Как Филиппо попал на карнавал духов. Глава 1

Мне было девять, когда отец погиб на войне. Мать собрала два небольших чемодана и большую берестяную корзину с цветастым пледом и увезла меня в небольшой портовый городок на западе Италии. Мы поселились в мансарде трехэтажного дома старой постройки, на одной из центральных улиц. В комнате были низкие потолки и всего одно окно. Оно открывалось створками наружу, впуская внутрь звуки уличной жизни.
На первом этаже дома находилась цирюльня, из которой порой доносился удивительный запах клубничного мыла, это означало, что дама пришла делать завивку и ей моют голову. В такие моменты, если не был занят более важными вещами, я забирался с ногами на подоконник, смотрел в небо и думал, что когда вырасту и буду носить усы, обязательно стану мыть голову клубничным мылом. Я даже рассказал матери о своей мечте, но не получил одобрения.
- Филиппо, - возмущалась она - настоящий мужчина не должен пахнуть клубникой.
К слову сказать, в то время мы мыли голову куском обычного, хозяйственного мыла серого цвета, и мои волосы пахли как старая стена, поросшая плесенью.
Новая жизнь потекла своим чередом: мать устроилась на работу в трамвайное депо, а меня отдали в школу. Местные дети говорили на странном наречии, порой путая и коверкая слова. Школьная форма состояла из темно серых бридж на подтяжках, рубашки с короткими рукавами, коричневых ботинок на шнуровке и носков с причудливым орнаментом в виде темно зеленых змей, которые оборачивались вокруг детских щиколоток. Девочки учились отдельно и носили уродливые желтушные платьица. Так как город был у моря, то цветом лица будущие красавицы зачастую были в тон платью.
После войны не хватало витаминов. Большинство фруктовых деревьев было сожжено, а новые еще не выросли. Многие дети болели цингой и другими подобными болезнями. В первую неделю в школе я познакомился со своим будущим лучшим другом. Только переболев цингой, без ряда передних зубов, он весело улыбался и задорно свистел. Его родители погибли во время войны и воспитанием его занималась бабушка. Она была то ли княгиней, то ли герцогиней и стремилась воспитывать внука в строгости, чтобы передать ему наследие своей семьи. Наследие было небольшим и помещалось в небольшой окованный сундук, который стоял под лестницей. Этот сундук хранил в себе много тайн, которые нам очень хотелось разгадать, но тогда еще он был закрыт на большой висячий замок и что в нем хранится мы узнали только когда мне исполнилось 12. Но история сейчас пойдет не об этом.
Моего нового друга звали Карло, но все мальчишки звали его Свиристелью и я, не долго думая, стал звать его так же. Карло на самом деле был похож на маленькую взъерошенную птичку. Его непослушные каштановые волосы не мог пригладить ни один гребень. Они торчали во все стороны, будто его ударило током. У Свиристели было крапчатое лицо и огромные зеленые глаза, которые он постоянно щурил, чтобы казаться взрослее. Мы были совершенно не похожи, на что каждый раз, при встрече, указывали нам взрослые. Не смотря на то, что Свиристель был старше, он едва доставал до моего плеча. У меня были смолено-черные, прямые как солома волосы, которые после каждого мытья склеивались в монолитную сальную паклю. Маменька запрещала их коротко остригать, потому что у отца были такие волосы, только у него они красиво вились, укладываясь на голове в удивительный узор, а мои просто безжизненно висели по бокам головы, совсем как сосульки. У меня было бледное лицо, так как вырос я не в самой солнечной части Италии, и тонкие мамины губы.
В отличие от Свиристели, на котором все топорщилось, школьная форма сидела на мне как влитая, и по каким бы заборам я не лазал, от каких бы собак не убегал, на ней не появлялось ни единого пятнышка. Изначально местные мальчишки дали мне прозвище Пакля, не трудно догадаться по какой причине. Но узнав меня получше, Свиристель предложил переименовать меня в Дюке. В честь итальянского ученого и энтомолога Вальтера Адольфа Дюке. Все потому что отец много рассказывал мне о живой природе и я стал делиться этими знаниями со своими новыми друзьями. Объяснял, почему мох растет на определенной стороне дерева, мог по следам разобрать, что за животное прошло по тропе и мог ловить рыбу на голый крючок, без наживки. Очень скоро нас с Карло прозвали великолепной парой "птички и птичьего исследователя". Мы вдвоем ходили в небольшие экспедиции, из которых зачастую возвращались исцарапанные, смертельно уставшие и донельзя довольные.
Школа давалась мне легко, учился я прилежно, на собраниях меня большей частью хвалили, хотя в спорте я был не очень старательным. Я был средним бегуном, а в играх с мячом частенько мазал. Свиристель учился немногим хуже моего, хотя считался отпетым балбесом. За уроками мы подолгу не засиживались, так что свободного времени тоже было с достатком.
Почти всю весну мы проработали на пирсе, вытаскивая из сетей запутавшуюся мелкую рыбешку и чистя снасти. Карло в деньгах не нуждался и работал скорее за компанию, а я пытался хоть как то помочь матери, которая очень сильно уставала и зарабатывала недостаточно, чтобы покрыть все расходы. А на пирсе платили хотя и не много, но довольно стабильно.
Так пролетела вся весна. Наступил июнь. В этой части Италии июнь принес с собой запах моря и жару. В комнате, в которой мы жили, не выветривался запах морской соли с примесью какой то тухлятины. Я просыпался после восхода солнца, весь взмокший, умывался в эмалированном тазу и бежал на улицу. До начала работы помогал раскладывать хлеб в пекарне, за что получал пару булочек с маком. Одну из них я съедал на завтрак, запивая холодной водой из водопровода, а вторую оставлял матери, которая еще не успевала проснуться к тому времени. Свиристель любил долго спать. Их дом находился немного за городом, в тени небольшой скалы, там было очень свежо и прохладно. Вокруг усадьбы росли молодые фруктовые деревья, которые уже через пару лет начнут приносить плоды. Я бежал на веранду, где бабушка Карло пила чай за столиком, покрытым белой скатертью. Я вежливо желал ей доброго утра, в ответ она кивала мне и продолжала свою трапезу.
В доме работала приходящая прислуга, всегда очень опрятная и вежливая. Они всегда улыбались мне и приветствовали, хотя я был одет беднее их.
Затем начинался ритуал поднимания Свиристели с кровати. Я стаскивал его за пятку, а он цеплялся за простыни, я прыгал по его кровати и рассказывал чем мы будем сегодня заниматься, а он только глубже зарывался носом в подушку. В конце концов я распахивал шторы и в лицо било утреннее солнце, только вышедшее из-за холма. Он корчился, морщил нос, но все больше просыпался, и вот он уже поднимает взлохмаченную голову от подушки, открывает большие зеленые глаза и во весь рот оглушительно зевает.
Свиристель никогда не завтракал. Мы выбегали через кухню, где заправлял шумный, тучный француз, Карло хватал что-нибудь со стола и проскальзывая под руками повара вылетал через заднюю дверь во двор. Оттуда мы бежали во фруктовый лес, который начинался через два особняка и тянулся на несколько километров. На самом деле это были плантации, деревья были высажены в линию и поделены на сектора, но жители города называли это место лесом, поскольку оно не было обнесено проволокой.
В лесу находилась тайная база. Там мы сверяли планы на день и начиналось наше приключение.
Обычно мы обедали у Свиристели, так что домой я возвращался поздно и сильно уставший. Мать, вернувшаяся с работы, устраивалась в продавленном кресле и читала. Я же вечера любил проводить сидя на окне. Солнце садилось в море и море светилось красным. В городе было мало высоких домов, вид перед моими глазами был поистине захватывающим, но в то время я не очень много внимания уделял картине в целом. Меня больше волновало, стащит ли белая кошка одну из развешенных на просушку рыбин, на чердаке дома напротив. Кошка почти всегда оставалась в выигрыше, особенно если не была замечена хозяином чердака и, соответственно, рыб. Один раз она забежала и к нам, но у нас не часто появлялась рыба, поэтому она быстро ушла.

Это случилось во второе воскресение июня. Уже совсем стемнело и пора было укладываться спать, но мама еще сидела с книгой, которую принесла ей знакомая, которая брила бороды в цирюльне, и я решил не беспокоить ее, а поискать в ночном небе созвездия, которым обучил меня отец. Я уже нашел гончих псов, когда мне показалось, что звезды в небе вдруг стали светить ярче. Я посмотрел вниз, на улицу. В это время там было уже безлюдно, только моя знакомая кошка сидя на крыше дома напротив объедала рыбью голову. Внезапно она зашипела, отбросила голову лапой и скрылась на другой стороне крыши. Голова упала прямо на середину мостовой. Я посмотрел на голову и краем глаза заметил, что фонари в конце улицы не горят. Щелк, погас следующий фонарь. Они выключаются один за другим, погружая улицу в темноту. В домах напротив начинают удивленно переговариваться люди. Раздвигаются шторы, люди высовываются из окон, удивленно переговариваются, но негромко, будто боятся помешать какому то действию. Мама тоже откладывает книгу в сторону...
И тут раздается музыка. Она очень тихая и звучит будто издалека, но быстро приближается. Как будто со стороны пирсов идет человек со включенным радио. Мама подходит ко мне сзади и обнимает за плечи. Из темноты появляется слабый, размытый свет. Он становится все ярче, а музыка все громче, будто человек с радио прихватил с собой еще и мощный фонарь. Голоса все тише, шторы снова задергиваются. Люди как будто утратили интерес к происходящему. Или боятся того, что сейчас произойдет. Голоса в домах стихают и становится слышна лишь музыка. Я уже отчетливо слышу, что это не радио, играет целый оркестр. Из темноты появляются разноцветные огни, позади которых видно движущиеся фигуры. Огни расступаются и фигуры выходят вперед, озаренные своим светом, они танцуют под музыку, очень плавно и весело двигаются по улице, которая идет в направлении фруктового леса. Они приближаются, музыка делается все громче, я уже вижу отдельные фигуры с инструментами. Все эти люди, столь внезапно появившиеся на нашей улице, которые празднуют по непонятной причине, в них было что то странное. Я всматривался и внезапно понял, что же в них меня удивило. Мама над моим ухом тихо охнула и отступила от окна, утянув меня за собой. Она тоже увидела это.
Удивительное шествие было полупрозрачным, танцоры проходили сквозь музыкантов, а сквозь трубача было видно, как строит рожи шут в маске. Это были не люди, по нашей улице проходил парад призраков.