двести 64

Молчание первое, недолгое. Главный герой располагается на скамейке в городском парке.

На неё трудно было не обратить внимания, но, как ни странно, в её сторону смотрел лишь я – как мне, по крайней мере, казалось. Горожане, гуляющие по улицам, переулкам и площадям центрального парка – размеров значительнейших и серьёзнейших, на зависть многим городам – были всецело поглощены своими радостями и печалями, пустяками и разговорами, а потому разве было им дело до одинокой девушки, задремавшей на одной из тысяч парковых скамеек?..
Ни согбенная во сне фигура, ни искривлённая линия тела, ни преломлённые, скомканные очертания одежд не задержали надолго мой взгляд – только лицо девушки привлекло моё внимание - в отличие от лиц прочих, что во сне любят лишь замирать, изредка вздрагивая в приступе приснившегося страха или нахлынувшего храпа, её лицо жило полной волнений и переживаний жизнью – словно принадлежало оно актёру, произносящему заключительный монолог в эпилоге спектакля. Что было скрыто под еле заметными, своевольно, бурно живущими складками тонкой, карамельной девичьей кожи? Улыбка. Тревога. Отчаяние. Нежность.
Я узнал её. Сначала без однозначной уверенности, в сомнении и нерешительности я вглядывался в череду буйных и резких эмоциональных приливов, значимо скрывавших под собой черты лица девушки, и лишь с приходом нежданного штиля, который будто был знаком избавления от сновидений и приметой скорого пробуждения, я уверенно сказал самому себе, что знаю её.
Она была известна всему семьдесят второму округу – бегающим детям как «говорилка», гуляющей молодёжи как «транзистор», спешащим взрослым как «дурочка», присевшим старикам как «ведьма из седьмого дома» - известна, прежде всего, своей неприличной (хамской, глупой, странной) манерой не замечать окружающих её людей вовсе, не только не вступая с ними ни в какие разговоры, но даже взгляда на них не поднимая; зато беседуя – часто, если не сказать постоянно – с кем-то невидимым, придуманным, несуществующим, обращаясь к кому-то, споря с непроизнесёнными глупостями, выслушивая беззвучные ответы.

Молчание второе, длящееся около пятнадцати минут.

- Ну, что уставился? – девушка открыла глаза и смотрела в мою сторону – не моргая и не отрываясь – при том, судя по всему, она задавала вопрос именно мне, и это было чем-то странным, невозможным.
- Простите, Вы это... У меня спрашиваете?
- А у кого же, дурашка? – удивительно, но взгляд её был наполнен смыслом, и – что стало особенно поразительным – лаской. – У тебя. Ты, как и все, думаешь, что я сумасшедшая? Что я никого не вижу? Глупенький…
- Но Вы же...
- Что? Ни с кем не разговариваю? А ты? Ты разве разговариваешь?
- Иногда... Редко.
- Не интересно? Не о чем? Да?.. Вот и мне – не о чем.
- А те, с кем Вы говорите, они...
- Намного интереснее. Намного живее – этих... От них я слышу, о чём не знала, о чём и не думала. Они не погружены в свои мелочные заботы... В них столько всего интересного!
- «В них»?.. Вы о ком?
- О людях, живших здесь двадцать, сто, двести лет назад.
...«Сюрприз...», - только и подумалось мне.
- Хочешь, познакомлю?

Молчание третье, продолжительность которого неизвестна. Быть может, это семь дней, а, возможно, и месяц.

Я не стану выдавать её секрет – дабы любители нежданных нажив не воспользовались рецептом снадобья, что изготавливала моя новая знакомая для облегчения контакта с ушедшими от нас в мир иной (да и слово она взяла с меня – «честное-пречестное» – что не проговорюсь «никому и никогда»),  – скажу лишь, что готовила она свой «суп путешественника» лишь из трав и кореньев, затем же она его не поедала, а лишь вдыхала аромат.
...После встреч с Ленивиным и Безбрежневым (эти две значимые персоналии ушедших эпох мне были интересны, но не более всех прочих, просто они как-то без моего ведома предстали предо мной после первых «вдохов»), встреч кратких и каких-то невнятных, словно исторические фигуры растеряли за годы всё желание говорить; после нежданной беседы с покойной ныне актрисой, в которую я был влюблён ещё в школе, - свидания с ней ныне я и не думал желать, но настырная актриса зачем-то заявилась сама; после ещё некоторых несуразных встреч я решился спросить Мемарию – так сама себя называла девушка, открывшая мне мир прошлого, – могу ли я увидеть того, кого видеть желаю по-настоящему.

Молчание четвёртое, совсем короткое, секунд пять, не более.

- И кто это?
- Моя бывшая... девушка. Понимаете... Она...
- Самоубийство?
- Нет. Не совсем. Её нашли мёртвой в реке. В одном нижнем белье... Никто не знает, покончила ли она с собой, или... её убили. Следователь сказал, что установить это невозможно. Что знает это лишь она... Сама. Как-то он там выразился... «Право исключительного свидетеля».
- Увидеть-то можно... Проще не бывает. Но зачем тебе это? Знать, как всё было?.. Если что, хочешь покарать преступника?.. Или просто хочешь вновь увидеть её? Ладно, не хочешь отвечать, не надо. Достаточно держать в руках её портрет.
- Я не знаю... Зачем мне это надо...

Молчание пятое – длиной в целый день.

Катенька была всё такой же, ничуть не переменившийся,  – шрамик над правой бровью (обогнавшая время морщинка) всё также придавал её лицу выражения взрослой серьёзности;  краткой длины волосы (горький шоколад) по-прежнему не давали покоя, терзали вопросом - непослушность их нарочитая или действительно вышедшая из-под контроля; сарафан, любимейшая одежда (зимой, под шубкой – милый подснежник)  украшал её невеликого размера фигуру, преподнося расписные ромашки, фиалки, тюльпаны...

Молчание шестое, оборвавшееся.

- Что молчишь? Зачем ты позвал меня?
- Катя...
- Зачем ты позвал меня?
- Кто... Кто тебя... убил?
- Нет... Не надо спрашивать.
- Катя, пожалуйста, скажи...
- Почему тебе так важно это?.. Почему?.. Может, просто посмотришь на меня? Когда это ещё будет...
- Почему?! Мы же увидимся ещё раз?
- Нет. Я больше не приду.
- Катя! Скажи, кто! Кто это сделал!
- Я не знаю...
- Катя! Скажи!
- Откуда я могу знать?.. Ведь я – всего лишь... Дурацкое последствие вдыхания запахов... Этого... «супа».
- Нет, нет, нет!  Ты реальна, ты жива! Я знаю это, знаю!
- Нет, дорогой мой, нет. Я всего лишь твоя галлюцинация. Глупая галлюцинация... Это мне известно более чем кому-либо. Да, по большому счёту, мне это только и известно. «Право исключительного свидетеля»... Помнишь?..

Молчание последнее, нескончаемое. Главный герой обращается к читателю.

Я... Я не знал, что ей ответить. Не знал.