Свобода

Из «Лицедеи».

Молодые стали жить в доме тёщи, где в октябре следующего года появился на свет автор этих строк. Появился на волне демографического бума в стране, когда возвратившиеся фронтовики обзаводились семьями и надеялись на свою счастливую судьбу, уберёгшую их от гибели в страшном пекле войны.
Потом, втайне от властей, родители крестили в местной церкви своего первенца. К тому времени И.Сталин, как бы в благодарность народу за поддержку и героизм военных лет, нарушил  вдруг политику «воинствующего атеизма», восстановил институт православного патриархата и разрешил открыть церкви.
В начале 60-х годов Н.Хрущёв их опять решительно закроет, чем вобьёт ещё один клин разрушения в недостроенное здание социализма.   
И хотя появление первенца в семье было событием радостным и желанным, это никак не сказалось на жестокости обыденной действительности, ведь работы в колхозе, в хозяйстве и на огороде никто не отменял.
На печи у бабушки Евгении в дальнем углу сельские умельцы надёжно вбили в стену железный крюк, источник моих детских пыток. К нему родители привязывали верёвку, на другом конце которой периодически болтался несмышлёный автор этих строк.
Мать трудилась в колхозе учётчицей и весь день моталась пешком по полям, отец работал шофёром на скотобазе за селом, где животных откармливали перед забоем и откуда их потом увозили в город.
Моим попечением занималась бабушка, но был ещё огород и хозяйство, поэтому сидеть на печи в основном мне приходилось в одиночестве.
Строго фиксированная длина верёвки заканчивалась в десятке сантиметров от края печи, дабы избежать падения младенца. Но узнику иногда удавалось выскользнуть из пут и с громким рёвом обрушиться на деревянную лежанку возле печи.
Путь к свободе всегда бывает трудным и болезненным.
Высота от печки до лежанки составляла около метра. Ещё столько же приходилось лететь до пола. Поскольку человек не создан для плавного полёта, то болезненное приземление всегда приходилось на различные части моего организма.
Но свобода – превыше всего!
Тогда на рёв прибегала бабушка, вытирала детские слёзы, совала мне в рот «куклу» (разжёванный кусок хлеба в тряпочке) и водворяла обратно в камеру.
Стремление моё к познанию мира было столь велико, что несколько раз, после побега из места заключения, удавалось доползти до входной двери и после их открытия бабушкой радостно вывалиться на окружающую природу.
Как ни странно, воспоминания о печи-злодейке оказались потом весьма приятными, ведь ещё долго она меня продолжала согревать домашним теплом в холодные зимние вечера.
Правда верёвку оттуда уже убрали.
Когда более-менее устойчиво удалось стать на собственные ноги и в мозгу определились первые извилины, то родители вообще доверили своё чадо произволу судьбы.
Трава двора и уличные пески стали их ребёнку первыми садиками и университетами.