Жанат Баймухаметов. Пол и цивилизация

Жанат Баймухаметов

Пол и цивилизация: проект гендерной онтологии
(к столетию выхода в свет книги О. Вейнингера «Пол и характер»)

Секс, эта инстанция господствующая, как нам представляется, над нами, эта тайна,
которая кажется нам лежащей подо всем, чем мы являемся; эта точка завораживающая нас 
властью, которую она проявляет, и смыслом, который она утаивает; точка, у которой мы 
просим открыть нам, что мы такое, и освободить нас от того, что нас определяет.
                Мишель ФУКО

Онтологическая проблематика, связанная с разделением полов и войной между ними планомерно погружает мир современной культуры в экзистенциальный хаос, состоящий из нагромождения унылых рационализаций, смысл которых заключается единственно в том, чтобы всякий раз люди находили различные способы оправдания свои поступкам, не имея представления об их подлинных мотивах и даже не желая знать что-либо о них.
Пол – дискретная, поливалентная, вибрирующая величина, определяющая культурные доминанты в тот или иной период человеческой истории и дискурсивные практики её описывающие.
«Женщины сумели через подчинение обеспечивать себе гораздо большую выгоду и даже господство». Интерпретируя данное высказывание Ницше из "Человеческого, слишком человеческого", Жак Деррида замечает, что движущимися пружинами ницшевских суждений о половом различии, о “вечной войне полов”, о смертельной ненависти между полами, являются те значения, которые он придаёт так называемому процессу освоения (присвоения, освоения, взятие во владение, дара и обмена, господства, рабства и т.п.), когда женщина отдаваясь, выдаёт-себя-за, притворяется и таким образом обеспечивает себе безраздельное господство ("Шпоры: стили Ницше"). Эту, по преимуществу женскую технологию овладения наличным составом сущего, в своё время умело использовали в своих политических целях такие основатели тоталитарных режимов как Сталин и Гитлер, притязания которых на мировое господство были более чем очевидны. На бытовом же уровне всем известно, что симуляция, выдавание-себя-за – это самый доступный способ манипуляции людьми, общественным мнением и т.п. Поэтому можно говорить и о формах бытового фашизма, инспирируемого главным образом привлекательными женщинами средних лет, как правило, имеющими высшее образование и солидные доходы.
Хана Арендт в книге "Происхождение тоталитаризма" утверждает, что моделью тоталитарной системы является ,по существу, чистая логика, логическая последовательность интеллектуальных операций. Женщина, выстраивая свой дискурс, также безжалостно последовательно стремится к тому, чтоб мужчина, едва лишь согласившись с исходными посылками уже никак не мог бы вырваться из его плена. Мужчина делает ставку на общие принципы бытия, женщина – на его логику. Вполне возможно, то именно из этого фундаментального различия проистекает традиционный вопрос философии относительно того, что же считать первичным, форму или материю. Идеализм – прерогатива мужского дискурса, материализм же – женского. В финале своей работы Слова и вещи Мишель Фуко пишет: «Мужчина был поглощён на заре цивилизации сначала природой, этой mater rerum [лат. материя, букв. мать вещей – Ж.Б.] , затем позднее её культурной матрицей – мифом, тоталитарным дискурсом, макронарративом, т.е. тем, что представляет собой  alter ego [другое Я] мужчины». Да, именно поглощён, а ещё лучше очарован, заворожён, одним словом соблазнён.
Процесс глобализации и процесс феминизации в условиях цивилизации всеобщего потребления идут рука об руку. Глобализации соответствует ницшевское понятие “Воли к власти”, переведённое не только на язык политики, но и гендерных оснований культуры. Женщина сегодня ощущает непреодолимые стремление почувствовать власть над тем существом, которое подготовило почву для своего тотального закабаления со стороны женщины. Мужчина является заложником женского тотализующего дискурса. «Все мужики сво…» - вот та сакраментальная фраза, которая уже на бытовом уровне свидетельствует о её всеобъемлющем характере данного дискурса.
Власть – слово женского рода. Власть нацелена на подавление тех сил, которые в своём свободном развитии способны противопоставить себя ей. Вот почему у массовой культуры больше шансов сменить status quo власти, чем у культуры элитарной или традиционной. Массовая культура уже не культура “безмолвствующего” большинства. Властвуя над умонастроениями людей, массовая культура воспринимает себя как некую возможную альтернативу продвижения цивилизации по пути тотального контроля над населением большинства стран, выбравших демократический путь развития. Если так можно выразиться, массовая культура выступает наряду с официальным истеблишментом в качестве “со-владельца” власти.
В качестве такой же дополнительной силовой инстанции выступает и женский тотализующий дискурс.
К ницшевскому тезису: «Идя к женщине возьми плеть». Женщина понимает лишь язык насилия, но совершенно не в том смысле, что она якобы становится понятливой благодаря репрессивным мерам, применяющимся по отношению к ней, а потому, что язык насилия – это её родной язык, поскольку она ближе, чем мужчина стоит к так называемой “объективной” реальности. Мужчина ввёл в общественную жизнь различные законодательные институции с тем, чтобы посредством их защитить себя от  этой изначальной грамматики насилия.
Верный признак конца цивилизации – наступление так называемой “эры промискуитета”.
Дискриминация со стороны женщины чаще всего проявляется в форме морального цинизма или истерии, являющейся следствием неудовлетворённого либидо и ханжества, доставшиеся ей в наследство со времён “материнского права”.
На заре средних веков Отцы Церкви воспринимали как орудие дьявола, как сосуд плотских вожделений. Выражаясь же в категориях современного гуманитарного знания, женщина – это сущность не-сущности, это – инстанция, не заключающая в себе никакого послания (вечное скучное в женщине, по выражению Ницше), кроме того, чтобы быть машинерией соблазна. Женское тело буквально источает соблазн. В строгом смысле инициатива соблазнения принадлежит исключительно женщине, женщине, которую в просторечии именуют стервой.
Что привлекает наивных мужчин в женщинах такого рода, так это ощущение экстрима, опасности, смертельного риска, которые они испытывают находясь под воздействием чарующей песни соблазна. Не благодаря ли ему самки некоторой разновидности скорпионов завлекают самца с тем, чтобы после спаривания избавиться от него как от отработанного природного материала  посредством нанесения смертельного удара? Не этим ли объясняется тот факт, что подавляющее большинство мужчин предпочитают закоронелых стерв. Тихие, целомудренные создания, женщины, не способные”произвести впечатление” практически не умеют привести в действие машинерию соблазна. Таким образом, когда мужчина допускает, предположим, высказывание типа “женщина всегда права”, “чего хочет женщина, того хочет бог”, то он, наверняка, под женщиной здесь подразумевает стерву.
Силовые линии гендерного гештальта, существующие между М. и Ж., не симметричны и не равнозначны. Чтобы убедиться в этом, нет необходимости выстраивать специальную мотивационную теорию сексуального поведения. Достаточно включить телевизор и окунуться в мыльную среду хотя бы очередного сериала, в котором вот уже который раз не на шутку медленно, но верно раскручивается очередная война полов между двумя ведущими персонажами: Он не может понять её намерений, Она же попросту не хочет понять его. Ситуация до анекдотического проста.
Данная асимметрия гендерного гештальта содействует, во-первых: детерриториализации тела мужчины и истеризации тела женщины; во-вторых, появлению индивидов с девиантным поведением (извращенцы, насильники, маньяки-убийцы); в-третьих: установлению на микроуровне отношений, строящихся по принципу террориста – “пикнешь – убью”, в-четвёртых: утверждению универсальной модели безграничного промискуитета.
Объясняя рост и установление гегемонии буржуазии посредством заботы о сексуальном теле, о чём свидетельствуют многочисленные руководства по гигиене тела, искусству долголетия, Фуко утверждает, что в данном случае речь идёт о “динамическом расизме”, расизме экспансии. Я считаю, что аналогичный процесс наблюдается не только на уровне борьбы классов, но и на межполовом уровне. Если учесть, что глобальные оппозиции берут свои начало в локальных социальных телах (будь то семья, производственные коллективы, те или иные общественные институции), то можно редуцировать описанные Фуко эффекты социального тела к телам сексуальным, где главным персонажем является сексуализированное тело женщины, стремящееся к гегемонии, неважно какой – экономической, политической или половой, поскольку экспансия, осуществляемая женщиной, идёт одновременно во всех возможных направлениях. В условиях цивилизации всеобщего потребления тотализующий дискурс, носителем которого являются по преимуществу женщины, направлен сегодня не столько на воспроизводство человеческого рода, сколько на воспроизводство и потребление сексуального тела женщины. Следует заметить, что экспансионистские стратегии женщины вызваны отнюдь не местью по отношению к мужчине, якобы терроризировавшему её на протяжении десятка веков, а связаны с появление общественных институтов, осуществляющих контроль над рождаемостью с помощью пресловутых контрацептивных средств.
Процесс сексуализации тела женщины происходит не только по линии культивирования средств контрацепции. Это, так сказать, лишь верхушка айсберга. Сам порядок тотализующего дискурса бросает женщину в объятия навязчивых состояний, связанных с обострённым ощущением своего тела как до предела насыщенного сексуальной энергией. Так в рамках цивилизации всеобщего потребления зародился новый тип женщины страдающей истерическими припадками, женщины, чей удел – рассматривать секс как нечто убийственное для неё и одновременно спасительное. Ради удовлетворения своего либидо она готова опрокинуть “принцип реальности” у угоду “принципа удовольствия”. Ум женщины – это лишь один из блоков машины желания, и он функционирует лишь в сцеплении со стихийной органикой женской плоти. Выработанные цивилизацией нравственные и мировоззренческие установки женское истеризованное тело воспринимает, с одной стороны, как некую преграду на пути удовлетворения её желаний и которую необходимо форсировать, а с другой стороны, просто как фикцию, считаться с которой было бы большой глупостью.
В условиях постиндустриального общества женщина функционирует как объективированный импульс, направленный в сторону архаического прошлого человечества, как рудимент, требующий возврата к первобытному хаосу. Сексуальные, властные, экономические отношения, развёртывающиеся в рамках цивилизации потребления, используются женщиной как инструменты для реализации власти “сверхбытия”, находящегося по ту сторону возможного и невозможного, реального и фантасмагорического. На этом рубеже и начинается работа репрессивной механики желания, функционирующей в доиндивидуальном, трансцендентальном поле человеческой культуры.
Кризис цивилизации потребления, а также гуманитарных наук её описывающих, я связываю с приниципиальной неразрешимостью гендерных проблем пока они решаются в рамках вульгарного метафизического переворачивания таких понятий как мужское и женское, или их концептуальной нивелировки. Мужчина и/или женщина исполняя роль трансцендентальных означаемых находятся по ту сторону принципа добра и зла. Вопрос сегодня состоит в том, благодаря каким технологиям мышления станет возможным осуществление выхода за пределы бинарной оппозиции мужское/женское в область непредставимого, неподдающегося никакой репрезентации в силу свойственной этой оппозиции комбинаторной квази-морфологии. Игра интенсивностей, присутствие абсолютно Другого, жизнь лишённая судьбы, реализующая себя в модусе перманентного творения – дыхание Тайны, царства истинной недостоверности.
Промискуитет – банальная судьба цивилизации потребления, уставшей от самой себя и испытывающей тягу к архаическим формам существования.