Ухожу в монастырь, 3, Иерусалимский огненосец

Телефонный звонок про поездку в Иерусалим застал меня, когда я возвращался с Афона. Мне казалось, что в этот момент я самый счастливый. Но в моменты наивысшей радости человек наиболее уязвим, наверное, потому что расслабляется и забывает о разных угрозах. Мои спутники в машине даже не заметили, как я приуныл.
«Всей делегации, летящей на Благодатный огонь в Иерусалим, визу дали (несколько лет назад в Иерусалим ездили по визам), даже оператору, который должен для тебя снимать, а тебя одного почему-то завернули», - удивлялись на той стороне трубки мобильного телефона. Я не удивлялся, потому что, наверное, это действительно слишком: посетить сокровища Святой горы, а затем сразу отправиться в Святой город…. Вот и завернули.
Но в Москве оказалось, что все-таки был небольшой  шанс присоединиться к делегации, только надо было быстро собрать всякие анкеты и фотографии и оформиться, как будто я  отправляюсь в частную поездку, а не с группой.
Зато когда мне объявили: «Все в порядке, ждем вас завтра в аэропорту», у меня началась паника: мне же не вещи надо собрать, а придумать, о чем я сделаю репортаж. Одно дело попасть в делегацию, а другое – выполнить свою работу.
 Выручил как всегда отец Феодосий. Он несколько раз в тот день звонил с Валаама, словно чувствовал состояние, в котором я оказался. И все у него было просто: «Встанешь спиной к Храму Гроба Господня, прямо напротив той колоны, которая рассеклась, когда православного патриарха не пустили в Храм в день сошествия Благодатного огня, увидишь напротив колонны стену, а в ней маленькую дверь, войдешь во дворик, поднимешься по маленькой лестнице и крикнешь: «Матушка Елизавета! Матушка Исидора!» Это две бабушки, русские монашки. Они к тебе выйдут, ты запишешь с ними интервью, они покажут тебе святыни, которые хранят у себя, расскажут про схождение огня!»
Выглядело здорово, но кто может гарантировать, что так все и будет. Ведь мы приезжаем в особое время, в страстную пятницу! Почему же две русские монашки в этот день должны сидеть в своем дворике и ждать, когда я к ним заявлюсь? Вдруг дверь будет закрыта! Что тогда?
Через минуту я понял, кто мне поможет! Конечно, Вася! Теперь стало понятно, зачем его перевели из Москвы на три года  оператором на коррпункт Израиль. Больше меня никто так не стал бы выручать, а он бросил всю работу, поехал   из Тель-Авива в Иерусалим и уже через час перезванивал: «Саня, я их нашел! Они здесь! Такие хорошие! Но они не будут с тобой разговаривать, если ты не принесешь им бумагу от греческого патриарха владыки Аристарха, что им можно с нами встречаться! Они ему подчиняются! Саня, позвони патриарху, пусть даст бумагу!»
Всего-то и оставалось, чтоб греческий патриарх накануне Пасхи сел и написал бумагу об интервью с матушками Елизаветой и Исидорой.
Пришлось уговаривать Васю  пойти к патриарху за разрешением.
Через полчаса Вася уже звонил: «Саня! Я у патриарха! Он не понимает по-русски! В Иерусалиме все понимают наш язык, а он  - нет! Так странно! Здесь такой день! Чистый четверг! Столько народу! Толпы! Найди переводчика! Я позвоню через пять минут!»
За пять минут прямо в редакции был найден переводчик, и мы замерли у телефона, чтобы, когда Вася перезвонит, выложить нашу просьбу.
Но через пять минут переводчик не понадобился, потому что за время, которое патриарх провел вместе с Васей, он  заговорил по-русски, по крайней мере, начал все понимать и повторять три слова «можно», «снимать» и главное русское слово «О, кей».  Мы это расценили как благословение, хотя письменную бумагу с него стребовать не получилось. Он указывал на множество людей и забот перед праздником. Заставить его что-то писать было бы превышением полномочий.
Можно вылетать! Впереди у меня было около суток в Иерусалиме и Благодатный огонь – самое большое чудо, которое в регулярной форме, каждый год накануне пасхи  даруется человечеству.
И все сутки пребывания на этой земле были наполнены явными знаками, которые, конечно же,  определяют судьбу. Наверное, это ощущение у всех возникает, кто находится в Иерусалиме, потому каждый твой шаг как бы  вплетается в мировую историю. Скорее всего,  в обычной жизни  у нас тоже много знаков, но в Святом городе их легче читать, потому что они там  проявляются во всей очевидности. Особенно, в страстную пятницу! Кто с тобой рядом, где ты находишься, чем занят, что видишь – все важно.
Первое что мы увидели – это примеры русских имущественных потерь. Нас привезли на территорию Русской духовной миссии  к зданию, где России принадлежит только одно «крыло» и Троицкий собор. А ведь раньше это все было «наше» с гостиницей для паломников, больницей, консульством. А в 1964-м году за 4,5 миллиона долларов Никита Хрущев продал 167 тысяч квадратных километров русской земли в Израиле. На сегодня национальные потери России катастрофичны: из  70 дореволюционных участков в российской собственности осталось только десять – это около 100 тысяч квадратных километров. Не во всех потерях виноват Хрущев, просто его сделка оказалась самой бездарной. Теперь в зданиях русской миссии находятся израильский суд и полицейский участок… И деньги за сделку были потрачены бестолково: на них закупили несколько контейнеров апельсинов, большая часть из которых сгнила при транспортировке… Все это  вошло в историю как «апельсиновая сделка». Смешная для израильтян и бесконечно трагичная для нас.
И еще… Но это даже не часть экскурсии, а то что шепчут на ухо свои, когда показывают Иерусалим частным образом: территорию перед Русский духовной миссией в городе  считают землей, описанной в  апокалиптических пророчествах. Считается, что когда пророк Илия явится с неба, чтобы помочь в битве  со злом, именно здесь его поверженное тело  будет оставаться несколько дней без помощи и внимания. А неподалеку от старого города мы поразились колоссальной стройке. Откуда нашли столько места для строительства там, где не бывает свободных территорий? Поговаривают, что это в нескольких метрах от главных мировых святынь возводится   гигантский дворец сатаны под прикрытием торгового центра.
Правда, у меня совсем не было времени, чтобы вдумчиво пройтись по городу, «поймать» подобающее этому дню настроение или вместе с нашей делегацией отправиться в экскурсионное путешествие. Я беспрестанно звонил Васе и  все время смотрел на часы. Каждая уходящая минута мне казалась страшным испытанием. Вася опаздывал. Как всегда. Всю жизнь, сколько мы с ним работали вместе. У него свои часы и свой мир, в котором другие законы… Как хорошо, что на Афоне я разучился злиться!
Так случилось, что на одного меня в этот день пришлось сразу три оператора: Саша, с которым я прилетел, Вася, который работал там на корпункте и Сергей, присланный сюда на несколько дней, чтобы не пропустить снять какую-то политическую ситуацию.
Но в результате у нас на всех оказалась только одна задача. Когда мы только  шагнули на улицу, ведущую к Храму Гроба Господня, поняли, что задача у нас - боевая. Я видел всякие толпы, но в этот раз мы столкнулись с чем-то ужасным: жара, песчаная буря «хамсин», узкая улочка, переполненная людьми. При этом мы - с аппаратурой, а вокруг лавки с товарами, которые то здесь, то там опрокидываются от страшной тесноты. По бокам, на земле,  прямо под ногами сидят старики, женщины, дети, а иногда и вполне здоровые мужчины, которые не выдержали натиска толпы и грандиозное столпотворение.
 Каждый шаг давался только силой. Если поднять ноги, то можно было зависнуть в воздухе. Вася идет впереди – показывает дорогу! – поворачивается и кричит: «Пасха в этом году одновременно не только у православных, но и у католиков и протестантов! Такое не каждый раз случается! Все приехали в одно время!»
Мы идем  по стенке, шаг в шаг, и если уже продвинулись на один кирпич, то в буквальном смысле, держимся за него, чтоб тебя не унесло обратно.
Ну вот по этой стене должна быть дверь к нашим монашкам. Мы врываемся к ним как ошалелые и словно попадаем в рай. За дверью -  тихий дворик, и милые старушки испуганно смотрят на четырех помятых, взъерошенных людей с аппаратурой.
 И дают нам от ворот поворот: «Мы сегодня болеем, у нас сердце, простите, уходите!»
Вот это да! Моя единственная надежда! Все рушится, никакие уговоры не помогают!  Причем видно, что одна из матушек вроде бы не против поговорить с соотечественниками, но почему-то ей нельзя.
Из Москвы я привез им по пакету гостинцев: тортики, конфеты. Гостинцы снова оказываются у меня в руках: «Нам ничего не надо, до свидания». Но мы не уходим. Физически не можем. Куда нам идти? Там, за дверьми, толпа и человеческая мясорубка. А здесь только и ждут, чтобы закрыть за нами дверь на затвор.
Я пытаюсь напомнить им про отца Феодосия, который сказал, что нас примут и помогут. На что получаю нокдаун, когда матушка Елизавета пошла спрашивать у матушки Исидоры, кто такой Феодосий. Они так его и не вспомнили. Потом оказалось, что батюшка был у них еще до пострига, мирским человеком с другим именем.
Позже нам рассказали, что матушки сами всего боятся, и лишнее слово сказать посторонним тоже. Они живут сразу напротив Храма Гроба Господня, и всегда считалось, что их дворик – российская собственность. Причем матушка Елизавета – палестинка. С девяти лет ее воспитывала русская монахиня Валентина. Когда Израиль объявил себя государством, она смогла купить маленький участок напротив главной христианской святыни.  Но потом произошел какой-то обман с документами: бумаги попросили для переоформления и так не вернули. Больше матушки не чувствуют себя хозяйками,  греческая патриархия объявила им о своем попечительстве. Они  и так всего боятся, но самым тяжелым для них сейчас было бы куда-то переселиться от Гроба Господня. Прав-то у них нет никаких!
Отец Феодосий потом спрашивал: «Они вас не угощали лимонадом? Они  такой лимонад делают из плодов своего садика!» Какой там лимонад! Какие угощения!  Мы были рады, что нам дозволили хотя бы несколько минут у себя  передохнуть.
Но как же быть с репортажем? Помогло валаамское правило, по которому  я там никогда работу не начинал, пока не приложусь к мощам святых Сергия и Германа Валаамских. А после этого все идет легко, как по сценарию. А тут, по счастью, находятся главные святыни мира. Причем одна нашлась сразу у матушек. Ни много  ни мало – плащаница Девы Марии. И правда, буквально через минуту действительность  пришла в  норму:  от матушек можно было выйти на такой балкончик и увидеть вход в Храм Гроба Господня со стены. Как со смотровой площадки. Вот мы вчетвером зашли на нее, медленно подошли к краю. Ожидали, что нам откроется весь этот многолюдный ужас, с которым нам только что пришлось столкнуться. Но не поверили глазам:  на  площади, которая несколько минут назад была  запружена людьми,  никого не было. Почти никого.  Так, не больше десятка человек прогуливались, мирно входили и выходили из ворот храма. А куда делось все это безумие? Только потом нам объяснили, что просто на нашем пути встретился  католический крестный ход, который традиционного проходит в страстную пятницу, а мы умудрились совершить невероятное: вместе со штативами и камерами протаранить его от начала до конца.  Вот отчего это было так трудно!
А я, если честно, думал, что здесь все время столько людей.
Мы поняли друг друга и решили хотя бы на несколько минут отказаться от служебных забот и вести себя как обычные паломники. Без паники и нервозности. Сдали матушкам на хранение аппаратуру и спустились обратно на площадь. 
 Мы зашли в главный для всех христиан храм, подошли к камню миропомазанья,  и я поймал себя на том, что моя душа отказывается это понимать. Так в моей жизни уже бывало. После сильных ударов по голове. Глаза видели, а звук пропадал. Вот я ходил по храму «без звука». Конечно, людей внутри  было очень много: все-таки на праздники сюда съехались христиане всего мира. Но все равно, при желании можно было начать проявить всяческую активность: например, протискиваться через живую стену из паломников и полицейских к кувуклии с гробом Иисуса Христа, расспрашивать, где череп Адама,  где основание Голгофы, а где находится устройство, на котором обозначается  приближение  Апокалипсиса? Можно было все потрогать и все лично засвидетельствовать.    В принципе, я имею предрасположенность к подобным действиям. Но в этот раз я принял, что  наградой для меня  оказалось само пребывание здесь. Просто зайти, постоять в стороне, присмотреться, как будто бы «на потом» -  и выйти.
Мы сидели на ступеньках Храма Гроба Господня, жевали купленный на четверых длинный иерусалимский батон и говорили о том, что в мире мы самые счастливые люди.
И вот в этом спокойствии мне стало понятно, кто поможет мне в работе. Конечно, Поликарп! Тот монах, с которым я познакомился на Афоне. Он мне тогда оставил свой иерусалимский номер телефона, чтобы я ему передал потом фотографии о нашем совместном путешествии. Тем более, что во  всем Иерусалиме кроме Васи я знал только его.
 Поликарп личность для меня подходящая: он единственный русский монах при греческом монастыре,  каждую ночь служит  у Гроба Господня, а днем пасет коз на Святой горе Елеон. И номер его мобильного у меня был с собой. Только бы он взял трубку телефона!
Поликарп откликнулся, назначил нам встречу на площади у Храма, через некоторое время появился и даже принял  участие в нашей работе: прямо в толпе он выискивал для нас тех, кто может дать интервью.
 И нам тогда показалось, что в эти мгновения к площади подошел весь мир, чтобы наш репортаж получился. Повернули голову – идет мусульманин, который отвечает за ключи Храма Гроба Господня. Повернули голову в другую сторону – встретили греческого патриарха, который вчера благодаря Васе заговорил по-русски. Он немного обмяк, снова увидев своего вчерашнего мучителя, но собрался духом и дал интервью. Да и Поликарп говорил на камеру очень проникновенно, умно.
Но отработав назначенное мной ему послушание, он было хотел  взять и  попрощаться с нами, но   у него не получилось. «Как же вы нас сейчас оставите? – удивился я, - Мы что же, ничего не увидим здесь больше? Куда нам теперь деваться?» 
Ему тоже деваться было некуда: «А  Елеонскую гору вы видели? – грустно спросил он, - или Гефсиманский сад? Это минут пятнадцать отсюда».
Это было настоящее чудо: просто подняться со ступенек и пойти к Гефсиманскому саду. Растерянность Поликарпа тоже  потихоньку отступала, он разговорился и повеселел.
Отец Поликарп  вел нас какой-то грязной улочкой, похожей на дешевой  рынок, где продают и рыбу, и туалетную бумагу, и китайские футболки. Мы очень внимательно смотрели под ноги, чтобы не оступиться на  нечистотах. На эти камни вот так выливали грязь несколько столетий. Впрочем, эти камни видели не только грязь.
 «Вот маленькая часовня, видите? – вел экскурсию Поликарп, - здесь у Христа, когда он нес крест, была одна из его остановок». «Что значит, одна из остановок? – у меня появились некоторые догадки,  – вы нас что, ведете по скорбному пути Спасителя?» «Ну да, - Поликарп оставался невозмутим, - это улица Виа Долороса. Вот об этом мало кто знает: отпечаток ладони Христа - когда он упал, под его пальцами расплавился камень,  он сохранился, и вы можете свою ладно вложить в тот отпечаток».
 У меня кружилась голова: в страстную пятницу мы, ничего не подозревая, повторяли самый трагический путь в истории. Вот здесь Симон взвалил на себя крест Иисуса, чтобы облегчить его страдания. В этот момент мы поняли, что тоже  проделываем этот путь со своим крестом: с нами была вся наша аппаратура, штативы, видеокамеры, этот нотбук, на котором я сейчас пишу, фотоаппараты.
  А Поликарп продолжал: здесь Вероника отерла ему лицо, здесь он упал в первый раз,  отсюда выпустили на свободу Варавву, а его повели на Голгофу.
Мы снова шли в противоположном направлении, поэтому история  для нас открывалась в обратном порядке. Наверное, эти минуты могут оказаться  самыми главными. Разве это не чудо: ты живешь в сегодняшнем дне, но уже можешь соединиться с вечностью?
 И мысленно я благодарил матушек за все их отказы. Потому что все с нами происходящее случилось только благодаря этому. Если бы мы остались у них, как рассчитывали вначале, то наверняка  пришлось бы работать с ними до вечера. А потом мы никуда бы больше не успели. Во истину: все промыслительно.
Перед самым выходом из Старого города стоит беленький домик, кажется монастырь. Здесь святая Анна родила деву Марию. Затем сразу ворота – и Елеонская гора. «Вон там, - показывает пальцем Поликарп, - мой дом, и козы мои там. Я живу у того места, где было Вознесение Господне. Там сохранился второй Его отпечаток на камне, но не ладони, а ступни, когда Он оттолкнулся, чтобы подняться в небо!»
Снаряды у Поликарпа на этом не заканчиваются. Мы ели успеваем следить за его пальцем: «Здесь будет Страшный Суд, куда мы все придем и где все встретимся перед Спасителем, вот там находится кладбище с самой дорогой землей в мире, по 50 тысяч долларов за метр. Там заранее место покупают, почему-то считается,  кто там лежит, самые первые пройдут высший суд! Там купола русского монастыря Марии Магдалины, там гроб с телом  Девы Марии, там Гефсиманский сад! Здесь вы можете уже прогуляться сами, а я пошел к своим козам, завтра тяжелый день, до свидания!»
Мне всегда казалось, что человеческая фантазия невероятно безгранична. Что человек может придумать всего гораздо больше, чем существует  в действительности. Но вот мы стояли перед будущей Гиеной Огненной, и в этом месте  реальность превосходит любые фантазии: вот оливковые деревья Гефсиманского сада. Они застыли в вечности, когда Иуда поцеловал Иисуса. Живые свидетели предательства… Им две тысячи лет.
Заходим в храм, что чуть поодаль от олив. Непонятно, что за место. Песочек с небольшой оградкой. На коленях поодаль стоит украинская женщин. Я спрашиваю у нее, что это такое? Она шепчет в ответ: «Здесь Христос молил отца свою чашу мимо пронести, и здесь он смирился: пусть все будет не как я хочу, а как ты хочешь!»

 Вот это да! Здесь было Моление о Чаше!


Кажется, что уже достаточно, но ребята ведут меня куда-то вниз по ступенькам. Там гроб Девы Марии. В этот момент я уже окончательно растерян. Чтобы приложиться, нужно войти в  маленькую пещерку. А у меня рюкзак с нотбуком, пиджак, микрофон для интервью. Выкладываю часть вещей на скамейку и тут же забываю про них. Спохватываюсь, когда уже поздно, минут через двадцать. Бегом снова спускаюсь в храм -  все цело. Зато эти предметы более святыми, чем стали, пролежав у гроба Богородицы, уже не будут.
Смотрим на Золотые ворота. Вот через них на осле в Иерусалим въехал Христос, и его весь город встречал пальмовыми ветвями. А через пять дней из Гефсиманского сада его ввели через них как преступника. Теперь их заложили, те, кто хотел бы помешать  Христу войти в город в день Второго пришествия.
Мы возвращаемся в Храм Гроба Господня снова по  улице Виа Долороса. Нам никуда не надо спешить. Нам вообще ничего не надо. В душе - покой, в сердце – радость.  Нет усталости, хотя у каждого с самого утра несколько килограмм поклажи.  Улица совсем пустая, иногда встречаются один-два человека.
 Какое счастье, что мы оказались здесь без экскурсии, не в качестве членов туристической группы или делегации!   Скорбный путь стал нашим сокровенным путем. Хочется зайти поблагодарить матушек, потому что лучшего пребывания в Иерусалиме придумать нельзя.
Вызваниваем нашу группу. Они зовут нас на ужин в Горненский монастырь. Эта та самая обитель, где ожидали рождения своих детей Дева Мария и  Елизавета, носившая будущего крестителя Иоанна. Выезжаем загород на серпантин Иерусалимских дорог. По пути есть какое-то место… Францисканский монастырь… Там святая Елизавета скрывалась со своим сыном Иоанном, чтобы уберечь его от избиения младенцев. Там пещерка с источником и купелью. Мы должны обязательно туда заехать, потому что святость воды в источнике такова, что человека ощутимо покидают все его бесы.
Но уже поздно, южная ночь опускается за несколько минут, а дорогу никто точно не знает.  Несколько раз мы ошибаемся, заезжаем не туда, но в конце концов водитель вывозит нас к высокой стене францисканцев. На запертых воротах листочек с надписью по-русски: сегодня монастырь не работает. Что делать! Наверное, нельзя за один день получить всю благодать. Хотя именно этого нам и хотелось.
Ну вот и наша группа в храме Горненской обители. Мы никуда не опоздали, даже непонятно, чем они столько времени занимались в Иерусалиме, и можно ли было лучше распорядиться этими часами, чем это сделали мы.
 Только мы вошли, как настоятельница обители матушка Георгия  всех приглашает на трапезу. Но есть несколько минут, чтобы она дала нам интервью. Матушка показывает главную святыню этого храма – образ Девы Марии. Когда здесь была холера, монахини двенадцать раз пропели у иконы акафист Богородицы, и болезнь от стен монастыря отступила.
Самыми последними мы садимся за богатый стол в трапезной. Очень богатый: вино, квасы, разносолы, несколько видов десертов. Гости один за другим встают с тостами, а мы настолько переполнены событиями этого дня, что для еды уже нет места. Только для питья.  И через пять минут, выпив вокруг себя весь квас, извинившись, уходим самыми первыми.
Я сажусь на лавочку, которая прямо над обрывом. В душе, как писала Цветаева, «покой причастницы  перед причастьем». Самые тихие минуты поездки. На все смотришь будто со стороны. Здесь так хорошо понятно, что в жизни настоящее, а что нет.
Вот выходят из дверей трапезной  чиновники в перекошенных от жары дорогих костюмах. Они так и не смогли расслабиться, отпустить на волю свой московский статус:
- Ты сюда какой раз приезжаешь?
- Я пятый.
- А я седьмой!
Олигархи здесь и вовсе превращаются в богов, особенно когда разговаривают по мобильным телефонам: «Я завтра заброшу Благодатный огонь в Храм Христа Спасителя и рвану сразу к тебе, Пасху отметим!»
Монахини обители обсуждают между собой завтрашний день, потому что пригласительные билеты на Схождение Благодатного огня есть только у единиц, а попасть на это чудо желает каждая. Поэтому все они готовятся к фактически партизанской вылазке: пройти через заграждения и кордоны еврейской полиции.
Про нас ведь в этот момент окружающие  тоже делают какие-то суждения. Но я их  не узнаю.
Наша гостиница находится совсем на окраине. Вечером прогуляться в город пойти не получается. Даже воды негде купить. Хотя  гулять некогда. Уже 11 вечера, а мне еще нужно писать текст про событие, которое случится только завтра. Все интервью я уже взял. А  Благодатный огонь из года в год сходит всегда по одному и тому же сценарию. Вот если он не сойдет, тогда понадобится совсем другой репортаж, и делать его будет тоже другой человек, потому что по преданию, все находящиеся в Храме  погибнут, разрушится и сам Храм Гроба Господня, и начнутся апокалиптические события, о которых заранее в гостиничном номере думать совсем не хотелось.
Утром каждому человеку в нашей делегации выдали «приглашение на чудо»: пластиковую карточку по которой будут пускать в Храм на схождение Благодатного огня. При этом нельзя было отставать от своей группы, а чтобы никто не потерялся в многотысячной толпе, каждому на шею повязали яркий платок.   
Накануне прямо у Храма оставалось много людей, у которых никаких приглашений не было, но они специально подгадывают свой приезд в Иерусалим ко дню Благодатного огня. Мы разговаривали  с украинскими паломницами. Они каждый год приезжают и просто убеждены, что кто хочет, обязательно попадет на это событие и без всяких пригласительных.  Вот у  них все попадают! Или соединяются с другими группами, или пытаются затеряться в Храме Гроба Господня вечером, когда запираются его двери! Там ведь столько ходов и коридоров! И хотя перед закрытием дверей еврейская полиция устраивает в Храме тотальный обыск, обходя все малодоступные места, все равно кто-то умудряется затаиться.
А одна монахиня из Горненского монастыря в отличии от остальных матушек обители каждый год приезжает к храму не рано, а наоборот, как можно позже. Вызывает такси в полвторого, приезжает, когда главные страсти с проверкой пригласительных уже завершены, а полиция чувствует себя измученной. Тогда она, смиренно опустив голову, тихонько идет через пропускные пункты.
А пропускных пунктов много! На всем протяжении дороги от Яффских ворот до Храма  поставлено множество проверяющих эти пригласительные. Контролируется каждая группа, от всех требуют, чтобы от одного проверяющего до другого  передвигались быстро, желательно бегом. Вот и бегут люди организованными группами рано утром по иерусалимским улочкам. Перебежка до ближайшего поворота – минут пять ожидания – перебежка до следующего поворота – еще десять минут нужно постоять!
Православные из всех стран таким образом, группами, организованно приближаются к своей цели. За любой проступок, за чрезмерную медлительность или отставание от своих на несколько шагов еврейская полиция может удалить всякого человека. Поэтому нас сразу предупреждали, чтоб в случае чего мы  не пререкались (что бессмысленно!), а опускали голову и молча пытались соединиться со своими.
Я в какой-то момент таких перебежек потерял своего оператора   и больше его не видел до самого конца церемонии. Даже не хотелось думать, что с ним могло случиться! Может, пошел снять какой-то план со стороны, а его за это выдворили! Года два назад так не пропустили целую группу американских паломников. Просто завернули их обратно! Говорят, был страшный скандал!
Когда мы таким образом приближались к Храму, на разных поворотах с нами все время соединялись посторонние. Иногда их успевали схватить за руку и выставить обратно за пропускные пункты, иногда они проскальзывали вместе с нами дальше. Это как раз и были иерусалимские «зайцы», люди без пригласительных билетов. Надо отметить, что особенно активны среди них украинские богомольцы. Они сновали вокруг просто десятками! Появляется один, затем другой, затем они уже тебя оттесняют от своих и надо проявить силу, чтобы прорваться к платочкам, повязанным на шею русской делегации!
Потом уже у самого храма многие обнимались, поздравляли друг друга, кричали: «Мы тоже прошли! У нас получилось!»
И только теперь я понимаю, что  все эти люди разговаривали на разных языках. А ты этого разноязычия не замечаешь, потому что все объединены одним и тем же! У всех одна цель, все одной православной веры (католики и протестанты огонь за чудо не признают). Даже думаю, у тех, кто прошел вопреки всем ограничениям, радости воспоминаний потом будет больше. Им было как бы дано высшее покровительство, чтобы пробраться в Храм, несмотря на всю строгость пропускного режима.
В самом Храме никакой суеты не было, никакой толкучки. У всех групп – свое определенное место. Работает туалет, чтобы никого не разорвало от многочасового ожидания. А я  даже позвонил домой прямо из Храма, сообщить, что главная часть пути проделана, осталось только дождаться огня.
 Но ведь каждый хочет выбрать для себя место получше, чтобы была видна кувуклия, там куда является огонь, а из заготовленных мест она открывается не всегда, поэтому паломники совершают такие пробные прыжки на колонны, решетки, балкончики, деревянные навесы. И иногда зависают на них на все время пребывания.  Существует там и самое лучше отделение -  для элиты – самых знатных людей в делегациях. Каким-то чудом в нем и  оказался наш оператор. Главный спонсор делегации обдернулся, когда шел в элитный загончик, и вместо оператора своей телекомпании позвал с собой нашего. Потом все время терзал его: «Как расплачиваться будешь?»
Никто не знает, сколько придется простоять. В истории были случаи, когда огня ждали десятки часов, но в последнее время все происходит по расписанию, поэтому самолет заранее заказывает себе воздушный коридор, чтобы прибыть в Москву до наступления Пасхи и завести огонь в Храм Христа Спасителя.
Нашу группу присоединили к греческой православной церкви в центре храма. Кувуклия оттуда  не была видна открыто, но если вытянуть голову или руку с фотоаппаратом, то она попадала в зону видимости. Фотоаппарат там особая напасть, потому что сокровенность момента запечатлеть стараются все, и у каждого в руках что-то есть: или видеокамера, или фотоаппарат, или мобильный телефон с встроенной камерой. И чтобы ты там снимал, всегда в объектив попадают десятки рук, которые снимают происходящее вместе с тобой.
Какая бы ясная не была погода на улице, с утра субботнего дня Храм словно наполнен предгрозовым предчувствием. Колокольный звон сообщает, что из патриархии в сторону Храма началось торжественное шествие. Тогда двери Храма открываются для православной арабской молодежи, которая устраивает настоящее буйство с криками и дикарскими плясками, скандируя «Нет веры, кроме веры православной, Христос – истинный Бог наш». Говорят, что когда их пытались не пускать в храм, то и Благодатный огонь не сходил.
По преданию, первым  свидетелем Благодатного огня на Гробе Господнем  стал апостол Петр.  Даже когда город был во власти мусульман, накануне Пасхи в этот день верующие с риском для жизни  все равно приходили сюда. И вот когда православного патриарха в пятнадцатом веке не пустили в Храм, и он молился за воротами, а огонь вышел рядом с ним из одной из колонн, самым серьезным испытанием для него были именно мусульмане, потому что они могли в любой момент уничтожить православных иноверцев, которые не  были защищены от их мечей стенами храма. Причем все православные тогда были фактически в кольце мусульман, которые  стояли на десятиметровой стене. И когда произошло вот то чудо с схождением Благодатного огня из колонны, один мусульманин так уверовал, так захотел приблизиться к чуду, что спрыгнул с десятиметровой высоты, и камни под ним сделались мягкими, он не разбился, и его следы отпечатались перед воротами храма.
 Его потом убили свои же за то, что он изменил своей вере и признал православие.
Но наступает время Патриарха: он разоблачается до холщовой рубашки,   чтобы при нем не было средств для искусственного возжигания огня.
 Нам рассказывали, что в особые годы, например в 93-м или 98-м,  схождение Огня открывалось не только патриарху, ну и всем верующим, тогда по воздуху храма, как по предгрозовому небу, начинали пробегать вспышки, сами зажигались лампады, находящиеся по бокам Кувуклии, и свечи в руках у людей.  У нас все было скромнее, но радость от этого не становится меньше.
Все знают, что первые мгновения  Благодатный огонь не обжигает и обладает исцеляющим действием. Вот почему огненосцы в считанные минуты распространяют его по всему храму – чтобы верующие успели совершить таинство умывания чудесным огнем. Со своей связкой из тридцати трех (по числу лет Христа) свечей я так тянулся к огню, который распространялся от кувуклии!  Мне хотелось первому в нашей группе зажечь свечи и передать огонь остальным. Но когда я его получил и обернулся к своим, у всех уже их свечи горели, потому что был огненосец, который подоспел с противоположной стороны. 
Получив это чудо, мы стали испытывать огонь на «обжигает - не обжигает»,  он, к сожалению,  обладал свойствами обычного пламени. Правда потом мне рассказывали, что когда огонь развозили по разным монастырям, и  он прибыл на Валаам, то первые минуты пребывания на острове снова его пламя жаром не обладало.
У нас же наоборот возникла проблема, как безопасно для себя и окружающих затушить свои разгоревшиеся  связки свечей.   Здесь опять же «пришли на помощь» полицейские, потому что в их руках появились маленькие огнетушители, и  мне приходилось видеть, как умиление на лицах приехавших издалека  богомольцев  сменялось удрученностью и растерянностью: на выходе из Храма полицейские заливали их божественное пламя пеной. 
Среди чудес, связанных с схождением Благодатного огня,  особенно ценятся капельки воска, которые падают от свечек на одежду.  Говорят, что никакие средства потом не смогут их очистить. Прихожане  называют эти капельки Благодатной росой, которая в память о Чуде Господнем, остается  на одежде паломников навсегда. И вот с этим у нас было все в порядке. Все возвращались обратно в пятнах воска, с несколькими связками зажженных, а затем затушенных в Храме свечей и ощущением в душе  наступившей Пасхи.
Когда я уходил, мне встретился Поликарп и какое-то время мы возвращались вместе, в радости, что чудо совершилось. И было таким важным, с кем ты в тот день был вместе в одном храме!
Но за эти минуты большой радости мне пришлось тут же заплатить свою цену: авиабилет на обратный путь в какой-то момент всей этой суеты с переездами куда-то выпал и найти его больше не удалось. Хорошо, что это был спецрейс, и можно было выписать дубликат.
И только в самолете настал «упадок сил», когда все выполнено, не надо никуда спешить, осталось только долететь благополучно.
В этот раз патриарх в кувуклии ожидал огня  не больше десяти минут, поэтому и самолет вылетел в Москву вовремя. А несколько лет назад была небольшая задержка, огонь прибыл в московского аэропорт уже около полуночи, и пришлось перекрывать трассу, чтобы успеть до двенадцати ночи довезти его до Храма Христа Спасителя. Успели чуть ли не за 12 минут.
Я уверен, что это самая лучшая моя Пасха, потому что на праздничном столе в Москве горело это чудо: лампадка с Благодатным огнем.
А через несколько  дней ко мне в квартиру приехала делегация из Высоко-Петровского монастыря, чтобы Благодатный огонь горел и у них. Так и я стал огненосцем. Торжественно зажигались лампадки монастырских храмов. Правда,  одна женщина за  спиной  проговорила: «На самом деле здесь уже давно Благодатный огонь горит, я привезла его из Храма Христа Спасителя, правда, без благословения».
У меня многие забирали огонь, кто-то сумел довезти его до своего жилища, у кого-то он погас по пути. Но не все сумели отрегулировать фитилек, и  были случаи, когда моим знакомым приходилось больше недели отмывать свои потолки от  копоти, потому что в неосторожных руках Благодатный огонь не только жжется, но и коптит.













________________________________________________
До Иерусалима все мои поездки по святым местам проходили «безнаказанно». Моя жизнь как текла, так и текла. Но Иерусалим - особое место. Это с рук так просто не сходит. Никому. И расплата у каждого своя.   За то, что съездил. За то, что подтвердил, за кого ты в существующем порядке добра и зла.  Попала в автомобильную катастрофу и разбилась Лариса. На работе мое имя замешали в серьезную интригу, которая повредила мне в жизни. Неожиданно сам для себя я остался один: без друзей, без любви, с проблемами на работе.  Деваться мне было некуда. Страшное время. Но  я уже знал: Господь все устроит. На Крещение меня позвали в Иорданию.