Поясок

     Давно это было. Годах в шестидесятых прошлого века. Точно год уже и не вспомнить, но это не важно. Помню лишь, что случился в то время очень серьёзный конфликт между СССР и Китаем. В один из погожих июльских дней той далёкой, благодатной поры отправились мы как-то с товарищами: Толькой по прозвищу Бритый, жившим от меня через дом по тому же посаду, и Серёжкой, внуком бабы Катерины - соседки напротив, приехавшим к ней на каникулы из города, на Лошадиный погост за грибами. Лошадиным погостом назывался у нас тогда небольшой островок леса километрах в полутора к северу от моей деревни. Наверное, когда-нибудь давно, там действительно хоронили коней, но в те дни пасли скот.

     Раскинувшийся на невысоком, узком взгорье среди пастбища с одной стороны и обширных хлебных полей с остальных, лесок этот был невелик, но весьма живописен и славился своими многочисленными грибами. Не проходило, пожалуй, дня, чтобы мы не посетили наше заветное местечко и не возвратились домой с хорошей жарёхой. А то и с двумя. На входе, в жидких берёзках, среди кочек с острой осокой и зелёным мошком, всегда попадались сыроежки и подберёзовики. В центре, под полувековыми сукастыми осинами с редкой еловой порослью, без труда можно было отыскать подосиновики всех мастей и, конечно же, белые. Со стороны же низины, на старых ольховых пнях, в больших количествах произрастали опята.

     Как обычно, мы начали свою "тихую охоту" с берёзок и, стараясь особо не рассредоточиваться, стали продвигаться к ельнику правым краем леска. Потому что слева, по изглоданному овцами молодому олешнику, ничего не росло, кроме редких кустов земляники, и мы с большим удовольствием лакомились ею, когда возвращались назад - к дому.

     Уже были найдены и положены в лукошки первые желанные трофеи, и языки наши начинали помаленьку припухать от болтовни и явно несоразмерного этим находкам бахвальства, когда на краю небольшого торфяного болотца, на полностью открытом солнцу крохотном пространстве смятой травы, мы неожиданно увидели необыкновенного вида яркую, разноцветную ленту. Своим строго-симметричным, зигзагообразным узором, состоящим из голубых, жёлтых и чёрных угловатых линий абсолютно чистых и насыщенных цветов, она в мгновение ока произвела невероятно сильное впечатление на наше детское воображение.

     Со словами: "Смотрите, какой поясок!"- я опрометью бросился к ней, чтобы успеть поднять первым, едва не выскочив при этом из огромных отцовых сапог, и попытался схватить. Моя рука была уже не более чем в двадцати сантиметрах от дивной находки, когда "поясок", вдруг, сбился в упругий, пульсирующий клубок и яростно зашипел. Как ошпаренный кипятком, я дико взвизгнул и отскочил в сторону, напугав при этом своих друзей не меньше, чем напугался сам...?

     Между тем, наши страх и растерянность прошли быстро. Сообразив, что к чему, старший из нас - Серёга сбросил лукошко и с остервенением начал выламывать из кустов увесистый брядовый дрын, намериваясь, непременно и как следует, наказать виновника переполоха.

     Но "поясок" так же, как и мы, очень хотел жить и в считанные секунды превратившись опять из враждебной упругой витиеватости в тонкую, прямую полоску обворожительной и редкой красоты нырнул в траву и исчез. И, как оказалось, уже навсегда.

     Много дней потом мы снова и снова всё приходили и приходили на берег болотца, надеясь, хоть ещё разок, увидеть это поистине необыкновенное чудо, но нашим надеждам, увы, так и не суждено было сбыться. Гадючка - а это была, конечно же, молодая гадючка, нечаянно задремавшая в лучах знойного полуденного солнца, больше не появилась.

     Напрасно мы рассказывали всем, кого знали, про невообразимую, уникальную раскраску тела змеюжки, пытаясь наперебой на словах передать свои незабываемые ощущения от встретившейся невидали, никто нам тогда так и не поверил...

     Не знаю, было ли это просто приятной неожиданностью или каким-то особым знаком для кого-то из нас, посланным Свыше, но только больше никогда в своей насыщенной романтикой и приключениями жизни я ничего подобного не встречал и не видел и, думаю, вряд ли уже увижу. А жаль!
 
     Как следствие же, наверное, того незабываемого происшествия, родилось во мне в дальнейшем и развилось до совершенства какое-то особое отношение, как к живой природе вообще, так и к пресмыкающимся в частности. Я никогда не убиваю змей, в отличие от многих и многих - тех, кто их панически почему-то боится и страшно ненавидит, и стараюсь всегда, для всех, кто меня окружает, быть только другом... 
 

       2008 год.