Сумасшедшая весна. Непонятная...

Урок химии. Самой химички не было. Отсутствовала по семейным обстоятельствам. Вместо нее – молоденькая лаборантка, которую вывели из себя через пять минут после звонка. Та убежала жаловаться директору.
С началом анархии каждый занялся своим «неотложным» делом. Кто списывал домашку по матике, кто зубрил стих по литре, кто заполнял на скорую руку дневник.

Сижу, любуюсь человечками, которые выходили забавными у Славки Рамовского. Он напевает веселую песенку, издает звуки боя человечков, всячески озвучивая каждого из них. Выходит смешно.
-Слав, а вы чего вчера с Лешкой в школу не приходили? Прогуливали контрольную по физике? –  спиной к доске, что там написано совсем не интересно.
Славка – симпатичный мальчишка, с пепельными волосами, отчаянно синими глазами. Временами тихий, временами шабутной, но не хулиган. Сказывались гены интеллигентной семьи. В будущем обещал вырасти в обаятельного, доброго малого. Мне нравится бывать в его компании. Новые придумки, какие- то проекты.
-Не – а. Третью серию мушкетеров пересматривали.
Вздохнула. Снова спрашиваю:
-Чего послезавтра делать будете после школы?
В субботу – два урока. Считай почти целый выходной, и набиваться самое время.
-В лес пойдем, березовый сок собирать, - Славка дорисовал и окинул довольным взглядом рисунок.
-А мне можно с вами? – слабая попытка, но за спрос не бьют.
Он простодушно улыбнулся:
-Там грязно. Налазишься.
Отказ не ранил больно. Мысли, что мой герой – галантен, затопило остальное.

Прибежала завуч и заплаканная лаборантка. Класс застыл, выстуженный  под суровым взглядом  женщины. Как обычно, мне расхлебывать – председатель отряда ( не сумела вовремя ответить «нет» ).
-Обязательно зачинщиков пропесочить на классном часе, на общешкольном собрании. И родителям на заметку! – выслушала с умным видом.
Кто же своих выдает? Придется поговорить с главным хулиганом – Вовкой. Он в моем подъезде живет. Каждый вечер под давлением ремня матери, шел ко мне, чтобы спросить, что задано, а потом взять тетрадки и перекатать домашку.
Оглянулась в поиске его поддержки. Тот махнул рукой: «Пустяки. Делай, как говорят. Криком больше, криком меньше. А мне все равно.»
Завуч – вечно психованная, злая в запотелых очках. «Маньячка» и есть маньячка. Она ушла, забрав с собой повиновение и тишину. Мигом помещение класса наполнилось гулом – разговорами.
Лаборантка махнула на нас рукой. Объясняла новый материал. Слушали единицы, в основном девчонки. Мальчишкам было недосуг. Узнав, что сегодня спрашивать не будут домашку, расслабились окончательно.

После уроков мы со Славкой должны были мыть наш класс. Дежурные!
Я приценилась, как долго мытариться с уборкой. Доска чистая. Бумажек немного. «Ничего, быстро управимся», - подытожила.
Появился Славка с лучшим другом Лешкой. Увалень, каких свет не видывал. Шестой класс, а только читать научился медленно, по складам.
-Не отпустишь меня? – виновато – умоляющая синева.
Дружеская улыбка.
-Хорошо. Идите, - кивнула, не в силах сказать «нет».
-Мы тебе воды принесем, - горячо добавил обрадованный Славик, растроганный моим быстрым согласием.
Другая бы помучила для приличия , может, наоборот заставила мыть ( и такое бывало!).
-А я стулья подниму, - Лешка играючи распихивал, ненароком сдвигая столы.
-Спасибо, ребят, - отсалютовала.

Дело спорилось. Ребята, сделав работу,  улизнули. Собрать бумажки, полить цветы. Не грязно в кабинете матики. Наверно, уроков здесь было мало. Полы ярко накрашенные, без защаблин. Здание школы недавно открылось. Поэтому мыть полы легко, тряпка чуть ли не сама елозит. Огляделась. Довольная уборкой ушла.
В раздевалке нашла свое пальто. Вторая смена плавно наседала, сливаясь с первой. Бывало одежду и обувь повесишь в одном месте, а найдешь перевешенную совсем в другом.

Яркое солнце ослепило после темного коридора. Не сразу заметила мающегося одноклассника. Тот сидел на перилах и с надеждой смотрел на выход.
- Привет! Чего сидишь? Ждешь кого? – скорее из вежливости вопросы, чем действительный интерес к персоне.
Пашка – наш классный козел отпущения. Нужно найти крайнего? Кого–то ударить в досаде? Обвинить и устроить бойкот? Пашка – собственной персоной. Худой, с большой головой и короткой стрижкой. Синяя форма помята, следы от мела и грязи. Наверно, его уже поваляли не раз за день.
Какая в нем ошибка, что стал изгоем школьного сообщества? Наш класс формировался еще в детсадике. Уже там определялись группы по интересам, там выясняли, чей папа сильнее и чья мама защитит. К первому классу это был коллектив, и каждый пришлый – новенький проходил целую процедуру вхождения. Любой шаг, слово, действие – анализировалось массой и резко, в открытую выставлялся вердикт, итог. Годен, чтобы выжить ( влиться незаметно ) или ломали, корежили под себя, но не признавали своим. Домашний ребенок, избалованный  бабушками и дедушками, редко мог постоять за себя и дать сдачи. Драки, выяснения, конечно, акт притирки, уживания, самоутверждения продолжались ( они до сих пор продолжаются по жизни ) Но эта неуправляемая масса цепко следила, отлавливала инакомыслящего или слабака и мстила за это, не получая достойный распоясанной злобе отпор.
Пашку напросто забили. И он сломался, принимая удары, плевки, слабо защищаясь.

-Тебя жду, - робко глядит.
Солнце улыбается, высвечивает мои веснушки. Жмурюсь. Не от счастья. Кислая мина. Пашка не понимает, что нарушил мое уединение – сладкие грезы, где как раз не он встречает меня со школы и провожает.
Лужицы подмигивают. Зеленая травка пробилась сквозь морщины асфальта. Весна одуряющее на всех действует.
Выбегает на крыльцо малышня. Чуть с ног не сбивает.
-Эй, осторожней, молодые люди, - солидно говорит Пашка, толкаемый первогодками.
Спускаюсь с крыльца. Как же хорошо дышится весной! Воздух пьянит, манит куда – то, зовет. Волнует кровь.
-Давай портфель понесу, - Пашка нагоняет меня, попутно выводя из состояния счастья.
Отдала. Соблюдающие нейтралитет тоже бывают милосердны. Я не издевалась над ним, но и не защищала, чтобы не оказаться по ту сторону от массы.
- А почему решил меня подождать? Со Славкой поссорился? – не торопясь, идем рядом.
-Просто, - розовеет он.
-Ничего не бывает «просто», - многозначительно хмыкаю.

Почки на деревьях набухли, лопнули, показывая свои зеленые язычки. Охмелевшие от тепла воробьи прыгали по дорогам, купались в лужицах. Даже кошки имели благостный вид, туманно посматривая на копошащиеся серые комочки.
Люди шедшие навстречу, улыбались нам, будто видели нечто милое, доброе.
-Ты мне нравишься.
«Ах, вот оно что!» - догадка обожгла, но остался привкус удовольствия. Не больше.
Мое молчание истолковали как разрешение к дальнейшему признанию.
-Кажется, люблю, - голос понизился до шепота.
Пашка втянул голову в плечи, искоса поглядывая за моей реакцией,
«Вот дурак!» - но вслух свела все к шутке:
-Ой, да ладно! Кажется – не считается.
Стало неловко.
-Я не вру. Как робот, есть свои правила и установки.
-Значит тебе не больно, когда бьют? – глупый вопрос, но надо было, как–то отводить нить разговора от своей персоны.
Пашка  не показал вида, как воспринял эту всю ситуацию. Действительно, как переключил программу и стал рассказывать, что сегодня убежал от обидчика. Значит, развивает быстроту. А что бьют…Его слова склеились в похвальбу, а я снова грезила о другом.
-Давай портфель обратно. Вон твой дом, - протянула руку.
-Может, до твоего донесу? – неловко помялся, но предложил.
Из–за угла появилась его бабушка, и он резко передумал. Скомкано попрощался и вприпрыжку поскакал.
« Как маленький. Вот дурак », - мнение даже приправленное любовным признанием не изменилось.

Дома – уроки, уроки, домашние задания. Время от времени замираю и начинаю мечтать: «вот бы, если бы»…
Почем –то сразу счастливых картинок не вижу. Обязательно нужны страдания, боль, горе. В патетике заламываю руки. Глаза – на мокром месте. До ужаса жалко саму себя.
В комнату, в самый разгар событий, входит мама.
-Ужинать будешь? Уроки сделала? Ты чего заплаканная? Голова болит?
Первые секунды – что происходит? Где я? Кто посмел кощунственно нарушить мое безумие, мир иллюзий?
-Не болит. Глаза устали. Много задали, - ложь во спасение взлелеянной вселенной.
Тамошние краски поблекли, полиняли, размылись действительностью. Зелененькие обои. Домашняя обстановка. Родные четыре стены. В окнах дома напротив гаснет отблеск заката.

Школа. По дороге из дома шла по специально обдуманному пути, обходя людей только слева, а машины справа. Загадывая только одно…
Славка не замечает, обуреваемых меня страстей и желаний. Он обдумывает, какой выйдет суп, если его сварить на костре, в котелке из березового сока. Бурная деятельность: узнать компоненты супа, где взять котелок. Дергает меня, соседей, кидает записки на соседние парты.
Кто может слушать объяснения училки, когда мы уже играем в хоккей! Славка достал железные, самодельные клюшечки и шайбу из–под какой–то игры. И пока географичка упоительно рассказывала свое, у нас было сыграно несколько матчей. Мои проиграли. Но это не удивительно – во–первых, я все же робела под взглядом преподавательницы, а во–вторых, без надлежащего опыта овладеть клюшечкой было невозможно.

В этот раз домой шла с подругами. Как стайка птиц перепархивали, смеялись – щебетали, оглашая улицы заливистым смехом.
После обеда вышла погулять. Надела резиновые сапоги. У соседних домов образовались заводи. А где лужи, там и народ толчется. Так оно и было. Девчонки хихикают, задирают мальчишек. Те парируют, кое–кого обрызгивают водой из луж. Ругаются. Многие девчонки за мальчишками полезли глубину мерить. Кто нечаянно «затопил» сапог, кто неловко поскользнулся на льду, который коварно поджидает в глубине, упал, вымок, но не идет домой. Оттягивает неизбежный скандал. Храбрится, мы поддерживаем, но понимает, что ему придется не сладко. «Потонувший» замерзнув, понуро идет домой.
-Привет! – со всех сторон, виделись, не виделись.
За пару минут узнаю все сплетни, новости, ссоры. Оказывается, к вечеру собирается народ пойти в киношку на девять.
-Пойду, - нельзя отставать от остальных.

Поискала, поглядела…
-Ой, Марин! Это тебе, - подбегает Славка и пихает букетик первых цветов.
Желтые, маленькие солнышки, зеленые ножки. Задыхаюсь от прилива эмоций. Готова разрыдаться или хуже того признаться на глазах у всех в любви ему.
-Спасибо, - выдавливаю, краснея.
А Славка довольный продолжает:
-Мы с Лехой нарвали. Уже Ленке, Ирке, Гальке подарили…

Мир рухнул передо мной. Погребая под собой все мои грезы, планы, надежды.
- Марин, а ты слышала Славка бегает за Ленкой. Вот, дурак, представляешь?! – Светка с соседнего подъезда, сама того не зная, ставит крест на моих придуманных отношениях.
-Представляю, - не охотно откликаюсь, желая провалиться куда–нибудь подальше, чтобы выболела эта открытая рана – первая любовь. Не взаимная.
Светка насмешничает, поглядывая в зеркальце, поправляя и без того «поправленные» сильно накрашенные губы.
Остро чувствую одиночество среди толпы. Улыбаюсь, болтаю беззаботно, влезаю в лужу, заливаю сапог. Мне помогают вылезти, но я одинока.
И еще  понимаю, как должно быть одиноко Пашке, который тоже не получил ответа от меня, кроме смеха.
Мне невыносимо больно. Хочется выплакать эту колючую, никчемную любовь. И стать как прежде спокойной и безмятежной, когда на друга я смотрела как на друга.
Васька и его верная шестерка Олег взяли и кинули бульник в лужу. Кто не успел отпрыгнуть, того знатно окатили. Мне тоже брызги достались. Вопль негодования, возмущенные крики, погоня за хулиганами.
Чуть отлегло. Сумасшедшая весна. Непонятная.


1-2 апреля 2011