Назову её Матрёной

В нашем "умном городе" не перечесть всяких сообществ и кружков по интересам. Вот я по пенсионному своему возрасту на одно такое вышла и там застряла уже лет десять как. Общество - литературное, зовётся "Пегас". Народу там когда сколько собирается. Бывает и пятьдесят в зальчик набьётся, бывает и десяти не насчитается. И ходит к нам в "Пегас" одна женщина. С первого нашего вечера ходит.
Уже пенсионного возраста (девятый год мы ей знаем). Некрасива, крючковатый нос, широкие скулы, немного сутуловата, стрижка – под каре. И темные проникающие глаза, в которых нет какой-то умной или там какой-то ещё мысли, но как глянет – так ей веришь. Хотя вещи она порой говорит – на голову не наденешь – ну, про свою жизнь. Но это – ладно.
Недавно она к нам опять заглянула. У нас в этот день как раз одну юбиляршу чествовали - пожилая профессорша педагогического университета, у которой и стихотворные, и прозаические сборнички на совести. Мы профессоршу любим, с удовольствием её слушаем, тем более, что седьмой десяток сегодня истёк, а здравый ум и бездна знаний - всё при ней.
Мы уже с полчаса сидели за столом, уставленным и вином, и закусками, (а кое-кто даже принес винегреты и мороженую клубнику), как вдруг заходит в наш зальчик роскошно убранная женщина и начинает обходить всех и целоваться. Юбилярша рядом сидит и мне на ухо шепчет:
- Кто это меня поцеловал?
- Так Матрёна же!
Она пожала плечами - дескать, не знаю. Я давай ей объяснять:
- Ну, Матрёна, она обычно сидит за спинами, помалкивает. Давно не была, с полгода, точно. А когда-то - завсегдатайка.
 
С первой встречи в комнатке нашего областного Союза Писателей она приклеилась ко мне: «Как мне нравятся ваши стихи. Дайте что-нибудь дома почитать». Я тогда немножко пописывала в рифму и даже издала крохотную книжечку за свой счёт, и любой лестный отклик, чего скрывать, делал меня крайне податливой. Рязмякала, одним словом. И на её восторги сначала велась, как та ворона с сыром. Но потом стала настораживаться: мне никак не был понятен её статус – кто она.
По её рассказам (по дороге на ближайшую автобусную, обязательно под ручку и прижавшись тесно боком) выходило, что Матрёна – очень невезучая женщина, потерявшая мужа, перебивающаяся кое-как без работы, живущая по каким-то углам…
Рассказавала она про свои неудачи лёгким тоном, иногда заглядывая пронзительными глазками в твоё лицо и при этом стоически улыбаясь. Но именно у неё, у первой «из наших», зазвонил сотовый. Именно она приносила пачки фотографий с различных городских тусовок, где была то в русском сарафане, то со сброшенной на грудь вычурной маской, то в окружении членов ещё какого-нибудь общества.
- Ты как везде успеваешь? - задавали мы ей вопросы.
- Зовут! - отвечала она, особенно в подробности не вдаваясь.
И вроде мы уже стали приятельницами и даже подружками, как произошёл у меня с нею конфликтик. Маленький, вообще-то, но нашу было начинающую дружбу прервавший.
 
Матрёна как-то принесла очередную пачку фотографий, из которых было видно, что у неё в комнатке ("в общежитии у сына мне каморку выделили") есть музыкальный центр. Хороший, с наворотами.
- Ты работу нашла? - спрашиваю.
- Нет, почему вы решили?
- Ну, вот центр...
- Так это же сыновний!
А сын у неё студент, не олигарх. Но это тоже - ладно.
И попросила она принести ей несколько дисков ("Знаете, чтобы Джо Дассен, Азнавур, Далида - есть у вас?" - "Поищу, кажется, с сборниках "Романтик Коллекшен" есть").
Порылась я у себя в стопках на стеллаже, отобрала штук пять, отдала ей и - с концом. Я не напоминала - не удобно, приятельница всё же. А тут увидала она у меня книгу с рассказами Шукшина и просит: "Давно хотела почитать, дайте!", тут я ей про диски и напомнила, мол, сперва их верни, потом я тебе уже другое дам.
Она обиделась – «мы больше не подружки», я пожала плечами – "да мы и не были". Диски она вернула, но разговаривала сухо и про книгу не вспомнила.
Наташа, ещё одна наша активистка из "Пегаса", её сторонится: «Как-то она не по нормальному липнет – не лесбиянка ли». Я посмеялась- навряд ли…
Но её манера заглядывать своими черными глазками тебе в лицо, (при этом у самой выражение безграничного доверия с оттенком обреченности, смирения и отчаяния), что оттолкнуть её – рука не поднимается.
 
На наших встречах в "Пегасе" Матрёна почти не высказывалась по поводу услышанного, но намекала, что сама тоже пишет стихи, хотя и ни разу ни одного не прочла. И вообще, я от неё лишь пару стихов за всё время услышала: Тютчева и, кажется, Гумилёва – выучила... То ли, для отвода наших глаз. И вообще, её участе в обществе заключалось в том, что она
вместе с ещё одним «странником» чаи готовила и подавала, а потом они вдвоём чашки мыли.
 
А потом она стала исчезать – вдруг дочь у неё в Канаде «образовалась» (сначала, как легко повествовала Матрёна, в Америку дочь направили учиться, а там она будто замуж вышла, дитя себе родила). Матрёна к ней в няньки ездила. Вернулась чуть ли не через год, про Монреаль нам рассказывала. Показывала тамошнюю местную газету, где она в обществе русскоязычных поэтов-эмигрантов. Подпись под фото: «Поэты…» и перечисление пофамильно, и – Матрёна тоже в этом списке. То есть в Канаде она «стала поэтом». (Она оттуда настойчиво в е-майлах к нашим обращалась с просьбами – прислать ей новые стихи, мол, она их там опубликует. Может, и публиковала. А может – читала. Только вот называла ли авторов?).
Когда вернулась из зарубежья, то побывав у нас, снова укатила - на запад России. Потом приехала уже из Гатчины. На предъявленных нам фотографиях она в туристком снаряжении на каких-то холмах…
Она тогда ко мне домой заявилась. Позвонила и весёлым голосом: "Я проездом, завтра уезжаю, хотела бы повидаться".
Как откажешь? Из одного общества... "Приходи!" Рассказала, как меня найти.
И вот звонок  в дверь, открываю, а на меня глазок фотоаппарата - щёлк! И Матрёна через порог, и не выпуская из рук камеры - по комнатам, приговаривая: "Ничего, если я пофотографирую? Для памяти!" Меня хоть и передёрнуло от бесцеремонности, но улыбаюсь кисло: "Да, пожалуйста!"
Потом сели пить чай, и Матрёна поведала, что сейчас в Красноярск, потом на Байкал.
 
И пропала на несколько месяцев. Мы уж стали беспокоиться – не утонула ли где…
И вот приехала снова в наш угол.
 
Матрёна села с другой от юбилярши стороны стола, оглядела всех довольным взглядом и начала рассказывать, какой она сделал вояж: из Гатчины за Урал с заездом, (почему-то) в Харьков, Екатеринбург, Омск... и далее везде. Перечислялись подробно музеи и достопримечательности городов, где она останавливалась у всяких своих "знакомых по интернету". Из Читы Матрёна сгоняла в Китай и там по три дня провела в Пекине и Харбине, причем туры у неё были индивидуальные, то есть её встречали провожали на вокзалах сотрудники туристических фирм, (что, понаслышке знаю, очень не дешево стоит).
Потом обратный путь: Владивосток, Иркутск, Байкал, Ольхон и ещё какие-то названия вблизи Байкала. («Я взяла с собою палатку, - объясняла Матрёна, - думала – что-что, а крыша над головой у меня будет. Но она мне только вот на Байкале и понадобилась. А так я всегда жила или у кого-то в квартире, или в отеле)».
Язык – подвешен, речь льется плавненько…
Я не выдержала:
- Матрёна, тебе нужно написать пособие: как пенсионер, не имея ни заработка, ни спонсоров, может себе устроить такой праздник души – отправиться через всю страну и ни в чем себе не отказывать. Я такую книжку прочту с удовольствием. На ус намотаю.
– Ну... - споткнулась она на полуслове. -  Мне дети помогали…
- Это ты брось, - полушутя-полусерьёзно возражаю я через стол. - Не Рокфеллеры же они у тебя.  Мы с мужем из нашего улуса до Хабаровска съездили, так только на дорогу истратили более двадцати тысяч. А ты – из Питера, считай, до Китая с заездом во все крупные города… "Где берешь деньги, Зин?»
Наша юбилярша, про которую все, слушая приключения Матрёны, забыли, дёргает меня за рукав:
- Перестаньте. Мало ли...
Она у нас из диссидентов и хорошо помнит времена, когда в дни ГКЧП её и ещё ряд товарищей сочувствующий народ буквально прятал по квартирам на тот случай, если победят "коммуняки". И если чует какую грядущую непрятность от соответствующей инстанции, сразу хлопотать начинает, про конспирацию напоминает, про осторожность.
И не зря, вероятно. Ведь и у меня такое впечатление, что нам Матрёну и «странника» подсунули в качестве соглядатаев – всё же какое-никакое общество, мало ли, вдруг начнем про политику, вдруг какая крамола. Декабристы, народники, да те же большевики - они ж все с обществ начинали…
Да только мы всегда лишь за одну поэзию говорили; нейтральны мы и к существующему строю, и к текущему моменту. Вот и отцвяли от нас "прикреплённые", манкировать стали нашими встречами. Хотя в круг их «интересов» мы входим: время от времени то один, то другая появляются.
"Странник"-то всё молчком, а у Матрёны другой имидж – авантюристки, Маты Хари, она его и поддерживает.
А по Канадам и Пекинам – это она уже с другим заданием ездит.

(А может быть, это у меня мания преследования развивается...)


Рецензии