Похищение

   

   
             Г Л А В А  1

Лето в этом году выдалось жарким. Такой жары в Амстердаме не помнили даже люди преклонного возраста. Ртутный столбик поднимался до отметки в 35 градусов по Цельсию. От жары не было спасения ни на улице, ни в конторе, несмотря на то, что кондиционер работал не переставая. Спасение наступало только к вечеру, когда морской климат Нидерландов смягчал остывающий, как в печке, день. В воскресенье Бринкман провалялся в постели почти до обеда. Вставать не хотелось из-за нависшей плотной завесой жары. Жена несколько раз заходила осведомиться насчёт завтрака и он говорил, что есть не хочет.
Встав, Бринкман принял холодный до дрожи в теле душ и решил немного поработать с документами. Просидев часа два, он понял, что не может больше сосредоточится и вникнуть в смысл читаемого. Вышел из кабинета.
--Тинике! Только теперь я почувствовал голод. Не пойти ли нам в ресторан пообедать?
--Берт-Рене! Ты ли это говоришь? Мы с тобой последний раз были в ресторане пять лет тому назад и то не успели сесть за столик, как тебя вызывали на службу.
--Обещая, что не уйдём из ресторана пока не закончим трапезу.
--Попробую поверить. Иду одеваться.
--Я тоже, только позвоню дежурному по управлению и скажи, где меня можно найти.
К семи часам вечера жара уже сдавала свои полномочия прохладе и Бринкман с женой пешком дошли до ресторана. Внутри работал кондиционер и было комфортно. Традиционно выпил кофе с яблочным пирогом, они заказали обед. Ресторан был полон и им пришлось ждать около получаса. Бринкман заказал бутылку красного вина, разлил по фужерам и они молча смаковали вино. За годы совместной жизни они обговорили множество тем, понимали друг друга с полуслова и им не нужно было вести длинные разговоры. Их глаза говорили друг другу больше, чем для других слова. Принесли горячее и они не спеша принялись за еду.
--Здесь прилично кормят,--сказала Тинике, распробовав пищу.
--Да. Я бывал здесь несколько раз и всегда наслаждался едой.
Жена не спрашивала каким образом он бывал в ресторане. Она прекрасно знала, что никакая женщина не заставит Бринкмана изменить ей. Только работа была её главным конкурентом, но с этим она смирилась.
--Что ты будешь на десерт?—спросил Бринкман.
--Давно не ела мороженого с клубничным вареньем.
--Хорошо.—Бринкман увидел приближающегося официанта и хотел сделать заказ, но увидел у него в руках телефон всё понял.
--Вы господин Бринкман?
--Да.
--Вам звонят из Нью-Йорка.
Он передал трубку Бринкману и тот извиняющимся голосом сказал жене:
--Извини? Это шеф, я должен ответить.
--Конечно. Поблагодари его за то, что дал нам возможность закончить обед.
--Непременно. Слушаю, шеф!
В трубке раздался голос директора Интерпола.
--Добрый вечер, сынок! Хотя у нас почти утро. Извини, что прервал обед.
--Ничего страшного. Тинике благодарит вас, что дали возможность его закончить.
--Она всё такая же—с юмором?
--Конечно. Меняться поздно.
--Привет ей. Мне сказал дежурный где ты находишься.
--До утра подождать было нельзя?
--Нет. Пропал Пол Мейсон. Его похитили боевики Хезболлы. Я передал пол электронной почте распоряжение о твоей командировке в Ливан. Сегодня закажи ближайший рейс до Израиля, а утром позвони мне в контору. Всё. Жду звонка.
Директор Интерпола положил трубку на рычаг, а Бринкман отдал её официанту.
--Будьте любезны, принесите две порции мороженного с клубничным вареньем.
--У нас действительно прошёл вечер без вызова,--Тинике была удивлена.—Что сказал шеф?
--Я лечу в Израиль, а оттуда в Ливан.
--Что-то серьёзное?
--Похищен Пол Мейсон.
--О, Боже! Берт-Рене, конечно тебе надо лететь. Твой друг в опасности. Кто похитил?
--Предварительно—Хезболла.
--Наверное потому, что он еврей?
--Возможно. Мне надо заказать билеты на ближайший рейс.
--Я готова, мы можем идти домой.












                Г Л А В А  2

Утром, в конторе, секретарь Бринкмана положила ему на стол авиабилет.
--Самолёт до Тель-Авива в три по среднеевропейскому времени. Я распечатала электронное письмо и положила в сейф. Там же записка о Хезболле, как вы и просили. Могу идти?
--Да, пожалуйста, Грета. Я поработаю. А потом мне нужно позвонить в Вашингтон. Закажи разговор на 9 утра по времени США.
Бринкман достал из сейфа записку и углубился в чтение информации о террористической организации «Хезболла».
«Хезболла—партия Аллаха. Организация исламских фундаменталистов шиитского толка. Зародилась среди священников около 1980 года. В совремённом виде была создана в 1982 году в Баальбеке, куда для отражения войск Израиля из Ирана прибыло несколько сот «стражей исламской революции». Здесь произошло создание военно-патриотической организации ливанских шиитов. Руководит организацией Высший Консультативный совет, состоящий из 12 религиозных, политических и военных деятелей. При разногласиях вопрос для решения передаётся в Иран имаму. Деятельность организации распространяется на шиитскую часть Бейрута, долину Бека, Южный Ливан. В каждом регионе существует свой Высший совет, подчиняющийся главному, в Иране.
Главной целью организации является джихад против сионизма и империализма. Цель—изгнание любых интервентов из Ливана. Лозунг: «Борьба против военного и политического присутствия Израиля, против США и Франции. Глобальная цель—уничтожение Израиля, установление исламского контроля над Иерусалимом, создание в Ливане исламского государства по образцу Ирана. Возглавлявший до 1985 года организацию шейх Хусейн Фадлалла провозгласил, что члены организации не будут ввязываться в международные войны и превращаться в военные подразделения. Но всегда будут активными бойцами джихада.
После покушения израильскими спецслужбами на Фадлалла в 1985 году он покинул все посты в организации, оставшись её духовным лидером. После него Генеральным секретарём стал Субхи аль-Туфайли, которого в 1991 году сменил Аль-Мусави, Аббас. В 1992 году он был убит вместе с женой и сыном и место Генерального секретаря занял шейх Хасан Насрулла. При нём «Хезболла» на территориях оккупированных Израилем переходит к самым активным действиям против армии Израиля. Неотъемлимой частью деятельности становится терроризм, в том числе и международный.
Первые террористические акции: взрывы американского и французского контингентов в Ливане. Погибло 240 американцев и 50 французов. Взрывы осуществили смертники, направившие грузовики, начинённые взрывчаткой на казармы. Аналогичную акцию «Хезболла» предпринимает и против американского посольства в Ливане, что повлекло гибель 24 человек. На протяжении многих лет «Хезболла» осуществляет захват заложников, граждан западных стран; осуществили несколько захватов самолётов в Европе и на Ближнем Востоке. Генеральный секретарь организации западными спецслужбами внесён в список 18 самых опасных террористов мира.
Численность организации составляет 24 тысячи бойцов. На вооружении имеются различные виды: ствольная артиллерия, противокорабельные ракеты китайского производства, противотанковые ракетные комплексы советского производства. По данным разведки «Хезболла» имеет оперативно-тактический комплекс «Зильзал-2» иранского производства, дальностью 200 километров, способным наносить удары по центральным районам Израиля. Организация ведёт в основном партизанскую войну, постоянно обстреливая северную территорию Израиля. Боевики «Хезболлы» подвергаются интенсивной идеологической обработке: мученическая смерть во имя Аллаха по наставлению духовников, искупает все грехи их самих и родственников. Финансируется организация Ираном, поставляющем «Хезболле» ежегодно более 100 миллионов долларов, что позволяет ей осуществлять благотворительную деятельность на территории Южного Ливана.
Во время израильско-ливанского конфликта, против Израиля действовали боевики «Хезболлы», а ливанская армия оставалась в казармах. В ливанскую армию набираются солдаты из главных религиозных общин страны и представляет собой поистине национальную армию. Армия маленькая—38 тысяч солдат, вооружена плохо. У ливанских военно-воздушных сил нет реактивных истребителей, а у военно-морского флота—боевых кораблей. Слабость ливанской армии подчёркивает значение военной мощи «Хезболлы». Большинство ливанцев были благодарны организации, положившей конец израильской оккупации, но недовольны тем, что «Хезболла» втянула страну в постоянный конфликт с Израилем.
Призывы разоружить «Хезболлу» раздавались многие годы, но организация отвергла все предложения по разоружению, а ливанская армия неспособна предпринять любые действия против группировки. Солдаты-шииты в ливанской армии сторонники «Хезболлы». Надо отдать должное террористам. Им удалось стать победителями в последнем конфликте с Израилем. Политическая пропаганда «Хезболлы» несомненно сильнее слабых попыток израильского руководства убедить мир в справедливости нанесения ударов по Южному Ливану. «Хезболла» давно поняла, что тиражирование страданий, а ещё лучше—гибель мирных жителей, подставленных под удары израильской авиации, значительно сильнее влияет на мировое сообщество, чем призывы к уничтожению Израиля. Но у эффективной пиаркомпании «Хезболлы» была одна глобальная цель: объединить мир против Израиля для того, чтобы добиться прекращения огня.
Руководство «Хезболлы» любыми путями добивалось перемирия, чтобы сохранить свои военные формирования и перевести дух для новых атак. «Хезболла» выступила за перемирие на условиях, которые не предусматривали разоружение этой террористической организации. В плане «Хезболлы» ничего неожиданного не было, ведь вердобольный мир не раз приходил на помощь террористам, «обескровленных израильской военщиной». Через пару недель после начала конфликта у «Хезболлы» не осталось бы ракет для ведения партизанской войны.
И перемирие ей было необходимо, чтобы затем вновь вернутся к активным боевым действиям, надеясь на то, что Иран и Сирия помогут пережить времена. Попытки мирового сообщества настоять на немедленном перемирии постоянно критиковались ЦРУ. Но к числу сторонников этой идеи относилась большая членов  ООН, где большинство составляли арабские страны. Американская администрация, вопреки здравому смыслу, пошла на поводу этих государств. Вместо того, чтобы давить на Иран и Сирию, они в который раз сдали Израиль.
Руководству ЦРУ понятна позиция России, министр иностранных дел которой заявил, что «Хезболла» является не террористической организацией, а легальной политической партией и играет в политической жизни Ливана такую же роль, как ХАМАС на палестинских территориях. Ракетные обстрелы боевиками «Хезболлы» территории Израиля не являются актом агрессии, заявил Министр. В позиции России всё понятно и нет ничего удивительного, так как будучи спонсором таких организаций, как «Хезболла» и ХАМАС, с которыми Россия ведёт переговоры на уровне руководителей страны, посылает им вооружение и благотворительную помощь.
Россия продала Сирии гранатомёты РПГ-29, откуда они благополучно перекочевали в Ливан к «Хезболле». РПГ-29 способен пробивать толстую броню израильских танков «Меркава». Существует предположение, что Россия поставляет вооружение для «Хезболлы» и через Иран, но это требует дополнительной проверки, чтобы можно было конкретно говорить, какая это помощь и в каких размерах. Отрицательным фактором ливано-израильского конфликта является стремительный рост религиозного фактора. Тем, что международные организации и некоторые европейские государства воспрепятствовали уничтожению «Хезболлы», привело к тому, что архаичная общественная организация сумела оказать сопротивление сильнейшей армии на Ближнем Востоке и обеспечили «Хезболле» огромный политический и моральный капитал. Однако, по данным ЦРУ многие арабские политики считают, что Ливан заплатил слишком большую цену за внедрение этой организации в политическую жизнь страны.
Лидеры большинсмтва шиитских общин Ливана призывают «Хезболлу» разоружиться и заявляют, что эта организация не представляет всю шиитскую общину страны. Мало того, господин Насрулла подвергается большой критике и своих коллег по организации, которые называют его стиль руководства «сталинистским». Такие настроения на Ближнем Востоке предполагают возможность политического диалога с оппозиционными силами в самой террористической организации».
Бринкман сложил прочитанные листы и спрятал в сейф. Вдумчивый, хотя и беглый осмотр документа, позволил ему представить всю сложность задания. Бринкман потянулся к пачке сигарет, но вспомнил, что бросил курить и хотел попросить секретаря сварить ему кофе. Он потянулся к телефонной трубке, но в это время телефон зазвонил. Бринкман снял телефыонную трубку:
--На связи Вашингтон. Будете говорить?—услышал он голос секретарши.
--Конечно. Здравствуйте, шеф. Я прочитал пояснительную записку. Неужели руководство ЦРУ может так смело критиковать своих политиков?
--Беда нашей цивилизации в том, что мелкие политиканы и продажные сенаторы, проложившие себе дорогу в политику при помощи денег, считают, что они в силах тягаться с людьми, отвечающими за безопасность. Их зависть рождена не умением разбираться в сложных хитросплетениях политической жизни. И они мешают тем, кто способен противостоять преступлениям в международном масштабе. Напрягая свои слабые мозги они придумывают законы, ставящие под их контроль промышленность, оборону и правоохранительные органы, куда их не взяли бы даже дворниками. Зато они умело выжимают соки из народа, но долго продолжаться так не может. Люди стали умнее и предпримут меры против трусливой глупости и победят. Терпение народа может закончится внезапно и произойдёт взрыв, подобный тому, который развалил Советский Союз. Этому странному объединению—Евросоюз—потребовался свой Европол. Для каких целей, с какой программой? Ведь существует Интерпол, который выполняет поручения всех государств. Так нет, этим трусливым политикам понадобилось иметь под рукой карманную организацию, чтобы иметь возможность показать свою власть.
--Шеф! Вы сегодня воинственно настроены.
--Да.
--И какая причина?
--Твоя командировка. Они потребовали согласовывать твои действия с руководством Евросоюза и Европола.
--Но я же числюсь в Европоле.
--Формально. Ты сотрудник Интерпола. Или забыл об этом?
--Нет, но пару раз выполнял поручения руководства Европола.
--Прекрасно, но ты не знаешь, что разрешение на проведение этих операций дал я.
--Мне никто не говорил об этом.
--Ещё бы! Ладно. Давай к делу. В Ливане, как я и говорил, выкрали Пола Мейсона. Каким-то путём узнали, что он еврей и «Хезболла» похитила его по дороге из американского посольства в отель. Уже две недели нет никаких известий и я хочу, чтобы ты отправился в Ливан и предпринял любые возможные действия для отыскания и освобождения Мейсона.
--Понял! Я сделаю всё возможное.
--Я знаю, сынок. Ведь Пол—твой друг!
--Он мой лучший друг!
--Будь осторожен, сынок! Это—Восток! В Тель-Авиве тебе помогут переправится в Ливан. Я отправил твоему секретарю электронное сообщение, в котором есть адрес и имя человека, к которому ты должен зайти. Он—раввин, но пусть тебя не смущает его религиозная должность. Можешь доверять ему полностью.
--Какие мои полномочия?
--Самые широкие. Ты можешь поступать так, как велят обстоятельства. Любые твои действия будут оправданы. Похищен не только твой друг, но и сотрудник Интерпола, а этого прощать нельзя. Я не буду вмешиваться в твои дела, а буду просто ждать и поддерживать тебя. Ты меня понял?
--Думаю, да.
--Вот и отлично.
В правительственных кругах, будь они внутригосударственные или международные, умеют воспитывать терпение и выдержку. Бринкман знал об этом не по наслышке. Любой воспитанник может часами сидеть и наблюдать, как будто он располагает всем мировым временем и у него нет и не было иного занятия, чем, допустим, сидеть и читать газету. Так воспитаны все: от руководителей до рядового агента. И потому Бринкман как само собой разумеющее принял слова о том, что шеф будет ждать и поддерживать.
--Я могу приступить к выполнению?
--Удачи тебе!
--Спасибо. Она не помешает.


          












                Г Л А В А  3

В аэропорту Тель-Авива Бринкман прошёл суровую проверку, прежде чем покинуть зал прилёта.  Он вышел на площадь и подошёл к стоянке такси. Назвал адрес и сел на заднее сидение. Таксист попался разговорчивый и всю дорогу рассказывал о жизни русского еврея в еврейском государстве. Из его рассказа выходило, что жить ему тяжело, но назад в Россию он не вернётся. Через полчаса он довёз Бринкмана до нужного адреса, попрощался и уехал.
Бринкман стоял возле особняка, огороженного высоким забором. Позвонил. Вышел привратник.
--Я к рабби Шимону. Он ждёт меня.
--Проходите. Вы найдёте рабби на втором этаже в библиотеке.
Бринкман ожидал увидеть маленького тщедушного священника, которых он много раз видел в Амстелфейне и удивился, когда из-за стола встал широкоплечий человек среднего роста с волевым подбородком и холодными, стальными глазами.
--Вы Берт Бринкман?
Да. Но только так меня зовут в Америке, а на родине—Берт-Рене или Альбертус.
--Вы из Нидерландов? Ваш шеф рассказал о вас и о вашем задании. Я постараюсь вам помочь всем, что в моих силах. А сейчас примите душ с дороги и приходите сюда. За вашим любимым напитком мы поговорим о деле.
--А откуда вы знаете о моём любимом напитке?
--Никакого секрета. В Израиле все знают, что любимый напиток голландского гражданина—кофе.
--Слава Богу, что не виски и дненифер. Я с удовольствием бы принял душ.
Бринкман вернулся в библиотеку через час. На столе стоял кофейник, сахар и молоко. Рабби Шимон указал на кресло и разлил кофе по чашкам.
--У вас не простая задача. Действовать в Ливане сложно, особенно против Хезболлы. Не потому, что она пользуется всеобщим уважением, а потому что люди боятся террора.
Террор—это как гигантское чудовище, которое смеётся над стонами и рыданием жертв. Существует статистика, которая свидетельствует сколько людей погибает ежеминутно в автокатастрофах. Сколько людей остаются калеками, сколько становятся жертвами насилия. Эти цифры известны и без конца обсуждаются на разных заседаниях в различных общественных организациях. Но есть одна вещь, которая статистикой не учитывается: сколько людей терзаются страхами, сколько ночей проводят без сна в тревогах, сколько мучаются вопросом где их дети и что они делают. И всё это следствие терроризма, этой армии недочеловеков, отдающих приказы шепотом или громогласно, выполняющиеся другими нелюдями, которые знают, что или они исполнят приказ, либо поплатятся своей жизнью. Грязный кровавый терроризм! Банда невежественных в большинстве случаев подонков, чья сила держится на страхе и грязных деньгах. Если кто-то думает, что над этим явлением можно посмеяться, тот глубоко ошибается. Многие вдовы и вдовцы, а также родители, потерявшие детей, могут засвидетельствовать обратное.
У терроризма свои законы и он ни для кого не делает исключений: ни религиозных, ни расовых—все попадают под взрывы бомб или похищения. И если найдётся человек, пристреливший пару десятков этих негодяев, я не стал бы его осуждать.
--Я согласен с вами, но не все арабы—террористы.
--Конечно, не все. И многие работают месте с нами, многие самостоятельно борются с терроризмом на своих территориях. Их поддерживает всё цивилизованные государства, но только на словах. Многие спасаются бегством на Запад, но и там становятся жертвами террористов или их заложниками.
--В Иерусалиме много арабов. Вы же как-то уживаетесь с ними.
--Не только уживаемся, но в Кнессете работают депутаты-арабы. Это цивилизованные арабы и если бы не влияние террористических организаций, они полностью бы поддерживали политику нашего государства. Но, как и на Западе, миграция не поддаётся контролю. Сотни арабов-палестинцев пробираются в Иерусалим и другие города, чтобы стать пятой колонной в нашем государстве, так же как и государствах Европы и обеих Америк.
--Да миграция не поддаётся контролю, но многие мигранты становятся добропорядочными гражданами страны, куда они приехали.
--Вы имеете в виду цивилизованные страны? А вы задумывались, почему они бегут в Европу и Америку, а не в АКитай или Южную Корею?
--Нет.
--Бейрут и Рамалла не Нью-Йорк, не Пекин, не Сеул и не Амстердам. Здесь диктатура, а не демократия. И в любой момент к вам в дом может нагрянуть тайная полиция и без предварительного обвинения засадить на долгие годы в тюрьму. Поэтому арабы так стремятся попасть в Европу, США и даже в Израиль. Восточная поговорка гласит, что там где растут хорошие цветы, туда и пчёлы летят. Кроме того, здесь они полностью пользуются правами демократии, которые предоставляет государство. Этим умело пользуются террористы, засылая вместе с ними и своих людей, которые в своих грязных целях, игнорируют обычные правила морали.
А наши, да и ваши дипломаты ходят перед ними на цыпочках, чтобы не дай бог их не обидеть. А они убивают, позорят страну, втаптывают в грязь национальный флаг государства и его законы. При этом оправдывают убийства и издевательства тем, что страны Запада богаты. И тогда невольно начинаешь понимать людей, которые не хотят мириться с таким положением, считая что пуля надёжнее трусливой дипломатии. Эти религиозные негодяи могут сколько угодно говорить о презрении к смерти, но когда им в глаза смотрит дуло пистолета, начинают петь по-другому. Я не призываю к нарушению законов и применению самосудов. Когда видишь страдания ни в чём не повинных людей, такие мысли невольно приходят в голову.
--Существуют международные законы, которые выработало прогрессивное человечество. И дипломаты неуклонно следуют этим законам.
--Политики, ваши и наши, от страха потеряли голову и непрестанно талдычат про международные законы. Но закон закону рознь. Я думаю, что нормальному человеку не по душе придётся закон, существующий в Саудовской Аравии, по которому любому рубят руку за украденную булку. Эти законы и хотят внедрить палестинские и другие арабские экстремисты на Ближнем Востоке, включая и Израиль. Они принимают нас за сумасшедших или за полных идиотов. Мы не хотим идти у них на поводу и без трупов, к сожалению, в этом деле не обойтись. Это прекрасно понимают и европейские политики, но не желают нарушить статус-кво. Правда, в последние события во Франции, США, Испании и Нидерландах несколько сместили в их головах понятие о борьбе с террором в Израиле, но они продолжают говорить о мире. Какой мир!!! Террористы будут постоянно взрывать любое хрупкое равновесие.
--Неужели нельзя найти мирный способ?
--Торговцы смертью понимают только один язык—язык насилия. Согласен, что это не очень приятный, но единственный эффективный способ общения с ними. И потому приходится пренебрегать честными правилами игры, которые прививает вам цивилизованное общество. Не потому что мы против этих правил, а потому что для террористов такого понятия не существует. Они не задумываясь убивают и калечат, никогда не придерживаются данного ими же самими слова, мотивируя это тем, что их несчастных и бедных не пускают к благам страны Израиль.  И при этом в Европе никто не считает нужным заметить, что они не приложили к благополучию страны Израиль ни одного движения рук и головы. Лидеры этих головорезов, используя образование, полученное в Европе и США, стараются выжать из своих соотечественников вполне достаточно, чтобы жить в роскоши и, одновремённо сорвать с Запада «гуманитарную помощь для своих страдающих граждан». Не могу допустить, что западные политики не понимают, что именно наша борьба на Ближнем Востоке является единственной защитой христианской цивилизации. А если это действительно так, то они глупцы.
--Не ожидал услышать такие слова от священнослужителя.
--Когда твоя страна в опасности, все, включая и священнослужителей, должны защищать её, чтобы исполнить сыновий долг перед Родиной.
--Я понимаю, но нельзя же решать мировые проблемы с помощью убийства!
--Вы совершенно правы, но мне непонятно кого вы имеете в виду? Если Израиль, то не плохо бы вспомнить кто постоянно приводит в действия взрывные устройства в наших городах. Кто постоянно берёт в заложники наших граждан. Да и не только граждан Израиля. Вы не забыли кто похитил вашего лучшего друга? И неужели события в Иране не доказали миру опасность заигрывания с террористами?
--Но Россия…
--Я знаю, что вы хотите сказать. О якобы решительной позиции мирных переговоров с Ираном. Россия ничем не отличается от Ирана и остальных арабских стран и будет до конца отстаивать свою политику.
--Интересно, почему?
--Россия, как и арабские страны, страна которой управляют священники. Там религия не отделена от государства.
--Но и в Израиле религия не отделена от государства. Священнослужители заседают в Кнессете, а в парламенте России нет ни одного священника…
--Это ещё раз подтверждает мою точку зрения. Мы демократия и любая партия может претендовать на место в Кнессете, где будет отстаивать интересы своих избирателей. Но ни одна религиозная школа, ни один священник не занимается бизнесом при поддержке государства. Ни один раввин не позволит себе выступить на телевидении и заявить, что любой бизнесмен, который не поддерживает законы иудаизма, будет жестоко наказан. Мы, священнослужители, не даём руководству страны экономических или политических советов. Единственно, что мы делаем—это можем дать совет или разъяснение по какому-нибудь тексту Торы или Талмуда.
--А в России обстоит по-другому? Я не очень разбираюсь в ситуации в России, но мне жаль этот народ, который находится в феодальной зависимости от президента Путина и его команды. Так что, в России действительно всё по-другому?
--Если обстояло бы не по-другому, то они не содержали бы в армии священников, причём только православного толка. Ведь в российской армии, как и в других армиях мира служат люди различных вероисповеданий. Значит, они насильственно насаждают православие и игнорируют свободу вероисповедания. Я вам скажу кощунственную вещь: если бы Бог искоренил  придуманное мусульманство и православие, не христианство, а именно православие, то в мире наступило бы полное спокойствие. И хотя мусульмане, настоящие мусульмане, называют себя правоверными и а российские—православные. В религиозном смысле—это не одно и то же. Но, поверьте мне, эта тема мне не интересна. Зачем тратить силы и серое вещество на обсуждение страны, которая сама губит себя. Бог им судья и пусть всё идёт своим чередом к досрочной гибели.
--Вообще-то мне эта тема интересна. А почему вы так о России? Вы её хорошо знаете?
--Я приехал в Израиль тридцать лет назад с родителями из Советского Союза из-за ярого антисемитизма. История человечества говорит о том, что страны, где процветает антисемитизм—обречены на гибель. Поэтому я и высказался так о России.
--Интересная теория. Где вы её вычитали?
--Эта теория описана в книге Дмитрия Таланцева и на досуге вы можете познакомиться с ней. Заметьте, что написал её русский. Называется она «Антисемитизм и божье проклятие». Я вам пришлю.
--Спасибо. С удовольствием почитаю.
--Думаю, что пора приступить к нашему делу. Я дам вам адреса и связи в Бейруте, но вы не особенно рассчитывайте на их помощь. Арабы—есть арабы. Пока им выгодно, они помогают, как только они перестают в вас нуждаться, моментально становятся врагами. Кроме того, я дам вам ещё один адрес и этим людям вы можете полностью доверять. Всё, что я вам дам, вы должны запомнить и никаких бумаг при себе не иметь.
--Понятно. Когда я смогу отправиться в Ливан?
--Послезавтра. Завтра я познакомлю вас с некоторыми людьми, которые будут вам полезны.
--О судьбе Пола ничего не известно?
--Ничего. По-моему террористы вынашивают планы не связанные с выкупом. Иногда они похищают видных заложников, чтобы потребовать отпустить террористов, сидящих в израильских тюрьмах на свободу. Но такое требование они предъявляют сразу, а в данном случае молчат уже две недели.
--А что по-вашему это означает?
--Не знаю.
--Но хотя бы он жив?
--Думаю, что жив. Иначе мои люди в Бейруте узнали бы и доложили.
--Понятно. С вашего разрешения я хотел бы отдохнуть.
--Ваша комната возле душевой. Утром приходите сюда на завтрак, а потом мы отправимся знакомиться с нужными людьми. Спокойной ночи.               










                Г Л А В А  4
Бринкман зашёл в комнату и увидел на кровати книгу. Поднял её и прочитал название: «Антисемитизм и божье проклятие». Рабби сдержал слово и прислал книгу. Бринкман разделся, лёг в постель и, несмотря на усталость, искушение взяло верх. Он развернул книгу. С первых же страниц она увлекла его:
«В Ветхом Завете Всевышний дал иудеям две клятвы. Что касается клятвы, данной Богом Аврааму, Исааку, Иакову «благословить благословляющих их и проклясть злословящих их», причём контекст подразумевает, что это относится и к их потомкам—евреям. Эта клятва представляет собой исторический закон, действующий в истории человечества не менее неумолимо, чем завет-клятва, заключённая на горе Синай.  Разница между ними заключается только в том, что завет касается отношений Бога с Его народом, а клятва Аврааму, Исааку и Иакову—отношений Бога и язычников. В первом случае критерием этих отношений служит то, насколько Его народ соблюдает данный ему Богом Закон, во втором—то, как язычники относятся к Его народу. Проклятие Божие постигает евреев, когда они перестают исполнять данным им Богом на горе Синай Закон, и проклятие Божие постигает язычников, когда они начинают враждовать против евреев—так вкратце можно выразить эти два закона, которым подчиняется вся человеческая история.
И это в общем ветхозаветном контексте  вполне понятно и логично. Бог дал Своему народу Закон, заповеди и уставы, и поэтому критерием отречения от Него и непослушания Ему было их неисполнение. Но язычникам Бог не дал письменных заповедей и уставов, однако, тем не менее, последние существовали в их совести, в подсознании; по выражению апостола Павла, »они показывали, что дело закона у них написано в сердцах, о чём свидетельствует совесть их и мысли их, то обвиняющие, то оправдывающие одна другую». (К Римлянам 2:15). В том случае, если язычник решает слушать голос своей совести, у него не будет чувства ненависти к народу, законы и обычаи которого соответствуют голосу его же совести, и тогда он будет Богом благословлён. В противном случае, если он предпочтёт языческие заблуждения своего народа, которые противоречат голосу его совести и, следовательно, Закону, данному Богом евреям—он, естественно, будет евреев ненавидеть, то есть, будет юдофобом,--и в этом случае он будет проклят Богом. Таким образом Бог и определяет, кто из язычников является Ему врагом, а кто—другом.
Итак, история человечества подчиняется двум законам: клятве, данной Богом Аврааму-Исааку-Иакову «Благословлю благословляющих тебя и прокляну злословящих тебя» и завету, заключённому Богом с иудеями на горе Синай. Первому закону—клятве, подчиняется вся история всех языческих народов; второму закону, завету, подчиняется только история еврейского народа. Но если второму закону теологи (как христианская, так и иудаистская) уделяла достаточное внимание—все, в общем знают, какие в Ветхом Завете описываются бедствия, обрушившиеся на Израиль, когда он отходил от Бога, начинал поклонятся идолам и как он сразу восстанавливался, когда снова они обращались к Богу—то первый закон остался как-то почти без внимания теологов. Однако, его действие прослеживается очень чётко как ветхозаветной истории, так и в новозаветный период истории человечества.
Закон в том виде, в каком он был сказан Богом Аврааму: «Я благословляю благословляющих тебя, и злословящих тебя прокляну; и благословятся в тебе все племена земные», говорит о том, что через иудеев благословляются все другие народы Земли. Тот народ, среди которого живут иудеи, благословляется Богом. Однако, в случае, когда народ начинает злословить и враждовать против них, он будет Богом проклят. Внуке Авраама. Тесть его Лаван, на которого он работал в течение двадцати лет, говорил ему: «я примечаю, что за тебя Господь благословил меня». Далее можно привести несколько примеров из жизни Иосифа, одного из двенадцати сыновей Иакова. Когда он попал к египтянам, то стал управляющим в доме египетского сановника. «И с того времени, как он(египетский сановник) поставил Иосифа над домом своим и над всем, что имел, Господь благословил дом Египтянина ради Иосифа и было благословление Господне на всём, что он имел в поле и в доме.»
Кроме того, не надо забывать, что благодаря пребыванию Иосифа в Египте, эта страна избежала голодной смерти. У Иосифа был дар Божий расшифровывать сны, и благодаря этому дару, он сумел правильно истолковать сон фараона, в результате чего смог принять правильное решение, предотвращающее гибель народа от голодной смерти. На этом примере видно, что целая страна, Египет, оказалась благословлённой через пребывание в ней иудея. Ситуация изменилась, когда через пару столетий к власти в Египте пришёл фараон-ненавистник иудеев. Он превратил их в рабов, и вообще стал проводить политику геноцида: приказал повивальным бабкам убивать  рождавшихся еврейских мальчиков. Однако повивальные бабки ослушались и как сказано в Торе, «За сиё Бог делал добро повивальным бабкам…Он устроял дома их.» Отсюда видно, что и на бытовом уровне Бог благословлял тех, кто, кто делал добро евреям.
Далее в Торе сказано, чти наказаны были фараон и египтянине за эту политику  геноцида и за нежелание отпустить евреев из страны. Это, во-первых, общеизвестные так называемые «казни египетские», и, во-вторых, конечная  гибель фараона и его войска в Красном море. И всё это также является иллюстрацией действия обсуждаемого нами исторического закона. Примеров действия этого закона в Торе можно отыскать множество. Но пожалуй самым наглядным является книга «Эсфирь»--она можно сказать прямо посвящена действию в истории этого закона и, как будто, специально написана для вразумления антисемитов. Новозаветная история человечества также изобилует примерами  подобного рода. Очень поучительна в этом отношении история средневековой Испании. После падения Римской империи Испания оказалась под властью германского племени вестготов. Их короли проводили антиеврейскую политику, подстрекаемые католическим духовенством. И довольно скоро государство вестготов в Испании рухнуло, будучи завоёвано арабами с севера Африки—маврами.
Правили мавров поначалу евреям покровительствовали и, возникшее государство—Кордовский халифат—было тогда одним из самых культурных и высокоразвитым государств мира. И, кстати говоря, вообще расцвет арабской цивилизации приходится на 8-11 века, когда ислам не противопоставлял себя иудаизму в такой сильной степени, как это стало позже. Однако, к концу 10-го века среди мусульманской знати правителей Кордовы все более стали преобладать антиеврейские настроения. В результате этого государство потеряло благословление Божие и в 1031 году Кордовский халифат распался на мелкие государства, которые в 1148 году были завоёваны маврами-альмагодами. Однако, столетие спустя, эти государства были завоёваны христианскими правителями Кастилии и Арагона, которые к евреям относились терпимо; при правлении кастильского короля Альфонсо Мудрого, покровительствовавшего евреям, в стране опять начинается расцвет науки, культуры, усиление политического и экономического могущества. Но столетием позже, юдофобия снова поднимает голову, в 1391 году происходит так называемая севильская резня, а в 1492 году выходит указ Фердинанда и Изабеллы о выселении всех евреев из Испании. Примерно триста тысяч еврее были вынуждены покинуть страну.
Известно, что когда об этом узнал турецкий султан Баязет Второй, куда переселилось большинство евреев, воскликнул: «Фердинанд испанский—глупый король! Он разорил свою страну и обогатил нашу».  Действительно так и произошло. Испания с того времени постепенно пришла в упадок в культурном, экономическом, техническом, а затем, и в политическом отношениях; из мощной державы с мировым именем превратилась во второразрядную страну с неграмотным населением. Турция же усилилась после того, как приняла большую часть еврейских беженцев из Испании. Пик могущества Османской империи как раз и приходится на середину 16-го века, когда под её властью находилась не только Малая Азия, но и Юго-Восточная Европа, Египет, и некоторые другие страны Северной Африки. 
Можно также вспомнить, что незадолго до этого турки завоевали Константинополь и Византийская империя прекратила своё существование. А, собственно говоря, почему могучая империя с населением во много раз превышающим население Турции, так легко рухнула под их ударами? Про Византию известен такой факт: она на протяжении практически всего времени своего существования исповедовала государственный антисемитизм. И, очевидно, ветхозаветный закон «проклятия проклинающих» в конце концов реализовался. Таким образом, историкам нет совершенно никакой необходимости придумывать всякие бредовые теории исторического развития. История усиления, либо падения разных народов и империй вполне подчиняется описываемому ветхозаветному закону.
Эпоха итальянского Возрождения длилась примерно с 13-го до середины 16-го веков. Именно в этот период творили Данте, Петрарка, Микеланджело, Рафаэль, Леонардо да Винчи и другие. И именно этот период совпадает со временем относительного социального благополучия евреев Италии После же прихода к власти (церковной) папы Павла Первого, при котором впервые возникли гетто и евреи обязаны были носить жёлтые шапки, эпоха Итальянского Возрождения закончилась. Такое впечатление, что гении после середины 16-го века в Италии перестали рождаться.
В Нидерландах расцвет культуры начался с конца 16-го-начала 17-го веков, когда страна сбросила испанское иго. Евреям была предоставлена полная свобода самоуправления и  многие евреи из других стран переселились в Нидерланды. Именно в это время страна дала миру таких людей, как Рембрандт, Левенгук, именно в это время она стала мощной морской державой, сумевшей приобрести множество колониальных территорий.
Англия начала возвышаться политически и экономически с середины 17-го века, когда Кромвель разрешил жить в стране евреям. Именно после этого Англия постепенно приобрела лидирующее положение в мире. Англосаксы завоевали и населили многие территории и районы земного шара: североамериканский континент; Австралию; Новую Зеландия; Южную Америку; английский язык стал международным и самым распространённым в мире.
Киевская Русь в 11-м веке была одним из самых богатых и быстро развивающихся стран Европы. Принятие ею христианства способствовало быстрому развитию культуры и цивилизации. Но, к сожалению, яд церковного антисемитизма стал проникать с разлагающейся Византии и сюда. Летопись Нестора сообщает о погроме в Киеве в 1069 году. Из этой же летописи известно, что в начале 120го века на съезде князей в Любече было принято решение об изгнании всех евреев из страны. Вот как об этом говорится в летописи: «Когда же князья съехались на совет в Любече, то по долгом рассуждении установили такой закон: ныне из всей земли Русской всех жидов со свои имением выслать и впредь не впускать; а, если тайно войдут—то можно их грабить и убивать. И послали по всем градам о том грамоты, по которым везде их немедленно выслали, а многих по градам и на путях своевольные люди побили и разграбили. С сего времени жидов в Руси нет, и когда который приедет, народ грабит и убивает». Сакральные последствия этого решения не заставили себя долго ждать. В государстве, только было набиравшем силу, начались распри и междуусобицы, которые привели Киевскую Русь к распаду на мелкие княжества, и, в конечном итоге, к политической гибели в результате последовавшего вскоре татаро-монгольского нашествия.
В Польше и Литве правители довольно долгое время, с 12-го по 16-й века, покровительствовали евреям, защищая их от нападок католического духовенства и народной толпы. Это привело к экономическому подъёму и к усилению политического могущества этих государств, объединившихся в 1569 году в мощное государство—Речь Посполитую—занимавшую территорию современной Польши, Белоруссии, Украины, Латвии с Литвой, южных и западных областей России. Однако, примерно с начала 17-го века политика покровительствования евреям со стороны польских правителей прекращается: Сигизмунд Третий, за ним Владислав Первый уже не ограждают их от нападок католического духовенства, науськивающих народ. Антисемитские настроения постепенно овладевают всеми слоями польского общества.
Результаты не замедлили сказаться. В последний год правления Владислава Первого—1648—разразилось восстание под предводительством Богдана Хмельницкого, подавленное с огромным трудом и потерями. Затем война с Московской Русью, в результате которой Польша потеряла левобережную Украину, затем нашествие шведов, чуть было не приведшее государство к окончательной гибели. Тем не менее, при короле Яне Собесском, покровительствовавшему евреям, оно вновь усилилось. Преемники этого короля снова стали проводить антисемитскую политику: шляхта на сеймах ограничивала евреям гражданские права, местные власти чинили препятствия в торговле и ремесленной деятельности. Кончилось всё это окончательным распадом Речи Посполитой в 1772 году и разделом её земель между Россией, Австрией и Пруссией. Раздел происходил в три этапа, последний произошёл в 1795 году, когда в состав России вошли Белоруссия, Латвия с Литвой и некоторые области Польши и Западной Украины. Этот год(1795) и считается годом, когда евреи в массовом количестве появились в России. До этого, как мы помним, после изгнания их из Киевской Руси, они не появлялись. Отношение к ним со стороны российских правителей лучше всего, пожалуй, может быть выражено словами, сказанными императрицей Елизаветой Петровной: «От врагов Господа моего не желаю прибыли интересной». Евреи считались «врагами Господа» и поэтому к жительству в России прежде не допускались. Насколько обоснованной была такая точка зрения?
Всё это время Россия была одной из самых отсталых стран Европы, её всё время приходилось «подгонять», как говорил царь Пётр. А, собственно говоря, в чём причина этого? Историки марксистского направления, конечно, скажут, что виной всему было медленное развитие «производительных сил» и «производительных отношений», крепостное право и т.д. и т.п. Но ведь это не ответ на вопрос. Тогда спрашивается, почему именно в России очень долго развивались эти «производительные силы и отношения» и почему именно в России им никак не давали развиваться «устаревшие!» «производственные отношения». Почему, в конце концов, именно в России никак не удавалось отменить крепостное право?
А ответ на вопрос на самом деле очень прост: Россия с 12-го по 18-й век включительно была такой отсталой страной просто-напросто потому, что в ней на протяжении всего этого времени не проживали евреи. Наверное, в этом и была истинна первопричина того, что всё это время Россия отставала от стран Запада. В других странах в те периоды, когда там проживали евреи и при этом не было антисемитизма, очевидно, благословлялись Богом, следствием чего было развитие науки и промышленных технологий, культуры, искусства, усиление политического положения, да и вообще, повышения общего уровня цивилизации. В России же евреев не было, поэтому она и была такой «сонной» империей.
Однако, эта вековая отсталость, быстро стала преодолеваться, начиная с конца 18-го-начала--19-го веков. 19-й век недаром считается «золотым веком» русской культуры. Можно возразить, что 19-й век был веком развития науки, искусства и культуры не только в России, но и других европейских стран, но всё же для России этот пик выражен гораздо более ярко, чем, скажем, для Англии, Германии или Италии. В России этот пик связан с тем, что в 1795 году её подданными стало большое количество евреев, проживающих на территориях, присоединённых к империи в результате раздела Польши. Россия, в связи с этим была благословлена Богом в конце 18-го века и следующий век был веком подъёма русской культуры. И кроме того, не даром историки считают «золотым веком» России время царствования Екатерины Второй. Время политической стабильности, устойчивого экономического роста, военных побед.
Екатерина Вторая была, пожалуй, первая из российских правителей, кто не считал евреев «врагами Господа». Это понятно, так как она прибыла в страну из западной державы, где в то время антисемитизм считался непорядочным, а правитель использовал умение евреев способствовать финансовому росту в стране. Это подтверждают и исторические свидетельствования. Где говорится о том, что она им симпатизировала. «В плакате 11 августа 1772 года о присоединении Белоруссии, императрица заявила, что еврейским обществам, жительствующим в присоединённых к империи российских городах и землях будут оставлены и сохранены при всех тех свободах, коими они пользуются ныне в рассуждении закона и имуществ своих пользуются». Евреи были включены в сословие мещан, а с 1780 года получили право записываться в купечество и участвовать в сословно-городском самоуправлении. В 1785 году по случаю поступившей от белорусских евреев жалобы на притеснения. Чинимые им местными властями, императрица указала сенату, что «когда еврейского закона люди вошли в состояние, равное с другими, то и надлежит при всяком случае соблюдать правило, ЕЁ ВЕЛИЧЕСТВОМ установленное, что всяк по званию и состоянию своему долженствует пользоваться выгодами и правами без различия закона и народа». 
Таким образом, начало жизни евреев под сенью российского скипетра было неплохим. Во время правления внука Екатерины Второй Александра Первого был учреждён специальный комитет для решения вопросов, связанных с жизнью евреев в России. В 1804 году этот комитет выработал «Положение об устройстве евреев», в котором был провозглашён свободный доступ их к образованию в российских учебных заведениях и намечены были многообещающие меры по улучшению их хозяйственно-экономический деятельности. Однако, этим «Положением….» была закреплена так называемая «черта оседлости», согласно которой евреи имели право проживать только в южных и западных районах Российской империи.
С религиозной точки зрения, установление правительством этой черты оседлости является крайне глупым решением, не имеющем ни экономических обоснований, ни религиозного оправдания. Государство, таким образом, само лишало Господнего благословления свои собственные территории, к черте оседлости не относившиеся. Известный русский писатель Николай Лесков в своем очерке «Евреи в России» обращает внимание на тот факт, что в зоне черты оседлости, во-первых, гораздо выше материальный уровень жизни населения, а, во-вторых, там гораздо мягче нравы и вообще, нравственность гораздо выше, чем в великорусских губерниях, куда доступ евреям был закрыт.  Кроме того, пьянство и спаивание народа в великорусских губерниях было гораздо более распространено, нежели в черте оседлости. Черта оседлости дала непропорционально большое количество выдающихся людей в области литературы, наук и искусства, нежели великорусские губернии.
Можно, конечно, возразить, что на практике этот закон о черте оседлости постоянно нарушался и к концу 19-го века во многих великорусских городах—Москве, Санкт-Петербурге, Нижнем Новгороде и других—были крупные еврейские общины. Но, наверное не от хорошей жизни евреям приходилось нарушать этот закон: ясно, что, если бы этого закона не было, и вообще, если бы евреи могли иметь больше гражданских прав, то Россия была бы благословлена Богом в гораздо большей степени, по крайней мере, тогда бы меньшее число евреев «шло в революцию», и, глядишь, государство бы рухнуло в 1917 году».
Бринкман отложил книгу и задумался. Он не верил ни в Бога, ни в чёрта, но какая-то непонятная для него закономерность всё-же прослеживалась в отношении преследования евреев другими народами. Даже в Нидерландах нечто подобное было. Высказанные в книге мысли, конечно, не бесспорны, но вызывают интерес. Бринкман посмотрел на часы и хотя хотел отдохнуть, решил продолжить чтение. Он вновь взял книгу в руки.
«Намеченные «Положением…» меры по повышению экономического уровня жизни евреев не только небыли реализованы, но, наоборот, на практике часто принимались решения прямо противоположного характера. Ещё при том же Александре Первом были введены ограничения на торговую деятельность евреев. Сильно ухудшилось положение евреев при преемнике Александра Николае Первом. При нём, пожалуй, наибольшее распространение получил в правящих кругах антисемитский взгляд, что еврейский народ не имеет своего национального будущего, и в соответствии с этим мнением стала проводится политика ассимиляции. Например, указ от 24 мая 1829 года намечает в качестве главной задачи «уменьшение евреев в государстве». Однако, позже, при «царе-освободителе» Александре Втором множество правовых ограничений было отменено; например, было предоставлено право повсеместного жительства в России лицам с высшим образованием, купцам 1-й гильдии, ремесленникам, кроме того,  было предоставлено право получать высшее образование не только в области медицины—как было до того.
Царствование Александра Третьего с самого начала ознаменовалось погромами на юге России в 1881-1882 годах. Конечно, может быть, прямо власти в этом не виноваты, просто, так сказать, «не уследили». Тем не менее, вся дальнейшая политика Александра третьего была явно антиеврейской: «начавшееся с 1882 года ограничение приёма в некоторые высшие заведения закончилось установлением в 1887 году процентной нормы для евреев во все средние и высшие учебные заведения. В 1884 году ограничено участие евреев в составе присяжных заседателей, в 1889 году крайне затруднён доступ в адвокатуру. Не случайно в этот период произошёл интерес евреев к сионизму и из еврейских местечек вышли все будущие руководители государства Израиль. В 1891-1892 годах состоялось изгнание  из Москвы евреев-ремесленников и отставных солдат. Земским положением 1890 года евреи вовсе отстранены от участия в земских учреждениях. Городовым положением 1892 года они лишены права участия в городском самоуправлении. Производились непрерывные выселения евреев из различных местностей, для многих крайне разорительные. Безграничным произволом местных властей те права, которые ещё признавались законом за евреями, фактически часто низводились до нуля.
При Николае Втором продолжалась та же политика, и к евреям он относился так же , как Александр Третий. Он, например, благословил образовавшийся в 1905 году «Союз русского народа», организацию, известную всему миру под названием «Чёрная сотня», с программой которой его ознакомил великий князь Николай Николаевич. В дальнейшем царь был горячим поклонником этой организации и назвал её «блестящим примером права и порядка для всех людей». Царица также полностью разделяла эти взгляды. Вообще, появление такой организации, как «Чёрная сотня», очевидно, явилось следствием и квинтэссенцией антиеврейских настроений, царивших в российском обществе конца 19-го века и начала 20-го столетия. В самом начале своего возникновения она поддерживалась и финансировалась государственными структурами и правящей элитой.                Известно, например, что Пётр Столыпин выделил им на публикации 150 тысяч рублей. Погромные призывы печатались в правительственных типографиях и последовавшие в 1906 году погромы во многом были следствием призывов «Чёрной сотни». Создавалось впечатление, что «Чёрная сотня» правит страной и правительство слушает её советы, ибо знает, что император симпатизирует ей. Фактом является ещё и то, что «Союз русского народа» поддерживали многие представители высшего духовенства, например, митрополит Московский Владимир и митрополит Киевский Флавиан, еписков Таврический Алексей и многие видные деятели православной Церкви были даже её членами—Иоанн Кронштадский, основатель московского отделения «Союза» протоерей Восторгов, архиепископ Волынский Антоний, архиеписков Саратовский Гермоген. С христианской точки зрения это, в некоторой степени, даже и парадокс: как люди, которые по роду своей профессии должны знать библейские истины лучше других, в том числе те истины, которые относятся к евреям, на деле поступают прямо противоположным образом и присоединяются к антиеврейским, а, следовательно, богоборческим, сатанинским силам?
Бог, конечно, терпит такие «парадоксы», но, по видимому, до поры до времени. Библия была переведена на русский язык в 1876 году, и, кроме того, для священнослужителей, знающих церковно-славянский язык, всегда была доступна церковнославянская Библия елизаветинского издания 1757 года. Поэтому, с христианской точки зрения нет никакого оправдания тому, что на протяжении почти всего 19-го и начала 20-го веков государство при поддержке Церкви проводило такую прямо враждебную по отношению к евреям политику. К 1917 году, очевидно, чаша терпения Бога переполнилась и Им было принято решение о ликвидации этого богоборческого государства. А с фарисейская религиозность дореволюционной России, по видимому, лишь усугубила дело. 
Таким образом, дореволюционная Россия погибла из-за антисемитизма—так же как и многие государства, приведенные здесь в качестве примера. Она была проклята Богом, и все исторические события, приведшие к гибели государства явились лишь следствием, реализацией этого проклятия. Интересно, что юдофобы, как правило, вину за гибель государства в1917 году также вешают на евреев. Утверждается, например, что процент евреев в революционном движении был гораздо выше, чем их процент в общем населении страны. Это действительно так, но совершенно ясна и причина: отсутствие гражданских прав и достаточных возможностей для экономической деятельности, черта оседлости, ограничения в получении образования и в выборе профессии—всё это, конечно, способствовало революционным настроениям среди евреев.
История свидетельствует, что свержение монархии было совершено ближайшим окружением монарха, среди которых не было ни одного еврея, причём мировоззрение этого окружения было явно антисемитским. Великий князь Николай Николаевич был убеждённым юдофобом. Но ведь как раз он был верховным главнокомандующим российских войск в период с 1914 по 1915 годы, и именно под его командованием войска терпели от немцев одно поражение за другим, что и привело страну к бедственному положению и послужило одной из причин катастрофы. А не являлись ли эти поражения следствием того, что во главе армии стоял антисемит—«проклятый» согласно Торе человек? Кроме того, он участвовал в акте предательства царя командующими фронтами—когда они высказались за отречение царя от престола.
Генерал Рузский был ярым антисемитом. Известно, что он сыграл одну из главных ролей при отречение царя от престола, а ведь именно это отречение явилось причиной последующей катастрофы. Генерал Рузский был главным действующим лицом государственного переворота, принудившего царя отречься. А вот ещё одна интересная личность—В.В.Шульгин. В дни октябрьской революции он был депутатом Государственной Думы, представителем партии монархистов. Судя по его воспоминаниям о тех событиях, а так же по его книге «Что нам в них не нравиться» он был убеждённым антисемитом. Но ведь именно он вместе с Гучковым поехали ва Государственную Думу уговаривать Николая Второго отречься от престола. И, если социал-демократу Гучкову царь не слишком доверял, то мнение монархиста Шульгина имело для него значение—поэтому Шульгин также входит в число тех, кто несёт ответственность за случившуюся катастрофу 1917 года. И после этого он во всех книгах и статьях усиленно доказывал, что в гибели государства были виноваты евреи.
Известен интересный факт, что Г. Распутин защищал перед царём интересы евреев. Возможно, благодаря этому обстоятельству, пока он был жив, Бог хранил Россию. Вообще, судя по деятельности Распутина с христианской точки зрения, по-видимому Бог поставил его советником к царю именно для спасения последнего и для спасения России. В качестве примера можно напомнить, что Распутин был решительно против ввязывания России в Мировую войну, да и многие другие его советы вели к благу царской семьи.  Известно его изречение, ставшее пророческим благодаря его христианской интуиции: «Наследник жив, пока живу я. Моя смерть будет вашей смертью». Так и произошло: спустя всего каких-нибудь два месяца после убийства Распутина царь вынужден был отречься от престола, что закончилось через полтора года после этого расстрелом его вместе с семьёй. А кто убил Распутина? Черносотенец-юдофоб Пуришкевич, фанатик православия князь Юсупов.
Миф, который часто муссирует антисемитская пропаганда—о том, что евреи инициировали Февральскую и Октябрьскую революции—не выдерживает никакой критики и является абсолютно неверным. Конечно, в левых революционных партиях было больше евреев, чем в правых и умеренных, но могли ли быть иначе в государстве, беспричинно третировавшем евреев более ста лет? Но главное не в этом. Дело в том, что если некоторые  евреи и шли в революцию, то это было лишь следствием принятия ими социалистических и революционных идей, которыми было заражено всё российское общество—причём эти идеи были сформулированы задолго до того, как евреи стали принимать участие в общественной и политической жизни страны. И пример тому, огромное количество иноверцев, так называли православная церковь всех закавказских народов, прибалтийских народов и меньшинства самих российских окраин.
Герцен, Огарёв, Чернышевский, Белинский отнюдь не были евреями или иноверцами, во многом отражали общественное мнение, приведшее в конце концов к революциям. Эти взгляды мы можем обнаружить и литературного гения России А.С.Пушкина, который воспевал «подвиг» декабристов и весьма идеализировал пугачёвский бунт. Не говоря уж о Лермонтове—яром противнике самодержавия. Пушкин—поэт, в формировании взглядов которого не принимал участия ни один еврей. Или Достоевский, который сам лично принимал участие в революционном движении, получил за это несколько лет каторги, а потом пустил известный афоризм «жиды погубят Россию». Удивительная логика! Но она удивительнейшим образом напоминает логику Шульгина, который сам лично сделал многое для гибели государства в марте 1917 года, а потом всю жизнь доказывал, что в этой гибели виноваты евреи. Хотят того православные или нет, но в Февральской революции были виноваты не евреи, а сами русские. Духовным лидером левого революционного лагеря была русская дворянская и разночинная интеллигенция, а лидером правого, консервативного лагеря была правящая антисемитская верхушка во главе с царём. Совершенно очевидно, что как та, так и другая сторона исповедовали явно антихристианскую идеологию: первая—потому что Библия требует уважения к существующим властям «…нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены», вторая—потому что исповедовала антисемитизм, подпадая под проклятие Божие. Ясно, что долго такое государство существовать не могло; и в феврале 1917 года оно рухнуло.
Что же касается Октябрьской революции, то, действительно, в большевистской партии процент евреев был большим. А разве был маленький процент грузин, армян, латышей? Да среди лидеров были и Ленин, и Троцкий, и Володарский, и Свердлов, и Луначарский, и Каменев, и Зиновьев и многие другие. Но что здесь плохого? Сейчас модно клеймить Октябрьскую революцию и большевиков и всячески обелять Февральскую. Это происходит из-за непонимания сущности исторических событий, не говоря уж о чётком библейском мировоззрении. Большевики взяли власть и приняли на себя всю ответственность власти в то время, когда в стране фактически власти не было—или она не функционировала, что, в сущности, одно и то же. Довольно безответственно разрушив царские властные структуры, Государственная Дума и Временное правительство так и не сумели в течение долгого времени сформировать достаточно эффективную действующие исполнительную и судебную ветви власти. Анархия в стране, при которой крестьяне совершенно безнаказанно стали жечь помещичьи усадьбы и убивать их хозяев, воцарилась именно после Февраля. Но люди не могут жить без государственной власти, они начинают физически истреблять друг друга—это такой же закон истории, как законы Ньютона в физике. Поэтому, даже согласно христианского мировоззрения, наличие в обществе даже самой безбожной власти лучше, чем анархия. 
Исторической закономерностью является также и то, что если во времена анархии какая-либо политическая группировка берёт в свои руки политическую власть, то ей для подавления политических конкурентов часто приходиться проливать кровь, довольно много крови—так было всегда, во все времена, у всех народов,--и большевики, естественно, не стали исключением. Библейскому царю Давиду, после избрания его Богом в качестве царя и помазания на царство пришлось пролить много крови, воюя с окрестными народами и подавляя бунты в собственной стране—поэтому Бог даже запретил ему строить Храм. Но при всём при этом Бог назвал Давида «мужем по сердцу Моему».
Может быть с ветхозаветной точки зрения аналогия между большевиками и царём Давидом не совсем корректна: всё-таки Давид был помазан на царство пророком Саулом, а большевиков никто на царство не помазывал. Тем не менее, не надо забывать, что в течение 1917 года очень многие политические партии пытались прибрать к своим рукам власть—но реально удалось это сделать большевикам. Можно, конечно, сказать, что они просто действовали наглее и жёстче остальных—но одной наглостью и жестокостью государственную власть не удержишь—тем более, в такой анархической стране, как Россия 1917 года—поэтому, совершенно ясно даже с позиций верующих, что без помощи Божьей здесь не обошлось.
Закономерен вопрос верующего: почему Бог дал власть этим зверям большевикам, которые истребили предпринимателей, интеллигенцию, духовенство. Неужели в России не было более достойных людей, которые смогли бы возглавить государство и не проводить при этом геноцид по отношению к народу? Да, не было, как с религиозной, так и с исторической точек зрения. С одной стороны Бог всеблаг, а с другой—«нет власти не от Бога», из этого следует, что в той ситуации власть большевиков была наилучшим вариантом из всех возможных. Да, конечно, они пролили много крови, налаживая властные структуры среди всеобщей анархии, но эта кровь во многом лежит ещё и на тех, кто эту анархию допустил,--на лидерах Февральской революции и на правящей царской верхушке, не выполнившей своей государственной обязанности и христианского долга по подавлению бунта.
С исторической точки зрения у большевиков перед другими партиями было два существенных плюса, благодаря которым Бог дал власть именно им. Во-первых, организованность и организаторские способности у крупных функционеров при формировании государственных структур и борьбе с анархией. Ибо, если бы последняя продолжалась и дальше, то, очевидно, крови пролилось бы больше, чем даже  пролили её большевики и Россия в конце концов просто потеряла свою государственность и была бы расчленена соседними западными и южными странами. С религиозной точки зрения плюсом было то, что организованность большевиков была во многом следствием большого числа евреев в этой партии—тот факт, что евреи обладают хорошими организаторскими способностями, признают даже видные антисемиты, такие, как уже упоминавшийся Шульгин.
Поэтому можно без всякой натяжки сказать, что в 1917 году Россию спасли евреи. Русские в Феврале разрушили, а евреи в Октябре восстановили. Не думаю, что это может понравиться православным фанатикам, но с библейской и исторической точек зрения—это сущая правда и наверное является самой большой тайной России. Ещё один существенный религиозный плюс большевиков заключался в том, что их идеология, основанная на марксистко-ленинской философии, не была антиеврейской.  Но причина этого, конечно же, не в том, что большевики хорошо знали Библию и верили в Бога. Просто в марксизме-ленинизме, являющемся фундаментом их мировоззрения, уже было чёткое разделение на друзей и врагов—но, евреи, как народ, к врагам не относились: к ним относились эксплуататоры, богатые, кулаки—совершенно независимо от их национальной принадлежности. Поэтому, несмотря на крайне антирелигиозный характер такой идеологии, благодаря тому, что образ «врага» в ней носил классовый, а не национальный характер, при котором евреи как народ как бы выводились из-под удара, Бог и дал власть большевикам.
Белое движение было насквозь юдофобским и при таком мировоззрении белых мог ли Бог дать им государственную власть и победу над красными, среди которых было много евреев? Белое движение было во многом правым, но вся беда заключалась в юдофобской политике и тогда Бог, чтобы защитить свой народ, отдал политическую власть в руки большевиков. Дореволюционная Россия погибла от антисемитизма, пополнив таким образом список государств погибших по той же причине.  На её месте образовалось молодое Советское государство, идеология которого несмотря на воинствующий атеизм и антихристианство, не была антиеврейской. И вот что интересно: несмотря на совершенно нелепые экономические воззрения и вопреки всем прогнозам и ожиданиям западных и эмигрантских философов и политологов, это государство окрепло и продолжало развиваться  дальше.
В 1945 году СССР одержало победу над германским фашизмом. В, собственно говоря, почему? Почему Бог дал победу именно СССР, а не Германии? Ведь государство воинствующего атеизма и материализма было ничуть не менее богохульным и антирелигиозным, нежели фашистская Германия с религиозной точки зрения. Тем не менее, складывается впечатление, что с самого начала войны Бог был на стороне СССР. Несмотря на «внезапность» нападения, СССР сумело просто с какой-то сверхъестественной быстротой и эффективностью организовать работу промышленности в условиях военного времени, эвакуацию людей на восток. В феноменально короткие сроки сумело наладить производство совершенно новой и нетрадиционной для довоенного времени военной техники: «катюши», танки Т-24, Ил-2… Именно тогда, когда немцы подошли к Москве и были готовы штурмовать её, неожиданно ударили сильнейшие морозы, что существеннейшим образом помогло войскам перейти в контрнаступление. И  таких примеров—в некоторых явно чувствовалась рука Господня—можно привести много. Почему же Бог помогал коммунистам, а не фашистам? Почему Он решил уничтожить нехристей-фашистов руками нехристей-коммунистов, а не наоборот?
Сейчас многие «умники» от «большого ума» любят говорить, что фашизм и коммунизм—это одно и то же. Гитлеровская Германия исповедовала зоологический антисемитизм: евреев там физически уничтожали, истребляли, как народ. В СССР антисемитизм перед началом войны был, но в довольно слабой степени—так сказать, на «кухонном уровне». Проявлялся он и в высших эшелонах власти, особенно в структурах спецслужб, НКВД, но, достаточно слабо. В целом же, на официальном уровне, в средствах массовой информации, да и большинством народа, он строго осуждался. По крайней мере, у человека, хотя бы намёками высказывающего антисемитские взгляды, были все шансы потратить 25 лет свой жизни на благое дело развития лесной промышленности в бескрайних просторах своей Родины. Хотя принято считать, что истребление Сталиным старых большевиков—так называемой ленинской гвардии, среди которых было много евреев—было обусловлено его личной паранойей и боязнью »потерять трон», не исключено, что здесь примешивались и юдофобские взгляды. По крайней мере, все историки согласны с тем, в результате сталинских чисток 30-х годов, особенно среди армейского среднего и высшего командного состава, в которых пострадало очень много евреев, государство ослабело настолько, что было не способно к войне и именно по этой причине СССР понесло такие большие потери в начале войны, которая затянулась настолько, что стоила 50 миллионов жизней с обеих сторон.
С ветхозаветной точки зрения главной причиной победы СССР в войне была следствием Божией помощи государству лояльно относящемуся к евреям. Другими словами эту мысль можно сформулировать так: победа СССР в войне была обусловлена существенно меньшей степенью антисемитизма, чем в  государствах противника, но была она такой тяжёлой и стоила гибели такого большого количества людей из-за того, что определённая степень антисемитизма всё же существовала. После войны антисемитизм среди правящей верхушки и в органах госбезопасности стал усиливаться. Известно, что перед своей смертью Сталин принял одно из самых своих экстравагантных решений: сослать всех евреев СССР в Заполярье. И вот, как раз тогда, когда этот процесс был уже принят и начал осуществляться, он неожиданно умер, а его преемники реализовать этот проект до конца не стали.
И здесь также проглядывается помысел Божий. Конечно, историки вряд ли усмотрят какую-либо причинно-следственную связь между решением Сталина и его скоропостижной смертью. Однако, с точки зрения ветхозаветной, такая связь существует: Бог терпел Сталина и все его репрессии до тех пор, пока тот не задумал, подобно Аману из библейской книги «Эсфирь», уничтожить Его народ. После смерти Сталина и вплоть до распада СССР по отношению к евреям со стороны власть имущих проводилась политика, если можно так выразиться, «ползучего антисемитизма»: формально это явление осуждалось, но на практике евреи не допускались в высшие государственные учреждения, на партийные должности сверх определённого процента и уровня, им был практически закрыт доступ в такие структуры, как КГБ, командный состав армии. Но вот каковы были основания для такой политики, чем она была вызвана? Ведь, если партийной догмой был «пролетарский интернационализм», а антисемитизм вообще представлялся как буржуазный предрассудок, если «отцом» марксистско-ленинской идеологии, имевшей в СССР статус государственной, был еврей Маркс, а «отцом-основателем» государства полуеврей Ленин, если евреи принимали такое активное участие в организации этого государства, то, казалось бы, наоборот, им надо было дать »зелёный свет» для продвижения во властные структуры.
Налицо, однако, было явное противоречие между государственной идеологией, на основании которой обычно принимаются решения и самими этими решениями. Это можно объяснить лишь тем, что в вышеупомянутых структурах действовала иная идеология, совершенно отличающаяся от официального марксизма-ленинизма. Возникновение этой идеологии относится по всей видимости, к тем временам, когда НКВД в 30-х годах «вычищало» старую ленинскую гвардию. Причина же её возникновения заключается, скорее всего, в том, что люди, работающие в органах, имели, в отличие от простых советских граждан, доступ к литературе, не соответствующей  официальной идеологии, и в том числе, к морю юдофобской литературы, издававшейся до революции и к произведениям антисемитов-белоэмигрантов. Начитавшись её, они, не имея религиозного иммунитета против пропагандировавшихся там идей, уверовали в них и формировали новую, антисемитскую идеологию, в корне отличающуюся от официальной. Пожалуй, только так и можно объяснить этот странный антисемитизм в государстве с марксистско-ленинской идеологией.
Однако, совершенно ясно, что, если в государственных структурах, ответственных специально за сохранность государства исповедуется юдофобская идеология, приводящая к прямо противоположному результату—проклятию Божиему этого государства, то последнее вряд ли сможет существовать долго. Поэтому, в конечном итоге, Советский Союз и распался приблизительно через 70 лет после своего образования. Он в каком-то смысле повторил антисемитский путь своей предшественницы—дореволюционной России. Однако, что распад СССР всё-таки не повлёк за собой ту страшную социальную катастрофу, которая произошла после падения царизма. Основной удар приняли на себя правящая партийная верхушка, государственный аппарат, органы госбезопасности. Именно эти структуры были в Советском Союзе основным источником антисемитизма и они и были больше всего разрушены. Конечно, всё это отразилось на рядовых гражданах—жизненный уровень понизился. Однако, гражданской войны, всеобщего голода, тифа и тому подобных явлений, удалось избежать. Это объясняется тем, что в советском обществе антисемитизм в целом оставался на достаточно, после сталинского периода, низком уровне—в то время, как в дореволюционной России им были заражены гораздо более широкие слои населения и, что самое главное, Церковь. Соответственно и наказание было большим. Правда, спустя некоторое время Церковь опомнилась и антисемитизм расцвёл снова.
И таким образом получается, что ветхозаветный закон исторического развития языческих народов, сформулированный как «благословляю благословляющих тебя и прокляну злословящих тебя, и благословятся в тебе все племена земные» действовал в истории человечества так же чётко и неотвратимо, как и законы природы. Что для историка, что для верующего, вполне ясно какой опасностью для общества и государства является антисемитизм: он является сакральным грехом, вызывающим проклятие от Бога для того государства или той нации, которые им заражены. Поэтому, очевидно, если государство дейставительно заинтересовано в своём устойчивом существовании и развитии, то антисемитизм должен быть запрещён не только Конституцией, но и на бытовом уровне, что гораздо опаснее и властные структуры государства должны вести постоянную работу по его искоренению.  Беда заключается в том, что на деле, как свидетельствует история двух последних существовавших на территории России государств—царской и советской, властные структуры и органы госбезопасности очень часто действовали прямо противоположным образом—сами выступая в качестве источников антисемитизма. Государство становилось таким образом врагом самому себе и, в конечном счёте, погибало.  И евреи не требуют к себе какого-то исключительного внимания. Требуется просто относится к ним, как к равноправному народу, как и все другие, проживающие в государстве.
Что же явилось источником и причиной государственного и народного антисемитизма, навлекающего на людей проклятие Божие? Главная причина, это—языческое идолопоклонство на котором основано христианство. Но наиболее высокая степень юдофобии наблюдается у людей, создающих себе идола из собственной нации, попросту говоря, националистов. Очень яркий и характерный пример в этом отношении—Адольф Гитлер. Как следствие идолопоклонства главным источником и причиной антиеврейских взглядов, а также гонения на евреев вдохновлялись церковью. Это в наибольшей степени обнажила Вторая Мировая война. Церковь в Германии не только не воспрепятствовала приходу к власти нацистов, исповедующих оголтелый антисетитизм, но во много покатала юдофобии, что очень сильно помогала фашистам. Почему же на протяжении веков и почти во всех странах, где жили евреи, церковь относилась к ним враждебно? Откуда вообще берётся церковный антисемитизм и где его истоки?
После Холокоста, который был апофеозом общественного антисемитизма и реально стал возможен во многом благодаря церкви, многие христианские богословы стали говорить о необходимости коренного пересмотра христианской теологии. Что же надо изменить? И возможно ли, что истоки церковного антисемитизма заложены в Священном Писании? Попробуем по порядку рассмотреть те отрывки из Нового Завета, которые обычно приводятся в качестве «обоснования» для церковного антисемитизма. Я не буду подробно излагать Евангелия, потому что суть их известна каждому грамотному человеку. Важно то, как восприняла смерть Иисуса сама Церковь. Логическим выводом для церковников, и, как следствие, руководством к действию для христиан было мнение, что евреев надо уничтожить и преследовать. Здесь заключается двойная ошибка, если за абсолютную истину принимать Священное Писание. Даже не принимая во внимание недавно опубликованное Евангелие от Иуды. Во-первых, если считать, что евреи действительно несут коллективную ответственность за смерть Бога, то с какой статьи их должны преследовать? Иначе говоря, если евреи виноваты, то кто давал право другим народам судить их? Во-вторых, --и что самое главное, если они виноваты в распятии Христа, то уж, по крайней мере, ничуть не больше, чем все другие народы Земли.
В Писании нигде вообще вопрос так не ставится—о вине или об ответственности какого-либо народа за богоубийство. Теология, применяющая эти термины, оперирует понятиями, измышлённые ею же. Это не библейское богословие, это языческая философия. Из Писания известно, что Бог-Отец предопределил Богу-Сыну, воплощённому в Иисусе Христе, умереть за грехи людей на кресте, принеся таким образом искупительную жертву.  Поэтому его в любом случае должны были распять—если не среди евреев, то среди язычников. Если бы Его не распяли ни те, ни другие, то это свидетельствовало бы, что люди не настолько уж греховны, чтобы нуждаться в искупительной жертве,--они и так могут с радостью воспринять Его учение и признать Его царём всей Земли. Но это противоречило бы определению Бога относительно крайней греховодности всего человечества. Все люди со времён Адама и Евы были грешны и нуждались в искупительной жертве за их грехи. Итакой жертвой должен был стать абсолютно безгрешный человек, Сын Божий Иисус Христос.
Но как могла быть принесена эта Жертва? Христос ведь не мог умертвить сам себя, так как это было бы самоубийством, которое является грехом, а Он должен умереть совершенно безгрешным. Поэтому эта жертва могла быть принесена только путём убийства его другими людьми. Бог в мудрости своей использовал греховодность людей, которая должна быть искуплена, в качестве средств для принесения жертвы искупления людей от греховности. Грешные люди не могут переносит присутствия праведников: ветхозаветных и новозаветных  пророков убивали. Таким образом, смерть Христа от рук людей была предопределена но, при этом, она была добровольной. Но и такая жертва была бы напрасной, если бы ещё до распятия никто не поверил в Бога-человека и никто не стал бы благовествовать о нём. Таким образом, если бы, например, Христа убили бы сразу, даже не выслушав, то тогда, хотя искупительная жертва и была бы принесена—о ней так никто бы и не узнал—и человечество так и не могло бы спастись.
Обвинение евреев в богоубийстве предполагает, что, если бы Христос явился другому народу, то там бы его не распяли, а сразу уверовали бы и стали бы исполнять его заповеди. На самом деле в Библии совершенно ясно говорится, что евреи были единственным на Земле народом, среди которого вообще смогли бы найтись люди, уверовавшие в Христа ещё до распятия. Так как после Вавилонского бунта все народы Земли стали исповедовать дьяволо-поклонческую языческую религию, то что произошло бы, если бы Христос явился среди них? Совершенно ясно, что Его убили бы сразу, так только Он раскрыл бы уста, потому что дьявол Бога не любил. В этом случае, конечно, искупительная жертва была бы принесена, то есть частично план Бога по искуплению грехов человеческих, был бы выполнен. Но только частично. Ибо об этой жертве никто никогда бы не узнал! И человечество не смогло бы спастись.
По этой-то причине Бог-человек и явился прежде всего евреям и проповедовал среди них. Он заранее знал, что именно среди них он найдёт учеников, которые после убийства Его не уверовавшими, будут о Нём благовествовать и таким образом у всех людей Земли появится возможность спасения через веру. И он нашёл таких людей: это и двенадцать апостолов, уверовавших в Него с самого начала Его служения и те семьдесят, которые уверовали несколько позже. Все другие народы Земли из-за своего демонополконического мировоззрения были непригодны для этой миссии. Поэтому ясно, почему Бог вообще Бог решил создать евреев, как народ. Главная причина—непригодность всех народов Земли после Вавилонского бунта к Его принятию. После Вавилонского столпотворения все народы Земли забыли Бога и стали поклонятся Сатане и, очевидно, если бы Христос воплотился и стал проповедовать в любом каком-нибудь народе, то не нашёл учеников, которые уверовали в Него и после распятия стали бы о Нём благовествовать. Скорее всего, Он был бы просто убит в самом начале своего служения, и, таким образом, мир был бы лишён информации о совершившемся искуплении и не смог бы спастись. Поэтому Богу и потребовалось специально создать новый народ и дать ему Закон, который, как сказано в Писании, был детоводителем ко Христу—чтобы при воплощении быть им понятым и принятым и чтобы затем этот народ благовествовал о Нём другим народам. Для этого и потребовалось отозвать одного из немногих в то время верующих в Него людей—Авраама с его женой Саррой—в другую страну и размножить там потомство.
Конечно, признание Христа Богом в масштабе всего народа было бы идеальным вариантом. Но Бог всегда даёт каждому человеку свободу выбора. Он никого не принуждает насильно. И в условиях данной Богом человеку свободы какая-то часть людей принимает Бога, какая-то нет. И в масштабе всего Израиля так и получилось. То есть, потенциально, благодаря наличию Писания, в Христа в то время мог бы уверовать каждый израильтянин, реально всё-таки уверовала лишь часть народа. Тем не менее, эта часть выполнила вторую необходимую для спасения рода человеческого задачу: она возвестила о принесенной жертве остальным народам—как евреям, так и не евреям и, таким образом, мир смог получить информацию о состоявшемся Искуплении, и каждый человек, до которого дошла весть, получил возможность «Благодатью спастись через веру». Так в чём же вина евреев, если для этого нет оснований в Библии?
Знаменитый глас народа: «Кровь Его на нас и детях наших»,говорит о том, что они имели в виду. Они осознавали, что полностью принимают на себя ответственность за убийство, будучи уверены в Его богохульстве. Кроме того, не всё же население Израиля присутствовало на распятии—ну, от силы несколько сотен человек. Решить, что если толпа, науськанная первосвященником, кричала какие-то « клятвенные» слова и после этого за эти слова должен отвечать весь народ да ещё в течение всех последующих поколений—это нужно иметь очень сильную ненависть и предубеждение к евреям. К церковным антисемитским ересям можно отнести также следующие распространённые взгляды: об отвержении евреев Богом; теория о замещении еврейского народа христианской Церковью и, как следствие, мнение об их исторической ненужности.
Относительно мнения об отвержении Богом евреев после распятия Христа в посланиях апостола Павла говорится абсолютно ясно: «Итак спрашиваю: неужели Бог отверг народ свой? Никак. Ибо и я Израильтянин, от семени Авраамова, из колена Вениаминова. Не отверг Бог народа своего, который Он наперёд знал». Остаётся только удивляться, как на протяжении уже 2000 лет Церковь ухитряется исповедовать взгляды диаметрально противоположные Писанию. Другой вопрос: а можно ли говорить о, наоборот, отвержении еврейским народом Христа? Никак нельзя. Почему? Да потому что такая формулировка просо не корректна. Так можно было бы сказать только в случае, если бы после распятия Христа ни один еврей за все 2000 лет в Него не уверовал. Но ведь такого же нет. Всегда, во все времена, был какой-то процент евреев, который в Христа верил. И, кстати, наибольшим этот процентом был именно в первые века христианства, когда проповедовали, несли в мир слово Христово именно евреи, и он стал намного меньше, когда христианство стало в Византии государственной религией, и за дело взялись язычники. Отсюда видно, чья проповедь Евангелия была эффективнее—евреев или язычников.
Ещё одной церковной ересью является часто выдвигаемое против евреев обвинение, что, будто бы они провозгласили себя «богоизбранным» народом, и этим поставили себя как бы выше других народов. На самом же деле никто никогда этого не провозглашал. Понятие богоизбранности евреев вовсе не подразумевает их превосходство в чём бы то ни было над другими—вот что чаще всего не понимают те, кто обвиняет евреев в таком роде зазнайства. Это понятие чисто религиозное и понимать его надо в религиозном контексте, а не в расистском. Оно подразумевает прежде всего особую историческую миссию евреев, специфику их отношений с Богом, а не какое-либо превосходство над другими народами.
С богоизбранностью часто путают другое библейское понятие—спасённость. Но эти понятия совершенно разные. Спасённым считается тот человек, который после всеобщего воскрешения мёртвых остаётся жить на обновлённой Земле и в новом Иерусалиме. Не спасённые, как известно, идут в «геену огненную». Все евреи богоизбранны, но, естественно, далеко не каждый еврей является спасённым. Как и написано в Торе: «даже если число сынов Израилевых было как песок морской, лишь остаток спасётся».
Другое дело, что процент уверовавших в Христа евреев оказался небольшим. Если бы количество уверовавших евреев было существенно больше, то, очевидно, история человечества была бы иной. В этом случае, Израиль не потерял бы свою государственность в 70 году н.э.; Иерусалим не был бы взят и разрушен римлянами. И понятно почему. Израиль стал бы светочем и главным центром проповедования Евангелия по всему окружающему языческому миру. Так как, во-первых, делом распространения христианства занимались бы прежде всего иудеи, люди, которым по природе «вверено слово Божие», и, во-вторых, их было бы существенно большее количество и обращение в христианство было бы намного эффективнее и, очевидно, к 70 году Римская империя стала бы христианской. Поэтому никакой войны с Иудеей быть не могло бы и Иерусалим стоял бы и процветал. Проповедование Евангелия шло бы быстрыми темпами и, соответственно, срок Второго Пришествия Христа был бы гораздо более ранним.
Но куда более интересен вопрос «исторической ненужности» еврее. Согласно этому взгляду, историческая миссия еврейского народа  состояла в том, чтобы дать миру Христа и апостолов, но на этом она и заканчивалась. И после учреждения Церкви, как народ, евреи больше Богу не нужны—вроде того, что мавр сделал своё дело и теперь может уйти. Это утверждение и послужило главной причиной возникновения антисемитизма и являлось основанием для правителей тех стран, где жили евреи после рассеяния, принимать решения по их ассимиляции, а непокорных….  Действительно, с христианской точки зрения, если еврейский народ уже Богу «не нужен» и не имеет исторического будущего, то зачем ему оставаться определённым народом—пусть раствориться среди того народа, где живёт. Реально такая точка зрения ни к чему хорошему никогда не приводила, так как полностью противоречит Писанию. Если Писание говорит о том, что в будущем, начиная с какого-то момента Бог будет царствовать над домом Иакова вечно, то как же можно считать, что еврейский народ Богу уже не нужен? А сколько существует ветхозаветных пророчеств, касающихся евреев, которые ко времени образования Церкви да и к нашему времени ещё далеко не сбылись! Таким образом, приписывание Богу такого утилитарного мышления, согласно которому Он создал евреев только для воплощения среди них Христа, и после того, как задача была выполнена, этот религиозный народ уже не нужен Богу—не имеет никаких религиозных оснований и доказательств. Кстати, и историческая наука говорит о том же. Народ может исчезнуть с лица Земли только выполнив свою историческую миссию. Так исчезали многие народы и, очевидно, что еврейский народ ещё не выполнил свою миссию.
Что же послужило возникновению мнению о «ненужности» еврейского народа? Только выдуманная церковная теория замещения евреев христианской Церковью. Согласно этой теории, христианская Церковь представляет собой новый Израиль, а в богословских православных семинариях и в наше время, например, учат, что крещение заменило собой обрезание. Эта так называемая «теория замещения» есть не что иное, как просто другая форма древней церковной ереси, ереси успешно дожившей до наших дней. Она заключается в резком противопоставлении двух частей Священного Писания—Ветхого и Нового Заветов. Согласно этой ереси, эти две части резко противоречат друг другу и боги, в них описанные—злой Иегова в Ветхом Завете и добренький Иисус Христос в Новом Завете—являются совершенно разными богами. Даже враждебными друг другу. Это, конечно, совершенно бредовая ересь как с религиозной, так и со светской точки зрения.
С атеистической точки зрения Бога  нет и, следовательно, Библия—это просто книга,  придуманная людьми, евреями,--пусть даже людьми очень мудрыми. Тогда действительно и совершенно логично, что, если Ветхий Завет выдуман и ветхозаветный Бог придуман, то значит евреи действовали только по своей собственной воле и по своему желанию и, следовательно, конечно же, будут виноваты и в истреблении ханаанеян, и в уничтожении персидских городов, и во всех подобных случаях. Короче говоря, данный пример ярко показывает, что евреи виноваты в описанных в Ветхом Завете «преступлениях» именно с точки зрения атеизма и языческого сатанизма. Но уж никак с точки зрения библейского христианства, считающего Библию книгой боговдохновенной. С библейско-христианской точки зрения, например, инкриминируемое антисемитами ханаанское завоевание—великолепный пример того, что Бог наказывает народы за зло и развращённость вплоть до их физического истребления; еврейский праздник Пурим—вечное свидетельство Божие о том, каково Его отношение к насильникам. И если бы христианская Церковь почаще обращала внимание людей на эти моменты, то может быть, ни прихода к власти нацистов в Германии, ни Холокоста не было бы.
Ещё один довольно распространённый способ использования Ветхого Завета в антисемитских целях—ссылки на обличение грехов древнего Израиля пророками: мол, посмотрите, какие плохие эти евреи, как все они погрязли в грехах, как обличали их пророки! Лукавство такого взгляда очевидно: пророки-то сами были евреями и обличение ими грехов собственного народа отнюдь не подразумевает, что другие народы имеют ангельские нравы. Для православных христиан, так как католики имеют поэтому поводу другое мнение, обличение еврейскими пророками грехов собственного народа должно бы давать повод задуматься и обратить внимание на грехи того народа, к которому сами принадлежат. Кроме того, не следовало бы забывать и об исторически ограниченном характере этих обличающих еврейский народ пророчеств. Иначе говоря, обличение пророками грехов Израиля не подразумевает абсолютно его стопроцентной испорченности и отступления от Бога: всегда остаётся спасённый «остаток»--просто очевидно, во  времена таких отступлений он оказывается очень малым; и, во-вторых, ясно, что эти обличения относятся именно к таким конкретным историческим периодам, когда Израиль в наибольшей степени отходил от Бога.  Церковные писатели-юдофобы придали обличениям пророков функцию ярлыка, прикреплённого, во-первых, на весь еврейский народ без разбора, а, во-вторых, висящего над ними вечно обвинения. Но ни Новый Завет, ни Ветхий Завет сами по себе никаким «юдофобским потенциалом» не обладают. К юдофобским приводит их превратное толкование людьми, не имеющими Духа Христова и изучающие Писание не с целью познать истину, а с целью найти основания, так сказать, легитимизировать свои антиеврейские взгляды, сформировавшиеся у них задолго до знакомства с Библией.
Истинная христианская доктрина всегда состояла и состоит в том, что ветхозаветный Иегова есть Отец Иисуса Христа и все части Писания—и Ветхого и Нового Заветов являются равно боговдохновенными. Сама терминология двух частей Писания является крайне неудачной и сильно способствует таким взглядам, те богословы, которые её ввели, сами положили начало их противопоставлению. На самом деле, без истин, изложенных в Ветхом Завете невозможно правильное понимание Нового Завета. Евангелия и другие новозаветные книги в отрыве от контекста ветхозаветных книг теряют свой истинный смысл, понимаются искажённо и часто совершенно неправильно. Это пренебрежение Ветхим Заветом кстати, является одной из главных причин слабости современного христианства и раскола его на множество сект и конфессий.
Идея о замещении евреев христианской Церковью не имеет абсолютно никаких оснований. Священное Писание говорит о противоположном: Церковь не замещает собой евреев, а состоит как из евреев, так и из язычников. При этом нигде не сказано, что в Церкви евреи должны становиться язычниками, или, наоборот, язычники евреями. В первоначальной Церкви, чтобы спастись, язычники должны были выполнить обряд обрезания и исполнять другие еврейские обрядовые законы—то есть, по сути, стать евреями. Вопрос же в том, должны ли евреи, чтобы спастись, становиться язычниками—то есть, перестать соблюдать заповеданные евреям Богом сакральные законы и праздники—в апостольской Церкви никогда не стоял ввиду его очевидной для первохристиан несуразности. Теория »замещения» еврейского народа христианской Церковью тогда ещё не была придумана и христиане руководствовались прежде всего Ветхим Заветом. Все апостолы и первые христиане, которые были евреями, соблюдали священные еврейские праздники и им и в голову не приходило, что, если они уверовали в Христа, то им больше нет необходимости праздновать ветхозаветную Пасху или они больше не должны обрезывать своих детей.
Кстати, обряд обрезания был дан Аврааму и его потомкам вовсе не для спасения или оправдания, не для того, чтобы они могли автоматически попадать в рай. Итак, главная причина церковного антисемитизма состоит в том, что источником антисемитизма является расхождение, несоответствие, а частично и прямое противоречие теологии, церковных взглядов и учений библейскому откровению, Слову Божию. В юдофобии всегда виновата была не Библия, но церковь, и виновата именно по той причине, что не руководствовалась Словом Божиим. Православию, как самой далёкой от Священного Писания конфессии, гораздо труднее освободиться от юдофобии, нежели, например, протестантам, декларирующим веру в абсолютную истинность Писания. Православие предпочитает так называемое «Предание», в котором и содержаться очень многие элементы юдофобии. К «Преданию» относятся произведения так называемых Отцов Церкви и разных «святых», а многие из них были антисемитами и проповедовали антиеврейские взгляды, в частности, Златоуст. К «Преданию» относится также постановления православных Соборов, а многие из них также проникнуты духом антисемитизма.
Протестантизму и католицизму освобождаться от элементов юдофобии легче, так как они абсолютно авторитетным источником вероучения считают Библию, которая, как было показано, не только не несёт в себе ничего антиеврейского, но и сама по себе является орудием против антисемитизма. Великий, на самом деле, принцип «только Писание» был сформулирован Мартином Лютером в начале периода Реформации в Европе. Но в своём отношении к евреям сам Лютер не смог последовательно придерживаться этого принципа. Весьма странно, но человек переведший всю Библию на немецкий язык исповедовал антиеврейские взгляды. Уж казалось бы такой человек должен был знать, что Бог, которому поклоняются неуверовавшие в Христа евреи, есть тот же самый Бог, которому поклоняются христиане, разница лишь в том, что  евреи обладают более полной информацией о Нём. Однако, история учит нас, что парадоксы являются неотъемлимой частью исторического процесса. И это подтвердил выход книги римского первосвященника.
Вышла в свет книга Папы Римского Бенедикта XVI, в которой он снимает с евреев вину за распятие Иисуса Христа. Не прошло и двух тысяч лет.  Вообще-то, официально евреи были оправданы ещё в 1965 году на Втором Ватиканском соборе. Но тогда этого никто всерьёз не воспринял. Виноваты – не виноваты… Главное, чтобы справедливость торжествовала. А кто виноват – потомки разберутся. Ведь не сами же римляне! Хотя такое подозрение давно существовало, и за последние века уже не раз пытались обратить внимание на то, что Понтий Пилат был представителем римской власти, по законом которой Иисуса и распяли, а вину спихнули на безымянных граждан, оравших традиционное для любой толпы «одобрямс». Но так далеко, чтобы взять вину на себя, Второй Ватиканский собор не пошёл, ограничившись амнистией оравшим. Получилось, однако, как-то не очень убедительно. Получилось, что преступление имело место, а виноватых нет. Это трудно объяснить миллиардам верующих. Тем более что данный постулат многие века оставался общим и неоспоримым для всех разновидностей христианства: и православные, и католики, и протестанты, и копты всегда точно знали, кто крикнул: «Распни его!» И вдруг невиноваты.
   Но тут, к счастью, на выручку подоспели только зарождающаяся глобализация и уже зародившийся Израиль, объявивший себя государством всего еврейского народа. А раз всего народа, то, стало быть, и его долгов перед остальными народами. Эта спасительная идея постепенно подменила в сознании остальных народов традиционные претензии к евреям вообще – нетрадиционными претензиями к Израилю. Как представителю всех евреев. На смену вульгарному антисемитизму постепенно пришли «справедливые» требования международного сообщества к Израилю, изложенные в многочисленных резолюциях ООН. Едва ли не половина всех резолюций этой глобальной организации была посвящена зловредным действиям коллективного еврея – Израиля. Бойкот израильских товаров, израильских учёных, израильских спортсменов объединил сынов аравийской пустыни и британских профессоров. Так же, как еврейский погром в былые, нецивилизованные эпохи объединял незалежных запорожцев и германских баронов.
   В соответствии с привычной схемой на роль распинаемого был утверждён палестинский народ, а обвинения в распятии возложены на Израиль. На протяжении каких-нибудь двух поколений удалось переориентировать на это мировосприятие не только христианский и мусульманский, но и атеистический и даже людоедский мир, дружно голосующие за антиизраильские резолюции ООН. А тут, как назло,  эпидемия революций, охватившая, казалось бы, защищённый от сионистского вмешательства мир. Оказалось, что социальная и политическая антисанитария, царящая на не оккупированных сионистами обширных территориях, намного опасней вируса демократии, занесённого оккупантами на территорию Иудеи, Самарии и Газы. И то, что происходит сегодня на арабских просторах, не остановится даже в случае справедливого решения израильско-палестинского конфликта, в котором, как известно, и заключался корень всех ближневосточных проблем.
   Так что книга Папы Римского как нельзя вовремя. Не то, что она называет причины эпидемии, бушующей в радиусе тысяч километров от Голгофы. Но, по крайней мере, ещё раз воскрешает вопрос: а может быть, не во всех бедах виноваты евреи? Если так дальше пойдёт, глядишь, через каких-нибудь пару тысяч лет отменят и справедливый бойкот израильских товаров, произведённых на оккупированных палестинских территориях? Это подтверждает тезис о том, что католикам и протестантам легче принять истины Священного Писания, чем православным. И дождаться чего-либо подобного от Патриарха не представляется возможным в ближайшие две тысячи лет».








 
                Г Л А В А  6

Бринкман дочитал книгу до конца, благо она была небольшой и выключил свет. Утром, во время завтрака, рабби Шимон поинтересовался мнением Бринкмана.
--Много интересного, но не до конца бесспорного,--ответил Бринкман.
--Так и должно быть. Любая книга должна вызывать полемику иначе она не будет интересной.
--Скажите, рабби! Этот писатель этот писатель очень ненавидит Россию? Ведь он посвятил ей большую часть своей книги.
--Вы заблуждаетесь. Именно потому, что он любит Россию больше чем США и все страны Евросоюза. Россия—и моя Родина. И только поэтому он так говорит о ней и старается донести до народа мысль, в чём его спасение. Вы, возможно, этого не знаете, но в России до сих пор нет народа. Есть разрозненные нации и среди них русская нация, которая наиболее многочисленна. Эта нация старается всех, живущих в России подстроить под свой образ жизни, под свои понятия.
В новой России они никак не хотят понять, что живут не в Московской Руси. Вам это не известно, но на всех каналах телевещания, по всем СМИ проповедуются такие понятия, как «русское кино», «русская литература» и другие. Разве это не бьёт по самолюбию других народов, населяющих Россию. Разве они не участвуют в создании искусства России? Отсюда и трагедия Чечни. Как только русский народ поймёт, что он живёт в России и является составной частью российского народа, только тогда наступит мир и благополучие в этой стране. Именно к поэтому писатель и призывает в своём произведении.
--В книге явно чувствуется, что писатель более склонен к христианству и не отрицает этого.
--Полностью с вами согласен, но он судит о христианстве и объясняет это людям, что оно возникло не на пустом месте и у него были предшественники. И именно этих предшественников христианство старается уничтожить.
--Наверное, вы правы. Я не силён в теологии и церковной философии. Но мне хотелось бы выяснить один непонятный для меня вопрос. В книге говорится о понятии «мягкого и крепкого народа».
--Только образно говоря, но в этом суть исторического развития. Почему евреи выжили за долгие годы издевательств, презрения и насилия? Потому что мягкий металл гнётся, а крепкий ломается. Вы понимаете меня?
--Конечно. Но сейчас вас не назовёшь мягким народом.
--Вы правы и это обстоятельство играет против нас, но не против государства. Здесь всё наоборот: если государство не может защитить себя—оно погибнет.
--И от терроризма в том числе?
--И от этого бича 21-го века и для этой цели не всегда пригодны цивилизованные методы.
--Почему?
--Миром, под внешним налётом цивилизации, движут всё-таки древние принципы выживания наиболее приспособленных и в этой битве безжалостных и беспощадных людей, у которых благодаря этому имеют предпочтение по сравнению с теми, кто руководствуется нормами морали и налётом цивилизации. Для людей, использующих цивилизацию в своих целях ничто не имеет ценности, включая и человеческие жизни.
--И ещё один вопрос. По-вашему, все страны, применяющие насильственные или враждебные действия против евреев, должны погибнуть?
--Я не говорил этого и писатель тоже. В книге утверждается, что такие страны превращаются из процветающих экономически в захудалые бедные провинции.
--Надеюсь Европе это не грозит?
--Грозит. И последние события ясно указывают на это. Как только Евросоюз принял в состав страны, исповедующие фашизм, то есть ярый антисемитизм и другие фобии по отношению к другим народам…
--Вы имеете в виду Прибалтику?
--Конечно. И вы сразу поняли о каких странах я говорю. Значит и вы знаете об этом. Там творится что-то невообразимое по отношению к русскоязычному населению. Я уже не говорю о евреях, которых поголовно выгнали из стран Балтии. В ту же сторону смотрит и Украина, где бандеровцы, смертельные враги евреев и русских, стали приравниваться к освободителям Украины, как и советские войска. Теперь посмотрите на это со стороны экономики. Страны эти переживают самый страшный экономический упадок после Второй Мировой войны. Страны Балтии скоро будут банкротами, а Украина скатилась на самый низкий уровень внутреннего валового продукта. Привести ещё примеры?
--А Ближний Восток?
--Та же история. Кто был и есть самыми злостными врагами Израиля? Ирак, Иран, Египет, Саудовская Аравия, Сирия, Ливан. Египет, как только признал государство Израиль превратился в процветающую страну с сильной экономикой. Я не буду сейчас касаться политической системы в арабских странах. Это особый разговор. Где сейчас Ирак вы знаете. Где сейчас Ливан вы знаете. Как упала экономика Сирии, вы то же знаете. Саудовская Аравия держится на плаву за счёт поддержки США. Эта страна, как и Иран, главные поставщики террористов, но их дела не столь блестящи, как они проповедуют в СМИ. Иран вскоре доконает стремление стать атомной державой, а правительство Саудовской Аравии, чтобы избежать коллапса вынуждена проводить проамериканскую политику. О Палестине, я думаю, и говорить нечего. Население, которое кроме автомата Калашникова и лютой ненависти к евреям, не знает и не умеет ничего, обречено на гибель—как с религиозной, так и с исторической точек зрения.
--Убедительно. И всё же мне трудно согласится со всеми выводами.
--Конечно. Давайте оставим на более удобное время философию и займёмся нашими проблемами.
--Согласен. Вы, рабби, для священника очень прагматичны.
--По другому нельзя и только так может выжить Израиль. У русских есть отличная поговорка: на Бога надейся, а сам не плошай. Итак, мистер Бринкман! Для расследования привлеките инспектора полиции Хусейна аль-Амина.
--Он ваш агент?
--Нет. Просто порядочный человек. И ещё. Вчера я вам дал адрес, по которому вы можете обратиться в самом крайнем случае. Если такового не будет—забудьте этот адрес и пароль.
--На этот раз ваши агенты?
--Вы очень любопытны и если я не знал бы от кого поступила просьба о помощи, вы уже покинули бы нашу страну.
--И всё же?
--Да.
--Евреи?
--Почему евреи? Арабы, которые любят свою родину и ненавидят террористов.
--Вот за это спасибо, рабби. Во-первых, за людей, а, во-вторых, за отношение к арабскому населению.
--А вы думаете там в Евросоюзе, что евреи стремятся поголовно уничтожить арабов? Если так, то вы там глубоко ошибаетесь. В арабских  странах живут глубоко порядочные люди и вы в этом сами убедитесь. Как говориться, с Богом. Не забывайте одну важную вещь о психологии террористов. Организация террористов, когда чувствует приближение конца, чтобы предотвратить его, идёт на контакт с любым правительственным органом, способным на победу в конфликте. Яркий пример—Чечня. Боевики Кадырова служат в правительственных правозащитных организациях, чтобысохранить костяк своей организации и в нужный момент выступить против существующей власти.
--Спасибо за совет. Думаю, что я готов к пребыванию в арабской стране.
--Через час за вами придёт мой человек и переправит вас в Ливан через территорию Палестины. Можно и через наши посты, но так скорее вы попадёте к тем людям, которые могут быть вам полезны. Ваш провожатый—араб. А сейчас я вынужден вас оставить. Дела. Прошу прощения и счастливой дороги.
--Спасибо за всё рабби.

 








            Г Л А В А  6 

Пол пришёл в себя. Руки и ноги были привязаны к кровати. При любом шевелении верёвки врезались в тело, причиняя невероятную боль. К горлу подкатывала тошнота. Чтобы  как-то справится с этой болью Мейсон старался дышать как можно глубже и спустя какое-то время это помогло. Неожиданно послышались шаги и Пол услышал голоса двух людей.
--Он очнулся?—спросил один.
--Да, похоже на то.
Они подошли к Мейсону. Увидев, что он открыл глаза один из них сказал.
--Скоро сюда придёт босс. Он хочет задать тебе пару вопросов, на которые ты должен ответить. Мы постараемся помочь ему в этом.
Дубинка мгновенно стала подниматься вверх и резко опустилась. Мейсон почувствовал как она с болью врезалась в рёбра. Пол приготовился к долгому избиению, но удар был единственным. В помещение вошёл ниже среднего роста ливанец, заросший волосами по всему лицу. Он не может быть крупным боссом, определил Мейсон. Я не увидел большой почтительности на лицах охранников, для которых большой босс—небожитель. Ливанец вежливо поздоровался и поинтересовался здоровьем и настроением.
--Как вас кормят?
--Вполне нормально. Вы долго меня будете держать здесь?
--Всё зависит от вас.
--В каком смысле?
--Вы должны выполнить для нас одну важную работу.
--Если это связано с криминалом, то можете на меня не рассчитывать.
--Мне кажется, что ваша жизнь важнее, чем разовое выполнение задания, несовместимого с законом. Вас никто не ищет и вы можете умереть и никто не узнает, что с вами случилось. Даже ваши родные. Мне кажется, что вам лучше согласится с нашим предложением, чем погибнуть. Тем более, что никто не узнает о вашем «грехе».
В этом он совершенно прав,--подумал Мейсон.—Такова специфика нашей работы. И если ты погибаешь на задании и причина смерти не будет установлена, то нигде ничего не сообщат, разве что семье, если она имеется. Мы уходим из жизни незаметно. Это касается любой страны, любых специфических группировок, даже террористических организаций.—Мейсон подумал, что он должен выслушать предложение террористов. Возможно, приняв их он попытается освободиться. И потому вслух он произнёс.
--Хорошо. Я согласен выслушать ваше предложение.
--Вы должны переправить в Палестину два килограмма героина и затем отправиться в Израиль.
--А разве среди ливанцев или палестинцев нет людей для этой цели?
Мейсон, конечно, не мог знать, что последний курьер, сумевший удачно переправить героин в Палестину, через израильские посты, решил действовать самостоятельно. Курьер совершил ошибку и не доставил пищу чудовищу под названием «террор» и должен был погибнуть. Чудовище умирало от голода, а голодный человек не прощает сытого. Курьер любил женщин и решил, что будет работать на себя. Он припрятал то, что вёз. Продавцы долго его искали и нашли, но товара у него не было. Его убили и тайна умерла вместе с ним. Теперь перевезти героин через границу было значительно сложнее: сперва границу охраняли израильские солдаты, а теперь отряды ООН. Тогда шейх и придумал вариант провоза товара с чиновником из ООН. Мейсон подходил для этой работы и то, что он еврей, оказалось простой случайностью.
--Я никогда не соглашусь на эту работу.—Мейсон в страшном сне не мог придумать, что террористы могут думать о том, что он согласится.
С этого дня его периодически избивали. Очнувшись от побоев он видел рядом собой того же человечка, который пристально смотрел на него и задавал один и тот же вопрос.
--Вы согласны?
Мейсон отрицательно качал головой, его несколько часов не трогали, в затем пытки продолжались. Били его профессионально, следов на теле не оставляли. И, вдруг, через неделю бить прекратили. Мейсон не мог понять, что это означает: придумали новую гадость или решили оставить его в покое и уничтожить. Прошло уже две недели, как Мейсон сидел в заточении. К нему никто не заходил, кроме охранника, приносившего еду. Мейсон строил различные предположения по поводу своего положения, но не находил логического объяснения. Конфликт с Израилем закончился некоторой победой Хезболлы. Зачем же им теперь заложник? Пол ничего не смог придумать и решил подождать развития событий.


















                Г Л А В А  7

Бринкман внимательно просмотрел все газеты от первой до последней страницы, но нигде не обнаружил даже упоминания о похищении. В этом не было ничего сверхъестественного. В стране, где террористы напрямую связаны с государственными структурами, подобное является нормой. И всё же Бринкман обнаружил, что СМИ предоставляют слово оппозиционным журналистам и критику такого положения в ситране. Многие журналисты открыто критиковали правительство за связь с Хезболлой. Особенно резко высказывался некий Саид Оруда. Из его публикаций Бринкман подчерпнул много полезного, а, главное, имена людей, стремящихся искоренить зло. При первом удобном случае, решил Бринкман, я должен познакомиться  с этим журналистом.
Ознакомившись с прессой, Бринкиан поехал в полицейское управление и попросил дежурного вызвать инспектора Хусейна аль-Амина. Через несколько минут к дежурному подошёл невысокий, смуглый человек лет сорока, с густыми чёрными волосами.
--Кто меня спрашивает?
--Я,--сказал Бринкман.—Меня зовут Берт-Рене Бринкман, я сотрудник Интерпола. Могу я поговорить с вами?
--Поднимемся в мой кабинет.
Кабинет инспектора был небольшим, но уютным, если можно применить это слово к служебному помещению.
--Присаживайтесь. Меня зовут Хусейн аль-Амин. Что привело вас в Ливан?
--Похищение сотрудника Интерпола Пола Мейсона.
--Я знаком с этим делом. Почему обратились ко мне?
--У меня две причины. Первая—мне посоветовал рабби Шимон.
--Значит и МОССАД заинтересовался этим похищением?
--Почему МОССАД?
--Ну раз рабби Шимон, то значит и секретная служба Израиля.
--Вам это неприятно?
--Нисколько. Мы несколько раз сотрудничали с рабби и должен признать, что он действовал всегда порядочно.
--Он тоже мнения о вас.
--Приятно слышать.  Вторая причина?
--Я слышалот рабби, что вы родились в Бейруте в бедной семье.
--Да. Это так, но какое отношение это имеет вашему выбору? Понимаете, я готов с вами сотрудничать на любых условиях и объясню почему. Интерпол—могучая организация и для меня большая честь помочь сотруднику Интерпола, тем более что дело касается похищения человека. Я считаю похищение самым гнусным нарушением и ненавижу шантажистов. Здесь нет ничего личного.
--Благодарю вас за откровенность и отвечу тем же. Собственно это и является вторым условием моего выбора. В работе, которую я выполняю, невозможно обойтись без тесного контакта с местными правоохранительными органами, без строгого отбора помощников, которые чётко выполняют поручения, без законсервированных осведомителей. Если ты хочешь справиться с заданием успешно, надо выбрать самых толковых и не важно в форме они или нет. И самые надёжные—это ревностные служители рядового состава или местные детективы. Они знают город и его пригороды, как свои пять пальцев, разбираются в людях настолько хорошо, что в считанные минуты могут дать характеристику любому.
Чаще всего они выходят из чрева города и хотя состоят на службе у городских властей, сохраняют свою независимость. Влюблены в свой город и стремятся очистить его от нечестии. Работают под палящими лучами солнца, вскрывают гнойники на теле города, помогают ему за то, что он поставил их на ноги. Они берут ответственность на себя и не отступают перед трудностями. Конечно, среди них встречаются и грубияны, и нечистые на руку люди. Но в большинстве своём это прекрасные люди, готовые броситься в решающую минуту в самую тёмную аллею за убийцей, рискуя собственной жизнью. Таким и должен быть, по-моему, настоящий полицейский и такие нужны городу.
Инспектор с уважением посмотрел на Бринкмана.
--Господин Бринкман! Мне нравится ход ваших мыслей и думаю мы сработаемся.
--Зовите меня просто Берт,--Бринкман улыбнулся и протянул руку инспектору. Тот пожал руку и улыбнулся в ответ.
--Тогда я—просто Хусейн и будем считать, что официальная часть закончена. Как говорится, мы вручили друг другу верительные грамоты и можем приступить к делу. С чего начнём?
--С осмотра места происшествия и опроса свидетелей. Я думаю, что в этом вы будете незаменимы.
--Место происшествия осматривали, но не тщательно, свидетелей опрашивали, но безрезультатно. Вы поймёте почему позже. Я готов.
Бринкман и Хусейн вышли из полицейского управления и приехали на машине к отелю, в котором жил Мейсон.
--Это произошло здесь?
--Нет. Ваш сотрудник шёл в американское посольство. По пути он проходил через жилой район и там был остановлен неизвестными бандитами и брошен в автомобиль.
--Откуда это стало известно?
--Мы проследили его путь и возле жилого дома обнаружили следы шин. Нам повезло, что ночью прошёл сильный дождь и следы хорошо сохранились.
--Но это мог быть случайный автомобиль.
--Нет. Мы засняли след протектора и выяснили, что он принадлежит машине марки «Ниссан» 1985 года выпуска, украденного в ночь до совершения преступления. Автомобиль нам найти не удалось, так же как и следов Мейсона. На этом по распоряжению начальника, следствие было прекращено, до получения условий выкупа.
--И когда появились условия?
--Никогда. За прошедшие две недели никаких условий не последовало. Ни сообщения о организации, которая совершила похищение, ни о сумме выкупа.
--Вам не показалось это странным?
--Показалось, но кроме ожидания мы ничего не могли предпринять.
--Давайте проедем в тот жилой район.—Район находился в пяти минутах езды на автомобиле и, когда они приехали, Бринкман понял, почему похитители выбрали это место. Две многоэтажки стояли друг против друга, а по бокам ютились одноэтажные частные дома. Жители многоэтажек мало обращают внимания на то, что происходит на улице, а жители одноэтажных домов могли ничего не видеть, так как дорога проходит между многоэтажками, где видимость практически равна нулю.
--Да. Место выбрано удачно. Похищения не совершаются сами по себе, а тщательно планируются. Бывает, что в спешке, но обязательно планируются. Значит, в похищении замешана группа людей. И какая группа способна на похищение людей?—проанализировав ситуацию, спросил Бринкман.
--У нас, только Хезболла.
--В нашей организации тоже так думают и будем работать в этом направлении. Давайте все же попробуем расспросить людей. Может быть кто-то что-то видел.
--В многоэтажке?
--Да. В частных домах явно никто ничего не видел.
Бринкман и Хусейн зашли в первый дом. Обошли несколько квартир, но везде их ожидала неудача. Во втором доме ситуация повторилась..
--Как вы думаете, они действительно ничего не видели?—спросил Бринкман.--Даже во враждебном по отношению к полиции Нью-Йорке жители не столь недоброжелательны.
--Что-то, возможно, и видели. Если в Европе или Америке можно несколько лет встречаться с человеком в баре и только случайно узнать, что он живёт этажом выше в твоём доме, то на Ближнем Востоке такое невозможно. Люди знают друг друга и тех, кто живёт в соседнем квартале.
--Так почему они молчат?
--Это Восток и вам надо привыкать к этому. Жители этих домов, как и квартала, а, возможно, и всей страны, заинтересованы только шелестом купюр, причём желательно с портретом какого-нибудь президента. Они откровенно нам показывали, что дорого продадут любую информацию, так как живут в нищете и бедности.
--Но живут они в бедности по вине экстремистской организации Хезболла, рекитирующей весь юг Ливана.
--Это правда, но они даже не будут слушать подобное, опасаясь провокаторов среди своих же жильцов.
--Но если они понимают, что все беды идут от Хезболлы, то почему не сбросят это иго?
--Легко сказать. Чтобы победить Хезболлу нужно победить Иран и Сирию, а у нас таких сил нет.
--А вообще искоренить терроризм на Востоке можно?
--Можно, но тогда к указанным странам нужно прибавить Саудовскую Аравию, Россию и Евросоюз.
--Вы замахнулись на полмира.
--Так оно и есть. Евросоюз снабжает палестинских террористов деньгами, Россия—оружием. Единственная страна, которая борется с терроризмом—это США. Возьмите, Ирак: десятки людей гибнут каждый день на призывных пунктах от рук террористов, но десятки других приходят записываться в полицию и армию. Даже смерть не может остановить стремление людей к свободе. А на деле политики, лживые политики, с умным лицом обсуждают меры применения санкций к США за жестокости при искоренении терроризма.
--Но ведь в ваших странах проходят многочисленные митинги против США и Израиля.
--Проходят. За десять долларов человек готов целый день торчать на улице и выкрикивать то, что ему подсказали.
--Удивительно. Вы высказываете те же мысли, что и мой шефы.
--Просто это мысли здравого человека.
Поговорив с инспектором, а ранее с журналистом и другими людьми, с которыми он встречался в Бейруте, Бринкман понял, что всё, что говорил рабби Шимон и говорит инспектор Хусейн, является объективной истиной. Среди арабов, населявших Ливан, а возможно и другие страны Ближнего Востока, большинство ненавидело террористов. У людей не было реальной возможности для открытой борьбы. Однажды, гнев народа вылился в открытое противостояние в связи с убийством бывшего премьера страны, но на стороне бандитов были деньги, оружие и покровительство продажных политиков и всё вернулось на прежние места. Но всё может повториться с ещё большей силой и тогда Ближний Восток запылает. Для продажных политиков горе и боль собственного народа были менее важны, чем счета в банках. И не просто банковские счета, а собственные банковские счета.
--Хорошо.—Вернулся Бринкман к разговору о свидетелях.—Я согласен пожертвовать несколько сотен долларов. Выдумаете они  что-то расскажут?
--Не знаю, но деньги возьмут.
--Тогда не будем рисковать. Подвезти вас в управление?
--Спасибо. Я должен встретиться кое с кем.
--Тогда до свидания. --Бринкман понял, что инспектору необходимо встретиться со своими осведомителями и поехал в отель.






         Г Л А В А  8

Инспектор прикрепил к Бринкману Максуда, сержанта полиции, чтобы он повсюду сопровождал его во время расследования. Это была не только мера безопасности, но и возможность для Бринкмана общаться с местным населением, которое охотнее шло на контакт со своим, чем с приезжим европейцем. Сержант Максуд ревностно исполнял свои обязанности, но не докучал Бринкману своим присутствием. Если Бринкман просил Максуда оставить его одного, тот уходил и тут же ставил в известность инспектора. Бринкман вначале думал, что Максуд будет продолжать наблюдать за ним после отправки его в управление, но вскоре убедился, что слежки за ним нет.
Надо было с чего-то начинать и Бринкман решил начать с нового опроса свидетелей, хотя в первый раз жильцы домов, возле которых был похищен Мейсон, отказались отвечать на его вопросы. Теперь с ним был Максуд и Бринкман надеялся на удачу. По крупицам он собирал сведения, но ничего, что указывало на выход на людей, совершивших похищение, добыть не удавалось. Три дня Бринкман с Максудом повели в беседах с жильцами, но ничего нового не узнали. Бринкман решил, что опрос свидетелей не дал и ошибся.
Конечно, Бринкман понимал, что его персона заинтересует не только госбезопасность страны, но и террористов. Поэтому он не сомневался, что в его номере будет произведён обыск и сразу обратил внимание на некоторый беспорядок. Пыль, случайно стёртая рукавом пиджака, ваза, оказавшаяся не на месте, торчащая из двери холодильника резина, которая плохо держалась и её приходилось руками запихивать внутрь—когда он приехал в отель отдохнуть. Пистолет лежал на месте, но на нём виднелся отпечаток большого пальца. Работали не профессионалы, решил Бринкман, и это насторожило его больше всего. Ещё больше насторожил  его окурок сигареты в корзине для мусора. Осмотрев его Бринкман позвонил портье.
--Говорит Бринкман. Вы впускали кого-нибудь в мой номер?
--Да, господин Бринкман. Они предъявили удостоверение службы безопасности и ордер на обыск.
--Вы уверены, что эи люди из службы безопасности?
--Вполне. С ними был полицейский.
--А больше никто не приходил?
--Я бы не впустил никого.
Бринкман понял, что портье врёт, так как ребята из службы безопасности не допустили бы таких ляпов. Значит вокруг поисков Пола скапливаются тучи, которые будут сгущаться по мере продвижения поисков. Это также  показало, что он находиться на верном пути.
Бринкман вышел из отеля. Оглянулся, чтобы провериться и ничего не заметил. Интуиция подсказывала ему, что его «пасут» и он не ошибся. Огляделся внимательней. Какой-то парень на противоположной стороне улицы топтался в дверях магазина, как бы раздумывая в какую сторону ему пойти. Бринкман развернулся и зашагал в обратном направлении. Парень двинулся за ним. Он ничем не выделялся из толпы таких же восточных лиц. Бринкман усмехнулся и перешёл на менее многолюдную улицу, чтобы было легче следить за «топтуном». Если это агент службы безопасности, то ведёт он себя просто топорно. Пройдя несколько кварталов, Бринкман проделал пару нехитрых манёвров и преследователь едва не впечатался ему в спину. Бринкман внимательно посмотрел на него и хотел шутки ради поздороваться с ним, но в бок ему упёрся пистолет. Это явно была не служба безопасности.
Парень был молод, улыбался, обнажив ряд коротких кривых зубов. Это был любитель, которому поручили работу профессионала. Парень наклонился к Бринкману и стал, что-то говорить. Бринкман не понял ни одного слова и дёрнул его за пальто так, что пуговицы разлетелись в разные стороны, а пистолет уже был направлен в бок преследователя. Парень дёрнулся, чтобы выхватить оружие, но Бринкман ударом по шее уложил его на землю. Удивительно было то, что прохожие не обращали на них внимания и спокойно занимались своими делами. Что это? Привычка или страх?
Бринкман положил пистолет к себе в карман и наклонился к парню.
--Передай своему патрону, чтобы в следующий раз посылал для слежки кого-нибудь поумней.
Он ушёл и стал размышлять. »Сколько их молчаливых людей, которых я не знаю, но они отлично знают меня и все мои передвижения, преследуют меня и ничего не боятся. А почему не боятся? Потому что у них есть большие деньги. Их прикрывают политики и они думают, что находятся в безопасности. Я помню, что говорил мне шеф и думаю, что настало время применить эту тактику. Когда над этими людьми сгустятся тучи или против них выступит сила которая также не оглядывается на общепринятые законы права и морали, они не почувствуют себя так уверенно. Эти люди прекрасно знают чего можно ожидать от полицейских, но не знают, что могут предпринять непредсказуемые антитеррористические спецподразделения, не всегда подчиняющиеся законам. И тогда страх, который является их оружием, обратится против них. Надо только ждать случая, чтобы на практике применить эту стратегию. В раз так, то надо продолжать открыто расследовать, чтобы эти люди раскрылись полнее».
И Бринкман начал опрашивать как можно больше людей, приглашал через инспектора в его кабинет различных индивидуумов и беседовал с ними.  Причём он беседовал на совершенно отвлечённые темы, не затрагивающие расследования похищения Мейсона. Но об этом знал он и не знали они, его потенциальные противники. Бринкман понимал, что вызываемых им людей будут повторно опрашивать люди шейха и внушал им говорить правду. Чем честнее человек рассказывает о своих поступках, тем меньше ему верят, что он говорит правду. Начните говорить заведомую ложь и вы прослывёте среди людей честнейшим человеком. Такова природа поведения человека. Может быть Бпинкман был бы не прав в глазах людей, мыслящих по другому, но его план удался полностью.
После вечера, проведенного в американском посольстве с лёгким фуршетом, Бринкман в прекрасном расположении духа вернулся в отель. И совершенно забыл про всякую осторожность. Вставил ключ в замочную скважину и повернув его, Бринкман моментально увидел, что дверь номера распахнулась и на него набросился человек и сбил его с ног. Бринкман в полной темноте поймал ногу неизвестного и в этот момент на его голову обрушилось что-то тяжёлое, но он не потерял сознания. И сразу неизвестный опрокинулся на него и жарко задышал ему в лицо. Бринкман никак не мог дотянутся до пистолета и пытался достать нападавшего ногой, и вдруг новая острая боль в плече ослепила его. Он почувствовал, что руки незнакомца пытаются дотянутся до его горла и из последних сил ударил его ногой в живот. Незнакомец согнулся от боли и отлетел в сторону. За эти несколько секунд передышки, Бринкман немного пришёл в себя и вскочил на ноги и инстинктивно пригнулся. Что-то со свистом пронеслось над головой. В темноте Бринкман осторожно двинулся в сторону предполагаемого падения незнакомца, но не обнаружил его. Послышался топот ног по лестнице и он понял, что незнакомец сбежал. По привычке начав анализировать, он вспомнил, что закрывал дверь на два оборота, а открывая дверь сделал один оборот ключа. Выходит он уже должен был знал, что в номере кто-то есть и  нападение должно было стать неожиданным. Значит сказалось употребление спиртного. И шутить с этими людьми нельзя. Надо быть всегда в форме.








                Г Л А В А  9

Очнувшись от побоев, Мейсон всегда видел одно и тоже лицо, которое пристально смотрело на него и задавало один и тот же вопрос.
--Вы согласны?
Мейсон отрицательно качал головой, его несколько часов не трогали, а затем пытки продолжались. Били его профессионально, следов на теле не оставляли. И вдруг, через неделю, бить прекратили. Мейсон не мог понять, что это означало: или придумали новую гадость или решили оставить его в покое и уничтожить. Мейсон не мог знать, что в Бейрут прибыл Бринкман и уже неделю ведёт его поиск. Поэтому террористы затаились, чтобы ненароком не выдать месторасположения Мейсона и предприняли новую тактику. К концу недели в комнату Мейсона вошёл Рашид Дувар. Он не представился. Сел на принесенный охранниками стул и посмотрел на Пола.
--Как вы себя чувствуете?
--Благодаря вашим молитвам прекрасно.—Мейсон даже попытался улыбнуться. Просто это была старая, как мир, игра в доброго и злого истязателя, правила которой он хорошо знал.—У вас на Востоке есть хорошая поговорка: нельзя быть таким сладким, чтобы тебя проглотили и таким горьким, чтобы тебя выплюнули. Надеюсь вы понимаете о чём я говорю? Вы напрасно теряете время. По опыту зная  о тактике всех террористических организаций, могу предположить, что после выполнения задания, вы потребуете повторения, в противном случае передадите материалы моему начальнику. В самом крайнем случае просто ликвидируете меня. И какие бы красивые слова вы мне не говорили бы, я не поверю ни одному из них.
--Я—один из заместителей руководителя нашей организации. Меня зовут Рашид Дувар и могу дать вам слово, что ничего подобного с вами не произойдёт. Из-за введения войск ООН переход границы затруднён, а наши люди в Палестине нуждаются в средствах.
--Вы откровенны.
--Потому и откровенен, что обещаю сдержать своё слово.
--А если я всё-таки откажусь?
--Всё-таки или категорически?
--Категорически.
--Что ж. Этим вы подписали свой приговор. Я человек гуманный и даю вам срок ещё неделю, чтобы вы подумали.
--А почему неделю, а не месяц, не два дня или два часа?
--Потому что вас начали искать и это крайний срок в течении которого мы можем вас скрывать, не опасаясь быть обнаруженными. Всё в мире подвержено случайности. Вы должны оценить мою откровенность.
--Я оценил. Значит Бринкман ищет меня. И если ищет, то найдёт. Господин Дувар, я вам советую принять самые срочные меры предосторожности и думаю, что до конца отпущенного мне срока услышу о вашей гибели.
Только после его ухода Мейсон позволил себе проявить радость по поводу приезда Бринкмана. Он не сомневался, что Берт приложит все силы для его спасения. Новость вселила новые силы в Мейсона и никакие побои теперь ему были не страшны.



















              Г Л А В А  10

Превозмогая боль в голове Бринкман закрыл дверь и рухнул на кровать. Он не помнил как заснул и проснулся от тупой боли в голове. Голова была тяжёлой и отзывалась острой болью в затылке при малейшем движении. Но надо было вставать, так как продолжение не могло не последовать. Раз уж взялся играть роль живца, то трепыхайся на крючке. Бринкман встал, умылся и направился в ближайший бар. Делал всё демонстративно и многократно заказывал виски. Выпив несколько рюмок, он вставал и направлялся в туалет, где глотал таблетку против опьянения и снова возвращался за стойку бара. Внимательно оглядывая помещение он увидел, что за ним наблюдает пара глаз. Бринкман механически сфотографировал лицо и кивнул бармену. Тот послушно налил очередную порцию виски.
На часах было начало двенадцатого ночи, когда Бринкман вышел из бара. Небо нахмурилось, грохотали раскаты грома и темноту прорезали вспышки молний. Как бывает на Востоке дождь начался мгновенно и пелена водного потока скрыла тротуары и мостовые. На Востоке можно долго ждать дождя и он не приходит, но когда начинается, то напоминает вселенский потоп. Бринкман сел в машину, включил «дворники», но они не справлялись с потоками дождя. От стоящей впереди машины виднелся лишь силуэт с красными огоньками, да туманные пятна неоновых реклам и витрин на улице. Бринкман всё же рискнул поехать и когда доехал до отеля вспышки молний превратили ночь в день. Швейцар с огромным зонтом выбежал навстречу и проводил его в холл. В ботинках хлюпала вода, одежда помокла насквозь. Бринкман сел в лифт и доехал до своей комнаты. Разделся, насухо вытерся и открыл бар. Налил виски и одним глотком проглотил порцию. Сейчас ему это было необходимо. Налил снова, выпил и почувствовал как усталость обволакивает всё тело. Всё, решил он, на сегодня хватит, лёг в постель и закутался в одеяло. Заснул он мгновенно.
Проснулся от толчка в плечо. Открыл глаза и увидел двух человек, которые показали ему полицейские жетоны и тут же опустили руки в карманы.
--Полиция,--сообщил один из них, который был поменьше ростом.
--Что вам нужно?
--Ты. Ты поедешь с нами,--и он вытащил из кобуры пистолет.
--Что-то вы ребята не похожи на полицейских,--сказал Бринкман и его же собственный пистолет упёрся ему в рёбра.
--Смышлёный парень,--заметил тот, что был выше ростом и здоровее, на вид, первого.—Хочешь, чтобы мы применили силу?
--Выстрел переполошит всю гостиницу и многие захотят узнать, что это за шум.
--Может быть ты и прав, но ты этого не узнаешь.
Бринкман понимал, что на этот раз действуют профессионалы, а не люди решившие поиграть с оружием. Они отлично знали, как стоять, чтобы он не мог достать их, и как сделать, чтобы никто не обратил внимания, если его потащат из номера. У одного из них из кармана торчала бутылка и если он начнёт сопротивляться, оглушат, вольют в рот спиртное и потащат, как пьяного, а если надо—то понесут и на руках. И Бринкман решил не сопротивляться, так как выбора у него не было. Они спустились по лестнице и подвели Бринкмана к его машине. Дождь уже прекратился, но земля и асфальт ещё не просохли. Один из «полицейских» вытащил у Бринкмана из кармана ключ, а другой подал знак, стоящей неподалёку машине. Машина отъехала от тротуара и умчалась в ночь. Бринкман уже понял, что этот путь может лежать только в один конец. Сначала куда-нибудь отвезут, порасспрашивают, а затем вывезут труп на окраину и выбросят. Надо было действовать, но вести себя осторожно. Пусть думают, что меня можно прикончить без всякой суеты. Бринкман с трудом сдерживался, так как внутри у него всё кипело и даже руки стали подрагивать от внутреннего напряжения.
--Что они собираются делать,--мысленно рассуждал он.—По-моему, я ошибался, принимая их за профессионалов. Если они профессионалы, то зачем им ехать в моей машине? Почему они не обыскали меня и машину? Это явная ошибка, тем более, что в моём ботинке лежит автоматический пистолет.
Машина остановилась у тротуара и маленький человек выбрался из машины.
--Поведёшь машину сам. И осторожней, иначе не доедешь до пункта назначения.
Бринкман сел за руль, а маленький развалился на переднем сидении. Близко к Бринкману он не прижимался, чтобы оставалось достаточно пространства между ними. Всё-таки, подумал Бринкман, кое-чему их обучили, но то, что он сидит на таком расстоянии  было ошибкой. Более здоровый сидел сзади и приставил пистолет к уху Бринкмана. Маленький включил приёмник, чтобы езда казалась обычной автомобильной  прогулкой. Кого он опасался не понятно,так как ни машин, ни полицейских на джороге не было.
Несколько раз Бринкман пользовался прикуривателем на приборной доске, хотя давно  не хотел курить. Это делалось для того, чтобы захватившее его люди привыкли видеть, как он пользуется руками. Здоровяк указывал куда надо свернуть и когда они приехали к какому-то съезду, приказал поехать по боковой дорожке и двигаться медленно. Асфальт вскоре кончился и дальше они поехали по грунтовке. Несколько домов тёмными силуэтами вытянулись вдоль дороги. Вскоре показались тусклые огни нового дома и здоровяк приказал остановить машину.
Маленький и здоровяк вылезли из машины. Маленький нагнулся и вытащил ключи из машины.
--Ты ведёшь себя хорошо. Продолжай в том же духе, а сейчас вылезай и не делай лишних движений.
Они зажали Бринкмана с двух сторон и повели в дом. Бринкман пока не волновался. Ведь не легко спрятать тело в таком месте, но что произойдёт дальше он не представлял. Дверь в доме распахнулась и на фоне освещённого треугольника возник мужской силуэт. Не говоря ни слова мужчина ударил Бринкмана в лицо. Два пистолета стукнули его по спине, втолкнув в прихожую. Войдя, Бринкман нанёс сильный удар неизвестному в челюсть, разбив свой кулак в кровь. Попутчики стрелять не решились, но не бездействовали. Один из них ударил Бринкмана пистолетом и он провалился в беспамятство.
Потом пришла боль, но не в голове, а во всём теле. Бринкман открыл один глаз, потому что второй заплыл и не открывался.
--Он очнулся,--произнёс кто-то от него сбоку.
--Может добавить ещё?—спросил другой голос.
--Я скажу когда,--третий голос принадлежал явно старшему в этой группе, судя по властным интонациям, человек  явно привык распоряжаться. Бринкман с трудом стал различать окружающее. Он увидел свои ноги, привязанные к ножкам стула. Руки были завёрнуты за спину и тоже связаны. Кровь капала из разбитого носа. Бринкман выпрямился на стуле и постепенно стал приходить в себя. Шесть человек, явно арабской национальности, словно стервятники, сидели вокруг него. Ещё двое с дубинками, стояли возле двери. Тот же, привыкший командовать голос участливо спросил.
--Как вы себя чувствуете?
--Ничего хорошего,--ответил Бринкман.
--То, что произошло с вами—это лишнее. Мне надо было просто поговорить с вами, а ребята переусердствовали. Я думаю, что мы с вами поговорим в более дружественной обстановке. Сейчас мы вас развяжем.
--Не делайте этого, уважаемый,--проговорил тот, которого Бринкман ударил при входе в дом. Он зажимал полотенцем разбитое лицо.
--Заткнись!—приказал человек, которого Бринкман мысленно обозначил, как «босс».
Бринкман промолчал.
--Я хочу узнать для чего вы ищите Мейсона и во время поисков убили нашего человека, которого звали Абрахам? Вы так высокого цените Мейсона?
--Вы—подонки и вам не понять такого слова, как дружба,--Бринкман специально пытался обострить ситуацию, чтобы вывести их из себя. Нервный человек непредсказуем и в то же время допускает массу ошибок.—И никого я не убивал.
--Ладно. Можем не говорить о убийстве. Мы не в полиции, да и мне не жаль этого лопуха, который подставился так нелепо под вас. Мне нужно знать как далеко вы зашли в розыске Мейсона. Не секрет, что он наш заложник и мы пытаемся извлечь из этого максимум выгоды.
Губы Бринкмана распухли и ему было тяжело говорить.
--Я никого не убивал и не могу говорить, вы же видите, что у меня распухли губы, да, собственно говоря, и не хочу.
--Напомни ему, Ибрагим.—Босс поудобнее уселся в кресле и закурил сигару. Ибрагим не стал сразу бить Бринкмана, а обмотал мокрое полотенце вокруг кулака и только после этого начал тщательно обрабатывать его со всех сторон. Бринкман потерял сознание, а когда оно вернулось, услышал.
--Теперь вы кое-что вспомнили?
Брикман отрицательно покачал головой и сразу получил удар в лицо. Затем удары посыпались один за другим, он снова потерял сознание. Он не слышал как босс приказал своим подчинённым остановится.
--Он уже ничего не соображает и ничего не чувствует. Пусть посидит несколько минут и придёт в себя. Тогда ваша работа будет эффективней.
Избивавшие его подонки отошли к столу, тяжело дыша. Бринкман очнулся и посмотрел на босса бандитов.
--Не надо продолжать поиски Мейсона, мы его надёжно упрятали.
--Тогда чего вы боитесь?
--Я убью этого неверного!—проговорил Ибрагим.
--Ты будешь сидеть и молчать. И делать то что я скажу.
--Чтоб он сдох! Он выбил мне зубы.
--Тебе вставят новые, ещё красивее.
--Со мной такого никогда не случалось,--продолжал ныть Ибрагим,--и когда я захватывал заложников, и когда убил этого лопуха Абрахама.
--Вы ужасный человкек,--с иронией произнёс босс, обращаясь к Бринкману.—Вы ударили по самому больному месту Ибрагима.—Он у нас красавчик.
--А вы так переживаете за него?
--Как и вы за Мейсона. Люди должны сочувствовать друг другу.
--Конечно. Я вам тоже сочувствую и буду сочувствовать, когда вы предстанете перед судом.
--Мне кажется, что будет лучше, если Ибрагим вновь займётся вами. Вместе с напарником.
--Это вы умеете делать, но всё равно ваша песенка спета.
--Махмуд! Покажи ему, ты ещё не пробовал,--переменил решение  босс.
От дверей отделился здоровяк и быстрым движением ударил Бринкмана по голове. Он снова отключился и только холодная вода привела его в чувство. Затем снова получил удар и снова холодная вода. Промежутки между ударами стали увеличиваться и Махмуд повернулся к боссу.
--Он ничего не скажет, уважаемый.
--Скажет! Добавь ещё!
Водные процедуры повторились, но в этом была одна позитивная вещь для Бринкмана. Вода смыла кровь с глаз и он мог видеть. Босс заметил, что Бринкман очнулся.
--Вы меня слышите?
Бринкман кивнул головой. Он понимал, что босса бандитов интересует не сам ход расследования похищения Мейсона, а что-то другое, но прочно связанное с поиском. Но что, Бринкман понять не мог.
--Советую вам понять, насколько всё серьёзно и потому спрашиваю в последний раз. Лучше расскажите, ведь если вы умрёте, то уже ничего не сможете сделать.
--Что вам надо?
--Вы отлично знаете, что мне надо.—Но именно этого Бринкман как и раз и не знал и потому промолчал.—Ну, что ж. Мне пора. Махмуд! Развяжи его.
Верёвки упали к ногам Бринкмана, но он по-прежнему не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.
--Что с ним делать, уважаемый?
--Он не еврей. Он подданный Нидерландов и мы не можем его убить просто так. Придумай что-нибудь, Махмуд. Абдулла! Отвези меня в город.
Террористы подождали пока уедет босс и восстановится кровообращение у Бринкмана, чтобы он смог идти. Затем Махмуд схватил его за воротник и приставил пистолет к спине.
--Топай к машине.
Бринкман был очень слаб, но управлять машиной мог. Махмуд уселся рядом, прижавшись к дверце и держа пистолет Бринкмана в руке. Бринкман попросил сигарету и воткнул прикуриватель на приборной доске. Махмуд, улыбаясь, дал ещё одну сигарету и прикурил сам.
--У тебя трясутся руки. Ничего. Скоро они успокоятся.
--Что ты задумал?
--Авария с автомобилем и обгоревший труп.—Махмуд открыл окно, чтобы выбросить окурок и рассмеялся. Он продолжал смеяться, когда приказал остановиться. На мгновение Махмуд отвёл взгляд от Бринкмана, чтобы взятся за ручку двери и этого мгновения хватило Бринкману, чтобы вытащить из ботинка пистолет и пять раз выстрелить в террориста. Распахнув двери, Бринкман вытолкнул здоровяка на дорогу, вытащив из его рук собственный пистолет. Развернув машину, Бринкман вернулся к дому, который он покинул несколько минут назад. Возле дома стояла машина, на которой приехал неизвестный ему шофёр, отъехавший по сигналу здоровяка от гостиницы. Бринкман обошёл вокруг дома и остановился под окном спальни. Было слышно как двое террористов ругаются по какому-то поводу. Голос одного он узнал—это был голос Ибрагима. Бринкман заглянул в окно, но ничего не увидел: шторы были задёрнуты.
Бринкман вернулся ко входной двери. Земля была мягкой и заглушала звуки шагов. Взялся за ручку двери, держа в другой руке пистолет. Ручка повернулась бесшумно, словно её специально смазывали и приоткрыл дверь, которая тоже открылась без скрипа. Затаив дыхание Бринкман проскользнул внутрь, закрыл за собой дверь и двинулся дальше. Сердце стучало громко, ноги были ещё слабы, а пистолет слишком тяжёл. Но расслабляться было нельзя и собрав последние силы он вошёл в комнату. Рядом послышалось чьё-то дыхание и вполне очевидно, что человек услышал шаги Бринкмана. Он проговорил.
--Он здесь,--и моментально выстрел ослепил и оглушил Бринкмана. Раздался крик, проклятия и затем ещё два выстрела. Послышался звук падающего тела. Раздался голос Ибрагима.
--Я прикончил его, слава Аллаху!—Ибрагим вышел из-за кресла и Бринкман увидел его силуэт на фоне окна.
--Ты пристрелил своего человека, Ибрагим,--иронически заметил Бринкман.
Ибрагим видимо хотел упасть на пол и выстрелить на голос, но не успел. Бринкман выстрелил, подошёл к упавшему, убедился, что он мёртв и вышел из дома. Сел за руль и с трудом управляя машиной, доехал до гостиницы. Умылся, немного привёл себя в порядок и поехал в полицейское управление. Зайдя к дежурному Бринкман поинтересовался, где можно найти инспектора Хусейна аль-Амина.
--Как вас представить?
--Бринкман. Берт-Рене Бринкман.
Дежурный позвонил и сказал, что инспектор сейчас спустится. Ждать пришлось недолго. Инспектор Хусейн аль-Амин увидев Бринкмана быстрым шагом подошёл и увидев лицо Берта нахмурился.
--Добрый день, Берт. Что случилось?
--Получил довольно крепкую взбучку.
--Пойдёмте в кабинет и расскажите всё по порядку.—Они поднялись на лифте наверх и зашли в кабинет инспектора.
--Рассказывайте.
--Пару часов назад я застрелил двух террористов, а третьего по ошибке застрелил некий Ибрагим. Меня выволокли из номера отеля и привезли в дом какого-то босса. Они пытали меня и хотели выяснить что-то важное о моём расследовании похищения Пола Мейсона. Что именно я не знаю. Тогда босс дал приказ вывезти меня из дома и устроить автокатастрофу. Мне удалось убить сопровождающего и его труп сейчас на дороге.
--Вы можете указать место?—Инспектор развернул карту и протянул Бринкману. Тот отметил точку, где стоит дом и инспектор немедленно связался с кем-то по телефону.
--Труп мужчины уже нашли и выясняют личность,--объяснил после разговора по телефону Хусейн Бринкману.—Этот дом принадлежит крупному бизнесмену Рашиду Дувару.
--Вы можете его описать?—поинтересовался Бринкман.
--Выше среднего роста, полноватый, командирский голос, всегда чисто выбрит, на правой щеке родинка.
--Это не он. А остальные?
--Известные в криминальной среде люди. Мы подозревали, что они связаны с террористами, но не было достаточно улик, чтобы привлечь к ответственности. С вашей помощью они уже и не понадобятся. А вот Рашида мы попытаемся зацепить.
--Не спешите. Я не думаю, что вы сможете его привлечь к ответственности. У него наверняка имеется железное алиби на это время.
--Но мы можем предъявить обвинение в предоставлении дома для преступного деяния.
--Как? Он скажет, что играл с друзьями в карты или сидел в кофейне и десяток людей подтвердят это. Или загорал на даче с одним из правительственных чиновников, а дом захватили бандиты в его отсутствие.
--Вы правы. Я не люблю когда в преступлении замешана политика, когда в дело влезает политика и тогда расследование ведётся месяцами, потому что следователь боится сделать лишний шаг. Будем искать другое решение, а вы поезжайте в отель и сделайте что-нибудь с лицом.
--Обязательно. Думаю, что в доме Дувара я оказался не случайно, даже при его железном алиби.
--Дувар под видом бизнесмена занимается криминальными делами. Связан он с Хезболлой или нет, мы установить не смогли. Хотя косвенные улики говорят о тесной связи.
--Мне необходимо познакомится с Дуваром.
--Это опасно.
--А разве ваша работа не опасна?
--Ваша взяла. Подстраховать вас?
--Если он действительно связан с людьми шейха, то подстраховку обнаружат. Лучше не рисковать, да и что он может мне сделать? Я же не стану предъявлять ему обвинение в похищении Мейсона. Может быть он занимается криминалом, но это ещё не означает его участия в похищении.







          Г Л А В А  11

Бринкман получил информацию, что у Рашида Дувара намечается какое-то светское мероприятие. Бринкман вышел из отеля и зашагал к стоянке такси. Сел в свободное и вытащил бумажку с адресом и продиктовал его шофёру.
Подъехали к вилле и она показалась Бринкману вполне скромной, но подойдя ближе он увидел ухоженный сад, роскошный гараж, где стояли машины лучших мировых моделей. Да и вилла оказалась не меньше двадцати комнат, на первый взгляд. Из дома доносились голоса и звуки музыки. Пока Бринкман раздумывал, как ему действовать дальше, к вилле подкатила и остановилась рядом с ним роскошная машина. Из неё вышла красивая женщина. Красота—страшная вещь. Любая женщина может быть красивой, вне зависимости от того, как она сложена. Истинная красота—это соединение того, что считается красотой и совершенства фигуры. Это не застывшее совершенство картины, в которой есть что-то неуловимое, что описать невозможно, но можно ощутить с первого взгляда. Женщина, представшая перед Бринкманом была именно такой. Её губы влажно поблескивали и уголки губ хищно приподняты.
--Собираетесь на вечеринку?
--Нет. Нет. Я сейчас занят.
Она окинула Бринкмана критическим взглядом.
--Действительно не похоже, что вы собрались в гости.—Женщина протянула руку Бринкману и представилась.
--Гюльнара Дувар.
--Бринкман. Вы угадали—я не гость, но я побуду здесь некоторое время.
--Вы ищите Рашида?
--Да.
--Тогда вам повезло, что вы встретили меня.
Бринкман сомневался, что ему повезло—он никогда не верил в совпадения. Эта женщина, очевидно, или сестра, или жена Дувара и специально оказалась рядом с ним.
--Я помогу вам. Договорились?
--Договорились.
Так такие люди всегда и держаться, подумал Бринкман. Стараются показать, что они дружелюбны и просты. И эта женщина повела себя так, как будто мы с ней давние знакомые.
--Что у вас за дело, если это не секрет? Мне представить вас как друга или…
Её губы слишком близки и слишком явно жаждали поцелуя. Бринкмана это раздражало, как раздражает голодного человека запах вкусной пищи.
--Вы очень раскрепощены для ливанки.
--Я должна носить паранджу и не разговаривать с мужчиной? Я–не ливанка. Я—иранка. И хотя у нас исламская республика, для тех, кто имеет деньги, женщина не так закрепощена, как все остальные.
--Вы из Ирана?
--Да. Вас это смущает?
--Нисколько. А ваш брат,--Бринкман бросил пробный камушек,—тоже гражданин Ирана?
--Конечно. Мы приехали сюда лет шесть назад, потому что дела бизнеса потребовали присутствия Рашида в этой стране.
Бринкман был доволен, что с первого раза угадал, что женщина сестра Дувара и кроме того, он совершенно не надеялся, что случайная встреча и случайный разговор с Гюльнарой поможет ему укрепиться в правоте подозрений насчёт дейтельности её брата. Кто финансирует Хезболлу? Давно доказано—Иран. И это доказано данными агентов и массой финансовых документов. Каждый раз пересылать деньги из Ирана, конечно, не трудно, но лучше не светиться лишний раз перед мировым сообществом.
--Так как вас представить?
--Я ничего не продаю, даже неприятности. Возможно, я не прав, но Рашиду меня вряд ли нужно представлять.
--Значит, я права. Вы—его друг?
--Вряд ли. Не думаю, что он обрадуется увидев меня.
--Не понимаю.
--На досуге спросите у Рашида.
--Я обязательно сделаю это. А  сейчас, если хотите, давайте пройдём в дом.
Они вошли в дом, где охранники даже не подумали задержать гостя, который пришёл с хозяйкой дома. Пройдя в гостиную Бринкман увидел Рашида, которого сразу узнал по описанию Хусейна. В этом человеке не было ничего особенного. Столкнувшись с ним на улице вы, скорее всего, приняли бы его за обычного обывателя или мелкого бизнесмена. Рядом с ним стояли двое мужчин, которые явно не могли сойти за обычных биснесменов. Бринкман узнал из, благодаря описаниям в доносах агентов инспектора Хусейна. Оттуда же он узнал, чем они занимаются. Подходя Бринкман услышал о чём они говорят. Если бы разговор при его приближении оборвался, Бринкман знал бы как себя вести. Но они продолжали вести себя так, как будто его не замечали или ждали его появления. Бринкмман подошёл и назвал себя. Рашид внимательно посмотрел на него, словно пытаясь вспомнить, где он его видел или слышал фамилию, которую назвал Берт-Рене.
--Бринкман! Бринкман! Случайно не частный детектив?
--Нет. Я—инспектор Интерпола.
--Да, да. Я вспомнил, что читал о вас в газете. Моя сестра умеет находить необычных кавалеров. Вас познакомить с моими друзьями?
--Не горю желанием.
--Что-нибудь желаете? Выпить? Нам мусульманам пить нельзя, но для гостей мы держим спиртное.
--Нет. Вы можете уделить мне пару минут. Я хотел бы задать вам пару вопросов.
--Конечно.
--Это не светский визит.
--Ко мне не ходят со светскими визитами. Разговор личный?
--Да.
--Тогда пройдёмте в кабинет.—Рашид крупными шагами зашагал впереди Бринкмана. Сидевшие возле двери два охранника встали, открыли дверь и пропустили Рашида с Бринкманом внутрь. Рашид указал Берт-Рене на кресло, сел сам, а охранники вытянулись у дверей.
--Это личный разговор.
--Не беспокойтесь, они ничего не слышат.
Бринкман посмотрел на их в выпуклости в определённых местах одежды на правом бедре и усмехнулся.
--У них есть уши.
--Они ничего не слышат,--твёрдо сказал Рашид, кроме того, что я разрешаю им услышать. Считайте, что это просто украшение кабинета,--он улыбнулся,--и при этом небесполезное. Иногда встречаются люди, которые мне слишком надоедают. Вы понимаете меня?
--Я всё понимаю,--заверил его Бринкман и в свою очередь широко улыбнулся. Он повернулся в кресле так, чтобы охранники видели его улыбку,--но поверьте мне. Я мог бы прикончить вас и ваших охранников в одну секунду, но я пришёл не за этим.
Рашид приподнялся и замер, словно над чем-то раздумывая.
--Подождите за дверью!—приказал он. Охранники вышли.
--Вот теперь мы можем поговорить,--уже без улыбки произнёс Бринкман.—Хотя я и понимаю, что вы не привыкли выполнять чьи-либо условия.
--Итак, что у вас за дело?
--Речь идёт об одном парне по имени Пол Мейсон.
--Я что-то слышал об этом парне.
--Его похитили.
--Я не имею к этому никакого отношения.
--Возможно. Но вы не последний человек в команде шейха и я хотел бы узнать где он находится и каковы причины для его похищения. Только без фокусов. Я являюсь представителем закона и вы об этом знаете. Но иногда бывает так, что некоторые люди мечтают увидеть меня не в роли представителя законов.
Некоторое время Рашид смотрел в пространство остановившимся взглядом.
--Хорошо, мистер Бринкман. Меня уже допрашивали в полиции и я рассказал обо всём, что знал. Я, естественно, слышал о похищении, но с уверенностью могу сказать, что это сделали люди шейха, не могу. Зачем ему удерживать американского гражданина, пусть и еврейской национальности, после заключения перемирия. Нет логики.
--Согласен, но тогда кто мог это сделать?
--Не знаю. Вы же знаете, что в стране сейчас много группировок, которые действуют самостоятельно. Поверьте, это и нам вредит.
--Кому вам?
--Хезболле. Мы ведь стоим на защите ливанского народа.
--Перестаньте. Я прекрасно знаю, как вы защищаете ливанский народ, но речь сейчас не об этом. Я знаком с вашей биографией и знаю зачем и почему вы связались с Хезболлой. Но это большая тема для короткой встречи.
--Я польщён тем, что вы интересовались моей биографией, но ещё раз повторяю—я не знаю, где находится ваш друг или сослуживец.
--Рашид! Вы не глупый человек. Я пришёл, чтобы посмотреть на вас и напомнить, чем кончают все похитители людей. Я не желаю вам неприятностей, но подумайте над тем, что у вас пропал лучший друг и какие действия вы предприняли бы.
--Я подумаю и если что-то узнаю, постараюсь вам сообщить. Люди шейха здесь не замешаны и с этой стороны мне ничего не угрожает.
Бринкман повернул ручку двери и вышел. Охранники проводили его равнодушными взглядами и Бринкман на всякий случай запомнил их. Гюльнара, увидев Бринкмана, махнула ему рукой.
--Справились со своими делами?—Голос звучал шаловливо.
--Рашид подтвердил мои предположение о том, что вы его сестра.
--Не совсем правда. У нас разные матери. Не хотите присоединиться к нам?
--Нет. Я не люблю шумные компании.
--Я тоже. Вы не могли бы отвезти меня отсюда?
Бринкман хотел ответить, но вдруг увидел среди гостей члена парламента Джафара. Рядом с ним девушка, которая показалась Бринкману знакомой. Брикиан вспомнило собеседнице.
--А что общего у члена парламента и вашего брата? Репутация у вашего брата не из блестящих.
--Возможно, он не самый порядочный человек, но крупный бизнесмен, а правительство и большой бизнес всегда действуют рука об руку.
--Вы правы, но тот ли это бизнес, с каким может сотрудничать правительство?
--Это меня не касается. Так вы отвезёте меня куда-нибудь?
Бринкман понимал, что это подсадная утка, но решил с её помощью может узнать какую-нибудь информацию. Он вывел Гюльнару на улицу, открыл дверцу машины и усадил её на переднее сидение. Включил мотор и направился в центр города. Гюльнара смотрела в окно, а Бринкман ждал, когда она задаст свой вопрос. И вопрос прозвучал.
--А что вам нужно от Рашида?—Говорила она спокойно и, как показалось Бринкману, безразлично. Бринкман посмотрел на неё. Влажные, манящие губы женщины, плотно сжатые, готовы были затрепетать при первом прикосновении. Он решил ответить ей также напрямую, как она задала свой вопрос.
--У меня похищен друг и ваш брат связан с этими террористами.
--А почему его похитили?
--Мой друг—еврей!
--О!—Это было всё, что она ответила и отвернулась к окну.
--Отвезти вас обратно?
--Нет.
--Вы не хотите говорить об этом?
--Насколько эта информация серьёзна?
--Что может быть серьёзнее похищения?
--Вы уверены, что это сделали люди вроде моего брата?—вопросом на вопрос ответила она.
--Точно не знаю этого.
--Значит, вы не уверены?
--Вам нужно было узнать уверен я  или нет?
--Не говорите глупостей. Неужели вы думаете, что все арабы террористы и похитители?
--Не думаю. Но в данном случае, мне не нужна уверенность.
--Вы полицейский?
--Нет. Я инспектор Интерпола. В принципе тоже полицейский. Кое-кто пытался устранить меня от расследования, но попытка не удалась.
--И вы связываете покушение на вас с моим братом?
--В некотором роде.
--Я знаю людей, с которыми он связан. Их не назовёшь лучшими представителями рода человеческого, но они никогда не пойдут на убийство или похищение без причин.
--Причина на лицо—он еврей.
--Я помню, что вы сказали. Однако, даже среди людей Рашида есть немало таких, которые не одобряют такие действия.
--Вы имеете в виду тех, кто связан с шейхом?
--Да.
--Но ваш брат с ним связан?
--Этого я не знаю.
--А о Хезболле вы слышали?
--Конечно. Об этой организации знает каждый в Ливане. Вы уверены, что Рашид связан с этой организацией?
--Да.
--Даже если это так, мне ничего не известно. А теперь отвезите меня обратно.
Бринкман привёз её к дому и открыл дверцу машины.
--Гюльнара! Если вы всё-таки знаете ответ на мой вопрос, позвоните мне, пожалуйста.
--Хорошо, мистер Бринкман.—Она дотронулась кончиками пальцев до лица Бринкмана и он еле удержался, чтобы не поцеловать её. Она усмехнулась и пошла к дому.
--Кто ты!—подумал Бринкман.—Друг или враг.—Он развернул машину и поехал в гостиницу.
















         
           Г Л А В А  12

Дубинка медленно поднималась вверх и резко опускалась. Мейсон чувствовал, как она с болью врезается в рёбра и мечтал впасть в беспамятство. Оно не приходило и Пол приготовился к долгому избиению, но удары внезапно прекратились. Мейсон открыл глаза и увидел Рашида Дювара.
--Хватит, я сам займусь им.—Рашид знаком указал истязателям на дверь.
Дверь скрипнула и они исчезли.
--Добрый день, Рашид!—попытался улыбнуться Мейсон.
--Я разговаривал с вашим другом и он не показался мне кровожадным.
--Да, он человек мягкий до определённого предела, но знаете, когда вопрос стоит о гибели сотрудника Интерпола, он становится неуправляем и пренебрегает некоторыми законами и принципами морали.
--Спасибо за заботу обо мне. Надеюсь мои люди хорошо поработали? Они могут ещё лучше.
--Да, они  мастера своего дела.
--Ты решил?
--Решил.
--И каков твой ответ?
--Нет.
--Жаль. У тебя осталось три дня и ты можешь купить свою жизнь. Один из моих людей мастер  в обращении с ножами. Он обожает нарезать полоски из кожи. Он мечтает поработать с тобой, чтобы показать своё искусство. Так что мужайтесь. Бить вас будут продолжать ежедневно, пока вы не согласитесь, а в конце недели убьют. Так что подумайте ещё раз. До свиданья.
Он вышел из комнаты и двое палачей вновь появились и подошли к Мейсону. Он приготовился к побоям, но они сели возле кровати и закурили. Мейсон понял, что по непонятным для него причинам, издевательства откладываются на неопределённое время.












             Г Л А В А  13

Прошло уже три дня после посещения Бринкманом Рашида Дувара. Бринкман, как обычно, утром побрился, выпил чашку кофе и собирался выйти из номера, когда раздался телефонный звонок. Он взял трубку.
--Бринкман.
--Это Гюльнара,--голос звучал печально.
--Вы где?
--В городе и хочу вас увидеть.
--В самом деле?
--Да.
--Зачем?
--Поговорить! Не возражаете!
--Вы уже имели такую возможность,--Бринкман специально обострял разговор.—Вы уже имели такую возможность.
--А если разговор только предлог?
--Когда и где?
--В вестибюле вашей гостиницы.
--О-кей. Я жду вас в вестибюле.
-Я приду с красной гвоздикой, чтобы вам легче было меня узнать,--она засмеялась.
--Не смейтесь. Ваш чувственный рот я не смог забыть.
--Но вам не хотелось изучить его хорошенько?
--Зато я помню наше прощание.
Бринкман положил трубку на рычаг. Спустился в вестибюль. Она уже ждала его. Мужчины, сидевшие в холле с восхищением смотрели на неё. Красной гвоздики у неё не было и она улыбалась. Бринкман тоже улыбнулся и протянул руку.
--Давно ждёте?
--Дольше, чем жду обычно мужчину.
--Значит опять по мне соскучились?
--Не знаю.—Они вышли на улицу и поймали такси.
--Куда?—Поинтересовался таксист. Она наклонилась к водителю и назвала адрес. Когда такси доставило их по адресу, они вышли и Бринкман, оглядываясь вокруг, спросил.
--И куда мы приехали?
--Один из друзей Рашида устраивает вечеринку и я всегда сопровождаю своего важного брата на такие мероприятия. Возможно, он пользуется мною, как приманкой.
--Тогда давайте поговорим здесь. Вы же для этого вызвали меня на свидание? А там нам поговорить не удастся.
--Хорошо,--проговорила Гюльнара, теребя пальцы.—Я долго думала после нашего разговора и кое-что узнала.
--Что же?
--Я ничего не намерена скрывать и думаю, что Рашид в чём-то замешан. Рашид связан со многими членами правительства и депутатами парламента. Все  они знают, чем он занимается, но не интересуются этим. Собственно и я тоже никогда не интересовалась.
--Вы просто брали то, что он вам давал, без лишних вопросов.
--Да.
--А почему же теперь вы встревожились?
--По тому что до сих пор деятельностью Рашида интересовались только официальные власти Ливана, а теперь к этому подключился Интерпол и, я думаю, не без оснований.
--Вы совершенно правы. И вы встревожились из-за брата?
--Да. Я люблю брата. Он всегда заботился обо мне и если бы у него неприятности были не из-за международной организации, я бы промолчала. Здесь он может решить любую проблему сам. Я понимаю, что всё, что я говорю, звучит неубедительно. Вы, наверное, считаете меня хитрой и ловкой, и я не могу вас порицать за это. Чтобы я не сказала, вы вправе не верить мне.
--Вы ошибаетесь. Я готов вам поверить, если вы всё расскажите искренне.
--Я попробую. Мне действительно жаль, если дело примет печальный оборот. В таких делах, в которых замешан Рашид, его могут убрать свои.
--Вот здесь вы не ошибаетесь.
--Рашид замешан в похищении,--Бринкман видел с каким трудом ей дались эти слова.—Это люди шейха и если они узнают, что я вам что-то рассказала, мне грозит смерть. Вы думаете, что я в этом замешана?
--Нет. Но если вы против меня что-то замышляете, то вам это не удастся. Да, я вам не доверяю. На прошлой встрече я вам сказал о терроризме. Это понятие несёт в себе тревогу и страх. За ним стоят слёзы, горе и кровь, и если вы имеете хоть какое-то отношение к этой организации, разве я могу вам доверять? Вы очень любите своего брата?
--Теперь я не знаю и впервые стала думать, что он не мой родной брат. Кроме того, он замешан в грязных делах и принимает в них непосредственное участие. Это мне известно доподлинно и мне это отвратительно. Только сейчас я поняла это.
--Хорошо. Допустим я верю, что вы не замешаны в его играх. Допустим, что вы поняли, что его деньги пахнут кровью и человеческими слезами, которые сопровождают все ужасные дела терроризма. Однако, насколько вы любите его деньги и как далеко простирается ваша любовь?
--Остановитесь, Берт!—она впервые назвала его по имени и Бринкман невольно замолчал. Он видел, что вопросы, которые он задают мучают её, но не думал её жалеть.
--У вас Гюльнара есть выбор: или вы принимаете сторону вашего брата, или сторону закона, но середины быть не может. И этот выбор за вами.
Её лицо исказила судорога и губы сделались не такими привлекательными. Она истерически всхлипнула, но сумела совладать с собой.
--Терроризм не знает пощады и вы можете стать очередной его жертвой. И вы должны решить---что вы выберете.
--Я на стороне закона.
--Тогда мне нужна вся информация о вашем брате. Его связи и контакты. Мейсона похители три недели назад. Что делал ваш брат в это время? Я не слишком прямолинейно задаю вопросы?
--Думаю, нет. Мне нужно подумать.—Она сосредоточено замолчала и что твориться в этой хорошенькой головке, Бринкман даже представить не мог. Наконец, она подняла глаза на Бринкмана.---Я вспомнила. Он в этот период не появлялся дома, даже по телефону не звонил. Потом появился и целую неделю говорил по телефону с разными городами и людьми. Я хорошо это помню, потому что пришёл счёт на две тысячи ваших денег.
Бринкман почувствовал, что впервые за время расследования у него может появиться реальный шанс найти Пола. У него даже испарина выступила на лбу.
--Вы не могли бы найти этот счёт? Меня интересует перечень городов и лиц, который к нему прилагается.
--Кажется я смогу это сделать. Рашид хранит его в своём сейфе, а я знаю комбинацию цифр на внутренней стороне.
--Милая, дорогая, Гюльнара! Когда вы возьмёте счёт, не ищите связи со мной.—Бринкман вырвал листок из записной книжки и написал адрес инспектора Хусейна.—Отнесите листок ему и сами останьтесь с ним, пока я не сообщу вам когда вы можете вернуться домой. Это очень серьёзно. Возможно, что всю оставшуюся жизнь будете ненавидеть себя, за то что вы сделаете. И меня тоже, но когда вспомните фотографии изуродованных детей и всех, кто оказался в своих домах, самолётах, офисах взорванных террористами. А один из тех людей, который борется с этим злом, благодаря вам может остаться жить.
Гюльнара, казалось не слушала Бринкмана, лицо её было совершенно равнодушным, но когда Бринкман закончил свою пафосную речь, лицо её ожило, она приподняла брови и откинула со лба волосы.
--Я всё поняла, Берт! Я не ненавижу вас. И себя—тоже. Я знаю, что когда-нибудь они убьют меня, но есть одна вещь. Я не могу сказать вам сейчас о ней, но именно поэтому я решилась на сотрудничество с вами. Благодаря вам я поняла, что они не такие всемогущие, какими себя мнят.—Гюльнара улыбнулась.—Поцелуйте меня, Берт!
Бринкман бережно коснулся её губ, но на прильнула к нему, обхватила голову двумя руками и крепко впилась в губы Бринкмана. Когда она отступила от  него, то вся дрожала и страсть пылала в её глазах, как у истинно восточной женщины.
--Иди, Берт!—прошептала она.—Я всё сделаю.—И растворилась в темноте восточной ночи.



          Г Л А В А  14

Прошло ещё три дня и больше Бринкман ждать не мог. Почему-то молчал и инспектор Хусейн.  Его телефон в управлении не отвечал, а дежурный всё время твердил, что инспектор на задании. Значит, надо снова вызвать огонь на себя. Сомнения в причастности Рашида Дувала к похищению у Бринмана больше не было. Через агентов инспектора, с которыми он работал в последнее время, и благодаря связям журналиста, рекомендованного рабби Шимоном, выяснилось, что Рашид не только причастен к похищению, но и посещает Мейсона в тайном месте. Бринкман позвонил Дувалу и попросил принять его. Он приехал к дому Дувала, охранники провели его в кабинет и вышли, закрыв за собой дверь.
--Добрый день, мистер Бринкман,--Дувал улыбнулся, как человек уверенный в своих силах.
--Может быть и добрый, но не для вас,--жёстко сказал Бринкман.
--Вы мне угрожаете?
--Нет. Последний раз предупреждаю, что если вы не скажите, где прячете Мейсона, этот день для вас станет не добрым.
--Но я не знаю, где находиться Мейсон.
--Не надо меня обманывать. Я знаю, что вы недавно посещали Мейсона. Не скрою, нам не удалось установить его местонахождения. Вы хорошо владеете методами отрыва от слежки.
--Идите вы к чорту.
--Что ж, откровенно. Я предупреждал вас господин Дувал, что предприму любые меры для освобождения Мейсона, законны они или нет. Думаю, что такой момент настал.
--Что, что?
Это были его последние слова. Бринкман сжал горло Дувала и надавил с такой силой, что тот не сумел даже пикнуть. Он судорожно вцепился в запястье Бринкмана, язык его вывалился изо рта. Потом он потерял сознание и Бринкман связал его и положил в кресло, накрыв пледом. Теперь нужно было вырваться из дома. Он встал около двери и подделываясь под голос Рашида произнёс.
--Можете делать с ним что хотите. Он мне больше не нужен.
В кабинет охранники не вошли, а вбежали и один из них с силой воткнул нож в тело, укрытое пледом. Затем повернулся в сторону Бринкмана и удивлённо застыл. Не давая ему опомниться Бринкман с силой ударил его по шее, затем повернулся ко второму охраннику. Тот не сумел выхватить пистолет и  Бринкман с такой силой врезал ему по челюсти, что рука его онемела. Подхватил его под плечи и подтащил к первому охраннику и положил рядом. Отбросил плед и убедившись, что Рашид мёртв, вышел из кабинета и направился к выходу из дома. Добравшись до телефонной будки, он позвонил инспектору Хусейну. Ему повезло, Хусейн был на месте.
--Пошлите наряд полиции по адресу Дувала. Рашид мёртв, а двое его охранников живы.
Не давая возможности инспектору вымолвить ни слова, Бринкман повесил трубку и зашёл в бар. Полиция действовала на редкость оперативно. Через десять минут примчалась патрульная машина. Ещё через минуту дверь бара открылась и вошёл инспектор Хусейн.
--Где вы были столько времени, Хусейн?
--Позже. Сейчас главное: вы причастны к смерти Рашида?
--Да, но косвенно. Однако, нужна другая официальная версия.
--Понятно. Версия о том, что оставшийся один из живых охранников, уложил шефа, а второго не успел и этому помешали вы. Подходит?
--Вполне, потому что так оно и было.
--Думаю, что сумею убедить следователей, чтобы они приняли эту версию. А что произошло на самом деле?
--Я, конечно, мог бы добавить какие-нибудь детали, но они сейчас не важны.—Бринкман понимал, что действовал незаконно. Это мучило его, но другого способа борьбы с террористами он не представлял. И инспектор, стоящий на страже закона, своими словами, как бы одобрил действия Бринкмана.
--Да, так будет лучше,--согласился инспектор.—По информации от Гюльнары мы проследили множество связей. Нити тянутся в такие места, которые нам и не снились. Этим я и занимался последние два дня.
--Могли бы позвонить. Ладно. Назовите имена.
--Несколько позже. Пока мы проводим рейды.
--Думаю, что вы выловите шестёрок, а не тузов.
--Согласен. Но несколько руководителей местных группировок уже попались.
--Молчат?
--Молчат.
--Для чего же они похитили Мейсона? Они не выдвигают никаких условий. Разве это не странно? Как только мы разгадаем смысл этого похищения, будет намного проще найти месторасположение Мейсона.
--Странно, но мы мыслим одинаково. Мы поработали в этом направлении и кое-что стало известно о месте заточения Мейсона. Но это только предположения.
--Поделитесь?
Да. Но только не сейчас. Приходите в управление и обсудим дальнейшие планы. У террористов длинные уши и длинная шея.
--Что?
--Так говорят у нас на Востоке. Они могут позволить себе быть самоуверенными, так как весь организм террора построен на этом. Они нарушают законы всех стран мира. Они противостоят обществу, как некая особая сила: самая грубая и беспощадная. И на них работает не одна умная голова.
--Вы правы. А что вы сказали насчёт шеи и ушей?
--Насчёт ушей. Я не хотел называть имена и планы здесь. Вы меня поняли?
--Да.
--А насчёт шеи? Только то что мы можем поразить несколько звеньев этой шеи, но голова останется. Голова—это не один человек, а группа людей, которые составляют особую касту. Особенность этой организации в том, что голова может действовать и без тела некоторое время. Тело организации можно ликвидировать, но благодаря голове, может образоваться новое тело. Голова использует это  в своих интересах. Голова состоит из «уважаемых» людей, которые имеют влияние на правительство. В принципе, мы знаем эти людей, но предъявить обвинение им не можем, так как зачастую не имеем неопровержимых доказательств. И даже если они совершают мелкие ошибки, наше правительство помогает им избежать законов правосудия.
--Вы правы, инспектор. Скажите, вы получили информацию от Гюльнары?
--Да. Два дня назад.
--А где она сейчас?
--Ушла и сказала, что собирается зайти к вам в отель.
--Инспектор! Вы не представляете себе, какую ошибку совершили. Меня не было в отеле два дня. Зачем вы отпустили её без охраны?
--Я предложил ей сопровождающих, но на отказалась. Вы думаете, что что-то случилось?
--Конечно. Возле отеля, где я живу, постоянно крутятся молодчики шейха. Теперь уже поздно упрекать вас в ошибке, но я думаю, что она погибла. Не прощу себе этого никогда.
--Не вините себя и меня раньше времени. Может быть она спряталась и ждёт развития событий.
--Ваши слова да до Бога или Аллаха.
Бринкман сел в машину и поехал в отель. Подошёл к портье.
--В моё отсутствие не приходили ли ко мне девушка?
--Приходила. Она сказала, что её фамилия Дувар. Очень красивая! Она оставила записку и сказала, что это очень важно и чтобы вы прочли её, как только вернётесь.
--Что с запиской?
--Инспектор Бринкман! У нас хороший отель и мы не интересуемся частной жизнью гостей.
--Извините. Давайте записку!
Портье повернулся к стойке за спиной и вытащил с полочки с номером комнаты Бринкмана листок, сложенный в четыре раза и передал его Бринкману. Тот развернул листок и прочитал:
«Дорогой Берт! Я нашла бумагу, которую вы просили и отдала инспектору Хусейну. Но я нашла ещё кое-что важное и хотела встретиться с вами как можно быстрее. Позвоните как только придёте в отель. Гюльнара».
Бринкман бросился к телефону, но сразу же положил трубку на рычаг. Совсем недавно он был в доме Рашида, но Гюльнары там не было. Значит, она не дошла до дома. А нашла она, очевидно, адрес, где скрывают Мейсона. Бринкман теперь не сомневался, что Гюльнвры нет в живых. Ещё одна жертва терроризма. Бринкман с силой ударил кулаком по стойке и выругался.
Утром Бринкману не давала покоя мысль, что он что-то упустил в доме Рашида. Позавтракав, он сел в машину и приехал к дому Дувала. Возле дома стояли двое полицейских. Они подозрительно посмотрели на Бринкмана, а когда он остановился возле них, вопросительно глянули на него.
--Я—Бринкман. Мы сотрудничаем с инспектором Хусейном и я хотел бы осмотреть дом.—Бринкман к своим словам добавил удостоверение сотрудника Интерпола.
--Да,--сказал один из полицейских,--инспектор говорил о вас.—Полицейские стали поприветливей, но подозрительность не ушла.—Инспектор разрешил вам входить в дом?
--Нет, но вы можете позвонить ему и спросить.
--После некоторого раздумья один из полицейских, очевидно старший, махнул рукой.
--Я думаю это лишнее. Только ничего не трогайте в доме.
--Там кто-нибудь есть?
--Никого.
Бринкман вошёл теперь уже в знакомый дом и поднялся в знакомый кабинет. Осмотрелся. После обыска полиции трудно было что-то обнаружить, но он всё же начал тщательно осматривать комнаты дома. Всегда существовала  возможность, что и полиция могла что-то упустить.  В одной из комнат, судя по запаху косметики, несомненно жила женщина и никто, кроме Гюльнары, не мог ею быть. Эту комнату Бринксман и искал. Включил свет и понял, что не ошибся. Комната выглядела так как будто хозяйка должна вскоре вернуться. В комнате царил относительный порядок, но следы работы полиции были заметны. Пепел в пепельнице, небольшие вмятины на постельном белье. Внезапно Бринкман заметил, что пепельница стоит в центре пыльного пятна. Пятно имело квадратную форму, а вокруг мельчайшие обрывки коричневой бумаги.
--Нашли что-нибудь?—внезапно появился в дверях полицейский.
--Ничего особенного. А сейф вы нашли?
--Целых два. Один наверху, а второй—внизу. Но ничего интересного. Если хотите взглянуть, то он в кабинете.
Сейф был хитро спрятан под подоконником. Мало кому могло придти в голову, что его следует искать в этом месте. Бринкман заглянул внутрь и увидел, что в пыли остался след, похожий на коробку.
--Что-нибудь в сейфах нашли?
--Пару не нужных бумаг и две сотни долларов.
--А кто открывал сейфы?
--Парень из фирмы, которая делает эти сейфы. Он мог бы сделать бизнес на этом деле.
--Он так и делает,--ошарашил полицейского Бринкман. Больше здесь делать было нечего и он вышел из дома. По дороге в полицейское упрвление Бринкман думал—заметил ли инспектор этот след? Видимо, Гюльнара вернулась домой и обнаружила какой-то документ, но не успела передать его инспектору. Может это был документ о причастности Рашида к сбору компромата на кого-то из руководителей организации и желании его пробраться повыше в террористической иерархии. В таких организациях такой расклад является обычным делом, так как в них не повышают за хорошую работу на предприятии. Кто-то мог узнать о этом документе и пришёл в дом, чтобы найти его. В это время полиция начала облавы в городах, указанных в телефонном счёте и он сразу догадался чьих рук это дело. Возможно, что Гюльнара уже была на подозрении у этого человека, а после посещения ею отеля Бринкмана, он убедился в своих подозрениях. И поиск компрометирующих его или его хозяина документов, отошёл на второй план. Он застал её, когда она прятала коробку и убил её. Именно поэтому она не передала коробку ни полиции, ни оставила её в отеле для Бринкмана. Версия правдоподобная, но вопрос в том: кто убил Гюльнару? Рашид к тому времени был ещё жив, но ему не было смысла убивать сестру. Он не подозревал, что она взяла документы. А кто знал? Только тот, кто стоял выше Рашида в организации и под кого копал Рашид. Но как узнать—кто это? Может быть в этом и кроется тайна похищения Мейсона? Какая-то мысль крутилась в голове Бринкмана, но он не мог сконцентрироваться. Ему не давали покоя обрывки коричневой бумаги возле пыльного пятна. Бринкман даже остановил машину и вышел. Так ему легче думалось.
--Какие материалы могли быть в коробке? Компромат—это хорошая версия, но какой компромат мог погубить одного из руководителей террористов? Только материалы о сотрудничестве с полицией. Точно. Но инспектор Хусейн ясно дал понять, что ни кто из известных ему руководителей Хезболлы не состоит агентом полиции. Может быть агентом Моссада? Тогда рабби Шимон предупредил бы меня. Разная мелкая сошка, конечно, стучит, но Рашид не стал бы собирать компромат на шестёрок. Тогда что? Только одно—наркотик. Об этом писал и журналист Оруда. В таких коробках, неприметных, похожих на обычные посылки, можно отправлять коробки по указанному на них адресу. Можно, но только в пределах страны. Международные посылки контролируются очень тщательно после прихода в разделительный сектор спецконтингента ООН. Раньше такого контроля не было. Занимался ли Рашид контрабандой наркотиков? Очевидно, но не безусловно. Наркотики—это кровь террористических организаций. Тогда Гюльнару мог убить любой боевик, посланный домой к Рашиду. Мы разминулись на два дня. Как же ты не убереглась, Гюльнара! Захотела сама провести расследование? Надо немедленно поговорить с журналистом, он может многое знать. Почему, почему, почему? Где разгадка всех этих «почему»?
Бринкман сел в машину и поехал в полицейское управление. Быстро взбежал на второй этаж и вошёл в комнату инспектора. Хусейн бы на месте.
--Добрый день, Хусейн!
--Добрый! У вас такой вид, как будто сделали открытие, тянущее на Нобелевскую премию.
--Нечто вроде того. Скажите, Рашид занимался наркотиками?
--Как и все террористы.
--Что же это за изверги. И как может часть вашего населения поддерживать их?
--Чёрную шерсть сколько не мой, белой она не станет.
--Вы правы. Куда уходила контрабанда?
--В основном в Палестину, а там её отправляли дальше и на вырученные деньги содержат боевиков.
--Как отправляли?
--Мелкие партии по почте и это затрудняло наши поиски. Источник снабжения очень мощный и умный. Нам ни разу не удалось обнаружить хотя бы две посылки, отправленные из одного и того же почтового отделения.
--А пересылка крупной партии представляла трудности?
--Конечно. Мы посылали оперативных сотрудников в города, откуда отправлялись посылки с наркотиками, они тщательно прочесали все подозрительные места и ничего не обнаружили. Ещё одной возможностью была отправка с транзитными пассажирами и любой, кто отправлялся в Палестину мог беспрепятственно провезти посылочку.
--А граница с Израилем?
--Есть же граница с Сирией, есть  Иордания. В крайнем случае по морю с Египтом.
--И не удалось определить откуда может поступить очередное отправление?
--Нет.
--А сейчас как обстоит дело?
--С приходом спецконтингента этот поток сократился до минимума и по нашим данным боевики ХАМАСА испытывают определённые трудности.
--Теперь понятно, почему после похищения Мейсона не было выдвинуто никаких условий. Они хотят использовать Пола в качестве курьера. Кто будет досматривать агента Интерпола. Это золотое дно для террористов.
--Ну, Бринкман! Вы меня удивляете! Действительно, у вас не голова, а правительственное учреждение. У нас на Востоке есть поговорка: пчёлы летят на те цветы, которые лучше пахнут. Хорошие мысли приходят к тому, кто умеет анализировать данные. Я вас поздравляю.
--Не спешите. Это пока только версия. Я хочу посоветоваться с журналистом Орудом. Возможно, он поможет выйти на людей, занимающимися переброской наркотиков Палестину. Они должны знать склады, где хранятся наркотики, а найдя склады, мы сможем узнать место где прячут Мейсона. Они не могут держать его вдали от склада, чтобы лишний раз не рисковать при перевозке.
--Но это в том случае если Мейсон согласится?
--Конечно. Но он не согласится. Дело не в этом. Террористы были уверены, что запугав его они добьются согласия. Они думали, что сломать его будет легко и привезли в надёжное место невдалеке от склада.
--Мыслите вы верно. Я думаю, что тоже смогу кое в чём помочь. Давайте действовать сообща. Вы—через журналиста, я—через своих агентов.
--Да. И нельзя терять ни минуты. Вы же понимаете, что сейчас творят с Мейсоном? И ещё одна мысль не даёт мне покоя. Зачем нужно было убивать Гюльнару, даже если она обнаружила ящик с наркотиками?
--Вы уверены, что её убили? Может быть она где-то скрывается.
--Инспектор! Вы лучше меня знаете Восток и террористов. Имела ли для них ценность чья-то жизнь?
--Ну, кой какие принципы у них есть и я думаю, что сестру уважаемого человека в их кругах, они не стали бы убивать за маленькую посылочку с наркотиками.
--Значит она нашла что-то более ценное.
--Вы думаете…
--Да. Адрес склада, куда предназначалась посылка.
--Тогда действительно ей грозила смерть.
--Я поехал к журналисту,--уже в дверях проговорил Бринкман и бросился к лестнице.











          
                Г Л А В А  15

Бринкман знал, где можно найти журналиста. Познакомился он с ним в первые же дни после приезда в Бейрут. Остановившись в отеле, Бринкман первым делом скупил все центральные газеты и принялся тщательно просматривать материалы, опубликованные в них.  В записке ЦРУ, которую он прочитал перед отправлением на задание, он прочитал, что не все арабы положительно относятся к деятельности Хезболлы. Естественнно, Бринкман доверял аналитикам разведывательного управления но проверка никогда не была лишней. Среди обширного материала его привлекли критические статьи Саида Оруда. Наиболее интересные места, а, главное, фамилии, Бринкман выписал в свой блокнот.
«Сразу же после прекращения огня Хезболла отпраздновала победу серией фейерверков, сопровождавшихся раздачей всем желающим фруктов и сладостей. Однако, большинство ливанцев не приняло участия в торжествах. На праздник собралось всего несколько сот граждан. Хозболле необходимы были победные лозунги, чтобы заставить людей поверить, что жертвы и разрушения, вызванные её же деятельностью, не были напрасными. Деятельность Хезболлы вовлекла Ливан в войну без ведома правительства и народа.
В первые дни после перемирия тактика Хезболлы хкдо-бедно, но работала. Однако, позже, голоса критики зазвучали во весь голос. Даже в правительственных кругах прозвучало заявление, что Хезболла больше не будет государством в государстве. Даже радикальный лидер ливанских христиан Мишель Аун, призвал Хезболлу распустить свои вооружённые формирования. Хезболла не представляет интересы всех ливанцев, заявил он. Это просто сектантская группировка, которую поддерживает Иран. Хезболла—это Иран в Ливане.
Что касается шиитской общины, которая составляет 40% населения страны, то её лидер Саид Али-аль-Амин, пользующийся огромным влиянием, выступил также с критикой Хезболлы. Он сказал, что она спровоцировала войну и призвал её разоружиться. Хезболла не представляет шиитскую общину, сказал он, и начиная войну, она не поинтересовалась мнением общины. Мы никогда не предоставляли ей права развязать войну от нашего имени. Благодаря военным действиям шииты массами покидали юг Ливана.
Ещё более критично выступила известная учёная Мона Файед, принадлежащая к шиитской общине. Она заявила, что сегодня быть шиитом в Ливане под руководством Хезболлы, означает подчинятся указаниям Тегерана, запугивать единоверцев и вести страну к катастрофе. Шейх Насралла подвергся даже критике со стороны своих коллег из Хезболлы. Представители политического крыла организации выразили недовольство по поводу того, что он слишком полагается на военные структуры и аппарат безопасности.
Столь же неоднозначна репутация Хезболлы и в арабском мире, которую рассматривают как марионетку Ирана и Сирии. Не называя своих имён как шииты, так и сунниты разоблачают подлинную сущность Хезболлы. Они не скрывают, что организация держится только благодаря «зелёному» потоку. Речь идёт о огромных суммах американских долларов, которые поступают из Ирана через Сирию и раздаются местными органами  населению. Большие денежные потоки поступают и от торговли наркотиками, правда в настоящее время эта река превратилась в ручеёк, благодаря действиям спецконтингента ООН. Осудила Хезболлу даже непримиримая поотношению к Израилю  Лига арабских государств».
Бринкман пришёл в редакцию и ему назвали адрес, где он, возможно, сумеет найти Оруда. Бринкман приехал по указанному адресу, зашёл в бар и ужаснулся. Он не мог поверить, что журналист такого уровня, судя по публикациям, знакомый с многими видными деятелями Ливана, посещает самый настоящий притон, где собирается весь сброд Бейрута и где можно заказать всё, вплоть до убийства. На пустом пространстве бара два здоровенных парня молотили друг друга вполне серьёзно. Затем один из них вытащил нож и стал угрожать противнику. Вмешался бармен и при помощи вышибал выпроводил его из зала. Заметив незнакомца, подошёл к нему.
--Мы закрываемся. И не хотим неприятностей. Так что катись отсюда.
--Мне нужен Оруда. Саид Оруда.—Бармен смягчил взгляд и кивнул в угол, где за столом сидел одинокий араб и потягивал пиво.
--Спасибо,--поблагодарил Бринкман и направился к столику.
--Здравствуйте, господин Оруда!
--Здравствуйте, хотя я вас не знаю.
--Меня зовут Берт-Рене Бринкман! Я—из Интерпола. Я читал ваши статьи и захотел познакомиться с вами.
--Приятно. А что вам нужно?
--Поговорить.
--Присаживайтесь. Какое у вас дело?
--Похищен человек. Мой сотрудник Пол Мейсон. До сих пор не выдвинуто никаких условий. Вы прекрасно осведомлены, судя по вашим статьям и времяпровождению в таких местах, о многом в жизни этого города и страны. Не хотели бы вы помочь мне? Чтобы вы обладали полной информацией я скажу, что Пол Мейсон—еврей.
--Я давно сделал выбор. Я верю в добрососедскую нормальную жизнь с Израилем. Нынешнее положение можно разрешить только мирным путём, а террор—это путь в тупик. Если я смогу быть полезным, то с удовольствием помогу. Я ненавижу эти подонков!
--И проводите время в настоящем бандитском притоне?
--Я—журналист и где как не здесь я могу узнать самые последние новости из преступного мира. У меня имеются кое-какие связи среди различных слоёв общества. Кроме того, мыслящий человек вроде меня не может не заметить в любом месте некоторых вещей, которые обычно не интересуют обычных людей.
--Согласен. Меня как раз и интересуют ваши наблюдения и связи.
--Вы правы. У хороших журналистов связи не хуже, чем у Интерпола.
--Отлично. Тогда подскажите—кто может иметь отношение к похищению?
--Надеюсь, что я получу эксклюзив после завершения операции?
--Обещаю.
--Вы работаете по делу самостоятельно?
--В основном, да. Для помощи мне рекомендовали инспектора Хусейна аль-Амина.
--Отличная рекомендация. Я знаком с ним много лет и даже называл своим другом.
--Что-то изменилось?
--Не важно. Просто иногда у полицейского нет времени подумать о людях, как о человеческих созданиях. Для полицейского они прежде всего свидетели, подозреваемые, жертвы, соучастники. Вы понимаете меня?
--Хорошо понимаю. Повторяю вопрос: что вы можете мне сказать, опираясь на свой опыт и сведения?
--Обратите внимание на такую фигуру, как Рашид Дувар.
--Спасибо. Надеюсь вы и в дальнейшем не откажетесь консультировать меня?
--Мы же заключили договор. Если у вас всё, я должен покинуть вас. Встреча в другом месте. Счастливо вам. Надеюсь, что вы останетесь живы и расскажите потом мне все подробности?
Оруда бросил на стол мелочь и вышел. Бринкман с облегчением покинул этот притон и поехал в полицейское управление к инспектору. Там он рассказал ему о встрече с журналистом.
--У него действительно огромные связи и он может быть полезен, но не обольщайтесь. Оруда—хитрый делец от журналистики и пока он думает, что получит от вас интересный материал, он на вашей стороне. Что касается его статей, то его критика Хезболлы искренняя. В этом вопросе он принципиален и ненавидит террористов и их действия.
--Он очень хорошо отозвался о вас и даже назвал своим другом. Мужская дружба крепка, но мне показалось, что Оруда чем-то обижен на вас.
--Даже настоящей мужской дружбе рано или поздно приходит конец.
--Разве это не звучит цинично?
--Нет, это всего лишь правда жизни. Есть друзья детства, потом появляются школьные друзья, потом во взрослой жизни--другие. Вы служили в армии?
--Да.
--А вы помните имена своих армейских товарищей?
--Кое-кого.
--Вот и выходит, что мы имеем друзей лишь на определнный момент нашей жизни. Потом вы забываете о них или ваша дружба прекращается само по себе. Плохая система? Но тем не менее это так. Во время Второй мировой войны Великобритания была нашим союзником. Я говорю о Ливане. А Япония—противником. А сейчас? Великобритания—враг, а Япония и Германия—союзники.
--Но в данном случае вы говорите о политике и политиках. В политиках есть что-то непонятное простым смертным. А между людьми всё происходит по-другому. Вот мы с Полом дружим много лет и она не в тягость нам.
--Согласен, но вы забываете, что служите в одной организации, часто встречаетесь и выполняете общее дело. У вас общие интересы и это поддерживает дружбу.
--Возможно вы и правы, хотя не согласен с вами. Это не моё дело, но почему возник конфликт? Вы же понимаете, почему я спрашиваю об этом?
--Конечно. Оруда—журналист, а я—полицейский. Мы антагонисты и в тоже время единомышленники.
--Это старо, как мир.
--Поясню. Когда полицейский отрабатывает версии, он разговаривает со многими свидетелями. Из их показаний складывается достаточно чёткое представление о том, что произошло и когда. Естественно, полицейскому приятно и внимание газет, поэтому он ладит с журналистами. Но иногда полицейскому не выгодно сообщать журналисту факты и имя подозреваемого по нескольким причинам. Одна из низ: пока вина подозреваемого не доказана, он свидетель и может давать показания, которые расходятся с фактами данными другими свидетелями. Тогда полицейский сам заинтересован, чтобы эти сведения не попали в прессу.
--Это понятно.
--Потому что газеты станут утверждать, будто полицейский идёт на поводу большинства, скрывает факты. И создаётся мнение, что лицо, совершившее преступление и разыскиваемое полицией, получает поддержку. Когда преступника арестовывают, то его адвокат знает к кому идти и что делать, чтобы показания преступника противоречили показаниям свидетелей. И этого нельзя допустить, чтобы из сообщений прессы адвокат узнал, как ему надо действовать. Только в силу служебных обязанностей я не мог сообщить Оруда все материалы дела и он обиделся. Посчитал, что по старой дружбе я обязан сообщать любой сенсационный материал.
--Допустим, вы правы, хотя я, как полицейский, вижу предмет разногласий. Да, иногда в интересах следствия выгодно скрывать некоторые факты. Но пресса, насколько мне известно, всегда стоит на страже законов.
--Причём же здесь дружба? Нельзя же использовать дружбу для своей карьеры, для получения сиюминутного успеха.
--Один только вопрос: это не связано с отношением к терроризму?
--Нет. И он, и я к этому проклятому явлению относимся одинаково отрицательно. Я уже говорил вам об этом.
--Остальное мне не интересно. В главном вы едины, а второстепенные мелочи всегда можно преодолеть. Я не верю, что старая дружба может заржаветь. Вы снова будете друзьями, как только разбкрётесь между собой.
--Надеюсь. И что он вам посоветовал?
--Он назвал имя Рашида Дувала.
--Я тоже советую вам присмотреться к нему. У нас на него ничего нет, но Оруда может обладать определённой информацией.

Бринкман переключился от воспоминаний на нынешнюю реальность и остановил машину возле бара, где он впервые встретил Оруда. Вошёл. На этот раз никто не обратил на него внимания, а бармен даже дружески подмигнул. Увидев сидящего в углу Саида Оруда, Бринкман знаком заказал два пива и сел на свободный стул. Саид посмотрел на него вопросительно.
--Я за помощью и информацией.
--Как далеко вы собираетесь зайти?
--До конца.
--Это без меня?
--Конечно.
Оруда большими глотками опорожнил кружку, словно его томила жажда. Поставив пустую кружку на стол, он прищурился и посмотрел на Бринкмана оценивающе.
--А знаете, я чувствовал, что вы придёте и даже знаю, что вы хотите узнать.
--Точно?
--Точнее не бывает. Когда появилась заметка о смерти Рашида Дувала, я не сомневался, что это дело ваших рук. А теперь вы хотите узнать о наркотиках?
--Как вы догадались?
--Я не догадался, а просто знал, что он занимается сбытом наркотиков. Да, в этом деле без меня вы не сможете узнать почти ничего. Восток.  Здесь не очень откровенничают с иностранцами, а Хусейн не в счёт. Он полицейский и прикрепленный к вам сержатт также одинок в этом вопросе, как и вы. Они не могут помочь вам в полной мере, а я  могу. Говорю без ложной скоромности.
--Я и сам могу справиться, но ваша помощь будет неоценима.
--Хорошо. Вы дадите мне пару дней?
--У меня мало времени. Моего друга, очевидно, истязают и каждая минута опоздания для него смертельно опасна.
--Я представляю, но уши есть и у пивной кружки. Поверьте мне, я хочу добра вам и вашему другу.
--Хорошо. У меня ведь нет выбора?
--Вы знаете, где я живу?—спросил Саид, не удостоив очевидным ответом Бринкмана.
--Да.
--Приходите через пару дней вечером ко мне домой.
--Я буду у вас ровно через два дня.
--Договорились.








          Г Л А В А  16

Бринкман не ошибался. Мейсона пытали. У истязателей тоже было мало времени. Кроме того, организаторы похищения должны были разобраться в некоторых вопросах, которые и составляли дефицит времени: в причинах смерти Дувала, урона, нанесенного его сестрой и продвижением следствия, руководимого Бринкманом. Если Бринкман вплотную подошёл к расшифровке местонахождения Мейсона, то последнего необходимо было убрать. Однако, упускать такой великолепный шанс они не хотели и по-прежнему надеялись уговорить Мейсона. Истязатели прекращали пытки только во время перерывов для принятия пищи и времени необходимого Мейсону, чтобы придти в себя. В туалет его водили под охраной и пристёгивали наручниками к водосточной трубе.
Мейсон настолько ослабел из-за побоев и от невозможности нормального питания,  что время посещения туалета использовал не для отправления естественных надобностей, а для кратковременного отдыха, а заодно и обдумывания сложившейся ситуации. Это получалось инстинктивно, в силу привычки, приобретённой в такой организации, как Интерпол.
Положение своё он оценивал критически. Он понимал, что Бринкману нужно время, чтобы выйти на похитителей, но сколько? Долго он не выдержит: Мейсон не сомневался, что его не сломают и он не согласится на предложение террористов, но силы ведь не беспредельны. Ясно одно: пока остаётся хоть маленькая надежда, он будет бороться до конца.
Очень распространено мнение, что жестокие люди—это такие широкоплечие громилы с грубыми чертами лица и квадратными челюстями. Это не совсем так. По-настоящему жестокие люди—это те, кто не останавливается ни перед чем и кто практикуется в умении уничтожать себе подобных. Истязатели Мейсона были именно такими людьми: не смотря на правильную внешность и нормальную физическую силу, они были жестоки и избивая Мейсона, выполняли любимую работу. Даже наблюдавший за их действиями малорослый ливанец вынужден был их останавливать, чтобы они не забили Мейсона насмерть. После каждой остановки следовал неизменный вопрос:
--Согласен?
Иногда Пол не мог отвечать и потому отрицательно качал головой. И снова избиение, которое прекращалось только ночью. Очевидно, истязателям было необходимо личное время—ведь они тоже люди, хотя и со знаком минус. Ливанец придумал новый способ пытки и Мейсону стали давать солёную рыбу, но отказывали в просьбе дать напиться. Это было ужасное испытание и Пол знал, что многие не выдерживают его и умирали преждевременно или сходили сума. Он чаще стал впадать в состояние, подобное обмороку и когда его обивали водой, чтобы он пришёл в себя, Мейсон старался незаметно пить воду.
Однажды утром он очнулся от неспокойного сна и увидел, что комната пуста. Никто к нему не приходил и днём, только один из охранников принёс пищу. Мейсон отметил, что пища была вкусной и калорийной. Что произошло? Неужели Бринкман уже близко? Почему перестали бить? Если я уже не представляю интереса, то надо готовится к смерти, потому что таких как я не отпускают за выкуп. Как бы то ни было, но надо воспользоваться передышкой и восстановить силы. Это было громко сказано—восстановить силы. Как? Он потерял ощущение своего тела, впадал в бессознательное состояние, но не терял твёрдости духа. Мейсон не мог знать, что Бринкман мучительно ищет место, куда увезли его, но верил, что Берт обязательно придёт на помощь.
Целые сутки к нему не заходили истязатели, но на следующий день перед ним предстал низкорослый ливанец с неизменным вопросом:
--Согласен?











             Г Л А В А  17

На следующее утро в отель Бринкману позвонил инспектор Хусейн.
--Берт! В морг доставили неизвестную женщину, которую случайно обнаружили в одном из подвалов разрушенного дома. Её опознали вездесущие журналисты. Это—Гюльнара Дувал. Вы хотите приехать в морг?
Бринкман молчал. Перед ним стояла живая Гюльнара, губы которой так страстно жаждали поцелуя, а он принёс ей несчастье.
--Да, я приеду.
Он приехал в морг вместе с инспектором. Служащий провёл их к тележке, на которой покоилось то, что в жизни называлось Гюльнарой Дувал. Бринкман попросил снять простыню и внимательно осмотрел тело погибшей. Задумался, грустно качая головой и инспектор Хусейн понял состояние Бринкмана.
--Она мертва,--сочувственно сказал он.—Покойники не обращают внимания на наши переживания и чувства вины перед ними.
--Вероятно вы правы, но мне от этого не легче. Что говорят медэксперты?
--Они предполагают, что её сбила машина, а затем она была перенесена в подвал.
--Зачем?
--Пока не понятно. Она погибла случайно. Могут ошибаться люди, но не криминалистическая лаборатория.
--Когда вскрытие?
--Какое вскрытие? По нашим законам, когда имеешь дело с наездом, во вскрытии нет необходимости.
--Вы сомневаетесь, что произошло убийство? А как же сломанная шея?
--Вы правы, но это могло произойти от удара машины.
--А другие факты? Вы внимательно осмотрели тело?
--Честно говоря, нет.
--Поэтому вы не обратили внимания на синяки на шее, на ссадины на теле. Они не случайны, люди, которые попадают под колёса автомобиля с такими повреждениями, бывают, вероятно, сильно напуганы, но не погибают. Повреждения на теле говорят, что её слегка задело ударом машины, но тем не менее шея сломана.
Инспектор наклонился и теперь сам внимательно осмотрел труп. Убедившись в справедливости слов Бринкмана, он записал что-то в своём блокноте.
--Мы проведём вскрытие.—Инспектор повернулся к служителю морга.—Мы увидели всё, что хотели. Можете забирать.
Они вышли на улицу и Бринкман с удовольствием вдохнул свежий воздух. Сколько раз он видел смерть и каждый раз смерть человека потрясала его. Смерть, как больной зуб. Не важно, что с ним, потому что всё проходит, когда его удаляют.  После смерти люди могут говорить всё, что хотят. Они говорят о покойнике так как никогда не говорили о живом человеке. На Востоке к этому примешивается ещё и религиозное отношение к смерти. Здесь смерть—это что-то чистое, с ней кончаются все тревоги. Обычно родственники забирают пожитки, произносят слова—и всё. Но в этой смерти было всё омерзительно. Не потому что убили молодую красивую женщину.
Бринкман чувствовал, что Гюльнара после своего решения почувствовала себя обновлённой и чистой. Конечно она понимала, что между ними не будет любви. Женщины чувствуют это особенно остро. Хоть и недолго, но они были настоящими друзьями и очень важно знать, что у тебя есть человек, которому ты доверяешь.
--Как же я могу чувствовать себя не виновным?—Подумал Бринкман.—Я сделал её счастливой на несколько дней и  я же поставил её в такое положение, когда  начинаешь дорожить жизнью и не хочется умирать. Ещё одна зазубрина в моём сердце, которую острым предметом начертали террористы. Ещё одна невинная жертва. И за всё это негодяям придутся ответить.
--Мы уже говорили с вами о мотивах,--прервал свои размышления Бринкман и посмотрел на инспектора.—Она для кого-то представляла особую опасность. Заметьте, она возникла не так давно, после прихода девушки к мне в отель и после общения с вами. Что могло представлять опасность для террористов? Компрометирующие документы? Мы отвергли эту версию. Знание о наркотиках? Мотив, но не настолько серьёзный.
--Но очень важный для нас.
--Не спорю. Но что же ещё могла знать Гюльнара?
Мы предполагали, что адрес, где содержится Мейсон, но думаю, что это не реально. Какой дурак мог оставить в сейфе записку с адресом? Значит что-то ещё. Но что?
--Вы забываете, господин Бринкман,--почему-то официально обратился к нему инспектор,--что убили Гюльнару до смерти Рашида. Значит, приказ мог отдать и он сам. Обнаружил пропажу телефонных переговоров и понял, кто это сделал.
--Резонно. Я осматривал комнату Гюльнары и обратил внимание на разгром, учинённый неизвестным. Значит, что-то искали.
--Конечно. Но что?
--Если бы я знал. Интуиция мне подсказывает, что это как-то связано с Мейсоном. Так. Ещё раз. У неё в комнате что-то искали и это не мог быть Рашид. Зачем ему переворачивать всё вверх дном? И убивать её ему было не выгодно. Гюльнара была отличным прикрытием для его криминальных и террористических дел. Вы согласны?
--Да. Но копание в психологии преступника не моё дело. Мы имеем контрабанду наркотиков и это в данный момент моё дело. Буду, конечено, рад, если вы обнаружите убийцу.
--Я понимаю и не осуждаю вас. У каждого своя работа. Хочу ещё раз осмотреть комнату Гюльнары.
--Пожалуйста. Ключ у меня в столе. Посты полиции сняты.
--Спасибо.—механически ответил Бринкман.
Он попрощался. Какая-то маленькая деталь, возможно, ключ к разгадке, ускользала. Возможно, что был какой-то маленький фактик, на который он не обратил внимания. Но какой? Может быть и он не является разгадкой и это ещё больше тревожило Бринкмана. Почему так плохо устроены наши мозги? В море информации нужные детали теряются и возникает на каждом шагу «почему». Бринкман анализировал факты с разных сторон, выстраивал разные версии. Он понимал, что ответ содержится в одной из них, но в какой? И снова в который раз, в результате возникло ещё множество «почему».
Бринкман зашёл в бар и заказал пиво. Тёмное бельгийское пиво, которое он любил больше всех остальным сортов. Ему казалось, что он потерял ощущение времени, но взглянув на часы понял, что время идёт медленно, но всё же идёт, а его продолжают мучить сомнения и мысль, будоражившая Бринкмана, так и не пробилась наружу.
Бринкману было знакомо это чувство. Дома, сидя в кресле, человек берёт книгу и читает различные умные мысли, живёт чужой жизнью, тревожится из-за событий, которые никогда не происходили, воображает себя героем и этим старается заполнить скучную повседневность. Ничего удивительного в этом нет. Во все времена люди были одинаковыми. Даже древние римляне наслаждались насилием в Колизее, чтобы приправить свою жизнь острыми ощущениями, глядя как раздираются люди дикими зверями или как уничтожают друг друга гладиаторы. Когда смертоносные когти или острая сталь врезается в человеческую плоть, они вопили от восторга и радовались совершённым убийствам.
Но вот книга закончена и человек приходит к выводу, что всё это фантазия писателя, а в  действительности такого не бывает. Назавтра берёт новую книгу и начинает жить новым воображением. Такой человек не замечает, что подобные события происходят и в реальной жизни, причём каждый день и каждую ночь. И по сравнению с настоящим, развлечения римлян выглядят развлечениями школьников. Подобный человек, если бы он замыкался в собственном пространстве, мог бы легко обнаружить что в жизни происходят жестокие вещи. Но в силу своего расположения к замкнутости, он этого не делает, иначе он столкнулся бы с тем, что ему очень не нравиться.
Однако, любой гражданин, стоящий на страже закона, волей-неволей занимается подобными вещами, потому что это его работа. Они каждый день сталкиваются с людьми в их истинном обличье. Когти диких зверей остры, но человеку даются когти порой в несколько раз острее и опаснее. И для чего это я внушаю себе подобные мысли, подумал Бринкман. Да, я стою настраже закона, но уже и не однажды преступал его. Есть ли мне оправдание? Нет, не перед начальством, у которого я получил разрешение, а перед собой? Не знаю, но если человек захочет вновь вернуться в уютное кресло и окунутся в новую жизнь, он должен помнить, что даже в воображаемой жизни, чтобы остаться в живых, надо быть более поворотливым и ловким, чем противник, иначе его сожрут дикие звери или более ловкие люди.
--Нужно воспользоваться разрешением инспектора и ещё раз осмотреть квартиру. Возможно, мы что-то упустили.—Решился Бринкман и вышел из бара. Инспектор ничуть не удивился появлению Бринкмана в своём кабинете, словно читал его мысли.
--Решили воспользоваться моим предложением?
--Да. Мне кажется, что мы что-то упустили. Хусейн! Мы очень поверхностно провели осмотр. Ваши люди не заметили даже пятно от коробки.
--Заметили и даже доложили мне. Я в свою очередь доложил начальству, но они посоветовали мне не рыть землю. Мои слова для них, как овечий помёт, когда вмешивается политика. Тот, у кого жмут сапоги, не слышит слов. Именно поэтому я дал вам разрешение на осмотр квартиры в тот раз и сейчас. У вас передо мной есть преимущество.
--Какое же?
--Вы агент Интерпола и вам нет дела до нашей внутренней политике. Кроме того, ваше начальство далеко, а я должен помнить о нём, чтобы не свернуть себе шею. Любое громкое дело находится на контроле политиков в любой стране, а они оказывают давление на полицию.
--Я понимаю. Сам иногда нахожусь в таком положении. Не скрою, что я получил неограниченные полномочия, которые касаются только методов освобождения Мейсона, но не для вмешательства в дела местной полиции, тем более в дела местных политиков. Мне нужна лишь помощь. Я действую в одиночку, а у вас имеется большой штат и работа, которую они могут выполнить не под силу одиночке.
--Я рад, что мы расставили все точки. Всё, что касается вашего прикрытия обеспечу и обещаю любую помощь. Конечно, посильную.
--Прекрасно, что мы поняли другдруга. Тогда за дело.

             Г Л А В А  18

Истязания продолжились, но как то вяло. Вкомнате находились по-прежнему низкорослый ливанец и истязатель. Кормили Мейсона изредка, да он и не смог бы есть много. Всё что ему действительно требовалось—это вода, но её как раз давали не достаточно. Низкорослый ливанец стал куда-то подолгу уходить и истязатель становился добрее и давал Мейсону воды. Что его делало добрее, Мейсон понять не мог. За последние три-четыре дня главной его проблемой стало и отправление естественных надобностей. Истязатель приводил его в туалет, пристёгивал к трубе и оставлял на 15 минут. Потом заходил, отстёгивал и снова отводил в комнату, где привязывал к лежаку. Но он не мог за это время сделать свои дела. Желудок словно затвердел и не хотел расставаться с содержимым, хоть его и было мало.
Не смотря на это, Мейсон похудел, а нервная система никуда не годилась, но он всё-таки не сдавался. И тогда, когда ливанец задавал свой обычный вопрос: «Согласен?», Мейсон односложно отвечал: «НЕТ!»
То, что проделывали с Мейсоном, это был не допрос и не следствие. В принципе это была самая настоящая дуэль.  Поначалу противники выяснили своё отношение друг к другу, пригляделись и вопросы и ответы скрещиваются неспешно, словно шпаги дуэлянтов, ещё не знающих силу противника. Постепенно бой разгорается, вопросы становятся острее и словесный бой вступает в решающую стадию. Мейсону после первых вопросов потом стали задавать один-единственный вопрос, но от этого суть не менялась. Чем жарче становился напор, тем сильнее становилось сопротивление. Страх уходил на задний план и в равной борьбе победу одерживает тот, кто сумеет сохранить хладнокровие.
В принципе и следствие не такая уж мудреная вещь, как это может показаться. Самое главное, самое трудное—это в запутанном клубке схватиться за нужную ниточку, которую сквозь лабиринты хитрости, отчаяния и лжи обвиняемого необходимо потянуть, чтобы она вывела к истине. Следствия по делу Мейсона его истязатели не вели, но его вёл сам Мейсон. У каждого человека есть «зона слепоты», обусловленная особенностями психологии, характером, воспитанием, профессией. И человек о ней не знает, пока не совершит ошибку. Как опытный спецназовец, Мейсон такой ошибки не совершил, но видел »зону слепоты» у своих истязателей. Он ждал ошибки и он знал, что если он им действительно нужен, они обязательно совершат ошибку. Или две-три ошибки.









            Г Л А В А  19

Бринкман взял ключи от дома Рашида. Припарковался невдалеке и по аллее направился к парадному входу. Вошёл, по лестнице направился наверх, где располагалась комната Гюльнары. Поднявшись, он услышал еле различимый шум из её комнаты. Внутри кто-то был. Двигался он осторожно, но быстро. Дверь открылась бесшумно и Бринкман проскользнул внутрь. Из спальни доносились голоса. Потом что-то упало на пол и разбилось. Один из голосов прошептал, что надо вести себя осторожно. Значит, их двое, определил Бринкман. В это время голос произнёс громко:
--Я порезал руку!
--Я же тебе сказал, потише,--вновь произнёс второй голос.
Раздался звук рвущегося материала.
--Не могу перевязать. В гостиной я видел шпагат. Пойду поищу.—Обладатель первого голоса двинулся в направлении Бринкмана. Он вжался в стенку. Человек на секунду застыл в дверном проёме, затем двинулся вперёд и его рука задела полу пиджака Бринкмана. Он открыл было рот, но Бринкман ударил его пистолетом и его колени подогнулись, не выдержав тяжести обмякшего тела. Бринкман хотел тихо опустить его на пол, но из кобуры человека вывалился револьвер и упал со стуком на пол. В спальне  наступила тишина, а потом донёсся еле слышный голос.
--Махмуд…это ты, Махмуд?
Бринкман вынужден был ответить, чтобы не выдать себя.
--Да, это я.—Он тотчас понял, что его голос совершенно не похож на голос Махмуда, как он ни старался придать сходство
--Иди сюда,Махмуд.
Бринкман было двинулся в направлении спальни, но затем сообразил, что это могла быть проверка и упал на пол, отползая в угол. В дверях появился парень с пистолетом в руке, нацеленным в то место, где должен был находится Бринкман. Револьвер дёрнулся и пуля вонзилась в стенку. Бринкман поднял своё оружие и выстрелил. Выстрел был неудачным. Бринкман затаился, ожидая ошибки противника. Слышно было как он с хрипом втягивал воздух, а потом испугавшись, что выдаст себя, начал быстро передвигаться. Бринкман не стрелял и противник, очевидно, подумал, что его пуля задела неизвестного.
Наконец, видимо справившись с нервами, он затаился. Бринкман навёл пистолет в то место, где по его предположению мог находиться противник и стал ждать. Совсем некстати стал оживать первый противник. Он пытался подняться, перебирая руками по стене. Бринкман отвлёкся и это позволило второму человеку выскочить и отбросив кресло выскочить из комнаты. По лестнице загрохотали шаги, вскоре заработал мотор автомобиля. Второй последовал за первым, скорее инстинктивно, потому что соображал ещё плохо. Преследовать их не имело смысла. Бринкман вошёл в спальню и увидел полный разгром. На столе лежало несколько книг. Он поднял одну и из неё выпала маленькая чёрная книжка. Бринкман проверил остальные книги, но в них ничего не было. Он ещё раз внимательно осмотрел комнату, вспоминая что находилось в ней в его первый приход. На тумбочке он заметил фотоаппарат. Тогда его не было, вспомнил Бринкман.
Соседи, встревоженные выстрелами, могли позвонить в полицию и Бринкман, чтобы не рисковать, спрятал чёрную книжечку в карман и, прихватив фотоаппарат, покинул дом. Он, естественно, не боялся прихода полиции, но жаль было бы потерянного времени на объяснения. Бринкман быстрым шагом пересёк аллею и возле калитки почувствовал, как что-то тяжёлое ударило в грудь и он упал. Сколько он пролежал, он не помнил и благодарил судьбу, что надел бронежилет. Встал и вышел на улицу. Залез в карман за ключами и обнаружил чёрную книжечку, а вот фотоаппарата на груди не было. Сел в машину, но не смог сперва включить зажигание. Послышался вой полицейских сирен.
Спустя пару минут Бринкман всё-таки включил зажигание и поехал в полицейское управление. Инспектор Хусейн молча смотрел на Бринкмана, ожидая его объяснений.
--В меня стреляли. Я попал в ловушку. В комнате Гюльнары я застал двух незнакомцев, которые что-то искали и перетрясли все книги. Они убежали, а третий оставался на улице и подстраховывал их. Наверное он очень удивиться, обнаружив меня живым.
Инспектор набрал какой-то номер.
--Что произошло в доме Рашида?—инспектор повернулся к Бринкамну и включил громкую связь.—Нас вызвали соседи, которые слышали стрельбу в доме.
--Всё.---Инспектор выключил громкую связь и выслушал дальнейшие объяснения.
--Всё. Хорошо.—Инспектор положил трубку на рычаг.—Патрульные считают, что вас убили и тело забрали с собой бандиты. Соседи видели, как вы выходили из дому и после выстрела вы упали.
--Значит, меня считают мёртвым?
--Да. Нашли что-нибудь в комнате Гюльнары?
--Маленькую чёрную книжечку и фотоаппарат. После моего падения преступник книжечку не тронул, а фотоаппарат исчез.
--Значит их интересовал именно фотоаппарат. Они захотят узнать, что с вашим телом.
--Вероятно, но это не главное. Почему их заинтересовал фотоаппарат? Возможно, он и не знал, что книжечка у меня?
--А что в книжечке?
--Какие-то символы, но расшифровать их не представляется возможным без специалиста. Каждый символ что-то обозначает, но что—неизвестно. Может быть отправить её на экспертизу военным дешифровальщикам?
--Берт!—оставил вопрос без внимания инспектор.—Вы сказали, что посетители переворошили все книги?
--Да.
--Если связать фотоаппарат и книги, то искали, очевидно, фотографии.
--Инспектор! Вы—генирй! Как же я не догадался. Фотоаппарат оказался пуст и они начали искать в книгах в надежде обнаружить какие-нибудь фотографии там.
--Может быть так, а может быть иначе,--задумчиво сказал инспектор.—Если аппарат им был так нужен, то там могла быть плёнка, а они искали дубликаты негативов.
--Я уже говорил, что вы гений, инспектор! Повторю это снова. Если была плёнка, её надо было проявить. Гюльнара не могла проявить её дома, если это было так важно.
--Я пошлю человека два-три по всем фотолабораториям
--Отлично. Там могут вспомнить Гюльнару, но что было на негативах? Думаю стоит попробовать, но…Не надо полицейских. Лаборанты могут испугаться. Я попрошу журналиста. Его просьба не вызовет подозрений.
--Тогда за дело.—Инспектор протянул руку Бринкману.—Значит—шантаж?
--Не думаю. Скорее всего она хотела показать фотографии вам или мне. Пришла домой, а там друзья брата. Что она должна была сделать? Спрятать фотографии. Но куда? Бандиты наверное мыслили также и, когда она вышла из дому, отправились за ней и убили, а затем организовали наезд.
--Тогда фотографии в доме.
--Больше негде.
--Но..она не профессионал, как она могла сделать фотографии незаметно?
--У неё был хороший фотоаппарат. Я немного в этом разбираюсь. Съёмка могла вестись автоматически, через определённый интервал.
--Я ещё раз пошлю бригаду исследовать каждый сантиметр в доме.—Инспектор поднял телефонную трубку и вызвал дежурного.—Бригаду на выезд. Я сейчас спущусь.—Инспектор положил трубку и повернулся к Бринкману.—Вы со мной?
--Нет.
--Тогда встретимся после осмотра дома.












            Г Л А В А  20

Бринкман попросил Саида найти фотолабораторию, где проявили плёнки, сделанные Гюльнарой. В полдень Саид позвонил Бринкману и попросил приехать в редакцию. Оруда провёл его в свой кабинет и поставил перед ним чашку кофе.
--Тяжёлый день,--пожаловался он.—Я обошёл два десятка адресов и ничего не обнаружил.
--Сколько ещё осталось?
--Да примерно столько же. Даже не ожидал, что у нас так много фотолабораторий. Да, забыл сказать. Фотографиями интересовался кто-то ещё.
--Кто? Это уже интересно.
--Какой-то мужчина, но кто—не знаю.
--Это не может быть совпадением?
--Наверное, нет.
--Если это не случайность, то вскоре он узнает, что вы ищите те же фотографии и может подстеречь вас. Будьте осторожны! Это очень опасно!. Желаю удачи!
Вечером Саид снова позвонил Бринкману.
--Здравствуйте, мистер Бринкман!  Я всё-таки нашёл!
--Великолепно! Где они сейчас?
--У меня. И я был прав. Фотографиями интересовался не я один. В пяти лабораториях мне сказали, что я уже второй, кто ищет фотографии.
--И?
--Я подумал, что этот человек пользуется тем же методом—идёт по списку из телефонной книжки. Я начал с обратного конца и нашёл первым. Вы подъедете?
--Немедленно и посмотрю на них. Со мной будет инспектор Хусейн.
--Да. В них много интересного.
Бринкман и Хусейн за полчаса добрались до дома Оруда. Саид вытащил конверт из письменного стола и достал из него десятка три фотографий. Инспектор с первого взгляда жадно впился в лица людей, изображённых на фотографиях.
--Вот это подарок! Здесь же вся банда по торговле наркотиками. Я должен забрать эти фотографии. Думаю, что мы поймали змею за хвост.
--Разве это единственный безопасный способ? По мнению змееловов, лучше всего держать за голову.
--Правы, правы! И всё же хвост змеи представляет некую возможность. Я забираю фотографии?
--Не возражаю,--Бринкман посмотрел на Саида и увидел едва заметный кивок. Инспектор даже не попрощавшись и забыв восточные правила гостеприимства сорвался с места и бросился к стоящей на улице машине.
--Показывайте!—Бринкман взял протянутую Саидом чашку с кофе.
--Саид молча вытащил из письменного стола пачку фотографий.—А как вы догадались?
--Очень хорошо знаю журналистов. Что скажите?
--Это действительно наркодельцы и причём не мелочь, а главари. Девушка фотографировала их дома, когда они приходили к Рашиду. Смелая девушка! Кто-то узнал о существовании фотографий и её убили, тем более, что сам Рашид был мёртв и защитить её было некому.
--Не бередите открытую рану, Саид!
--Из всех людей, изображённых на фотографиях, самым крупным наркодельцрм является Магомед аль-Сета. Остальные также довольно крупные, но  склады имеют только три человека. Самый крупный, конечно, у Магомада. Он расположен в Тире. Другие склады в Сайде и Триполи.
--Надо проверить все три. Я должен посоветоваться с инспектором. Он лучше нас знает обстановку и может точно указать, где нужно искать в первую очередь.

Инспектор на основании своих данных посоветовал проехать в Тир.
--Там самый большой склад и кроме того в Тире сильное влияние  Хезболлы. В Сайде тоже сильная организация, но этот порт ближе к спецконтингенту. В Триполи самый маленький склад и в городе Хезболла не пользуется таким влиянием, как в Тире.
--Мне надо позвонить в Нью-Йорк и поговорить с шефом.—Бринкман уже душой был в Тире, но правила, есть правила.—Лучше если я позвоню от вас.
--Прослушивают?
--Конечно.
--Вы же иностранец и ничего удивительно в нашей стране нет. Скажу вам больше: я после каждой встречи с вами отчитываюсь перед начальством. Ничего страшного, обычная процедура. Ничего лишнего я не говорю. Наверное и у вас тоже самое. Все спецслужбы мира одинаковы..
--Да. Вы правы. Мне не чего боятся, так как я не веду никаких секретных дел, против вашего государства. Наберите, пожалуйста, этот номер?
На другом конце Земли ответили сразу, как будто ждали звонка.
--Здравствуйте, шеф! Даже не знаю, как сказать: доброе утро или добрый вечер.
--Давай без вступлений! Сделал что-нибудь?
--Ведём работу, правда, с осложнениями.
--Прослушивают?
--Возможно.
--Тогда говори.
--Мне необходима помощь, медицинская помощь. Желательно машина со всем медицинским оборудованием.
--Я понял. Сегодня же договорюсь. Позвони генералу Джексону. Не пропадай. Я надеюсь на тебя, сынок.
--Я убегаю.—Бринкман вскочил со стула и повернулся к инспектору.—Спасибо за предоставленный телефон. Я вам перезвоню.
--Буду ждать и выеду сразу же после вашего звонка.
--Договорились. Мне нужно заскочить к Саиду и потом в ещё одно место. Это по дороге.—Бринкман говорил это уже на бегу.
По давно выработанной привычке Бринкман всегда перепроверял полученные сведения. Для этого ему и нужно было заехать к Саиду, тем более, что они договорились встретиться восемь вечера у него дома.
Бринкман заехал в отель и осведомился у портье насчёт почты. Ничего. Заказал обед в номер, но из-за нервов кусок не лез в горло. Закурил. Наконец, стрелки часов доползли до половины восьмого и он вышел из отеля и сел в машину. Дверь открыла жена Саида.
--Саид ждёт вас.  Описал он вас довольно точно, поэтому я и не спросила вас: кто вы? Скажите, это не опасно?
--Для него—нет.
--Проходите в библиотеку, а я приготовлю кофе.
Саид сидел за столом, перебирая какие-то листы, исписанные карандашом. Бринкман сел напротив.
--Я готов вам подсказать,--сказал Саид и отложил листы бумаги.—За стопроцентный результат не ручаюсь, но мне кажется, что я не ошибаюсь. Вы по-прежнему хотите войти в клетку с тигром?
--Не будем больше об этом.
--Хорошо, не будем. Я буду с вами всё время, чем бы это ни закончилось.
--Но…
--Вы забыли об эксклюзиве?
--Нет.
Дверь открылась и вошла жена Саида. Она поставила на стол кофейник, чашки, сахар, молоко и удалилась.
--Я побывал кое-где и кое-что выяснил. Даже в среде террористов деньги играют определённую роль. Ваш друг находится по моим предположениям в районе города Тира. Инспектор не ошибся. В этом городе находится действительно самый большой склад с героином. Это документы,--он указал на листы, исписанные карандашом,--которые мне удалось раздобыть.—Саид пододвинул листы бумаги к Бринкману. Бринкман отпил кофе и внимательно изучил написанное.
--Похоже, вы правы. Я пойду?
--Вы не допили даже кофе.
--В следующий раз.
--Одно условие, мистер Бринкман.
--Слушаю.
--Инспектор Хусейн не должен знать о вашей операции. Иначе я могу потерять не только агентов, но и жизнь.—Оруда встал, надел пиджак и вместе с Бринкманом вышел в гостиную.
--Но он уже знает, что я еду в Тир.
--Это не беда. Он же не знает о плане самой операции?
--Нет.
--Ты куда-то собрался?—встревожилась, вышедшая проводить Бринкмана жена Саида.
--Нет. Пойду в редакцию. Мистер Бринкман принёс мне интересный материал. Нужно чтобы он появился в утренних газетах.
--Это правда?
--Конечно. Не беспокойся за меня. Я скоро вернусь.
Они вышли на улицу и сели в машину Бринкмана.
--Почему вы не сказали жене?
--Зачем ей лишние волнения. Вы думаете она  поверила, что я иду в редакцию? И ещё. Склад охраняется очень надёжно и профессионалами.
--Я так и думал. Мы должны остановится в отеле Тира, а потом я на короткое время покину вас.
--Зачем?
--Извините, но этого я сказать не могу.
--Это связано с предстоящей операцией?
--Да. Но ваши агенты не пострадают.
--О-кей, мистер Бринкман. Включайте зажигание.




              Г Л А В А 21

Бринкман ехал на машине в сторону Тира. С нормальной скоростью, а не как показывают в фильмах про гангстеров. Как профессионал он соблюдал все правила движения и скоростные ограничения, чтобы его не остановили полицейские и он не потерял время. Конечно, он мог предъявить удостоверение и продолжить путь, но даже потерю такого короткого времени он допустить не мог. Сидевший рядом Саид не проронил за всю дорогу ни слова. Так, молча, они и приехали в Тир. Остановившись в лучшем отеле и из номера Бринкман сразу позвонил инспектору Хусейну и сообщил название гостиницы.
--Не хотите перекусить, Саид?
--С удовольствием.
--Тогда спустимся в ресторан, а после ленча я ненадолго уеду.
--Я могу поехать с вами?
--Нет. Никаких секретов у меня от вас нет. Обычная работа, такая же как и у вас. Вы же никому не сдаёте своих информаторов?
--Конечно.
--Вот и я не сдаю.
--Когда вас ждать?
--Часа через три.
--Я буду в отеле.
Выпив кофе и съев пару бутербродов, Бринкман отправился в путь и всё время тщательно проверялся. Хвоста не было. Он ехал по дороге на Бейрут и проехав километров тридцать свернул на полуразрушенное шоссе. Вскоре он увидел боковую дорожку и он свернул на неё. Показалась деревушка и Бринкман, следуя указаниям рабби Шимона, подъехал к крайнему дому. Остановил машину и вышел. На крыльце появился мужчина лет тридцати, среднего роста и крепкого сложения.
--Могу я вам помочь?
--Да. Я—Бринкман, сотрудник Интерпола. Добираюсь в Тир и видимо сбился с пути.
Деревня—есть деревня. И в некоторых окнах домов, расположенных поблизости, показались любопытные головы. Некоторые крестьяне вышли и с любопытством смотрели на пришельца. Человек начал объяснять Бринкману, как ему проехать в Тир, но говорил довольно путано и соседи стали его поправлять. Тогда он, словно рассердившись, сказал.
--У меня в доме карта. Может быть, господин, зайдёт в дом и сам посмотрит на карту?
--Конечно, так будет лучше,--ответил Бринкман и вошёл с хозяином в дом. По законам Востока никто не мог последовать за ними, если не последовало приглашение хозяина.
--В последнее время ездить в Тир стало опасно,--проговорил хозяин дома условный ответ пароля.—Вы давно оттуда?
--Три недели.
--Как рабби?
--Нормально. Передаёт привет и очень надеется на вашу помощь.
--В чём проблема?
--У нас похищен сотрудник. Террористы никаких требований не предъявляют и мы решили, что его хотят заставить перевозить наркотики через израильские блок-посты. Склад, где по нашим предположениям находиться Мейсон, расположен под Тиром. Это дело опасное. Террористы вооружены и находятся в лучшем положении.
--Мистер Бринкман! Мы хорошо знаем, чем это может кончиться. Охотники за людьми многое знают, но не знают одного: что делать, когда охота начинается за ними. Они считают, что умеют защищать свою добычу и тогда становятся жестокими. В этой стране они довольно беспечны, так как не наказуемость всегда сопутствует вседозволенности. А вседозволенность, в свою очередь, притупляет бдительность.
--Может быть всё-таки вызвать полицию?
--Кроме того, что дело получит широкую огласку, в которой могут пострадать люди, террористы уверены, что не понесут наказания.  Если заложник мёртв, он не сможет дать показания в суде и рассказать, как всё было в действительности. Он не сможет рассказать, как над ним издевались эти изверги. Им наймут лучшего адвоката и суд оправдает их. Этот наглый защитник будет рассказывать в суде, что его подзащитные находились в невменяемом состоянии и вообще вынуждены были стрелять в целях самообороны. И судьи расчувствуются, но не над  жалким видом подсудимых, а над суммой денег, уплаченных им.
--А как же закон?—Бринкман и сам несколько раз нарушил закон, но он имел хорошего защитника. Впрочем, человек прав. У них будет лучший из всех защитников этой страны.
--Здесь руководствуются собственным законом. Их не повесят и не расстреляют. А полицейские, даже лучшие из них и не коррумпированные, подчиняются уставу и законам. У них есть начальники, а у мы с вами, в данном случае, подчиняемся сами себе. Нас никто не может уволить с работы. Никто не будет заботиться о нас, если нас убьют.
--Но полицейские, которых я знаю в вашей стране, тоже могут быть беспощадными.
--Согласен. Но они справятся с этим делом не так успешно, как мы. Поэтому вы и пришли к нам. Полицейские не располагают возможностями и способами осуществления грязной работы на практике. Я лично не умаляю достоинств полицейских, но они не могут вышибить пистолетом зубы или прикончить мерзавца на месте. Впрочем, мы снова вернулись к началу разговора.
--Я понял, что вы решили освободить нашего человека своими силами?
-Да.
--Но я хочу принять участие в его освобождении.
--Мистер Бринкман! Вы свою работу уже сделали и позвольте нам сделать свою. Рабби не простит нам, если с вами что-то случится. С вами находится журналист и ваша задача не допустить, чтобы он помешал нам во время работы. Журналисты имеют привычку лезть во все дыры и одна из них может оказаться последней для него. Вы понимаете меня?
--Вполне.
--Отлично. Когда можно будет мы позовём вас внутрь. И не дай Аллах, чтобы он сфотографировал кого-то из нас. После выполнения работы мы исчезнем и не надо предпринимать попыток разыскать нас, чтобы отблагодарить. Это всё. Можете ехать и ждите сигнала.














         Г Л А В А   22

Интуиция или какое-то другое чувство, но Мейсон вдруг понял, что Бринкман не далеко. Подсказывал это и такой факт, что его перестали бить. Прежде его оставляли в покое лишь на сутки. Теперь он находился одиночестве уже вторые сутки. Никто не заходил в его комнату, но в помещении он чувствовал присутствие людей. Тело болело, он потерял счёт времени и  впадал в беспамятство уже без избиения. В таком состоянии он чутьём угадывал, что кто-то заглядывает к нему и тут же исчезает. Мойсон понимал, что этот некто мог быть только охранником, но он надеялся. Пытался сосредоточиться и тут же снова проваливался в беспамятство.
Главари террористических организаций вербуют боевиков с расчётом на одно дело. Боевика готовят, забивают его голову догмами религии и отправляют на смерть, а в это время готов второй смертник. Боевиков никто не жалеет—это расходный материал. Его главное дело взорвать объект и самого себя. Те, кто подбирает боевиков тоже долго не живут. Они также рассчитаны на подбор трёх-четырёх человек. Убивают их потому что он примелькался, его могут опознать свидетели или может сболтнуть лишнее. Человек любит создавать преувеличенное значение о себе среди близких ему людей.
Кроме одноразовых боевиков в организации обязательно состоят многоразовые боевики или попросту киллеры. Эти живут дольше, так как обладают профессиональными навыками. Их держат под контролем, но к каждому киллеру сторожа поставить невозможно. Поэтому их легче убрать, что и делают. Дефицита в кадрах организация террористов никогда не испытывает. Всегда находятся люди, которых можно использовать или в религиозных целях, или просто купить.
Но есть киллеры, которые уже вышли в тираж, но по разным причинам остались в живых и используются для мелких поручений, и они скрыты от глаз людских. Именно из таких киллеров состояла охрана склада. Их было четыре человека. День был разбит на три смены по восемь часов дежурства у монитора. Четвёртый киллер должен подменять по мере надобности остальных, а также встречать гостей, которые изредка, но появлялись на складе. Раньше, когда склад функционировал по своему прямому назначению, в штат входил кладовщик, грузчики и шофера, которые со временем заменялись и исчезали в неизвестном направлении. В данный момент склад использовался как место содержания Мейсона и потому, кроме охранников другого персонала не было.









           Г Л А В А  23

Проникнуть в помещение и убить или обезвредить находившихся там людей, дело несложное, если вам не перед кем отвечать за свои действия или нет надобности скрывать свои лица. Для того, чтобы выполнить тоже самое, но тихо, необходимо осмотреть подходы к объекту, проследить за жизнью людей, находящихся внутри, узнать их привычки. За один день такую работу выполнить невозможно, а затягивать её было опасно. Заложника могли убить. Кроме того, тот за кем следят, тоже наверняка имеет уши и глаза. И они вынуждены были не затягивать времени, потому что за лишнее время может поплатиться жизнью не только заложник, но и те, которые выслеживают.
Человек в окне смотрел в бинокль. Это был хороший морской бинокль, а рядом лежал другой бинокль—ночного видения и тоже хороший. Человек видел всё, что делается вокруг склада. Проникнуть было сложно, так как охрану несли не люди, а сигнализация. Человек в окне уже третий день наблюдал за охранником, дежурившим возле монитора, на котором отображалась вся обстановка вокруг склада. Охранники менялись каждые восемь часов, но человека интересовал только охранник, дежуривший с 12 часов ночи до 8 часов утра. Ровно в семь часов он вставал и начинал готовить кофе и бутерброды. Всегда в одно и то же время. Он наливал кофе в чашку и жевал бутерброды. Ел с удовольствием и после процедуры насыщения неизменно закуривал традиционную сигарету. До конца смены оставалось минут двадцать, когда охранник вынимал пачку сигарет и открывал створку окна.
Охранник остановился у полуоткрытого окна, вытащил пачку сигарет и чиркнул зажигалкой. Сзади его на мониторе могли происходить события, которые он не видел. Другие охранники или спали, либо находились в противоположной стороне, рядом с Мейсоном. Охранник выкуривал половину сигареты, но на монитор так и не обратил внимания. Наконец, он сделал последнюю затяжку, выбросил окурок и вернулся к монитору. До смены оставалось пятнадцать минут.
На четвёртые сутки человек в окне, как только охранник подошёл к окну и приоткрыл его, сказал в пустоту.
--Можно начинать.
Рядом никого не было, но человека в окне это не волновало. Он продолжал смотреть в бинокль и вскоре увидел, как к двери склада подошёл человек в надвинутой на лицо маске, повозился с замком и проник внутрь. За ним проскользнул и второй человек.
--Теперь пора,--сказал человек в окне сам себе, спустился вниз и направился в открытую к складу. Он не сомневался, что теперь осторожничать не надо. Человек вошёл в склад, посмотрел на работающий монитор и пошёл дальше. В одном из помещений на стульях сидели два человека, но уже без масок.
--Можешь вызывать,--сказал один из них.—Он жив, но нуждается в медицинской помощи. Мы уходим. Все охранники тоже живы и заперты связанные  в кладовке. Ждём тебя на старом месте. Счастливо оставаться.

         Г Л А В А  24

Бринкиман приехал в отель, сразу позвонил генералу Джексону и попросил санитарную машину. Генерал ответил, что машина будет стоять у отеля с медперсоналом через час. Он попросил, чтобы медперсонал находился в машине, а не в номере Бринкмана. Сидевший рядом Саид начал упрекать Бринкмана, что тот не выполняет договора, заключённого между ними.
--Вы не правы, Саид. Я полностью выполняю наш договор.
--Неправда. Вы сидите сейчас со мной, но кто-то же выполняет работу по освобождению Мейсона.
--Вы правы.
--Почему же мы не с ними?
--Это их работа и не надо им мешать. Очень прошу вас, чтобы в вашем репортаже не было упоминания об этих людях. Им нельзя светиться и они могут принести ещё много пользы вашей стране. Все лавры освободителя достанутся вам, так же как эксклюзив. А теперь помолчим и будем ждать.
Ждать пришлось долго. Бринкман переговорил с медперсоналом «Скорой помощи» и разрешил им выходить на приём пищи в отель, а Оруда на целый день уходил в редакцию местной газеты. Бринкман оставался в одиночестве и тяжелее всех переживал неизвестность. Только на четвёртые сутки заработал мобильник и знакомый голос сообщил, что можно приезжать. Бринкман позвонил инспектору Хусейну, Саиду и когда Саид приехал  в отель, они выехали на машине «Скорой помощи» на склад. Путь был недолгим. В дверях склада их встретил знакомый Бринману араб в маске.
--Ваш друг в большой комнате. Он жив, но слаб. Четыре охранника связанные в кладовке. Оружие на пульте наблюдения. Мне здесь больше делать нечего. Прощайте и забудьте о нашей встрече.
Человек в маске под пристальным взглядом Саида завёл мотор машины и уехал. Саид хотел что-то сказать, но промолчал.
--Саид! Я обещал, что лавры победителя достанутся вам и выполняю своё обещание. В газете можете сообщить, что вы нашли Мейсона и освободили. Можете подробно описать, как вы это сделали, как пленили четверых вооружённых охранников—это не моё дело. Но не забывайте и о моей просьбе о неизвестных вам людях. Я бегу к Мейсону вместе с медперсоналом, а вы подежурьте у входа. Мало ли что может приключиться.
Бринкман с медиками вошёл в комнату, в которой истязали Мейсона и увидел лежащего на топчане Пола. Он уже был освобождён от верёвок, но сползти с топчана сил у него не хватило. Медики отстранили Бринкмана и принялись за дело. Подняли Мейсона на каталку. Повезли к выходу и подняли каталку в машину. Бринкман был всё время рядом, но Пол был без сознания и поговорить с ним Бринкман не мог. Берт-Рене хотел поехать с Полом в госпиталь, но впереди вдруг появилась легковая машина, которая на полной скорости неслась к складу.
--Немедленно уезжайте! Мы их задержим.—Бринкман почему-то не сомневался, что от машины исходит опасность.
--Кто это?
--Не знаю, но на всякий случай мы с Саидом предпримем все меры предосторожности. Саид! Быстро в помещение и приготовтесь закрыть дверь на все засовы.
Бринкман увидел, как тронулась «Скорая помощь» набирая ход, подбежал ко входу и вытащил пистолет.
--Саид! Оружие на пульту наблюдения. Вы умеете обращаться с оружием?
--Конечно.
--Берите и приготовтесь защищаться.











          Г Л А В А  25

Мобильник охранника не отвечал. Человек позвонил второму, третьему и четвёртому. Мобильники молчали. Все они находились в комнате с монитором, но были выключены. Такого быть не могло. Или они перепились, чего также быть не могло, или их уже нет в живых. Они свято соблюдали Коран и значить случилось что-то непредсказуемое. Человек позвонил по пятому телефону и после ответа приказал.
--Приготовь машину и четырёх бойцов. Выезжаем на склад. Взять оружие.
Бринкман и Саид, увидев выходящих из машины вооружённых людей, сразу поняли кто они такие. Они  побежали к зданию, плотно закрыли двери, осмотрели оружие и встали у окон.
--И что будем делать? Стрелять в них?
--Не обязательно, если они не будут стрелять в нас. Но думаю, что у них мнение противоположное.
--Но так же нельзя! Это же люди!
--Я не уверен в этом. Выйдите к ним и скажите, что не хотите их убивать и убедитесь в противном. Хотите попробовать?
Журналист промолчал. Бандиты вышли из машины и стали приближаться к зданию. Предводитель крикнул.
--Если вы сдадитесь, мы отпустим вас с миром.
Бринкман посмотрел на журналиста.
--Попробуйте, но не советую.
Бандиты, не получив ответа, начали обстрел. Бринкман и журналист изредка отвечали. Один из бандитов побежал к машине и достал канистру с бензином. Под прикрытием выстрелов он подбежал к зданию и открыл канистру. Бринкман выстрелил и бандит упал. Канистра упала на землю и из неё начал медленно вытекать бензин. Когда бензин достиг стены помещения, бандиты выстрелили и бензин вспыхнул.
--Теперь держитесь, Саид! Не давайте им подойти к зданию. Инспектор скоро должен подъехать и нам надо продержаться хотя бы полчаса. Будет жарко. Я схожу за водой.
Бринкман набрал воду во все ёмкости и принёс в комнату. От жары начали лопаться стёкла. Саид стрелял как только кто-то из бандитов пытался приблизиться к зданию. Они понимали, что смогут продержаться не долго и вся надежда на инспектора Хусейна. Бандиты, очевидно, думали, что Мейсон находиться в здании. «Скорая помощь» успела уехать незамеченной.
--Жарко?—Бринкман  вылил маленькую бадью на Саида.
--Пока терпимо.—Саид вытер лицо левой рукой, а правой продолжал стрелять по бандитам. Бринкман присоединился к нему.
--Не надо так часто, Саид. Берегите патроны.
Вскоре бандиты прекратили попытки приблизится к зданию. Они решили подождать пока огонь сделает своё разрушительное дело. Становилось жарче и вскоре Бринкман и Саид едва успевали поливать себя водой. Кроме того, вода требовалась и для поливки пылающего окна, чтобы не дать распространиться огню внутрь. Прошло полчаса и люди решили, что проиграли борьбу с огнём. Бринкман решил, что в руки террористов он не сдастся.
Вдруг они услышали звуки полицейской машины и к зданию подъехало две машины. Из микроавтобуса выскочили четверо полицейских и между бандитами и ими завязалась перестрелка. Инспектор подбежал к двери и крикнул Бринкману.
--Открывайте и быстрее выходите!
Бринкман открыл дверь.
--В кладовке лежат связанные четыре бандита. Пусть ваши люди вынесут их.
Полицейские по одному выводили связанных бандитов из помещения и сажали микроавтобус. Приехавшие бандиты попытались прорваться к своей машине, но были убиты. Их сложили, как поленья, сфотографировали и инспектор начал проверять документы.
--Пор дороге мы встретили машину «Скорой помощи».—Инспектор сложилд окументы и спрятал в свою сумку.—Мейсон там?
--Да. Его повезли в расположение спецотряда ООН.
--Это хорошо.—Инспектор указал на трупы.—Известные люди. Все в розыске, но в Тире они жили почти легально. Здесь сильны позиции Хезболлы. Пойдём посмотрим на ваших пленников. Кстати, как вы их захватили?
--Не буду играть в прятки, инспектор. Людей, которые сделали это я назвать не могу. Это не моя тайна.
--Я понимаю вас, но кто-то же захватил их. Или хотя бы мы должны сказать, кто это сделал.
--Давайте считать, что это сделал Саид.
--Это правда, господин Оруда?—обратился к нему инспектор, когда они встретились.
--О чём вы?
--О захвате пленников.
--А вы думаете, что я могу только статьи писать? Впрочем, если вы не верите, то пусть так и будет.
Пленников развязали. Инспектор стал задавать вопросы. Инспектор задавал вопросы так, как будто испытывал к ним личную неприязнь.
--Вы допрашиваете их как врагов народа,--Бринкман хотел убедиться в своих подозрениях.
--Да. Так уж я устроен и не хочу скрывать этого. Я проникаюсь ненавистью к разного рода бандитам и террористам, которых преследую. У меня к ним свои счёты. В данном случае это просто бескорыстный следовательский поиск. А что касается моего тона и отношения к бандитам, то возможно мною движет инстинкт, подобный тому, который заставляет собаку гнать дичь.
Журналист вызвался ехать в микроавтобусе. Бринкман и инспектор сели в легковую машину.
--Я думаю, что мною тоже владеют звериные инстинкты,--проговорил Бринкман,--иногда чувствуешь себя как на представлении в театре.
--Вы правы,--подхватил инспектор.—Многие люди увлекаются театром. Можно понять их чувства, но только с той разницей, что можно не удивляться вымыслом фикций, мало похожих на реальную жизнь, как огонь рампы на настоящее солнце. Это же нелепо сопереживать чувствам, пусть даже хорошо сыгранным, но не подлинным. Как можно смеяться шуткам комедийного актёра, когда вам известно, что он старается только для того, чтобы прокормить свою семью. Как можно оплакивать актрису, погибшую на сцене, когда вы знаете, что после спектакля вы можете встретить её в кафе или на улице. Мои запросы, как инспектора полиции, выше, чем у большинства публики. Мне подавай настоящие комедии и истинные драмы. Мой театр само общество, мои актёры смеются когда смешно и плачут подлинными слезами.
--Хорошо и точно вы выразились. Вы меня довезёте в Тир?
--Конечно. Прямо в госпиталь спецотряда. Вы когда вылетаете?
--Пусть Пол немного поправится и мы улетим в Европу. Я останусь в Нидерландах, а он полетит в Штаты. Конечно, если шеф не потребует устного отчёта.
--Ну, вот мы и приехали. Сообщите, когда вы отправитесь домой? Я провожу вас. Приятно было работать вместе.
--Мне тоже, инспектор. В начале я не слишком доверял тебе, но потом изменил своё мнение.
--Спасибо за откровенность, но я испытывал нечто подобное. Жду твоего звонка.
--Инспектор! Вы не заметили, что мы как само собой разумеющееся внезапно перешли на»ты»?
--Заметил и мне показалось. Что так и должно быть после завершения операции.
--А я так не думаю, Хусейн
--Возможно, я тоже. До свиданья, Берт!
Бринкман не хотел обманывать инспектора по поводу вылета в  Европу. Он просто не знал, как отреагирует инспектор на поездку в Израиль. Как только Мейсорн  мог перенести поездку, она на машине спецотряда ООН, переехали границу с Израилем. Там они расстались и Бринкман с Мейсорном на рейсовом автобусе добрались до Телль-Авива, где встретились с рабби Шимоном. Бринкман подробно рассказал об операции, о людях рабби. Мейсон рассказал о своём пребывании в плену. Распрощавшись с раббии Шимоном, они вылетели в Амстердам.