Многоликий Нью-Йорк

Не прошло и года, как мы опять побывали в Америке. Причин этому несколько: наличие с трудом добытой годовой американской визы, жажда круизов, которая у нас, похоже, превращается в манию, ну и мой  давний друг  Сема.

Наш Сема  совершенно потрясающий человек, редкой в наших краях породы - всеобщих друзей. Можете себе представить человека, который в течение пяти лет копит трудовую копейку в Америке, чтобы потом приехать на ридну Украину с двумя четкими целями: проведать родные могилы и повидать всех родственников, одноклассников и однокашников, причем не только тех, кто живет в городе детства, но тех кто оказался за его пределами. Я не входила в число этой святой для Семы группы людей и  право на его  дружбу заслужила только тем, что была смешливой подругой его однокашницы, в которую он был одно время влюблен. Это факт обеспечил мне ежегодные  поздравления с днем рождения на протяжении долгих лет. Сема звонил из Свердловска, куда уехал по распределению, из Одессы, куда перебрался перед отъездом в Америку, из самого Нью- Йорка, где уже живет долгие шестнадцать лет. Последние пять лет он  звонил мне в Питер и уговаривал приехать. Много ли надо женщине обуреваемой жаждой странствий? Одним словом, вот он аэропорт Кеннеди, вот я с вечной моей спутницей Маринкой. Вот  и  Сема безумно похожий на звезду Голивуда ( на пенсии ) Эдриана Броуди, с такими же бровями домиком и постоянной миной  мировой еврейской скорби на узком лице. Не знаю как Эди, а наш Сема обладает   хорошим чувством юмора, правда, скрывает его под толстым слоем крепкого мужского занудства.

Ну, разве это не занудство разработать программу нашего приема и стараться  всеми силами  ее выполнять? Разве не занудство  начать осмотр Нью-Йорка с этого «задрипанного», как говорят у них в Одессе, Брайтона? Возможно, конечно, Сема хотел блеснуть своей обновкой – автомобилем, а ехать в центр не решился? Зато он сумел продемонстрировать нам виртуозную парковку на переполненных улицах Брайтона, на протяжении часа втискивая свою машину в проем шириной не более трех метров. Картина, как опять же говорят у них в Одессе, маслом. Маринка на улице машет руками, показывая расстояние до соседних машин, прохожие останавливаются и дают советы, владелец лавки напротив то и дело выскакивает из своего дома и с заметным грузинским акцентом и темпераментом предлагает помощь, я сижу в машине и злюсь. Только Семен, обливаясь потом, тихо посылает всех на фиг, и продолжает втискиваться в просвет, обдирая свои и чужие бамперы.  И ведь втиснул! Недаром он был   одним из самых главных отличников (всегда отличающихся упорством) в самой отличной группе нашего института.
И ради чего столько трудов? Я, конечно, знала что Брайтон большой  русский анклав  на территории Америки, знала, что над его главной улицей Брайтон-Бич грохочет сабвей – метро по нашему, но и представить себе не могла, что  попаду здесь в законсервированное советское прошлое. Наши бывшие ребята, покинув страну, вывезли из нее ее главную достопримечательность – «ненавязчивый советский сервис» и разместили его на  улице, отдаленно напоминающей первые пионерский поселения Америки с плотно сшитыми низкорослыми домами в два этажа, завешенными незатейливой рекламой с надписями на двух языках – государственном и одесском. Здесь есть не только унылые кафе с наглыми официантами, но  магазины, поразительно напоминающие, канувшие в лету, советские торговые точки, заполненные  товаром неведомого происхождения и постоянно занятыми болтовней  дамами-продавщицами. Это здесь, на этой улице, в концертном зале «Millenium»,  похожим на сельский клуб  колхоза-миллионера имеют «громадный успех у американской публики» наши  звезды эстрады. Реклама их гастролей просто умиляет.
Теперь понятно, почему эти благословенные места, сделав себе имя в тесных ресторанчиках Брайтона и на нашем интересе ко всему американскому, покинули нынешние наши знаменитости:  Вили, Миши и Любы. Они не пожалели расстаться даже  замечательной набережной Атлантики, которая отделена от Брайтон-Бич всего одним кварталом домов. Остались здесь, в основном, пожилые одесситы, которые, как известно, бывшими не бывают. В мартовском Нью-Йорке холодно, а здесь у моря почти тепло и очень спокойно. Сюда практически не доносится гром сабвея. Здесь не тянет по известной одесской привычке совать свой нос в чужие дела,  здесь бродят пожилые люди, оторвавшиеся от своего берега и не приставшие к другом. С двумя такими  неприкаянными я общалась потом в круизе. Языка не знают, смотрят только наше телевидение и тоскуют, тоскуют и тоскуют. Молодым  не до тоски, так как  им надо работать, работать и работать, а их дети уже совсем - американцы и не понимают родителей, плавающих в английском. Молодость энергичная  и напористая уже меняет Брайтон, застраивая набережную нашими типовыми многоэтажками с лоджиями, которых в других районах Нью-Йорка
Брайтон – часть большого Бруклина со знаменитым вантовым мостом длиной в полтора километра.  Другой достопримечательностью  Бруклина, на мой взгляд, являются частные  коттеджи в два этажа с замечательными балкончиками, террасками и навесами. Они стоят практически прижавшись друг к ругу, оставляя небольшой просвет для того чтобы пройти или поставить машину. Перед домами малюсенький  палисадник, украшенный декоративными кустиками, за домом маленький дворик величиной в большую комнату. Только эти дворики, да территории  миниатюрных детских садов огорожены заборами, других заборов больше нигде не видела. Да и где их ставить? И так места мало. С самолета рассмотрела, что основная часть  Нью-Йорка такая же двухэтажная и плотно застроенная. Рядом в связке могут стоять несколько одинаковых домов, но другой такой связки больше не найти.   Среди этих коттеджей кое-где торчат унылые  пятиэтажки – семиэтажки  – доходные дома. Стенами из темно-красного   кирпича,  узкими одностворчатыми окнами и железными пожарными лестницами, навешанными прямо на фасады зданий, они очень напоминают наши «казенные дома».
 В одном из них  снимает симпатичную двухкомнатную квартирку Сема и мы возвращаемся к нему после Брайтона на обед. Что за прелесть наш хозяин! Сам приготовил обед из трех блюд, подал на стол вместе с красной   икрой и абсентом. Удивительно, этот остепененный ученый - сталевар, замечательно варит борщ! Чувствуется школа легендарного уральского металлурга – Попеля.  Борщ - это хорошо, но где же легендарные небоскребы, где Бродвей, мечта побывать на котором обуревает большинство моих соотечественников?  Однако, сытный обед и смена временного пояса сделали свое дело, и мы завалились спать. За осуществление мечты мы принялись следующим американским утром, правда, после с осмотра главной, с его точки зрения Семы, достопримечательности Нью-Йорка – музея изобразительного искусства «Метрополитен». Музей расположен на самой европейской улице города, с одной стороны которой стоят добротные многоэтажные дома, правда, несколько выше принятых в Европе стандартов.  С другой стороны улицы раскинулся самый роскошный парк Нью-Йорка, где белок также много, как кошек во дворах украинских многоэтажек. Кроме белок в парке водятся медведи. Удивительно, что на улицах наших городов, никогда не приходилось видеть наш русский бренд, а  в Америке, стоят три добродушных мишки, повернувшись задом к стенам национальной культурной сокровищницы. Музей красив, огромен и вмещает в себя картины всех времен и народов. Нашли среди них даже  три малоизвестных в России полотна Репина и Куинджи. Особенно обширно представлены в галерее импрессионисты. Понравились  редкие у нас полотна норвежцев и датчан. Все это хорошо, но, где же все-таки Бродвей? «Будет вам Бродвей, но пока надо посетить  музей современного искусства МоМА», - не сдается Сема и увлекает нас куда-то вверх по  музейной улице.

Хорошо знакомиться с новыми городами либо ранней весной, либо поздней осенью, когда деревья не загораживают листвой городской панорамы. Однако, даже сквозь прозрачную перспективу мартовского Нью-Йорка небоскребы Манхеттена обрушились на нас неожиданно и оглушили своей мощью и энергетикой. Помните, у Высотского: «На Метрополь колхознички глядят…»? Тут тебе не легендарная пятиэтажная гостиница  Москвы, тут мы, роняя шапки, пытаемся дотянуться взглядом до макушек высоток и, совершенно потрясенные, бежим от одной великолепной громадины к другой по знаменитой на весь мир Пятой Авеню. Вот небоскреб – водопад, вот знаменитый офис  миллиардера Тампа, причудливо украшенный стеклянными деревьями – светильниками, а там  уткнувшаяся в небо крыша главного здания Рокфеллер – Центра. Перед Центром площадь, расцвеченная разноцветными гирляндами и флагами. Здесь с начала зимы действует каток. Картинка, прямо надо сказать, рождественская. Так бы стоял и любовался.
Но, где  же Бродвей? И вдруг в сгустившихся сумерках вспыхивает нечто непередаваемо красивое и яркое. Ощущение такое, что мы попали в самую гущу огней праздничного фейерверка выпущенного не в небо, а прямо на улицу. Можно передать красоту фейерверка   на пленке, на экране, а тем более словами? Конечно, нет! Так же невозможно передать восторг от переливающегося всеми огнями радуги рекламы  Бродвея.  От увиденного из груди вырывается не русское  «Ой» и «Ах», а  американское «Вау», объединяющее все наши и не наши восторги в единый возглас восхищения! Первая мысли, которая приходит затем в голову: «Вот она столица мира, вот она ее главная улица!» Когда  в юности мое поколение  попало под «тлетворное влияние запада»,  то в каждом мало-мальски уважающем себя городе был устроен свой Бродвей, который в тусклом свете фонарей и неярких огнях  световой рекламы: тапа «Кинотеатр» или «Гастроном»  утюжила  ногами продвинутая, как теперь говорят, молодежь.  Трудно себе представить какой бы шок испытали бы мы, попади в ту пору  на настоящий Бродвей, где и сейчас, спустя почти полвека в толпе зевак со всего мира,  онемевшая от восторга  стою я. 
Манхеттен досматривали их окон вращающегося  ресторана, расположенного на сороковом этаже небоскреба. Видимо, когда строили этот ресторан, сороковой этаж  был одним из верхних. Теперь за окнами медленно проплывают переливающиеся огнями  высотки значительно выше уровня ресторана. За ними  бескрайнее море  огней ночного Нью-Йорка. Сема потчует нас десертом, расхваливая его на все лады. Нам не до этого, мы никак не можем проглотить ком обрушившихся на нас впечатлений,  радуясь, что впереди еще два дня в этом удивительном городе.

В семиных обширных планах следующего дня: осмотр еще одного мирового бренда-   Уолл-стрита;  посещение музея  современного искусства «МоМА», куда мы вчера не попали; осмотр города со смотровой площадки самого высокого 102 этажного небоскреба Эмпайр-стейт-билдинг и поход в  театр на Бродвее.  Мы едем воплощать эти планы на метро. Кто из просвещенных жителей России не знает, что метро в Нью-Йорке плохое, что оно только для черных? На деле оказалось, что метро не только в подметки не годится нашим подземным дворцам, но и до европейских (весьма скромных), не дотягивает. При этом сабвей  является главным видом общественного транспорта, которым пользуются черные, белые и желтые жители города, бизнесмены и пенсионеры. Нет, сами вагоны метро вполне приличные и чистые, но вот столетие назад построенные туннели, эстакады и станции просто удивляют своей незатейливостью и неряшливостью. Какое-то сплетение ржавых, плохо прокрашенных труб и балок. На низком потолке одной из центральных станций откровенно просматриваются отливы от нескольких унитазов общественного наземного туалета, по крайней мере, очень похожих на эти сооружения. В поездах нет сообщений о станциях и закрытии дверей, нет схем метро и, далеко не во всех, существует бегущая строка с указанием маршрута.
И вот выходишь из этого мрачного подземелья на свет и перед тобой впечатляющий своей каменной основательностью архитектуры начала 20 века Уолл-стрит. Он расположен на берегу океана, который пересекли миллионы эмигрантов, чтобы основать Новый свет. Памятник этим  отважным людям стоит в сквере. Из этого сквера на катере можно попасть на главную святыню США – Статую Свободы. Отсюда она просматривается небольшой зеленой запятой  на фоне серого мартовского океана. Времени на посещение статуи не отведено,  и мы идем прикоснуться к другой скульптурной достопримечательности этого района – Бронзовому быку. Известно, что для того, чтобы тебе сопутствовал финансовый успех, надо взять этого быка за рога, а лучше за причинное место, которое является у любого быка главным. Бронзовые яйца нью-йорского быка отшлифованы искателями финансового успеха до блеска.
Идем узкими улицами Уолл-стрит и поражаемся, что они вопреки высотным зданиям и дурной погоде нас не давят. Очень интересно посмотреть, как среди старых высоток строится новый  небоскреб, на фасаде которой отчетливо виден лифт поднимающий материалы и строителей в заоблачную высоту. Замечательна, примостившаяся среди высоток церковь Святой троицы, но особенно впечатлила установленная в церковном дворе скульптура, намекающая, по всей видимости, что все люди  и черные, и белые пошли от одного корня: Адама и Евы. Где-то тут самое трагическое место Нью-Йорка – площадь погибших башен близнецов. Новостройки этой площади выглядывают в проем улиц, но идти туда почему-то не хочется. Честно говоря, мы замерзли. Даже купленные в Нью-Йорке шапки не спасают. Нам хочется в тепло, в магазины, но неумолимый Семен упорно ведет нас по городу к намеченной цели – музею «МоМА» и смотровой площадке, не обращая внимания на наше нытье: «Сема, а может в метро?», «Сема, нам холодно», «Сема нам бы в Мейсенс, говорят хороший магазин, что мы с  башни в этом дожде увидим?» Однако сбить Семена с курса сложно, он просто нас не слышит. Настоящий ученый, умеет не слышать чужого мнения. Приходится использовать запрещенный прием и заявить, что мы простые русские тетки, а не питерские эстетки и шопинг для нас главное в любой стране. Жестко, но действенно. Оскорбленный и разочарованный нашим невежеством Сема сдается и отпускает нас в магазин, сказав на прощание, чтобы мы в нем не задерживались там, так как впереди театр и надо еще успеть прочесть либретто. Не совсем вникнув в важность этой проблемы, мы согласно киваем и, оставив  расстроенного Сему у станции метро, бежим в супер магазин -  Нью-Йоркский супер-Мэйсисс.

«Мэйсисс» расположился на Пятой Авеню рядом со знаменитым Хилтоном. Он оказался действительно супер и не столько потому, что здесь все есть (теперь в любом супермаркете любого большого города бывшего Союза есть все или практически все), главное в Мэйсиссе, то, что тут  все фирменное, всех размеров и по цене в два - три раза ниже, чем в  Питере. Благодать! Судорожно роясь в товаре, радуясь баснословным скидкам, выбивая чеки и распихивая товар по пакетам, мы стараемся не забыть о театре  и необходимости чтения либретто.
 
В России говорят, что театр начинается с вешалки. В Нью-Йорке, похоже, эту истину не знают и гардеробами бродвейские  театры не оснащены. Приходится сидеть в куртках и  заталкивать пакеты с покупками под кресла, поражаясь, что эта святя святых театрального мира (знаете, они гастролировали на Бродвее!) сведена до уровня кинотеатров, и  либретто знаменитого мюзикла: «Фантом оперы» здесь отсутствует. Есть описание персонажей, а либретто нет. Так что зря  волновались,  читать особо нечего, и так понятно, что завелся в одной опере актер -  урод и неудачник и пугал честной актерский народ, подвывая из-за каждого угла. Нет, спектакль хороший, декорации отличные и голоса великолепные, но разве можно удивить этим нас, питерских? Ведь у нас  есть имперский Мариинский театр, в котором  поет сама Анна Нетребко. Однако, после посещения театра осталась  чувство полного удовлетворения - бродвейский спектакль смотрели!
 
Следующий, последний Нью-Йоркский день, был особым. Этот день, к неудовольствию Семы,  мы провели с друзьями Маринки. Есть у нее две подружки-однокашницы: Нина и Настя, которых  судьба завела в Америку. Обе попали сюда замуж по переписке. Нина живет на Брайтоне, а вот Настя прилетела на встречу с нами из Южной Королины, где она, мать троих детей,  замужем за вторым американским мужем. Первый ее муж Майкл – друг по русско-американскому обмену школьниками,  оказался человеком легкомысленным, а вот второй выглядит на фотографиях надежным, как шериф из старых американских вестернов.  Мы рады за Настю и бесконечно рады ее видеть. Теперь она наш гид-переводчик. Настю легко удалось уговорить начать день не со смотровой площадки  или  и музея, а все с того же  «Мэйсисса». Толкаясь между рядами с товаром, в примерочной, у касс, мы слышим как Настя координирует по телефону свои действия с оставшимся дома Семой. Что говорит он, мы примерно знаем, но Настя еще не ведающая особенностей моего друга, пытается вывести его на главную тему – как найти музей современного искусства. Похоже, ей  плохо удается пробиться сквозь его обстоятельность и до нашего слуха доносится только одно ее настойчивое и безнадежное: «Семен!?»

В итоге музей пришлось искать самим, пробираясь к нему под струями холодного мартовского дождя. Нашли мы его за час до закрытия, но решительно заплатили по 20 долларов за мимолетный  осмотр и не пожалели. Как тут пожалеешь, когда здесь экспонируются такие шедевры! В первом же зале нас совершенно потрясла скульптурная группа, в буквальном смысле выполненная из мешков с мусором. Дальше - больше. Ну, разве не шедевр – картина, написанная по мотивам «Черного квадрата» Малевича, но с чисто американским размахом? Или вот эта загадочная картина, нижняя часть которой закрашена  грязными светло серыми разводами, а нижняя темными. Или вот огромное  белое полотно с черными мазками, которое облюбовала Марина в тон своего черно-белого прикида. Настя выбрала себе шедевр под цвет куртки и тоже не прогадала. Впечатляет! Я же, сколько не пыталась рассмотреть на полотне под названием: «Переход от девственности к невесте» этот самый переход, но так и не нашла его приметных черт. Может быть, уже стерлись из памяти свои впечатления от этого славного действа? Давно мы так не веселились, как в музее «МоМА», а за хороший смех и заплатить не жалко. Правда, глядя на эстетов, пытающихся разглядеть на этих дивных полотнах загадочное вдохновение авторов,   сквозь смех в голову приходила цитата из  Андерсена: «А король то голый!». Вспомнился  и недавний репортаж из московского музея современного искусства, где два москвича-проходимца подрядили трех таджиков делать копи аналогичных русских шедевров. Гастарбайтеры за скромное вознаграждение в тысячу рублей за полотно изображали благодетелям картины продажной ценой в десятки тысяч долларов.  Может и самой этим заняться? Прости Сема мою  нехудожественную, но практичную  душу… 

Наш визит в Нью-Йорк закончился великолепно. Нина и ее замечательный муж Женя устроил
и нам прием в японском ресторанчике Брайтона. Вот тогда мы и оценили по-настоящему прелесть этого славного уголка Америки. Веселье, распиравшее нас весь культпоход в музей, буквально брызгало в разные стороны, заливая симпатичный ресторанчик здоровым русским смехом. Еще бы встретились подружки, которые провели вместе пять незабываемых студенческих лет, выпившие вместе галлоны и баррели пива, обшутившие за это время всех и вся, выдавшие друг друга замуж и не по одному разу. Я тоже была каким–то образом причастна к их жизни и смеялась, прерываясь только для того, чтобы отведать великолепно приготовленных и красиво оформленных настоящих японских суши, запивая их совершенно удивительным коктейлем «Саке-бах». Для приготовления  этого коктейля надо опустить в фужер с холодным пивом рюмочку с горячей японской водкой - саке, а потом выпить залпом содержимое, вливая его в себя разнотемпературными потоками.  Это рецепт подсказал нам Женя – муж Нины. Он, бывший питерец, прожив Америке пятнадцать лет, жену-землячку, нашел себе по интернету и, вопреки досужему мнению о несовершенстве интернетовских браков, стал хорошим и обожаемым мужем. Да и как не обожать этого симпатичного рыжеватого парня с вечной сигарой во рту? Однако, включившись в наше веселье, Женя сигару изо рта все же вынул. Он уже может позволить себе устраивать шикарные приемы заезжим землякам. Они с супругой уже сделали заявку на среднего американца и купили бензоколонку. Теперь на  горизонте забрезжила постройка собственного дома. Пока же  мы заканчиваем вечер в их съемной двухкомнатной квартире на Брайтоне, пытаясь объяснить королеве бензоколонки, почему мы не хотим участвовать в розыгрыше Зеленой карты для переезда в США.

Это вопрос больной для бывших наших соотечественников. Со многими удалось пообщаться и все с пристрастием расспрашивали о нашем житье битье и с недоверием относились к тому, что жизнь на их  Родине налаживается, все есть, а причин бросить это все  и начинать новую жизнь в чужой стране,  пока нет. Наши американцы, как и мы, заложники собственных СМИ, где о России либо плохо, либо ничего. Подливают масла в огонь и наши независимые телеканалы, главными идеологами которых являются такие, совершенно непопулярные в наших просторах, одиозные личности, как Валерия Новодворская и Александр Проханов. Один  американец из эмигрантов первой послереволюционной волны, насмотревшись всего этого, очень обрадовался общению с нами и все удивлялся тому, что в России есть нормальные люди: инженеры, профессора. Он-то думал, что живут одни бандиты.  Еще лучше высказался бывший одессит – таксист, с которым мы возвращались из гостей к Семе. Услыхав русскую речь, он тут же встрял в разговор и, узнав, что мы из Питера, заявил:
- Знаю я этот сраный Питер, был я там 36 лет назад. Грязный и темный, как вы там живете?
- Хорошо живем, - нехотя отвечаем мы.
- Да, что там хорошего, вот я живу хорошо. У моего сына три дома, три машины,- и пошел и пошел перечислять, что потом и кровью он заработал в Америке.
- Что же вы тогда таксуете в таком возрасте по темному Нью-Йорку?- интересуемся мы у этого весьма пожилого бывшего товарища.
- Чтобы дома не сидеть, мне деньги не нужны, - убежденно отвечает таксист, но мелочь собранную Маринкой для чаевых, чтобы уесть хамовитого таксиста, все же берет.           
Видимо недаром у наших бывших, а ныне американцев бытует поговорка: «Хочешь, чтобы тебя обхамили – езжай на Брайтон». Правда, русская речь и русское хамство есть не только на Брайтоне. В первое время мы вообще решили, что мы в  России и расслабились, но потом поняли, что наших бывших соотечественников лучше не задевать - можно нарваться. То дед, откровенный палестинской казак,  шарахнулся от нас в метро, бурча под нос: «Сидят, болтают русские коровы», то на мою шутку,  сказанную у бронзового быка одному  из позирующих, которого трудно было заподозрить в знании русского:
- Как можно фотографироваться возле бычьей задницы с таким серьезным лицом?
В ответ услыхала  чисто дерибасовский ответ:
- А как можно иметь такой длинный язык?
 
Так, что не все так славно в Нью-Йорке и там негатива  хватает. Примерно такую же порцию негатива, как и от встреч с бывшими  соотечественниками (с друзьями не путать), мы испытали, когда проехали через весь Нью-Йорк на такси и увидели в центре города разбитые после зимы дороги и примостившийся возле самого Манхеттена китайский район – Чайна-Таун. Представьте улицы сплошь застроенные жалкими одно- двухэтажными строениями, на фоне которых наши хрущебы просто о шедевры мировой архитектуры. На домах сплошным ковром висит реклама, выполненная  в красных тонах. Меж домов суетится совершенно желтая толпа китайцев, филиппинцев и прочих азиатов. С большим трудом выхватила в толпе одно европейское лицо. Возможно, пришел, как  говорят на Украине, «скупиться». В этом азиатском анклаве все дешевле. Да, похоже, действительно уважает США чужую частную собственность, если шикарные небоскребы строят  буквально в притирку друг к другу, а  соседствующий с ним низенький и  ветхий Чайно-Таун  размазан по большой территории. Его ни под бульдозер по советской традиции не пускают, ни красным петухом по новорусской моде с этой безумно дорогой земли  не выжигают.

И все же, мы уезжаем из Нью-Йорка с самыми светлыми воспоминаниями. Впереди у нас круиз на Карибы. Круизный лайнер отправляется из пригорода  Нью-Йорка.  Не смотря на это, нам жаль покидать с этот многоликий, удивительный город, который мы так и не увидели со смотровой площадки Эмпайр-стейт-билдинг.   Жаль расставаться замечательным другом, милым занудой Семой,  который  устроил нам царский прием и так о нас заботился, что мы действительно чувствовали себя как дома. Нам грустно думать, что опять долго не увидим  американку Ниночку, которая стряхнула с себя питерскую смурь и крутится здесь как белка в колесе. Еще меньше надежд скоро увидеть  Настю - бывшую профессорскую дочку, а ныне настоящую американскую мэм, которая каждый год отмечает не гламурный праздник 8 марта, а праздник Матери, самый уважаемый из всех государственных праздников США.
 До свидания Нью-Йорк, до свидания ребята. До будущих встреч!