В предверии - рассказ

- Да, чуть не забыл, с тобой хочет встретиться Черношляпкин. - пожимая руку мужичонке, собиравшемуся уходить, словно спохватившись, выдохнул Петр Владимирович.
- А кто он такой?
- Он собирается поучаствовать в твоем фонде.
- В нашем! - с нажимом произнес мужичонка.
- Да, да в нашем, - тут же согласился старший советник мэра, иронично улыбаясь.
- В качестве кого он хочет поучаствовать?
- Николай Виталиевич, он из комсомольских вожаков, а сейчас возглавляет представительство молодежи при администрации края.
- Где его найти? - заинтересованно спросил Сорока.
- Да тут он, рядом со стадионом “Динамо”.
- А где этот стадион?
- Что, не знаешь?
- Тут у вас всего понастроено. Не то, что у нас в деревне. Одна улица и все... - Сорока начал было, войдя в роль пастуха, пересказывать свою байку, как он добирается до города, но осекся, вспомнив, что вчера еще рассказал всю правду о себе.
Николай Виталиевич оказался на месте, услышав как кто-то в приемной назвал его фамилию, вышел из кабинета со словами:
- Ну, предположим, я Черношляпкин, - гордо поглядывая на посетителя, слегка пошевеливая черными с синеватым отливом усами, будто наклеенными, закрывавшими почти полностью губы.
- Николай Виталиевич?
- Да, а что?
- Может в кабинет войдем?
- Да, да, входите.

Выслушав посетителя, Черношляпкин встал. На его лице появилось сосредоточенно задумчивое выражение со сквозящей в нем глупостью, какая так присуща комсомольским вожакам времен развитого социализма, перешедшего в перестройку, да там и оставшемуся. Они, вожаки, все ждали указаний сверху, а после путча им их давать стало некому. Вот и ходили они с растерянными глупыми лицами. Наконец в его глазах появились огоньки комсомольского задора и он, словно человек, от которого зависит судьба поколения, изрек:
- Издание молодых, перспективных, безусловно талантливых поэтов, дело первостепенной важности в строительстве комму... капита... рыночных отношений, - многозначительно задумавшись, закончил, - с человеческим лицом. Я, как полномочный представитель администрации края по делам молодежи готов оказать всяческую помощь в этом благородном проекте... - Помолчав секунды три, решительно закончил, - пишите на мое имя письмо с просьбой о помощи.
- Никакой помощи мне не надо.
- А зачем, спрашивается, тогда пришел ко мне?
- Пригласить Вас к участию в осуществлении объявленной в крае программы  - и Сорока, вынув ручку, начертал: “Пушкин и Поэт...”
- А почему поэт с большой буквы?
- Потому что это собственное имя человека, отдающегося своей работе без остатка, опоэтизировавшего ее.
- Каким образом, спрашивается, если не средствами? - словно раздумывая, спросил Черношляпкин.
- Вы согласны включиться в осуществление программы?
- Я же сказал, пишите на мое имя письмо с просьбой о помощи.
На следующий день Сорока принес ему письмо с профилем Пушкина. В письме сообщалась готовность представить для издания рукопись поэта комсомольского возраста, как говорили во времена развитого социализма. Потом они довольно часто встречались с Черношляпкиным в краевой администрации и всякий раз на вопрос:
- Николай Виталиевич, перечислили?
Отвечал:
- Вы понимаете, пока нет, сами видите, какая идет  предвыборная компания.
А при встрече в начале следующего года он неожиданно спросил:
- Сегодня у нас какой месяц?
- Конец января. - удивленно глядя на молодежного работника преклонных лет, забывшего какой месяц на дворе, ответил Сорока.
- Значит так, в марте получаем бюджет, и деньги будут перечислены на счет... Да, кстати, а какой счет и в каком банке?
- Николай Виталиевич, все в бумаге записано.

Миновал еще год. И при каждой встрече молодежный работник края уверял, что он все помнит и обязательно примет участие в издании книг молодых авторов Алтая.
Спустя два года после первого разговора с Черношляпкиным, оказавшись около здания представительства молодежи при администрации, Сорока решительно открыл двери и оказался в холле, подвергшемся европейскому ремонту, все блестело и создавало настроение подавленного оптимизма. За стеклянной перегородкой подле турникета, отливавшего расплавленным серебром, стоял вахтер в камуфляжной  форме с автоматом на шее.
Сорока опешил. От обшарпанной прихожей не осталось и следа, у него промелькнуло: “Здорово стал жить молодежный работник”.
- Вы куда? - преградил путь вопросом постовой.
- К Черношляпкину.
- На второй этаж и налево.

Поднимался Сорока по лестнице и ему казалось, будто переходит из времени преуспевающих во времена развитого социализма. Лестница с деревянными поручнями ровно до половины, которая отчетливо была видна из сверкавшего холла, была застлана ковровой дорожкой, а поручни блестели никелем. Маршевая площадка с облезлой краской разительно бросалась в глаза и повергала в  растерянность, казалось что вступаешь в полузабытое время социализма.

За два года ничего не изменилось в коридоре перед приемной молодежного работника. Со стен струпьями свисала облупившаяся краска темно зеленого цвета, потолок был серовато грязный, а в люстре с пятью лампочками, покрытыми сплошным слоем пыли, горела в полнакала лампочка, едва освещавшая темный длинный коридор без единого окна.
В конце коридора из правой двери вышел Черношляпкин и, увидев приближающегося к нему посетителя, торопливо вошел обратно в кабинет, будто нашкодивший ученик, от директора.
Сорока узнал его и обрадовался, что он оказался на месте, но подойдя к двери приемной засомневался: “А почему он не в ту дверь юркнул?” Но когда секретарша ответила: “Николай Виталиевич вышел в бухгалтерию”,. - решил его подождать в приемной. Через пять минут посетитель вышел из приемной и обрадованно зашагал навстречу Черношляпкину, направлявшемуся в свой кабинет. Тот вновь резко развернулся и скрылся опять за дверью бухгалтерии, откуда вышла женщина лет сорока с переутомленным видом и с тоской в глазах по пионерской работе. Посетитель решительно направился к двери, за которой скрылся Черношляпкин,  услышал оклик дребезжащим, словно звук горна, голосом: “Вы куда? - а когда посетитель прошел, не обращая внимания на окрик, мимо, раздался голос, словно горновая побудка в утренней тишине, - Я вас спрашиваю, вы куда?!”
- Куда, к Николаю Виталиевичу, куда.

Черношляпкин сидел за столом, сосредоточенно рассматривал ведомость о получении зарплаты, перекладывая листик за листиком в папке под кожу с обтрепавшимися тесемками и обнажившимся картоном. Вид папки напоминал ободранную стену.

Первым начал посетитель:
- Николай Виталиевич, здравствуйте!
- Здравствуйте. - бесцветно ответил на приветствие Черношляпкин и углубился в ведомости по зарплате.
- Я к вам пришел, чтобы поблагодарить вас за помощь в издании книг молодых авторов.
На лице Черношляпкина  появилось облегчение, его усы расплылись в улыбке, залезая волосками в ноздри.

Посетитель продолжал:
- Мы на ваши деньги издали четверых авторов, готовим еще двух.
- Да-а! Мне подарили авторы свои книжки.
- Я благодарю вас, - не унимался посетитель, -  за то, что вы человек слова, - видя как Черношляпкин расправляет плечики, приобретая торжественность, посетитель закончил словами, - и держите его.
- Да, я не привык не выполнять своих слов! - с комсомольским задором и сверканьем огоньков в глазах, словно с них сдули пепел, произнес Черношляпкин.
“Вот это настоящий комсомольский работник, трансформировавшийся в молодежного, не моргнув глазом принял благодарность за то, чего и не собирался делать.” - размышлял посетитель, а вслух сказал:
- Я понимаю, вы поиздержались на издание молодых авторов, но ведь у вас наверняка есть знакомые, теперь уже богатенькие друзья.
- Да, конечно, есть, и не один. Мы в рыночные отношения вступили уверенно! Но мы будем продолжать издавать молодых авторов, тем более в преддверии двухсотлетнего юбилея нашего Александра Сергеевича Пушкина.