Береговая база

Как известно, всем, кто служит на флоте, в той или иной степени присуще чувство юмора.

 Понятно, что подводники по самым разным причинам и поводам всегда готовы позубоскалить в адрес тыловых структур (например - береговой базы, или бербазы), где у людей образ жизни и, соответственно, образ мышления, резко отличается от их собственных.

В частности, у подводников в ходу была такая шутка: «Никакой начальник тыла не будет гордиться дружбой с командиром атомной подводной лодки, зато командир лодки может гордиться, если дружит с начальником тыла». Или ещё вот какая: «Бербаза живёт по закону Ома: в 17 ушёл, в 18 дома. Подводник живёт по закону Бернулли: в 22 ушёл, в 23 вернули».

 Бывали шутки и злее: нередко подводники называли тыловые структуры, созданные специально для обеспечения деятельности подводных лодок, «противолодочными».
«Тыловские» люди отшучивались: «Как бы хорошо мы жили, если бы ещё не было подводников!»

Когда на экран вышел замечательный фильм «Семнадцать мгновений весны», в среде подводников придумали вот такой розыгрыш:
- Ты фильм про Штирлица видел?
- Спрашиваешь!
- А ты, конечно же, обратил внимание, что в нём у немцев погоны только на одном плече?
- Естественно!
- Так вот, сейчас тыловикам вводят новую форму одежды: они теперь тоже будут носить только по одному погону!
- Ну ни фига себе! Зачем?
- Чтобы им мешки со службы удобнее было таскать…

Справедливости ради, надо сказать, что всякое бывало в нашей совместной службе. Тем не менее, тыловые структуры работали и обеспечивали нас, как могли. Есть немало людей, служивших в таких подразделениях (в том числе, командовавших бербазой), которых я помню и искренне уважаю.

Нигде на флоте (включая, конечно,  и береговые части) без юмора не обойтись. Отчасти, возможно, потому, что порой туда приходят служить люди с кораблей. Отчасти - и потому, что смешные ситуации могут возникать в жизни сами по себе.

На Дальнем Востоке однажды произошло вот что: летом, когда коровы, принадлежавшие одной береговой базе, были "на свободном выпасе", от стада отбился бык, упал с обрыва и разбился. К тому моменту, когда тело нашли должностные лица, какой-то шутник успел прикрепить к рогам быка предсмертную записку, написанную от имени животного: «Приемлемых условий для существования не имею. Кормами на зиму не обеспечен. Ухожу из жизни, а всех коров теперь пусть вместо меня командир бербазы покрывает!».

Эту историю мне рассказал отец, служба которого начиналась на Тихоокеанском флоте. Он же рассказал ещё несколько забавных историй, связанных с дальневосточными бербазами.

Служил на «щуках» вместе с отцом очень своеобразный офицер (назовём его, не сильно изменив фамилию, Ельниковым). Офицер был склонен к полноте, и, стремясь похудеть, на выходах в море по нескольку дней отказывался от пищи. Затем, когда становилось невмоготу, он всё же вызывал к себе кока и, выставив ногу из каюты, говорил:

-Кок, сделай мне «коклету» вот такого размера! (кивал на свой ботинок).

Вскоре Ельников, уйдя с лодки, стал командиром бербазы. Однажды к нему пришла наниматься на работу женщина, повар по специальности. Ельников подтвердил, что такие люди на его камбузе нужны, изучил все принесённые женщиной документы и сказал ей:

- Через Недельку!

Женщина пришла повторно ровно через семь дней. Ельников узнал её, кивнул и снова сказал:

- Через Недельку!

Всё повторилось спустя ещё одну неделю. На третий раз женщина возмутилась и сказала:

- Да вы что, издеваетесь?

Ельников удивлённо посмотрел на неё и ответил:

- Да я же Вам русским языком сказал, чтобы Вы оформлялись на работу через начальника строевой части, мичмана Недельку!

Был с этим офицером ещё один случай. Любил он охотиться, а в напарники всегда брал с собой давнего сослуживца, неразговорчивого и уже немолодого мичмана. На охоте Ельников как-то раз «по большой нужде» присел под куст, при этом зачем-то скинул с плеч свою куртку-канадку. После ответственного мероприятия он с напарником двинулся дальше. Через некоторое время, понюхав воздух, Ельников приказал:

- Мичман, иди справа!

Тот повиновался. Затем, примерно через равные промежутки времени, раздалось:

- Мичман, иди слева!
- Мичман, иди спереди!

Вскоре после исполнения напарником очередной команды - «Мичман, иди сзади!» - Ельников остановился, обернулся и спросил:

- Мичман, да ты что, обгадился, что ли?

Тот, успев оглядеть начальника со спины и уже сообразив, в чём дело, ответил:

- Я-то нет, а вот Вы себе прямо в капюшон наделали!

Был в службе отца и ещё один эпизод, связанный с бербазами.

До сравнительно недавнего времени в средствах массовой информации было принято, чтобы не раскрывать наименований кораблей и частей, говорить и писать так: «Н-ская часть» или «Экипаж, где служит старший лейтенант Кошкин». Это правило однажды вызвало неожиданную для гражданских людей реакцию подводников.

По случаю какого-то праздника в городе устраивали воинский парад, в котором от базировавшегося неподалёку соединения подводных лодок участвовало несколько экипажей. Люди ежедневно подолгу отрабатывали прохождение торжественным маршем, чтобы «марку флота» держать на должной высоте.

Но при подготовке к мероприятию какой-то осторожный человек, чтобы перестраховаться и уж точно не раскрыть наименования соединения подводных лодок, подал гражданским властям по правилу «Часть, где служит…» фамилию не кого-то с лодок или из штаба бригады - а командира обеспечивавшей подводников береговой базы.

И вот начался парад. Сияло солнце, играл оркестр, чеканили шаг войска. Появление «морячков» в парадных тужурках и с кортиками вызвало у зрителей здоровое оживление. Экипажи шли замечательно, но тут диктор провозгласил: «Мимо трибуны проходят подводники майора Серого!!!»
Не ожидавшие такого «перла» моряки расхохотались, мгновенно потеряв равнение и сбившись с ноги…

Было немало интересных моментов и на бербазах Северного флота (не сомневаюсь, что и на других флотах что-то похожее бывало, но, к сожалению, ничего об этом не знаю).

На береговой базе бригады подводных лодок был свинарник, на котором, среди прочих животных, неофициально откармливали поросят персонально для командования. Работавший на свинарнике матрос пометил «блатных» поросят. На спине одного он написал суриком фамилию комбрига, на спине другого - фамилию начальника политотдела, и т.д. Сейчас этому матросу, наверное, уже за семьдесят, и вряд ли кто-то сегодня ответит, сделал ли он это по простоте душевной, в приступе служебного рвения, или же был данный поступок, как говаривал наш Ильич, «правильным по форме, издевательским по сути»…