Глава 5. Школа жизни. Армия. 1

 Предыдущая глава http://www.proza.ru/2011/04/01/1007
 Служу Советскому Союзу!СЛУЖУ СОВЕТСКОМУ СОЮЗУ!
 Первая повестка из военкомата призвала меня на медкомиссию, которая подтвердила мою непригодность «летать» и «плавать» из-за потери моего «соколиного зрения». Решался вопрос, в каком роде войск мне служить. Папа подключился к этой проблеме во время. Мы с ним решили, что оптимальным вариантом будет служба в войсках связи: моё образование и зрение этому соответствовало. Папа был у военкома и с этим вариантом «отцы-командиры» согласились. Я должен был нести службу в Богодухове  в полку связи. На этом и порешили.

Готовясь к медкомиссии, я должен был «поменять свой имидж» и моя причёска была «обнулена». В таком виде предстал я перед своими родными и близкими, когда «предался разгулу» и делал прощальный обход родственников-киевлян.

 С Лялей (Евгенией) Кислой я побывал в ресторане ДИНАМО, где молодые офицеры - Лялины  знакомые, давали мне «мастер-класс  молодого бойца». Ребята недавно завершили учёбу в военном училище, пройдя перед этим военную закалку в Киевском суворовском  училище.

В памяти осталась также премьера кинофильма «Хождение по мукам» (1-я серия) в кинотеатре ЖОВТЕНЬ на Подоле. Фильм был мастерски исполнен прекрасным составом актёров, работой режиссёра и оператора. Это была первая экранизация романа А. Толстого. Фильм произвел на меня неизгладимое впечатление.

Настала среда 5 декабря. Морозное утро. Я одетый по походному: полевые ботинки, брюки, «бобочка» поверх свитера, «геологическая» фуфайка на ватине, шарф, шапка, рюкзак с запасом белья, бритвенным прибором и едой на сутки. В сопровождении отца, после прощания с мамой и Володей, вышел на припорошенную снегом дорогу к трамвайной остановке на Третей просеке.

 Через час мы были на ул. Володарской возле военкомата Октябрьского района. Собралось несколько десятков новобранцев. Ждали «покупателей» из воинских частей нашего округа. Ждать пришлось долго. Я сказал отцу, чтобы он не маялся, так как не исключалось наше долгое «сидение». Может быть и до вечера. Распрощались, расцеловались. Папа уехал домой.

Так и произошло. Наши «покупатели» не прибыли в этот день. Нас отправили по домам. Ещё не село зимнее солнце, как я стоял на веранде нашего дома и стучал в окно. Удивлению родных  не было предела. Я сказал, что «дезертировал». Этот вечер я мог посидеть у нашего новенького телевизора КВН с увеличительной линзой на маленьком экране, погреться у домашнее печки и поесть-попить «домашнего».

Утром я встал рано. Собрался быстро. Позавтракал последний раз и сам поехал в военкомат. К 10 был на месте. В полдень мы сидели в автобусе с замерзшими окнами, который вёз нас в Дарницу на пункт сбора новобранцев для отправки на место службы. Через «протаянку» в стекле  я бросал прощальный взгляд на убелённые снегом улицы Киева и думал о том, что ждёт меня впереди.

Сопровождали нас старший лейтенант и два сержанта. Как потом оказалось, с сержантами я служил и учился у них свой первый армейский год.
Как только мы перешагнули за ворота Дарницкого сборного пункта, мы стали на три года частью хорошо отлаженной в те годы «военной машины», работающей по своей программе и законам. Главной нашей задачей было беспрекословное выполнение приказов и команд командиров всех уровней: от командира отделения до Министра обороны.

Первой командой была команда построиться в одну шеренгу. Провели перекличку по списку. Наша группа стояла на левом фланге. Группу повернули «налево» и повели к одному из «спальных вагонов-телятников», знакомых мне ещё со времён войны. В них мы с мамой наездили  сотни километров по «туристическим дорогам» эвакуации с 1941 по 1944 год. Справа – двухъярусные  нары, слева – двухъярусные нары от входа-прохода. На середине – печка-буржуйка. Горит – греет, не горит – вагон-холодильник.

К нашей команде добавили ещё несколько человек, из ожидавших вторые сутки «рекрутов» на этом сборном пункте отправки в часть. На вопрос, куда мы едем сержанты, хитрО улыбаясь, отвечали, что, мол, когда приедем – увидите. Они находились в вагоне с нами. Офицеры ехали в плацкартном. Кого-то назначили дневальными. Я попал в команду, которая должна была обеспечить пайком наш маленький «гарнизон». Это мы выполнили, добравшись под руководством одного из сопровождавших, до вагона с кухней и складом продуктов. Получили хлеб, консервы, сахар, махорку и что-то ещё. Так было положено и подлежало выполнению, несмотря на то, что у всех новобранцев, особенно у ребят из сельской местности, мешки-сидоры были наполнены под завязку натуральными домашними продуктами и … бутылками с самогоном. Набор снеди у городских состоял из магазинных колбас, сыров, батонов и… «Московской» или «Столичной». Я, имея опыт полевой геологической жизни, выполнял традиционный «сухой закон» при поездке в «поле». Взял суточный с «добавкой» мамин паёк, без «хрусталя». Вся эта еда принесла много мороки, когда мы прибыли в часть: всё было приказано съесть в течение одного дня. Хранить еду в казарме строго запрещено!

Итак, наш эшелон двинулся в путь во второй половине дня. Отцов-командиров угощали, откармливали, подпаивали, расспрашивали. Те с удовольствием поедали разносолы, которых в солдатских столовых не было и в помине. На вопросы – расспросы отвечали уклончиво, храня «военную тайну». Познакомились ближе: нас «купили» сержанты Тютихин Иван и Сергей Плахотник.  С ними нам и пришлось служить первый год службы, который проходил в учебном взводе связи. Почти вся наша команда попала туда.
 А пока мы грелись у печки – буржуйки, поедали свои непомерные запасы еды. Зимний день – короткий. Стемнело быстро. Зажгли  керосиновые фонари «Летучая мышь», образца 1914 г. Я прилёг на нижний ярус и с волнением думал о том, что ждёт впереди. Службы я не боялся. Армия для меня была нашей повседневностью, когда отец служил, и мы жили в военных городках. Да и в своё время я собирался посвятить себя армейской жизни. Теперь это становилось явью. Незаметно под стук колёс задремал. Мы «въезжали» в ночь с 6 на 7 декабря 1957 года. Начиналась новая жизненная школа.

Я проснулся потому, что прервалось равномерное покачивание вагона и периодическое постукивание колёс на стыках рельс. Наш поезд стоял. Раздалась команда встать и выходить на перрон. Была полночь. Судя по времени, мы точно не доехали до Богодухова. Вышли. Построились. Выгрузился только наш вагон. Эшелон стоял на дальних путях от здания вокзала, которое мне показалось очень знакомым. Наш строй направился к вокзалу. На фронтоне здания светилось название станции … «ЛУБНЫ»!  Это было для нас неожиданно. От радости заколотилось сердце! Это же родной город и родные люди живут в нём. Можно служить хоть сто лет!http://www.proza.ru/2011/04/05/1215
Мы зашли в совершенно пустой зал ожиданий вокзала. Здесь было теплее, чем на уличном морозе.http://www.proza.ru/2011/04/05/1254
 Поступила команда «располагаться и ждать». Ближе к утру пришла дежурная машина из части.
 Мне и ещё одному «салаге» досталось грузить на кузов наши гражданские пожитки. Так мы вдвоём и поехали в гарнизон по ночному городу на открытом кузове. Я с интересом рассматривал лубенские улицы в ночном освещении.  Проехали базарную площадь и повернули налево. Проехав до конца улицы, мы остановились перед воротами центрального КПП на территорию расположения казарм, теперь уже нашей  дивизии. Проехали по центральной дороге городка, повернули налево и остановились возле казармы, как узнали мы потом, отдельной роты связи дивизии. Разгрузили наши сидоры и стали ждать, когда строем через весь город не прибудет наша команда новобранцев.

В серой утренней морозной мгле показался «нестройный» строй бредущих не в ногу хлопцев, усталых от бессонницы и длинной, как показалось им тогда, дороги через весь город. Не знали мы тогда, что впереди нас ждут сотни километров ползаний, походов, пробежек, поездок. И это будет, как писали тогда на афишах о футбольных матчах: «Матч будет проходить при любой погоде».

Разобрали свои «сидоры». Дождались, когда в шесть часов прошла утренняя побудка. Нас под команду принял старшина Солдатенко и строем повёл к банно-прачечному блоку в северном закоулке городка. Наступило мгновенье преобразования нас в солдатский облик. Утреннее омовение взбодрило нас. А когда мы вышли в «костюме Адама» в предбанник нас ждал новый сюрприз: облачение в солдатскую форму и бельё.
 Когда одели «новые одежды», мы не узнали друг друга. Все стали вдруг «зеленоватыми, ни в чём не виноватыми». Одели нас по-зимнему: новое тёплоё баевое бельё поверх хлопчатого. Брюки-галифе, гимнастёрка, портянки тонкие и тёплые (тут же обучили, как наматывать: кто как смог – потом расплачивался волдырями), сапоги кирзовые-выворотки, шинель, ремень с пряжкой (до сих пор сохранился). А вот шапку дали БУ. Сказали, что новую могут снять «дембеля». Так бывало.

Этот обмен проходил очень комично. Когда, пардон, в длинном,  двухстороннем «удобстве» на улице, повесив ремень на шею, сняв штаны «салага» в новой шапке-ушанке принимал позу «наслаждения»: свершалось это «таинство».

Сзади, из соседней кабины появлялась рука неизвестного, снимала новую шапку, а другая рука быстро одевала старую. Всё было рассчитано точно и в психологическом и в физическом плане: «паралич»-растерянность от неожиданности, физическая беспомощность из-за принятой позы и опущенных штанов.…
Так дембеля добывали себе новую шапку к комплекту разукрашенной «цяцьками» солдатской формы для демобилизации. Шапку и шинель выдавали на весь срок службы, за который они достаточно изнашивались. Но всё это было ещё впереди. Свою гражданскую одежду мы сдали на хранение на склад возле банно-прачечного блока. Я эти вещи потом отдал своим родственникам в Лубнах.

Так начиналось утро субботы 7 декабря 1957 года: нашего первого дня службы в победоносной Советской Армии. Впереди нас ждали три года воинской жизни. Наш позеленевший в прямом и переносном смысле, строй, уже почти в ногу, направился в казарму роты связи. На подходе к казарме нас встретил подполковник, с которым мы познакомились потом ближе. Это был начальник связи дивизии. Фамилия его у меня из памяти была вытеснена кличкой «Тёща», ассоциирует с фамилией Тищенко. Мы его потом всегда между собой так называли.
 Кличка соответствовала его характеру и внешнему поведению. Он был ворчлив, придирчив и строг. Но был отличный специалист, и опытный офицер, участник Отечественной войны и добрейшей души человек. Но под его «тяжёлую руку» я всё же «попал». Но это случилось гораздо позже и по делу.

 Наконец мы зашли в расположение нашей роты связи. Казарма была двухэтажная, старой постройки. Штаб роты находился на втором этаже, куда мы поднялись для представления командованию роты и офицерам. Верхнюю одежду мы оставили в  солдатской жилой казарме. Нас построили перед входом в помещение штаба. Научили, как представляться при появлении «пред ясные очи» отцов-командиров: «Рядовой ИМЯРЕК прибыл для прохождения срочной службы….» или, что-то подобное.

 Заходили по одному. Настала и моя очередь. Доложил «о прибытии». По центру за столом сидел  наш подполковник, рядом старший лейтенант Горин – командир  отдельной роты связи 115 МСД, капитан – замполит  роты, лейтенант Худоклинов – командир учебного взвода связи и другие ротные офицеры. Расспросили меня, где учился, работал, кто родители. Доложил.  Мне сразу предложили стать курсантом учебного взвода, в котором готовили командиров отделения радио и проводной связи. Я выразил готовность получить новую военную специальность и... лычки на погоны. Практически более 70% нашей команды стали «студентами». Остальных оставили в роте для службы в расчётах бортовых радиостанций средней мощности и радиорелейной связи, радиостанциях малой мощности, проводной связи, в штабе дивизии в опергруппе для работы на телеграфной связи, и других вспомогательных службах.

 Когда нас «рассортировали», к нам вышел лейтенант Худоклинов Виктор Павлович. Это был вышколенный, подтянутый, стройный с фигурой гимнаста офицер. Чёткий, собранный, точный, строгий к подчинённым и к себе командир. Дал команду строиться курсантам учебного взвода связи. Представил нам командиров учебных отделений: Тютихина, Плахотника и Проскурина. Старшину взвода Солдатенко. Все эти ребята были сержанты  срочной службы.

 Дали команду идти в своё расположение учебного взвода, которое оказалось за оградой казарменного городка в здании дивизионной школы сержантов. Это двух этажное здание стояло рядом с домом офицеров и штабом дивизии. Поодаль, в одноэтажном здании расположен солдатский клуб и столовая 73 мотострелкового полка. Итак, мы оказались вне охраняемой зоне дивизии на «вольной территории».

Но прежде, чем «вывести на волю», нас повели в столовую, что была рядом с ротой связи в казарме одного из полков дивизии. День субботний в это время был в армии днём вегетарианским. Нас завели в столовую и в приказном порядке заставили поедать: гороховый суп, рыбу-солонину с гороховым пюре и компот. Хлеб был только чёрный, своей выпечки.
 После домашних разносолов, запасы которых мы несли в своих солдатских вещмешках, есть «это» было невозможно. Сержанты дали команду домашнее все доесть. Мне это не составило труда, так как я, действительно взял суточный запас, а не гору еды, которую ребята ещё пару суток тайно дожевывали без устали.

А через дней пять.... А через дней пять у нас на столах не оставалось ни крошки! Мы кушать и спать хотели всё время!
Так начинался первый месяц службы, который назывался «Курс молодого бойца». Мы ещё были не «легитимными» военнослужащими, так как не приняли воинскую присягу и были неполноценными солдатами, не имеющими право выполнять ряд воинских задач, например, нести караульную службу, отвечать по воинским законам в полой мере за свои действия и поступки.
 Право на принятие присяги мы получали только после прохождения упомянутого «Курса». А этот курс мы – «курсанты»   школы сержантов проходили без послаблений, в полной мере и ещё сверх того. Да так, что не знали и не замечали какого цвета небо, в тучах оно или солнечное, дождь или снег идёт. Мы бегали, ползали на полосе препятствий с ящиком патронов, ходили строевым шагом, висели на турнике, брусьях, кольцах, скакали через «козла», «коня».
Часами лежали с автоматом и отрабатывали прицеливание и плавный спуск курка. Днями ходили в противогазах, снимая их только во время  «приёма пищи». Учили уставы, параллельно осваивая «начала радиосвязи».
 Вот, поэтому не оставалось и крошки на столах. А вечером по команде «ОТБОЙ», засыпали в долю секунды, спали без сновидений и в 6 часов «взлетали» над кроватью после резкой и, ну, очень громкой «садистской» команды дневального «ВЗВОД!!! ПОДЪЁМ!!!»
Всё это ждало нас впереди. Мы ещё не догадывались об этом.

А в первый день мы осваивали новое место наше новой жизни. Наш взвод располагался на втором этаже «школьного» здания-казармы в большом помещении совместно со школой пехотных командиров отделений и артшколой командиров орудий и реактивных установок.
На первом этаже располагалась школа командиров отделений «тяги» – автошкола. Каждая школа имела своих начальников. Но запомнился своей кипучей энергией и, фактически, хозяин этого здания, майор с будёновскими усами, черного цвета, горящими карими глазами, громким зычным командирским голосом.
 По-моему у него был «псевдонимы»: «Цыган», «Будённый». Перед зданием школы располагался огромный плац, на котором мы отрабатывали строевую подготовку, а водители, кроме этого, – «фигурную» езду. 

  Школа начиналась с освоения простых «бытовых» навыков: порядок и последовательность разоблачения форменной одежды и её укладка на прикроватной табуретке при выполнении команды «Отбой!» вечером. А утром –  последовательность облачения по команде «Подъём!»  В первый вечер всё это репетировалось в «замедленном» темпе. Но с каждым днём, в течение первой недели, в команду вставлялось время на эти "упражнения". Начиналось с полторы минуты, а завершилось на 30-40 секундах.

Я сначала попал в отделение сержанта Сергея Плахотника. Это был мой первый непосредственный командир, который и учил всем премудростям, начиная от упомянутых упражнений по солдатскому «стриптизу» (тогда такого слова не знали), умению заправлять кровать, до многих видов подготовки молодого бойца, наряду с навыками по специальной подготовке. На ужин нас повели в ближайшую столовую, что размещалась в одном здании с солдатским клубом, который стал для нас на всё время службы главным центром досуга, когда мы находились в Лубнах.
 В этот субботний вечер, после вегетарианского ужина (вкусного винегрета с дунайской сельдью, дополнительной порции сахара к чаю, с хлебом и кусочком сливочного масла) нас отвели на фильм «Иван Бровкин». Как оказалось потом, фильм демонстрировали почти каждую субботу. Через месяц мы его знали наизусть.

На вечерней поверке нам сообщили, что завтра 8 декабря 1957, в выходной день мы будем голосовать на выборах в Верховный Совет. Наш участок находился в школе на улице Советской, недалеко от вокзала. Туда мы пойдём вне строя, та как это «свободное волеизъявление», на которое строем не водят. Так нам сказал наш командир взвода лейтенант Худоклинов. Я понял, что это школа, которую построили  в 1945 году пленные немцы недалеко от дедушкиного дома. Несказанно обрадовался, понимая, что есть возможность завтра побывать, хотя бы ненадолго, у своих родных. Всё так и случилось.
 Фото: "Первогодок". 1957г. Учебный взвод связи. 115 МСД г.Лубны
 Продолжение следует http://www.proza.ru/2011/04/05/1354