Летом 83-го. Коровы ночью

                Животные не спят,
                Они во тьме ночной
                Стоят над миром каменной стеной.

                Н. Н. Заболоцкий



Поздним июльским вечером мы возвращались из бани. Темно, деревенские улочки не освещались; луна ещё не вышла из-за огромных старых берёз и потому пробираться к общаге приходилось почти на ощупь под свист и стрёкот кузнечиков.
Приятно ощущать тепло нагретых стен. Хотелось трогать руками шершавые брёвна, напитанные солнцем.
От дома тракториста, того, что организовал  для нас баню, идти недалеко. Осталось обогнуть огороженное картофельное поле; вдруг за поворотом мы наталкиваемся на стадо коров, движущееся  по проулку.  Стадо было слышно издалека, а вот пастуха, обычно щёлкающего кнутом,  и покрикивающего сверху с коня в тот раз не было.
Животные, двигаясь по деревне, занимали собой всю ширину улицы; мы оказались в центре стада, вперемешку с коровами и в полной темноте.
Коровы жалобно и устало мычали, шарахались, старались обойти нас и никого не задеть.  Мы слышали их шумное сопение, слышали, как время от времени падают на землю коровьи лепёшки. Взмахнув рукой, я задел  слюнявое рыло;  туша тяжело шарахнулась от меня. Жутковато…
По ту сторону коровы подал голос  кто-то из наших девчонок:   
- Ой, я всё-таки вляпалась… Ничего себе помылись!

Коровы останавливались у своих ворот, мычали, вызывая  хозяев.
Открыть ворота выбегали чаще женщины. В полумраке мы видели их силуэты, слышали голоса.
- Иди сюда, Зоренька, иди милая… Щас  подою тебя, корочку хлеба дам, - слышно из темноты.
- Мань, ты смотри, они опять сами пришли, без пастуха! Васька  поди опять нализался и валяется где-нибудь… За что платим дармоеду?
- А я, вот завтра на правлении всё скажу! – появился ещё один голос.

Животные оказались умнее, чем я о них думал: они добрались до деревни самостоятельно, без пастуха Васьки.
Этой мыслью я поделился с колхозным сторожем  Сидорычем, который курил на скамейке у дверей в общагу. Он обрадовался возможности поболтать;  говорить с ним можно было на любую тему; мнение он имел обо всём своё, даже о том чего не знал. 
Сидорыч откашлялся и стряхнул с бороды какие-то крошки.
- О!.. Коровы!.. Дык, они умнее бывают иной собаки. Или лошади…  Я ведь держу, коров-то энтих.  Иной раз колоть жалко, на что скотина умная бывает. А мы их едим за это!
Сделав затяжку, продолжил:
- Вот вы когда только приехали из городу, председатель сказал, что для вас городских, выделена коровёнка на мясо, белая, с чёрными пятнами по бокам. Не старая, но слепая. И очень умная, чуткая слухом - всегда на звук колокольчиков за стадом ходила, никогда не отставала и не терялась.
Когда пришли за ней на убой забирать, - а нет её! Исчезла. Ушла, потерялась…
Так мы два дня её потом искали, думали, может в яму провалилась, ноги-руки сломала. А она, бедная, за шесть километров  ушла и под берёзой лежит, глаза слепые слезятся, как бы плачут. Почуяла конец свой: умирать-то знамо не хочется. Колокольчик потеряла…

Мы помолчали. Жалко корову стало, неприятно. Сидорыч, как будто мысли мои прочитал…
- А жалеть нам скотину нельзя. И привыкать сильно к ней... Разве выжил бы человек здесь без скотского мяса?
Старик помолчал несколько секунд, раскуривая погасшую цигарку, и продолжил:
- Свинья - тоже умное животное, но себе на уме. Из птиц – гусь по уму самый-самый. А вот куры –  те дуры!
Я решил сменить тему.
- А что  Васька этот? Неужели мог так напиться и стадо бросить?
- А то! Зверь на выпивку! У нас в деревне он первый лодырь. Сейчас спит где-нибудь в бурьяне под забором.  А, с утра был как огурчик. Стадо собирал ранёхонько.
Немного помолчали.
- В позапрошлом  году Васька устроился в бригаду Морозова. Распыляли там удобрения; он стоял на прицепе за трактором, а там же пылища, химия… Ему, ведь, как порядошному,  респирятор дали, чтобы на рыло своё одел. А он респирятор в карман и поехал: мне мол «и снег, и ветер» всё нипочём. Герой хренов.
До конца поля пройти не успели, как он спрыгнул. Рожа чёрная, глаза красные, плюётся белой пеной… Мы хохотали с трактористом, тут и главный агроном на «Ниве» подъехал. Ваську вдруг вырвало, потом ещё…
Ну, посадили его в машину и в больницу быстрее. Он по дороге всю машину агроному заблевал. Организм в больнице ему промыли, прочистили…
А теперя он самогоном сам себя промывает. Легулярно. И работать ему некогда. Пастухом-то он всего неделю.
- А живёт на что?
- Хуле сейчас не жить в деревне!.. Да пока папка с мамкой живы, да коров энтих же  держат. У нас то и молочко, и творожёк свой, картошка-маркошка, грибы-ягоды, рыба…
Вот Мишка, дружок его, вообще сирота. Тоже пропойца, но никогда не голодает. Где кому дров наколет - ему продуктами расчёт: то сала, то картошки подкинут. А то и голубей наловит на элеваторе, а они знаешь какие у нас, на зерне-то откормленные.  А потом,  два друга эти в еде не привереды: свежим силосом могут запросто закусить…

Надо было как-то заканчивать разговор - я стал замерзать; все наши, покурив на улице, уже давно разбрелись по комнатам.
- Ну, ты иди, замёрз, уж… - Идите, готовьтесь к завтрему.
- А что завтра? – спросил я.
- Как что? Забыл? Завтра же солнечно затмение полное! Белу свету пипец! – дед весело хохотнул.
- С утра коптите стёкла,  смотреть в них будете. Да с девками заигрывайте, договаривайтесь…
- О чём?
- Как об чём? Раз свету конец - пусть дают прямо там, в поле, в минуты природной агонии при полной темноте.  Если чё, всё на бесов можно свалить. Бесы, мол, вселились!
Такой вот шаловливый дед.

(Продолжение следует)