характер и за то, что я их тоже любила, причём отчаянно. Несмотря на кучу недостатков, несносность характера и отсутствие авторитетов у меня было и есть одно великолепное достоинство: я очень нежна с теми, кого люблю. У меня до сих пор присутствует физическая необходимость прикоснуться к человеку. Для меня держать человека за руку – всё равно, что признаться в самом сокровенном, потому как рука – это продолжение сердца. И когда в доме есть такая прилипалка, висящая на братьях как на брусьях, отмахнуться от подобной любви невозможно. Именно это и подкупало братьев. Ну а я их наличие расценивала как большое везение и могла смело треснуть любого другана во дворе. Знала, что на сдачу отважится далеко не каждый. Правда, братья тоже неоднократно пытались дать мне подзатыльник или шлёпнуть. Тогда я дожидалась папочку с работы, и, прижимаясь к его коленям, начинала душещипательный рассказ про двух злодеев, которые лупят сестрёнку почём зря. Я показывала, куда именно наносились удары и артистично ойкала от боли. Папа знал, что дочурка – ещё тот фрукт, но устоять перед ласковыми объятьями не мог и всегда поддавался на мой мелкий и гнусный шантаж. Он выговаривал мальчишкам, что так нельзя, что «в конце концов она девочка»,  напоминая, что у них, увы, есть сестра. Всем было понятно, что девочка – это не совсем то, чего они так долго ждали и о чём мечтали. С моим появлением в семье мечта о девочке-припевочке с треском провалилась. Папа и сам не раз шлёпал за дело. Именно за дело, причём шлёпал совсем не больно. Но потом жалел об этом страшно, чем я, опять же, с успехом пользовалась. Всегда.               
   Конечно, это плохо, и все это понимали. Все, кроме меня. Меня ругали и стыдили, объясняли и убеждали, а я виновато закатывала глаза и всякий раз твердила, как заученный стих: «Это не я! Я больше никогда не буду так делать, а завтра прямо с утра стану хорошей. Как Галя Орлова!». Галя училась со мной в одном классе и была настоящей девочкой. Уму непостижимо, но её ни разу не били веником по заднице! В моём понимании Галя была абсолютно несчастной, потому что так жить невозможно. Скука, да и только.
   И вот наступало утро, и взрослые меня спрашивали: «Ты помнишь, что мы вчера тебе говорили?». Я торопливо отвечала: «Да-да, конечно!», но вспомнить, за что же меня ругали, зачастую не могла. Да и не напрягалась. И каждый день отправлялась в школу с благими намерениями. Ну кто виноват, что именно там меня всякий раз поджидали в засаде заклятые враги? 
   Мои братья были красивы. А моя внешность, в полном согласии с характером, оставляла желать лучшего. Однажды наша соседка остановила меня с тётушкой возле подъезда. И сразу после «здрасьте», без лишних переходов, молвила: «Какие у Татьяны красивые мальчики!». Тётушка поняла, к чему клонит сплетница, сочла эту фразу оскорбительной и парировала: «Зато она весьма талантлива и умна, а твои красавицы на тройки учатся. И вообще, ты сама-то давно смотрела на себя в зеркало?». Из этой игры слов стало понятно: я умная, плюс я в домике. Как в той детской игре, когда ты несёшься от водящего и кричишь: «Стоп! Я в домике!». А потом закрываешь голову двумя руками, изображая крышу.
    Помню, как фраза «посмотрите на себя в зеркало» запала в душу. Отодвинув маму, открывшую нам дверь, я прямо в сандаликах метнулась к трюмо. И очень внимательно смотрела на своё отражение, пытаясь найти то, чего не увидела соседка, но что было таким очевидным для тётушки. Я практически прижалась к зеркалу, как  будто там, за стеклянным холодом, был спрятан ответ.
   Мама непонимающе смотрела на меня, и тут спохватилась тётушка. Опережая мой приговор самой себе, она сказала: «Видишь, какая ты красавица! И умница». Тётушке я верила и согласилась. Раз и навсегда.
   Потом была попытка номер два. Первокурсники – народ особый. До сих пор вспоминаю свой первый курс института как самую цветную картинку всей жизни. И главным в ней вижу дружбу, которая у студентов рождается либо сразу, либо ей не быть уже никогда. Этакое студенческое братство. А уж после первой сессии – просто родство!!!  Ничто так не сближает, как общественный транспорт и финиш сессии в пять экзаменов и четыре дифференцированных зачёта. Образ преподавателя-вражины уже скрылся в зачётке. До следующей сессии ты можешь себе позволить непринуждённо улыбаться злющему профессору, за которым тянется длинный шлейф строгости. А отойдя на два шага, рассуждать: «Вот гад, ещё и  практику у нас будет вести». У каждого преподавателя был свой шлейф. И многие поколения студентов из уст в уста передавали мифы с элементами страшилок, как переходящее знамя.
    Март в институте – замечательное время. Ещё не припирает до тошноты от несданной курсовой, не колбасит от неотработанных лабораторных работ. Март – это всегда расслабон. Я страшно и навзрыд, просто безумно люблю 8 марта, для меня этот праздник всегда сопровождается тревогой будущей весны и новизной перемен. Я готова делить свою любовь со всеми женщинами на свете. Как огромным тортом, от которого каждой непременно достанется самый желанный кусочек. В этот день я желаю женщинам приятного весеннего "аппетита" желаний. И верю, что они сбудутся у каждой. Так вот, накануне 8 марта это и случилось.
     Мы ехали на трамвае неразлучной компанией группы 126. Про неё наш математик Александр Сергеевич Рамм, а в простонародье Рас, безусловно, плохой человек, но на редкость великий математик, говорил примерно следующее: «А вот вашей банде зачёта не видать». Удивительно, но зачёт сдали все, и экзамен тоже. Чем очень озадачили Раса и необыкновенно порадовали себя.      
     Наша банда была относительно малочисленной: Вовка Розенберг, он же Роземблюмка, Игорь Новиков, он же Ноликов, Женька Яблочников, он же Женя, Генка Железный, он же Деревяшка и я, просто Томочка. Прозвища у Томочки не было, потому что их выдумывала она сама. А Женя прозвища не получил из большого уважения – ещё абитуриентами мы были в одной группе, тогда я его и зауважала по-настоящему. 
    В трамвае было немноголюдно, потому что в час дня нормальные люди работают или учатся, а для туристов ещё был не сезон. Нам было беззаботно-весело, настрой был исключительно боевым. Мы ехали пить пиво в общагу к Жене, надо было отметить сданную Деревяшкой математику. Генка играл за институт в хоккей, перед самой сессией сломал свою железную ногу, но мы не бросили его и сдавали зачёты вместе с ним и даже за него.
   Победа нас сплотила, она стала общей тайной пяти пройдох. Причина была веской,  и праздник должен был состояться. То, что мы сблызнули с лекций, нас не тревожило. Наоборот, объединило этакой интригой.
   Общага для студента – это особый мир. И этот мир сегодня был у наших ног. Поначалу всё шло как по сценарию: пивко, сигаретка, «а ты помнишь», «а вы заметили», «ах, какие мы молодцы!». Я пиво не люблю и не пью, но посидеть с друзьями после победы над Расом – это святое. Веселились от души, причём народ радовала любая, даже малозначительная деталь.
    Пиво относится к тем напиткам, которые недолго задерживаются, особенно когда его больше, чем может вместиться в организм. И мальчишки раз от разу растворялись в проёме двери, а потом быстро возвращались в этот же проём, но уже явно налегке.
   В нашей общаге было пять этажей: первый, третий и пятый - мужской, ну а в остающейся прослойке располагались женские комнаты. Соответственно, половая принадлежность этажа определяла и наличие мужского или женского туалета.
    В тот день я об этом забыла, и когда настало время припудрить носик, смело вломилась в мужской туалет. Навстречу, прямо в дверях, меня остановил молодой человек: «Вы сюда?».
«А вы отсюда!» - бойко отодвинула я его.
   Почему этот вопрос меня не остановил, не знаю. Пропустив молодого человека,
я решительно вошла в кабинку. И только когда стала мыть руки, я заметила то, чего нет в женском туалете – писсуары. Они с укором смотрели на меня через зеркало. Это было смешно, особенно если учесть, что меня пытались остановить, а я…
   «Какой нерешительный!» - думала я про того молодого человека и смеялась в голос, предвкушая, как сейчас расскажу об этом своим друзьям. Я пулей вылетела из туалета и сразу упёрлась в грудь молодого человека, который тоже смеялся в голос.
   «Не такой уж он и нерешительный», - отметила я.
- Я тебя сторожил, чтобы… - он махал руками, хохотал и не мог закончить фразу.
   Комичность ситуации нас объединила.
- Покурим! - предложил он.
- Давай, - согласилась я.
   Не успели мы отойти в сторонку, как появился Генка. «Ты уже?», - спросил он, намекая на то, как быстро я сносилась на другой этаж
- Да я здесь, без затей и суеты, - показала я на дверь мужского туалета, и мы снова, уже втроём, неистово захохотали.
   Когда в длинном коридоре смеются во всё горло три человека, эхо не может быть не услышано даже в громкой компании. Остатки банды тут же вывалились из Женькиной комнаты и присоединились к нам. Деревяшка рассказал о том, что хитренькая Томочка и ног не истратила, и пописала, и мужика отхватила. Деревяшка умел рассказывать смешные вещи, оставаясь при этом совершенно спокойным, его  серьёзность усиливала весёлость рассказа. Я всегда завидовала Генке, потому что сама в таких случаях не могла удержаться от смеха. В итоге слушатели не могли понять ни слова, и все дружно хохотали уже надо мной.
   Мы пригласили Костю к нам в комнату. Он учился на шестом курсе и уже защитил диплом. Вечер прошёл весело, и мы с Роземблюмчиком попёрлись домой, нам было по пути. И вообще, Вовка был моей подружкой, самой верной и лучшей подружкой в жизни.
     На другой день мы с Вовкой отработали лабораторку, поели в столовке и уже довольно поздно спускались с лестницы в вестибюль. У гардероба одиноко стоял молодой человек с розой в руке. Я его не узнала, но Вовка протянул ему руку: «Привет! Кого ждёшь?».
- Её, - ответил Костя и показал на меня.
- Зря, - парировал Вовка. Совсем недавно его прокатила с любовью Юлька, после чего мы твёрдо решили: никакой любви, только учёба.
   Костя протянул мне розу и сказал: «Мы идём в театр, вот билеты».
   Театр был для меня тем, за что я могла бы продать не только нашу с Вовкой клятву, но и Родину.
- Ладно, театр – это здорово, идите, - разрулил ситуацию Вовка, - это ж не замуж.
- Ага! – согласилась я.
   В те времена купить билеты в театр Ленсовета считалось большой удачей. Ещё бы, там играли Фрейндлих и Боярский. Спектакль оказался замечательным, и на следующий день в курилке я делилась восторгом по этому поводу. Роль Блохи в «Левше» играла молодая актриса Лариса Лупиану. В тот самый момент, когда я показывала, как блоха скакнула в сторону, я чуть не сбила с ног девушку. Та бесцеремонно взяла меня за руку и спросила: «Это ты? »
- Нет, это не я, - ответила я, всем видом показывая, что девушка ошиблась и что мне вообще не до неё. Ещё бы! Она остановила меня на самом интересном месте, скоро звонок, а я не успела рассказать о пластичности актрисы и о находке режиссёра, который поместил Блоху за белый занавес.
- Ты ещё и куришь? - с натиском и презрением  продолжала незнакомка, как будто я силой затащила её в курилку и заставляла глубоко дышать.
- А ты вообще кто? - начала наезд уже я, сообразив, что барышня искала именно меня. А потом жеманно пустила в её сторону струйку дыма.
   Барышня брезгливо зажала носик, отмахнула рукой синие колечки и выдохнула:
- Ффффу!
   Четыре пары глаз нашей банды наблюдали за нами с подоконника. Мальчишки уже знали: если меня понесло, лучше не встревать.
- Это ты вчера ходила в театр с Костей? - спросила она голосом учителя.
- Это не я, - ответила я так же, как всегда отвечала, нашкодив, родителям и учителям.
-  Не ты? - ехидно торжествовала она, уличив меня в страшной и гнусной лжи, - да мне ж тебя описали!
   В подтверждение своих слов она сначала подняла, а затем опустила руку так, будто отсканировала словесный портрет с тем, что стояло перед ней.
- Точно не я! Это Костя ходил со мною в театр. У меня алиби, как видишь.
   Бамс! Это была подножка, которую она ещё не видела. Но четверо с подоконника чётко уловили этот «бамс»!
    Прозвенел звонок, но все оставались на своих местах.
- Так всё-таки это ты была с ним!
- Нет, это он был со мною. Кажется, я об этом уже сказала.
- Да какая разница? - заводилась она.
- Разница в том, девочка моя, - моё ехидство просто пёрло из меня, - ходят не с тем, кто дарит розы, а с тем, кому дарят.
- Розы? Тебе? Я не твоя девочка! - она практически закипала.
- К счастью, не моя. Это не страшно. Но и не Костина. Уж извини.
- Что? Да ты… Ты себя в зеркале видела?
    Так не угадать с вопросом! В надежде поскорее разделаться со мной барышня допустила непростительную ошибку. 
- И не говори… Не хочу тебя огорчать, но как женщина прекрасно понимаю, каково тебе, ущербной, на моём фоне.
   Четвёрка на подоконнике победно вздохнула. Теперь была моя очередь поднять руку, чтобы сканировать себя любимую. Я сделала это так театрально, так красиво. Я опускала руку настолько медленно и грациозно, что скандалистка не могла оторвать взгляд. Она следила за моими движениями как кот за ниточкой, к концу которой привязали фантик.
- Класс! - выдохнул Деревяшка. Как спортсмен он всегда тонко чувствовал переломный момент игры.
- Да ты знаешь, что мы с ним просто поругались, и он назло мне выбрал самую, - торопилась она найти уничтожающую меня фразу.
- Ну-ну, не стесняйся, - прервала я ее.
- Просто чтобы я ревновала.
- А ты не ругайся. Хорошие девочки так не должны делать! Говорить плохие слова – это скверно. Что ж ты так неосторожно! А он раз – и ушёл к красавице.
- В туалет, - успел дать пас Деревяшка.
   И тут грянул дружный хохот. На подоконнике тряслись в конвульсиях мои друзья.
  Про туалет она, разумеется, ничего не знала.  Такие красавицы никогда бы в жизни не перепутали этажи. Она стояла такая потерянная, такая одинокая, что я решила: конец войне.
- А знаешь, я сделаю тебе подарок к празднику. Подарю его! Ведь скоро восьмое марта!
- Бери-бери, если она передумает, ты его точно не увидишь как собственных ушей, - сказал спокойно Деревяшка, как будто советовал: «Лошадью ходи, лошадью».
- Да ну вас! - почти мирно ответила она. Сейчас скандалистка напоминала сдувшийся шарик, и все поняли: она «пойдет лошадью».
   Генка, всем известный ловелас, поднялся с подоконника, подхватил девушку под локоток и стал ей нашёптывать: «Как жаль, что вы не курите, приятно было познакомиться».
   Девушка буквально таяла у нас на глазах. Генкино место на подоконнике уже заняла я.
Теперь я стала зрителем. Начался Генкин бенефис.
   Для меня всегда было загадкой: за что барышни так любят Деревяшку. В него влюблялись все подряд, ему то и дело назначали свидания, звонили, плакали. И необыкновенно завидовали мне, потому что я просто могла быть с ним рядом. Была в Генке какая-то истерическая хоризма героя-любовника. Лично мне он казался просто Генкой. И именно мне выпала честь быть той единственной юбкой, которую он пропустил мимо.
- Геныч! Пора! – вернул Деревяшку в действительность Игорь.
- Увы! - пожал плечиком разомлевший Генка,-  так я не прощаюсь.
- Пока, - сказала ему красотка,- и извините, - это уже относилось ко всем остальным.
- Бывает, - ответил ей дружный хор.
   Она сбежала по лестнице легко и быстро. Генка смотрел вниз, как будто ушла последняя надежда. Он с горечью сказал: «И почему после ссоры она меня не пригласила? Я бы ей такой театр показал!».
- Гена! Беспорядочные связи… - начал было Игорь.
- Отстань. И запомни, наконец, у меня только красиво-порядочные связи.
- Да, только у тебя их – не счесть, - отметил Женька.
   Костя нашёл меня в тот же день. Он был зол и грустен одновременно. Я поняла, что если он начнёт первым, то мне придётся играть по его правилам. Мне этого не хотелось, и я решительно приступила к разговору:
- Вот только не нуда мне тут семейных сцен!
- Так ты меня подарила?
- Ты парень отличный. Но ты меня подставил. Прикинь, я думала, твоя Доздимона
меня задушит. И вообще, она нам так понравилась, - начала я вилять хвостом.   
- И ты решила…
- …что вам нужно помириться. Вы такая красивая пара.
   И тут я пустила в ход то оружие, которое не подводило меня никогда. Я взяла его за руку так, чтобы он точно меня услышал. Радиус виляния моего хвоста возрастал, я прижала его руку к груди и голосом Лисы Алисы пропела:   
- Ну подумай, ведь тебя так любят! Да ещё такая красавица.
   И тут я деланно спохватилась:
- Ой, чуть не забыла! Наш Генка просил её телефон. Даже с пары ушёл.
   Сработало! Опять! Разве была бы я стервой, если бы это иногда не приносило пользы!
- Ты мне понравилась. С тобой так просто. Легко. Ты меня за руку взяла, и я всё понял.
- Да, это моя дурацкая привычка.
- Отличная привычка. Забери меня назад, - теперь уже он взял меня за руку, - поставь меня на полку.
- Я не хотела тебя обидеть.   
- Там, в театре, я смотрел на тебя. Ты так заразительно смеялась, а потом заплакала. Никто не плакал. Я хотел спросить: почему?
- Мне блоха понравилась. Она такая прозрачная была… А я что, действительно плакала?
- И ещё все молчали, а ты захлопала. И все тебя поддержали.
- Я не умею как все. Я стараюсь такой стать, а у меня не выходит. То туалет перепутаю, то…
- Зато я теперь знаю, что в мужском туалете можно встретить мечту.
- Спектакль был прекрасный. Я теперь всегда буду помнить, как ты подарил мне блоху.
- Я тебе блоху, а ты меня – к празднику.
   Мы засмеялись.
- Ты всё это забудешь! - сказал он мне.
   Нет, я не забыла. Жаль, что он об этом не знает.
   И наконец, была попытка номер три. Наши друзья Люда и Саша Григян выдавали замуж свою старшую дочь Леночку. Мой муж Женечка – человек необыкновенно сдержанный и скромный. Если нам предстоит вечер в незнакомой компании, он всякий раз предлагает мне одно и то же:
- Том, веди себя хорошо.
- Ладно, - всякий раз соглашаюсь я, хоть прекрасно понимаю, что выполнить это обещание удаётся не всегда.
     У Люды была в подругах Ирина. Красивая, стройная, уверенная в себе женщина. Она пришла на свадьбу со своим другом, который был моложе её лет на пятнадцать. Но внешне пара выглядела так, что спутница ничуть не уступала своему избраннику. Сидели они рядом с нами, и тост Ирина Михайловна говорила раньше нас.
   Она встала и хорошо поставленным голосом начала своё поздравление:
- Когда я была молодая и красивая, - тут она посмотрела на всех так, как будто среди гостей были те, кто в этом сомневался. Но сомневающихся не было, красота Ирины была видна всем, особенно в той части её прозрачной кофточки, откуда неприлично красиво
виднелась замечательная грудь третьего размера.
     Ирина вздохнула, кофточка красиво поднялась, и мы все услышали текст поздравления. Слова были торжественными и трогательными. Что-то вроде «нам сильно жаль отдавать Лену замуж, но мы её отдаём в добрые руки». Бабушка Лены прослезилась. Все стали кричать «горько».
   Наш тост следовал сразу за поцелуем. Не знаю, какая муха меня вдруг укусила, но начала я так:
- В отличие от предыдущего оратора, я никогда не была молодой и красивой, а сразу родилась вот таким пожилым и страшным ухрёбищем с достаточной сомнительной репутацией. Но раз уж меня позвали, то пусть теперь не жалеют.
     Грянул дружный смех. Ирина Михайловна посмотрела на меня так, будто сомневалась, что я на самом деле приглашена на торжество. Пришлось пояснить:
- И не надо сомневаться, я со стороны невесты.
Сторона невесты ответила уже дружными хлопками.
- Не надо оваций, - я сделала соответствующий жест. Хохот нарастал. Сценарий свадьбы явно расстроился и перешёл от слащаво-приторного тона к настоящему веселью. Женя толкал меня, напоминая, что я должна вести себя хорошо. Но мне было уже так хорошо, что я продолжила:
- Тут меня мой мужик под столом толкает ножкой, но я всё-таки скажу. Я и стихами могу, и прозой. Лучше прозой, а то у меня рифма своя, местами матерная. Так вот, Леночка, никто тебя никуда бы не отдал, если бы ты, наша красавица, сама, до помирашки, не захотела туда пойти. Никто тебя не неволит, не хошь, так мы тебя взад возьмем. А то, что попили да поели – так не пропадать же добру! И никого не слушайте, живите, как хотите, как можете. Советов много, но воспользоваться ими не удалось ещё никому. У каждой семьи свои грабли. Кто-то меньше, кто-то больше, но все идут по граблям. Счастливой вам дороги и крепких лбов! И хватит уже целоваться. Давайте танцевать!!!
      Все дружненько подхватили эту идею. Ну а курильщики первым делом метнулись в фойе.
День был тёплый, солнечный и по-настоящему свадебный.
   Ирина Михайловна стояла рядом со своим молодым человеком и весело о чём-то щебетала. Увидев меня, решила заговорить, причём с заметным превосходством в голосе:
- А мне понравилось, как вы пошутили.
   Я насторожилась. Не люблю я превосходства в голосе. Ох, как не люблю.
- Правда? -  уточнила я.
- Ну да. Когда себя назвали…
- Ухрёбищем? – уже с видом надменной стервы уточнила я. Краем глаза я видела, что Женечка пробирается поближе. Он уже понял, что меня понесло, значит, будет весело.
- Да,- согласилась Ирина.
- Но, вы же понимаете, что это я пошутила? - пытаясь раскрутить, напирала я.
- Конечно, понимаю. Просто это так мило, когда человек так весело шутит над своими недостатками.
- У меня что, опять рога отвалились? - с искренним испугом схватилась я за голову.
- Вот видите! - сказала Ирина, намекая на то, как ловко я шучу над собой.
- А, поняла! Действительно, без ступы я выгляжу несколько нелепо.
   Курильщики давно побросали сигареты и  ликовали вместе с нами.
- Да ладно… Все же всё понимают, - льстиво поддакнула Ирина, почуяв недоброе.
- А я? Почему я-то не понимаю? - изумилась я и закатила глаза к переносице. Потом ловко закусила сигарету, согнула ноги колесом и, жутко шепелявя, обратилась к зрителям: «А што шо мною не так?».
   Окружающие теперь уже не просто смеялись, а хохотали в голос. Быть смешной я умею.
- Ну, посмотрите на себя, - натянуто смеялась Ирина вместе со всеми.
- В смысле? - вытягивала я её на нужный мне вопрос. И тут, наконец, случилось то, чего я так ждала и к чему с таким натиском её подводила. Ирина произнесла:
- Вы себя в зеркале видели?
   Из меня аж искры посыпались. Бамс! Тыщ-дыщ-дыщ! Я картинно выплюнула сигарету, подтянула живот, выгнула спинку и, отодвигая
Ирину в сторону, подошла к зеркалу.
- Красота вернулась! Дайте мне очки, чтоб не ослепнуть. Какая грация! Какие тонкие линии!
Держите меня семеро!
   Все весело наблюдали за происходящим. А меня просто тащило.
- Вот встаньте, встаньте рядом! - пригласила я Ирину.
   Она подошла к зеркалу.
- Нет, - сказала я ей, - извините, вы по гамме не в моей красоте.
     Потом мне еще нё раз приходилось общаться с Ириной,  но она всегда с уважением держалась на дистанции. То ли от меня, то ли от моего отражения.
   Зеркала, зеркала, зеркала! Каждый видит в них отражение, но далеко не каждый умеет со своим отражением дружить.
   Если с моими подругами происходит что-то неординарное и они вдруг спрашивают у меня совета: «Слушай, а если я попрошу, как ты думаешь, получится?», то я всегда, всегда уверено и торжественно отвечаю одно и то же:
- Ты себя в зеркале видела? Ну кто ж тебе откажет?