Чайная коробка

;Дом наш стоял в глубине двора. К нему можно было пройти от главной улицы, мимо трех коричневых домов, потом свернуть в аллею с сухоцветами и старыми скрепящими кленами, и уже через нее вы попадали в небольшой уютный дворик, который упирался в трехэтажную сталинку желтого цвета. Такого невнятно желтого, как лист старой бумаги без полосок и клеток.

Квартира его была на третьем этаже. Там еще был такой узкий балкон с кованными гнутыми перилами. Очень старыми. Он на балконе растил цветы: герань, фиалки и розы пытался, но не выходило - они мерзли постоянно не успев набрать цвет.
Ходил он плохо, с трудом передвигаясь на ксотылях - не было ноги.
Меня привозили к нему на лето и я жила у него.
Квартира была просторной - 3 комнаты, высокие потолки, большие окна. Здесь была спальня, большой зал со старым диваном  и библиотека. 
Он не особо жаловал меня, вероятно потому что о женщинах был не высокого мнения. Часто молчал, отвечал сквозь зубы и без особой  необходимости разговоров не поддерживал. 
Телосложение было худощавым, глаза светлые, водянистые, почти потерявшие цвет. Губы были тонкими, всегда эгоистично плотно сжаты. Он часто хмурился, почти всегда. В редкие моменты, когда мне удавалось застать его за занятием цветами, он изображал что-то на подобии улыбки - думал,что его никто не видит. Но,как только он замечал мое присутствие-снова становился обыденно хмурым.
Днем я гуляла во дворе, с соседскими детьми. Он ничего не говорил мне: не запрещал, но и особых разрешений я не слышала. Я просто говорила,что я пошла и в ответ слышала неопределенное мычание. Сам он в это время сидел в своей библиотеке  листал старые книги: Маркс, Гюго, Горький, Гоголь...

У него была какая-то старая книга, которая буквально разваливалась. Он бережно перекладывал вываливающиеся листы и недовольно бурчал, что некоторых уже давно нет. Эту книгу трогать мне было нельзя. В ней было очень много каких-то интересных иллюстраций - я их видела краем глаза, когда однажды встала на пороге библиотеки с кружкой чая. Он рявкнул на меня,что я с едой хожу по дому. Я испугалась, вздрогнула и чуть-чуть чая пролила на темный ковер, обожгла руку... Но тихо ушла на кухню, и уставившись в одну точку просидела там некоторое время, стараясь не расплакаться, ощущая,как горит обоженная рука. Через 10 минут он вошел в кухню, хмурый. Я закусила нижнюю губу, ожидая что меня продолжат ругать-наверняка заметил потемневшее пятно на ковре. Но он лишь сердито сказал:
- Пошли - и вышел.
Мы пришли в библиотеку и он молча, усадив меня на стул рядом, придвинул книгу и начал перелистывать. Это был старый альбом с рисунками. Его рисунками. Он срисовывал лица людей с фотографий, из газет, журналов... Удивительно похоже, они были как живые. Я молча досмотрела, боясь что-либо сказать. 
Он немного неловко захлопнул ветхий альбом, и посмотрел на меня. Я вся сжалась - руку саднило. Он посмотрел на руку и спросил:
- Больно?
- Н-нет - соврала я и голос предательски дрогнул.
Он хмыкнул, взял костыли, с трудом поднялся и ушел куда-то. Обратно вернулся с ватой, бинтами и оливковым маслом в старой жирной бутылке из-под уксуса.
- Давай сюда - грубова-то сказал он, неловко и жирно намазал место ожога маслом, приложил вату и забинтовал.;
Было все также больно, но уже не так обидно. Он опять встал и на выходе из библиотеки,вспомнив обо мне, сказал сухо:
- Пошли.
Мы вернулись в кухню. Он вылил мой чай из кружки, сполоснул ее. Достал свою и поставил рядом с моей. 
Солнце уже перешло на эту сторону дома, и теперь вся кухня была какой-то золотисто-коричневой из-за старых зановесок с рисунком состоящим из чайников и сахарниц на желто-коричневом фоне.
На верхней полке деревянного гарнитура стояла большая деревянная коробка с вырезанными на ней ягодами малины и листьями причудливой формы. Он потянулся к ней - я завороженно наблюдала,как он пытается ее достать. Один костыль с грохотом упал,звонко задев батарею, он тихо выругался, я быстро подала его - меня смерили хмурым взглядом и кивком указали на стул,чтобы села и не мешала.

Он поставил коробку на стол, сел напротив и открыл ее. В коробке оказалось семь мешочков из белого ситца, перевязанных нитками и завернутые в целофан - каждый в отдельности. Он предложил мне выбрать любой. Я наугад ткнула во второй. 
Внутри оказался чай. 
Он насыпал по щепотке в наши чашки и залил кипятком. По комнате разлился аромат дыни и мяты...
Я молча пила этот напиток и мне казалось тогда,что ничего вкуснее быть не может. Завороженно глядела как на золотистой поверхности плавают чаинки и кусочки распаренной дыни. Он тогда впервые засмеялся и грубо потрепал меня по голове.
Через день он заболел и меня  забрали домой.
;
Его не стало совсем скоро после этого. На похороны меня не взяли, видимо, решив,что я мала для этого.
Теперь, я иногда приезжаю по тому адресу и хожу перед окнами, закрываю глаза и мне кажется, что я чувствую запах сладкой мяты и настойчивый аромат дыни.  Я знаю, что где-то там, на третьем этаже, где все также цветет герань, на кухне стоит та самая коричневая коробка, а в библиотеке доживает свои дни старый альбом с его рисунками...