В тёмных аллеях. Глава восьмая

- Как дочь? – спросил Паровозов у Ордынцева.
- Присмирела, но что-то с ней не так. Вот, смотри, нашёл у неё в комнате. – Сергей Михайлович протянул Паровозову скомканный листок.
Тот, разгладив, пробежал глазами по строчкам.

«Не знаешь ты, как больно улыбаться
И прятать чувства где-то в глубине.
Пожалуй, лучше не встречаться.
Ты никогда «Люблю» не скажешь мне.

Я, кажется, сама не понимаю,
Что я нашла хорошего в тебе.
Глаза не чёрные, такие, как бывает
Земля под снегом только по весне.

Ты иногда мне кажешься мальчишкой.
Таким хорошим, милым и простым.
И своего бы первого сынишку
Я назвала бы именем твоим.

Мне хочется согреть тебя заботой.
Одеть перчатки, галстук повязать.
Мне кажется пусть даже для кого-то
Тебя от всех забот оберегать».

Дальше было оторвано.
- Да-а-а, - протянул Пётр Михайлович, - дела! Мне кажется, наша девочка влюбилась. В  кого - вычислил.
- Мне только и остается, что за племянницей следить.
- А за кем же. Она у нас е-дин-ствен-ная. – По слогам вывел Паровозов. – А, может, правда, продать всё к чёртовой бабушке. Разделить пополам и жить на ренту.
Всецело посвятить свою жизнь дочери.
- Тебе сколько лет, парень?
- Сорок пять.
- А рассуждаешь как младенец. Апеллируешь только финансами и не замечаешь что вокруг. Твоя дочь выросла. Не сегодня – завтра выйдет замуж и твоя забота ей будет уже не нужна… Ну, а ты? Чем ты будешь заниматься?
- Найдутся дела. Мы ещё с тобой не так стары. Женимся, обзаведёмся семьями. Денюшек у нас с тобой на всю жизнь хватит.
- Это ты про свои миллионы. А, если, опять придумают какой-нибудь кризис(?) – плакали твои миллионы. Бизнес есть бизнес. Зачем затевать что-либо, когда у тебя уже есть раскрученное кусок.
- Переведём деньги за границу, - не отступал от своего Пётр Михайлович.
- А, что за границей кризиса не бывает? Так что, дорогой, сиди на том месте, где сидишь… Теперь насчёт женитьбы. Я, вот, свою Машу до сих пор забыть не могу. Простить себе не могу, что отпустил её с дочерью пожить у тебя. – Слёзы накатились на глаза у Ордынцева. – Всё это грёбанная перестройка, я уже майора собирался получить, а тут сократили. Ни денег, да и со служебной квартиры определили убираться. Сам знаешь, пришлось таксёрить, чтобы как-то выжить.
- Ты меня винишь? У меня тоже Светка погибла, Маринка одному Богу известно как выжила. Кто же знал, что люди до такой степени озвереют, что из-за каких-то вонючих денег будут воевать с женщинами и детьми.
- Ну, ладно, с теми рассчитались, хотя пришлось и отсидеть. А думаешь, сегодня лучше? Вся власть пронизана коррупцией – снизу доверху. Так-то ты хоть деньгами прикроешься, связями. А, что будет с нами: простыми смертными.
- Всё - проехали. Что с Маринкой делать будем?
- От судьбы не уйдёшь, но буду поглядывать.

Раевский для себя решил: «Больше никаких встреч. Зачем понапрасну пудрить мозги девчонке. Ведь никаких чувств у него к ней нет». Не отвечал на телефонные звонки, избегал встреч. Даже тогда, когда в рекламном агентстве выходили из строя компьютеры, посылал вместо себя знакомого мастера.

- Слышь, боец, ты дядьку моего не видел? – спросила Марина охранника центрального офиса.
- Откуда я знаю, кто у тебя дядька, - загородил дорогу тот, - документы покажи.
- Я не кот Матросскин: у меня хвоста нет, - грубо ответила Паровозова.
- Маринка, ты чего здесь… по делу? – чуть ли не бегом через проходную, разговаривая по телефону, спросил Ордынцев. – Я им такую стрелку забью.
- Крёстный…
- Минуту, - сказал в трубку Сергей Михайлович и уже к Марине, - пошли к машине, расскажешь.
- Здесь один парень…
- Я же сказал минуту, - крикнул в трубку Ордынцев, - ну?
- Как тебе сказать…
- Пристаёт что ли?
- Не совсем так… Раевский, компьютеры у нас в агентстве ремонтирует…
- Говорю же еду… Наказать что ли?
- Не совсем так…
- Разберёмся. Я подъеду – покажешь? – перебил Марину Сергей Михайлович. – Сейчас, Марин, извини, срочно надо, - и Ордынцев нырнул в джип.      


Ордынцев, достав из кармана пачку «Парламента», смял её.
- Володя, притормози. Сигареты кончились. – Обратился он к водителю.
Джип, подрулив к киоску, припарковался. Выйдя из машины, Сергей Михайлович, оглядевшись по сторонам, двинулся к урне в виде пингвина, стоящей на открытой площадке  пивной, невдалеке от табачной палатки.
- С-с-смотри Ше-ше-ше… - небольшого роста щуплый мужичок показывал пальцем в сторону Ордынцева. Круглые, несовременные очочки прикрывали его и без того узкое лицо. Бородка клинышком делали его похожим толи на Калинина, толи на доктора Айболита.
- Шериф, - помог кряжистый, горбатый детина, облизав пену от пива с губ и небритое пространство над ними, под мясистым с синими прожилками носом.
- С-с-смотри, как  ци-цивильно вы-вырядился. Жизня, значит, в п-п-правильную с-с-сторону для него о-о-обернулась. Ла-ла-лоснится весь. И-и-и машина…
- Банкир – не иначе, - согласился горбатый.
- А-а-а, может, к-к-к-как-то по-по-по-позаимствуем у-у-у него п-п-п-понемногу. Не… не… не обедняет.
Два приятеля, видно, «сидели на мели». Они, когда-то вместе «чалились» на зоне вместе с Ордынцевым. Там «скорешились» дополняя друг друга. Если один из них был слаб, то другой, несмотря на горб, обладал удивительной силой. Если один был начитан, то другой, подходил к пословице «Сила есть - ума не надо». Правда, интеллект первого был подорван дефектом речи – заиканием, за что на зоне получил погоняло «Заика». Другой -  погоняло «Горб». Может быть, природные недостатки и объединили их, отбиваясь от насмешек над ними со стороны окружающих, хотя, сами над собой безобидно подтрунивали. Оба отсидели за убийство в драке. Один убил кулаком – другой по  своей физической слабости, поработал «пёрышком».
- А, два друга – дуга и подпруга! – Сергей Михайлович ловким броском отправил смятую пачку в урну, протянув руку каждому. – Блаженствуете, корешки? Давно на воле?
- С-с-с неделю как. А-а-а ты ц-цветёшь и п-п-пахнешь. И-и-и с-с-с финансами всё в п-п-порядке? Не о-о-одолжишь г-голодающим П-п-поволжья?
- Знаете, господа с Поволжья? – Ордынцев вспомнил об обещании крестнице. - Я недавно был в Германии, так вот, там нищим не подают, а предлагают работу. Так что? У меня для вас, как раз есть такая работа – по вашему профилю.
- Не… не… не п-п-пыльная?
- Хорошо оплачиваемая, - Ордынцев достал пачку долларов, отсчитал тысячу, - надо одного товарища поучить немножечко.
- Кх, - Горб полоснул ребром ладони по горлу.
- Да нет, - поспешил успокоить приятелей Ордынцев, - я же сказал: проучить! Мобильники есть?
- У – у – у Горба.
- Я тогда вам позвоню - что, где, когда. «Тачки» есть?
-У – у – у Горба.
- Вот и пока.

- Крёстный, он здесь, - Марина прикрыла трубку ладонью.
- Кто он? – вспоминал Ордынцев.
- Ну, он. Ты же обежал. Говорил, что всё намази.
- А, да-да.
- Ну, говорил, приедешь.
- Марин, сейчас приехать не могу. Мы всё устроим по телефону. Когда будет выходить – звякни. В чём одет и прочее. Всё, целую.

- Алло, Горб, «тачка» на ходу?
- Да, шеф.
- Подъезжайте сейчас. Пиши адрес. Подъедите, ждите, я позвоню ещё раз.
Разрисованная тузами четырёх мастей «девятка» припарковалась на площадке напротив рекламного агентства.
- П-п-п-послушай, Горб, у тебя м-м-мозги есть? М-м-машина м-м-м-еченнаяна. В-в-враз снимут.
- Где я тебе другую найду. Из-за какого-то фраерка машину красть? Себе дороже.
- Л-ладно. Не – не – не  возбухай. Д-д-давай ждать.
Утомительная тишина воцарилась в салоне. Через час не выдержал Горб.
- Знаешь, Зай, - так ласково называл заику Горб, я вчера на тумбе одно объявление читал: таких как ты в консерваторию принимают. Ты бы сходил. Глядишь, скоро с Басковым наравне петь станешь.
- Ч-ч-что, с-с-сострил? – немного подумав, заика продолжил. – П-п-помнишь, паря, т-т-т-ты четыре года назад м-м-мне ф-ф-фото п-п-подарил?
- И что такого?
Так вы-вы-вот, з-з-з-абери её н-н-назад. У-у-у меня из-за-за неё альбом не… не… не з-з-закрывается.
Горб хотел что-то возразить, но тут затренькал телефон.
-Т-с-с. Алло.
- Горб, - произнесли на другом конце, - сейчас выйдет молодой мужик в серой куртке с кейсом в руках (Ордынцев не стал говорить: с компьютером, тем более с ноутбуком, все равно бы Горб  его не понял), шатен. Это он - Алексей Раевский.
- Шатен? Что за масть? - переспросил Горб.
- Нет времени объяснять. Заика объяснит. Он сейчас выйдет. - Ордынцев сложил «трубу».
- П-п-по словарю Ожигова – ш-шатен – это ч-ч-человек с тёмно-русыми в-волосами к-к-каштанового ц-цвета. А п-п-поп-пуляно – ц-ц-вет т-твоей к-к-к-какашки п-п-после в-выпитого т-тобой т-т-воего л-любимого п-п-портвешка из г-гнилых ягод.
Не успев до конца объяснить Горбу, кто такой шатен, как заика, глядя в лобовое стекло, дёрнулся.
Горб перевёл взгляд. Прямо к ним шёл молодой человек в серой куртке, с небольшим чемоданчиком на ремне, перекинутым через левое плечо. Каштановые волосы крупными кольцами прикрывали высокий лоб, нависали над небольшими, чуть-чуть оттопыренными ушками.
- О-о-о-он! – заёрзал на сидении Заика. - Д-д-д-давай.
По чистой случайности машина Алексея была припаркована рядом с машиной Горба – дверь-В-дверь. Он вышел.
- Ты Раевский? – получив согласие тут же заломив руку, сунул Алексея в приоткрывшуюся дверь машины на заднее сидение, где мужчину принял Заика, приложив финку к горлу.
- С-с-сиди не д-д-дёргайся. О-о-о-станешься  ж-живой.

- А что с ним делать? – спросил Горб, когда Алексея вывалили из машины на цементный пол какой-то полуразрушенной, разграбленной и давно покинутой рабочими фабрики.
- А х-х-хрен его з-знает. Ш-ш-шериф на этот с-с-счёт ни… ни… ни ч-чего не… не… не сказал.
- Может того – трахнем? Как ещё учить? – Горб оценивающе посмотрел на Раевского.
- Вы чего, братцы? Может денег хотите? Так я дам. – Заныл, приподнимаясь  Алексей.
- Д-денег? Т-так м-м-мы у – у т-тебя, г-г-голубчик, и – и – так их  и-и-и-зы-зымем …
 А-а-а что, м-мне т-твоя и-и-идея н-н-равится. Т-такой к-к-красавчик. Ра-ра-раевский. Н-н-наверное г-г-голубых к-к-кровей. С-с-смотри т-тело к-к-к-ак уу  ж-женщины. С-с-ставь его на… на… на ч-ч-четыре к-к-кости…

- С-с-смотри,  Г-горб,  к-как он з-з-задницей п-подмахивает – н-н-астоящая б-б-бл-ядь.

Резкая боль до самого сердца пронизало тело. Потом, постепенно утихла, уступив место какому-то другому чувству. Он уже ничего не соображал, старался не упустить то, что постепенно обостряясь, наполняло организм какой-то удивительной, торжествующей новизной неиспытанной ранее Алексеем. Казалось, что вот-вот наступит тот порог, тот Рубикон, за которым все чувства, которые есть на Свете, сольются в одно целое. Ничего не видя вокруг: ни Горба, ни Заики, не замечая холодного пола фабрики. Как будто переместившись в другой: параллельный Мир – жил только своими ощущениями…
 И тот порог был пройден, о котором скрежетом зубов и рыком известило потрясённое тело, потрепетав, наполнилось необыкновенным, томным блаженством.
- Б-ба! Да т-ты п-посмотри. Эта г-голубая к-к-кровь оказался н-н-насквозь г-голубой. П-п-п-падла в-в-весь п-пол обтрухал. – Заика наклонился над Раевским, достал из кармана кошелёк, вынул деньги и сунул лопатник  обратно. – З-з-за у-у удовольствие н-надо п-п-платить.
- Твоя очередь. Будешь? – Горб кивнул на Раевского.
- Н-не, н-не м-моя т-тема. П-пошли. – Заика пнул в голый зад Алексея.

- З-з-звони ше-шефу.
- На, звони сам я за рулём.

Раевский всё ещё стоял в той же позе, в которую поставили насильники. Они давно ушли, а он всё ещё находился под впечатлениями произошедшего. В душе стихия. В голове крутился один и тот же вопрос «Так кто же я?» И, кажется, он нашел к нему ответ.

- Ал-л-ло, ше-ше-шериф? Всё, а-а-а-абдельмахт…
- Справились?
- Д-д-да. О-о-о-о...
- Отлупили? Ну и молодцы.
Когда с той стороны уже была повешена трубка, заика, наконец, выговорил:
- О-о-опустили.