Глава 5. Продолжение продолжение

                Итак, вот полный текст двух статей.
                /1/
"Кто не знает этого славного русского имени, поэта, давшего непревзойденные образцы русской художественной речи, крупнейшего мастера слова, виртуоза образа, поэта исканий, творца "Инонии". "Пантократора", "Пугачева" и лирического потока шедевров стихотворной речи! Есенин весь в горении, в непрестанном искании, в неутолимой жажде раскрыть, добыть и дать миру то, что он видит "внутренним оком", что осязает в себе как в поэте и гражданине. В нем гнев и вызов древнеиудейского пророка, но в нем и кротость, и душевная мягкость псалмопевца. Он, сын деревни, пой-манный нежданно в пути железными лапами беспощадного капитала, рвется и мечется собственными силами вырваться из мертвой петли, и только редко-редко, в минуты просветления, видит бесплодность своих тяжких усилий. Тогда он, с тоскливой нежностью глядя на жеребенка в поле, пытающегося обогнать поезд, шепчет:
                Милый, милый, смешной дуралей!
                Ну куда, куда он гонится...
                Разве не знает он, что живых коней
                Обогнала стальная конница?

Есенин – "милый, смешной дуралей" – знает, что поезд не обогнать, но он не может не гнаться за поездом...
Не может, ибо он – "жеребенок", сын полей и лугов, крепчайшими корнями связан с деревней, с ее бытом, с ее домашним укладом. "Печь, петух и сельский кров" для него дороже американского небоскреба. Он объездил Европу и Америку – и вот вернулся в свою "Рязань", вернулся, ибо здесь он опять обретает себя, ибо без "Рязани" он мертв...
На грани двух эпох, почти у раскрытых дверей "царства будущего", на глазах двух цепко схватившихся друг с другом смертельно вражеских классов стоит голубоглазый крестьянский юноша, который знает только свой мир, свою землю, свою "Инонию" и, видя, как в мире "радио и стали" никому нет дела до него, "жеребенка в поле", с тоской вопрошает моего крестьянского бога:
                Или, Или, лама савахфани!
Такова трагическая фигура величайшего крестьянского поэта России – Сергея Есенина..."

                /2/

     "18 книг стихов! 36 изданий! Кто из современных русских поэтов может похвастать подобным вкладом в художественную литературу? Чем вызван этот необычайный успех поэта? Каковы заслуги Есенина в русской литературе? Три драгоценных дара принес Есенин ей: язык, мироощущение, идеологию.
    Язык Есенина. Он в корне отличен от обычного поэтического языка в русской литературе. Есенин влил в русскую поэзию струю народной образности и крестьянского крепкого слова. Худосочную и пыльно-серую интеллигентскую строку он наполнил соком и кровью крестьянского почвенного слова. Нет ни одного стихотворения у Есенина, которое не обогатило бы русскую речь новым образом или крестьянским словом. Образы Есенина всё почерпнуты из широкого мужицкого мира и близкой ему природы. Вот характерные его образы:

                Ягненочек кудрявый месяц
                Гуляет в голубой траве...
                Осень, рыжая кобыла, чешет гриву...
                Ковригой хлебною под сводом
                Надломлена твоя луна...
                На ветке облака, как слива,
                Златится спелая звезда...
                Заря на крыше,
                Как котенок, моет лапкой рот...
И т.д., и т.д.
 Мироощущение Есенина так же своеобразно, как и его речь. Весь мир для него – крестьянское трудовое хозяйство, всё светлое и радостное в мире ассоциируется у него с родными и близкими предметами мужицкого обихода. Но сами эти деревенские предметы вырастают у него в размеры сверхкрестьянские, уже аллегорического свойства. Мироощущение тесно сливается у Есенина с идеологией, которую можно определить как социальный комизм. Есенин в "Инонии" и в "Пантократоре" выступает в роли социального проповедника, зовущего человечество строить новый широкий трудовой мир вне пределов религии, государственности и земной ограниченности. "Красного Коня" революции он зовет "вывезти наш шар земной на колею иную", и этот социальный утопизм поэта - в обстановке ярой классовой борьбы и бушующей социальной революции -делает его и близким, и ценным даже для тех споев трудящихся, которые не разделяют ни его мироощущения, ни его идеологии.
Глубокая образность, сочность и крепость слова, мастерское овладение изощренной формой – с одной стороны, героический социальный утопизм и поток тончайшего лиризма – с другой, выдвинули Есенина на одно из первых мест в рядах современных художников слова".
Известно, что Л.Повицкий высоко ценил творчество поэта, знал его "из первых уст", еще в 1921 г. выступил с докладом о Есенине в "Стойле Пегаса". Но и поэт был откровенен со старым другом, щедро делился не только мыслями о том, "что такое поэзия", но и высказывал мысли о собственном творчестве, давал себе самооценку, подсчитывал, сколько книг и изданий вышло к декабрю 1924 года.
Так что рискну высказать предположение, что многое в статьях Повицкого вынесено из личного общения с поэтом, что Есенин внутренне был согласен с его оценками. Очевидно, что значение статей Повицкого выходит за рамки частного мнения литературного критика о поэте-современнике, что они как бы "продиктованы" самим Есениным. Больше истины в этих прижизненных, пусть наивных панегириках и даже в термине "социальный космизм", чем в попытках некоторых недобросовестных критиков того времени связать Есенина с кулацкой идеологией.               
...А на последней странице в номере за 9 декабря 1924 г. "Трудовой Батум" дает большое объявление, где встречается фамилия Есенина.
Редакторы трех батумских газет собрали на "суд над футуристами" чуть не всю тогдашнюю батумскую интеллигенцию.
Тем любопытнее, что Есенин – среди "свидетелей зашиты": обвинителей хватало и без него. Разысканы автором этих строк и некоторые лица, присутствовавшие на "суде", встречавшиеся впоследствии с Есениным; это прежде всего сестры Лаппа-Старженецкие – Анна Алексеевна и Ольга Алексеевна. Анна Алексеевна (по мужу Чачуа) до сих пор считает, что героиня поэмы "Анна Онегина" названа в ее честь. По поводу выступления Есенина на "суде" есть разноречивые свидетельства А.А.Лаппа-Старженецкой и Н.К.Вержбицкого, но оба мемуариста сходятся на том, что главным действующим лицом был не столько Есенин, сколько... купленный им у "полоумного старичины" рыжий щенок.
(- Лишего номерка нет? – наверно, то и дело приходили в редакцию "Трудового Батума" незнакомые люди, когда там печатался Есенин...)
"Есенина ждали, – вспоминает А.А.Лаппа-Старженецкая, – а его всё не было: когда уже иссякло терпение и у выступающих и у публики, раздались быстрые и четкие шаги Есенина, между рядами кресел; перепрыгнув через рампу, Сергей Александрович стал по левую сторону сцены, против футуристов. Быстро и молча вытащил из-за пазухи маленькую собачку, поставил ее прямо против футуристов.
   А собачка, ослепленная светом, несколько раз пронзительно тявкнула прямо на "подсудимых", и Есенин тотчас же подхватил ее. Быстро задернули занавес, в публике раздался смех.
Я помню Есенин тотчас же, так же молча, тем же путем, как зашел, – вышел".
(А.А.Лаппа-Старженецкая, "Мои встречи с Сергеем Есениным", неопубликованные воспоминания.)
   Кстати, вплоть до 18 декабря "Трудовой Батум" печатает отклики на "суд над футуристами", приводив текст "приговора":
"....Русский футуризм, так же, как покойный символизм и ныне распадающийся имажинизм, явившись некоторое время полезным Ферментом литературного брожения, – ныне, как и два вышеупомянутых течения, становится фактором, задерживающим нормальное развитие литературы.
 1/ Обвиняемого Давида Виленского отправить – сроком на 2 года – на большой сталелитейный завод для изучения подлинного ритма трудовых производственных процессов...
2/ Обвиняемую Анну Матвееву – через Женотдел – втянуть в непосредственное общение с фабрично-заводскими работниками для руководства драмкружком".
Любопытно здесь упоминание о "распадающемся имажинизме". Есенин был его вождем, но всего три месяца назад – 31 августа 1924 года -"Правда" опубликовала письмо С.Есенина и И.Грузинова о прекращении де-ятельности имажинистской группы. "Мы, создатели имажинизма, доводим до всеобщего сведения, что группа "имажинисты" в доселе известном составе объявляется нами распущенной".
(- Сукин сын! А с нами не посоветовался? Лапоть! – вопили, небось, бывшие соратнички.)
И разъярённые имажинисты во главе с Мариенгофом и Шершеневичем ответили письмом в журнал "Новый зритель", где не постеснялись облить грязью своего бывшего вождя: "Есенин в нашем представлении безнадежно  болен психически и физически..."  Да, и такое говорилось о человеке, который был на пороге высочайших творческих свершений!
Окончательный разрыв с бывшими соратниками – вот ещё одна причина того, почему Есенин не торопился обратно в Москву. Лев Повицкий не отягощал пребывание поэта в Батуме подобными инцидентами. Примерно к 13 декабря из гостиницы "Ной" поэт перебрался на квартиру к Повицкому в дом № 9 по Вознесенской улице (ныне улица Энгельса).
Сам переезд не обошелся без происшествий. Автор батумских статей о Есенине вспоминает:
"Ему понравился покой и неприхотливый уют моего жилища, и он пожертвовал ради него удобствами комфортабельного номера в гостинице. Он вынес свои чемоданы из номера, как вдруг на нас с громкой руганью накинулся заведующий гостиницей – старик-армянин:
- Не пущу чемоданы, заплати деньги!

- Я вам объяснил, – ответил Есенин, – деньги я получу через 2-3 дня, тогда и заплачу!
- Ничего не знаю! Плати деньги! – кричал на всю гостиницу рассвирепевший старик. Есенин тоже повысил голос:
- Я Есенин! Понимаешь или нет? Я сказал – заплачу, значит заплачу. На шум вышел из соседнего номера какой-то гражданин. Постоял с минуту, слушая шумную перебранку, и подошел к заведующему:
- Сколько Есенин вам должен? Тот назвал сумму.
- Получите! – и неизвестный отсчитал старику деньги. Старик в изумлении только глаза вытаращил. Есенин поблагодарил неизвестного и попросил у него адрес, по которому можно вернуть деньги. Тот ответил:
- Мне денег не нужно. Я – редактор армянской газеты в Ереване. Пришлите нам в адрес газеты стихотворение – и мы будем в расчете.
    Есенин пообещал и сердечно попрощался с неожиданным спасителем. Думается, что в связи с участием последнего Есенин через несколько дней после переселения в мою квартиру писал Чагину: "Я должен быть в Сухуме и Эривани". Обе предполагаемые поездки не состоялись.
   Случаи, подобные происшедшему в гостинице, бывали часто в жизни Есенина, особенно в Москве. При мне однажды в "Праге" у Есенина не хватило 50 рублей на уплату по счету. И сейчас же из-за соседнего стопика поднялся совершенно незнакомый нам гражданин и вручил эту сумму Есенину."
Расположенный в глубине сада, одноэтажный дом на Вознесенской сохранился.
 – Лишь бы вместо этой рухляди квартиру  дали! Есенинский музей? Бога ради... - соглашалась с Сергеем Федоровичем пожилая аджарка, владелица домика.
Аджарка напоила гостя из Москвы крепчайшим кофе по-турецки. Были и мандарины.
- Интересно, мандарины с того же дерева, что при Есенине?
- Нэт, с другого...
Дом украшала мемориальная доска с надписью на грузинском и русском:
"В этом доме жил и работал поэт Сергей Есенин. Декабрь 1924 г. – февраль 1925 г.".
- Лишь бы квартиру дали... Очень прошу, похлопочите в Москве. Хлопотать в Батуми бесполезно!
...Рассохся, но сохранился до сегодняшнего дня и дом в Тбилиси, на Коджорской, где Есенин жил у Вержбицкого. Есть и на этом доме мемориальная доска.
- Есенин? Моя бабушка его помнит, вот на этом подоконнике стихи писал!
-И цыганок сюда привозили... На гору бегали – в чем мать родила!
...И сегодня Россия благодарна Грузии за все, что сделано для увековечивания памяти Есенина. Логично, однако, оба домика – в Тбилиси и в Батуми, в которых жил и творил великий поэт, – сделать мемориальными, сохранить для потомков, для многочисленных туристов, для всех почитателей поэзии Есенина.
Инициативу подобного рода мог бы взять на себя замечательный Музей дружбы народов, существующий в Тбилиси и располагающий филиалами в других городах Грузии. Жизненно необходим дом-музей Есенина и в самой Москве, где прошла почти вся творческая деятельность поэта...
« Всё это не для диссертации», – подумал Сергей Федорович, – «а скорее для статьи в "Большую Газету".»
Есенинские рукописи хранятся в самых разных книгохранилищах и личных архивах. Не осталось почти нигде личных вещей, принадлежавших поэту. И единственная мемориальная доска установлена на доме в Богословском переулке (ныне улица Москвина), где находилась "коммуна имажинистов", а отнюдь не личная квартира Есенина!
« Личной квартиры у него, впрочем, не было...» – с обостренной горечью подумал диссертант о своем герое.
   Есть, между тем, в Москве особняк, который как бы самой судьбой предназначен для того, чтобы стать Домом-музеем Есенина: это особняк на Пречистенке (ныне Кропоткинская улица, 20), предоставленный молодой Советской республикой великой американской актрисе Айседоре Дункан, жене Есенина, которая организовала здесь балетную школу для детей. Ценен для "матери-истории" и тот факт, что здесь жили в 1922 году Дункан и Есенин, отсюда уехали в заграничное путешествие после бракосочетания в начале мая...
Юным задором веет от шутливой частушки, написанной Есениным в те время, обращенной к Анатолию Мариенгофу и сообщенной автору этих строк другом и соратником Есенина, ныне здравствующим Рюриком Александровичем Ивневым:
                Ходит Толя неумыт,
                А Сережа – чистенький!
                Потому – Сережа спит
                С Дунькой на Пречистенке.
Управление по обслуживанию дипломатического корпуса, ныне занимаюшее этот особняк на Пречистенке, вполне может переехать в какое-нибудь специально построенное здание. Щедрость государства, предоставившего особняк жене, должна дополниться такой же щедростью к памяти ее мужа.
Юная когда-то – и по-юношески нетерпимая – революция вступила в пору зрелости, она создает "золотые от зрелости ценности современности" (Л.Мартынов) – такие, как университет на Ленинских горах и Останкинская башня.
Ясно, однако, что "ценности современности" не отменяет ценностей истории, национальных святынь, – таких, какими стали квартира Пушкина на Мойке или дом Есенина в Константинове.
И я уверен, что такими же национальными святынями могут стать и особняк на Пречистенке, и скромный домик в Батуми, на Вознесенской.
Сохранился, кстати, первоначальный план этого домика, где крестиками отмечены комнаты Есенина и Повицкого: обе выходят окнами в мандариновый сад, но есенинская комната – ближе к морю, комната Повицкого – ближе к горам.
"Льву Повицкому" – так называлось стихотворение Есенина, напеча-танное 13 декабря 1924 года в "Трудовом Батуме". Автор заключил его многозначительной концовкой:

                Теперь влюблен в кого-то я.
                Люблю и тщетно
                Призываю.
                Но всё же
                Точкой корабля
                К земле любимой
                Приплываю.
   В собраниях сочинений Есенина, увы, строка искажена:
                В кого-то я
                Теперь влюблен...
    От этой перестановки исчезла глубокая рифма "в кого-то я – корабля". Да и примечанию о том, что стихотворение "печатается по первой публикации", – приходится не верить...
Есенин уже 14 декабря сообщает Чагину о начале работы над "Анной Снегиной": "Работаю и скоро пришлю Вам поэму, по-моему, лучше всего, что я написал". "Легко пишется" ему, очевидно, потому, что он находится в состоянии острой влюбленности. Состояние это ("Теперь влюблен в кого-то я...") чрезвычайно благоприятно для поэтов. Есенину запало в душу и то, что его печатно назвали "величайшим крестьянским поэтом России". Работа над "Анной Онегиной" шла полным ходом. Приведем, забегая вперед, любо-пытное место из воспоминаний Повицкого:
"Он прочел мне "Анну Онегину" и спросил, какое мое мнение: я сказал, что от этой лирической повести на меня повеяло чем-то очень хорошо знакомым.
И я назвал имя крупнейшего поэта 60-х годов прошлого столетия. " Лев Осипович, прошу тебя, никому об этом не говори! Его простодушно-наивная просьба меня рассмешила, он тоже засмеялся:
- А что ты думаешь – многие и не догадаются сами..." Боюсь, что Есенин тут не так наивен, как кажется Повицкому. Авторитет "крупнейшего поэта 60-х годов" – Некрасова – всегда был высок для Есенина, но Некрасов для него был все-таки городским человеком. Себя же Есенин считал "гражданином села" – и крайне не любил разговоров о "влияниях".
Если в "Анне Онегиной" и есть чье-то влияние, то... свое собственное. Не случайно центральная строфа последнего монолога Снегиной -"Я часто хожу на пристань, И то ли на радость, то ль в страх, Гляжу средь судов всё пристальней На красный советский флаг" – почти дословно,. вплоть до рифмы "пристань – пристальней", повторяет строфу из ранее на-писанного "Батума": "Каждый день я прихожу на пристань. Провожаю всех, кого не жаль. И гляжу всё тягостей и пристальней В очарованную даль".
«Очарованная даль» – это уже явное влияние Блока..."

 В этот момент Сергей Федорович прервал чтение, потому что в наступившей тишине явственно услышал шум телетайпов, этих волшебных машин, печатающих километры завтрашних новостей. Загадочная невидимая машинистка нажимает на клавиши как бы с того света...

                ЗОНГ о ТЕЛЕТАЙПАХ "БОЛЬШОЙ ГАЗЕТЫ"

                Телетайпы телетайпы телетайпы.
                пунктуация у вас без запятых
                принимаете вы словно телепаты
                мысли всех широт и всех долгот земных
                РОТТЕРДАМ ОХВАЧЕН БУРЕЙ ДЕМОНСТРАЦИЙ
                В АНТАРКТИДЕ НАЧИНАЕТ ТАЯТЬ ЛЕД
                ЗАВТРА ДНЕМ ТЕМПЕРАТУРА + 17
                НА ВЕНЕРЕ ОБНАРУЖЕН КИСЛОРОД
                Коридоры коридоры коридоры
                штат Газеты пухнет словно на дрожжах
                пролетают секретарши-метеоры
                телефонные вулканы дребезжат
                В НОВОЙ КНИГЕ ЭДУАРДАС МЕЖЕЛАЙТИС
                300 ТОНН КЕФАЛИ ВЫЛОВИЛА КЕРЧЬ
                ПРОЛЕТАРИИ ВСЕХ СТРАН СОЕДИНЯЙТЕСЬ
                НАД ПЛАНЕТОЮ ВИСИТ ДАМОКЛОВ МЕЧ
                Но однажды но однажды но однажды
                я приму у телетайпов эту весть
                к выпускающему я вбегу отважно
                - Есть сенсация? – он спросит. Крикну: – Есть!
                МЕЧ ДАМОКЛОВ ПЕРЕКОВАН НА ОРАЛА
                ПРАЗДНЕСТВА В ОРАНЕ и ОРЛЕ
                ТРЕБУЮТСЯ ГАЗОРЕЗЧИКИ МЕТАЛЛА
                НАЧАЛОСЬ РАЗОРУЖЕНЬЕ НА ЗЕМЛЕ