Die Leibliche Mutter

Часть I. Основные определения

1. МАМА - левый приток р. Витим (Бурятия и Иркутская обл.).
2. МАМА – лат. Mamma - круглый нарост на дереве
3. МАМА – укр. МАМО – «сибирка», сибирская язва
4. МАМА – англ., амер. Mom - тип разъема (female connector)


Часть II. Застольный тост

Свою любовь, ты это знаешь,
Тебе отдать сполна хотим
Мы, мама милая, родная,
Тебя всю жизнь боготворим.


Часть III. Личная библиотека

Отец, не так давно я обнаружил, что движение в твоем направлении – движение ИЗ меня. А парадная лестница все так же сверкает белизной, и не нужно брать с собой сменную обувь.
Соседи по палате:
Мэри Бэлоу, Барбара Картленд, Рут Ленган, Бертрис Смолл, Дженнифер Блейк, Мэри Бергел, Джуд Деверо, Кэтли Хэррис, Кетти Киллен, Инна Янг, Кэрол Мортимер; Ребекка Уинтерз; Энн Эшли; Барбара Делински; Джудит Макнот; Дженис Хадсон; Сандра Браун; Дороти Гарлок; Патриция Хейган; Вирджиния Хенли; Диана Гамильтон; Аманда Карпентер; Ханна Хауэлл; Сьюзен Джонсон, Анна Эберхардт, Элизабет Генди, Виктория Холт, Мэй Сартон, Джудит Френч, Дороти Иден, Нина Ламберт, Ширли Басби, Натали Фокс, Дикси Браунинг, Дорис Коу, Мюриэл Грей, Маргарита Уэй и другие
(книги некоторых встречаются на полках неоднократно)


Часть IV. Ночная сюита

Мама, сегодня ночью, когда в нашу хрущевскую "двушку" нагрянули гости, и остались на ночь, нам, расположив их в маленькой комнате, пришлось спать с тобой в одной постели: я со сна перепутал тебя со своей новой подругой, Юлей, и полез к тебе обниматься, а ты, видимо, тоже со сна, перепутав меня со своим новым знакомым Олегом Семенычем, отвечая на мои действия, нежно укусила меня за ухо. Слава богу, вовремя проснулись, а то ведь и до греха недалеко уж было...


Часть V. Юля. Историческая справка

Мне нечего сказать о ней, кроме того, что у нее был нулевой размер, и что мне это очень нравилось.


Часть VI. Семейный архив

Кстати, какой она была в молодости, что говорила и что готовила по праздникам, – об этом можно спросить у нее самой, но она не ответит, а потому: сведения, почерпнутые из трудовой книжки, письма, дневники? Пожалуй… Спросить бабушку? Бабушка предпочитает рассказывать исключительно о себе, благо есть что рассказать. От тебя же, отец, тоже толку не добьешься. Что ты можешь мне рассказать, если, сколько себя помню, в доме происходил перманентный «развод-разъезд-раздел имущества»?

Шкаф. Ящик. Папка. Дневники. Письма. Какой-то сомнительный швейцарский диплом. Свидетельство о праве на собственность. Клок моих волос в конверте… Пустовато. Смысла – не густо. Видно, вот здесь, в районе открытого ящика и развязанных тесемок и берет начало нечто, подобное предыдущей копии с какого-то неаполитанского офорта.

В этом городе снег в последний раз выпадал, когда их родители еще не поженились. Комната, стандартная комбинация предметов, молчание, золото, цинк, на покрытых гусиной кожей улицах продолжается дождь. И все же в воздухе уже пахло весной. Я сама уже начала оживать, и вдруг…


Часть VII. Дневник матери

…уже последний день весны, а завтра лето. Что будет дальше? Надо учить физику, а в голове музыка, грустная, зовущая, будоражащая, о чем-то напоминающая. В ней все: дорога, море, дождь, и опять ЕГО глаза. Так хочется плакать, но нет слез. Хочется забыться, уйти в сказку, в эту музыку! И пусть там грустно… Но реальность не отпускает. Злая, глупая, она издевается, смеется. Я не в силах от нее убежать. Проклятая Людочка! Проклятый Звездопад! Проклятый Петербург! Проклятый Ветер! Проклятые Нагие! Проклятые Мертвые!

Можно гулять по лесу. Можно не гулять. Можно писать про дорогу, море, дождь, про его глаза. Можно не писать. Можно… Теперь ВСЕ можно.


Часть VIII. Письмо отца к матери

Здесь все постоянно курят, и весь дым идет в палаты. Сплошной никотин в отделении. Сегодня удалось помыться по блату в тихий час. Все только по договоренности. Позвонить - тоже проблема: надо унижаться, выпрашивать… Впрочем, к нам, наркоманам, тут нормально относятся, мы здесь считаемся элитой по сравнению с алкоголиками, а те, в свою очередь - элита по сравнению с дураками. Но и к тем, и к другим, постепенно привыкаешь.

Рецензия 1 (Вероника Риммер)

Плотная поэтичная проза Родионова в процессе исследования его детских воспоминаний обогащается огромным количеством деталей и содержит столь мощные образы, что история, как кажется порою, грозит соскользнуть в лирическое стихотворение. Реальные события разворачиваются много позже того, как в тексте поставлена точка: мать второй раз замужем, недавно она возвратилась домой из Лозанны... В своем тексте автор стремится описать все изобилие мелочей повседневной человеческой жизни, при этом объединяя их в привлекательное повествование. Помимо этого, «Мама» – пример поразительной, мастерской работы с литературными формами. Нанизываемый на гнилую нить наркотических воспоминаний, текст строится как коллаж и палимпсест, составленный из с письменных и устных монологов, стоящих независимо нарраций и постоянных открытых и скрытых аллюзий на литературные произведения…
Алкоголизм отца, наркотическая зависимость сына - могли бы сигнализировать о «тотальном семейном психозе», но… не сигнализируют… Как поэтическое произведение «Маму» отличает ровный и "плоский", но, тем не менее, довольно экспрессивный стиль изложения. Очень многое здесь основано на дифференциации "Что?" и "Кто". Знак вопроса предупреждает о неизбежном провале личных отношений; "Что" без ожидаемого вопроса являет собой "истинный" вопрос, обращенный к другому человеку, и прогнозирует "негативные" последствия: трамвай №28 уносится прочь, и сказано более ничего не будет.


Рецензия 2 (Игорь Родионов)*

В маленькой «хрущебе» на окраине Москвы женатая пара средних лет влачит жалкое существование, сидя на зарплатах в 80 и 120 рублей. Ленивые, целыми днями они валяются в постели, «обожравшись» амитриптилина или клоназепама (единственные доступные в то время «простым смертным» препараты), поднимаясь лишь для того, чтобы вечером выползти из дома и «отпилить» спектакль – «Нос» и ли «Давайте создадим оперу».
Написанный в 2007-м году, этот небольшой текст отчасти напоминает экзистенциалистские размышления о бессмысленности бытия Камю. Жизнь героев это просто череда дней, которые нужно прожить. Они знают, что имеющие мужество люди берут от жизни все, что захотят, однако при этом уверены (или симулируют уверенность), что благодарность, которую нужно ради этого демонстрировать миру, не стоит того. В отличие от аутсайдеров Камю, нигилизм Людмилы и Льва базируется на страхе; они просто не способны действовать решительно. В день десятой годовщины их свадьбы, оба супруга задаются вопросом: как случилось, что тот, с кем они живут, превратился лишь в тень человека, которого они когда-то находили привлекательным? Родионов, их сын, ведет хронику внутренней опустошенности главных героев, посредством этого обращаясь к более универсальной проблематике: безработице, наркомании и человеческой нетерпеливости. Настоящая война, по мнению автора, "идет не в людских сердцах, а в их телах", и эта душераздирающая история – горькое раздумье о нерастраченной энергии людей, плывущих по реке жизни, бросив весла…

*Брат Льва Родионова, моего отца. Скончался более десяти лет назад.


Рецензии