Скорее к медвежке

Не у своих берегов, не на родной земле, а где-то далеко в Норвежском море, острой болью полоснуло у боцмана Тимофея Исидоровича сердце. Сжалось, замерло в груди и теперь ему ни вздохнуть ни выдохнуть. Он только простонал:
- Ху-у-до, бра-а- цы...
И рухнул бы всей своей грузной мощью на палубу, да молодые лебедчики Гришка с Мишкой успели его подхватить. Они рядом стояли и поддержали пока другие палубники, увидев такое дело, подбежали и понесли на руках в лазарет.
Все это произошло на глазах, много чего видевшего на своем рыбацком веку, опытнейшего старшего тралмейстера Никандра Исидоровича. Он все до мелочей видел и слышал. Но как стоял, облокотясь на левую лебедку, с места не сдвинулся. Даже головы не повернул в сторону проносивших за его спиной закадычного друга, а только буркнул:
- Осторо-о-жней, глядите мне...
Оставшись один на палубе, Никандр Исидорович с тяжелым вздохом закурил сигарету, постучал по лебедке своей ручищей, сказал ей:
- Хоть ты держися...
Не торопясь, вышел из своего закутка на морозный февральский ветер, послушал, с каким "натягом" гудят троса, и пошел туда, где только что стоял живым и здоровым боцман. Поискал глазами его неразлучного друга, тихо позвал: "Боцман, Боцман..." И черный, лохматый, годовалый водолаз, вскоре подбежал и в недоумении уставился на него грустными зелеными глазами.
- Вот, как случается, - обратился он к нему, а говорил - то Никандр Исидорович себе и холодному Норвежскому морю, безмолвному небу и, конечно же другу своему, - тут стоял хозяин твой бестолковый, а теперь нет его. Лежит в лазарете и никак не уразумеет, где он: на этом еще свете, или уже на том? Раздумывает, небось... А с каким радостным настроением вышел в море! Капитан ему, совсем не морщась, разрешил "в последний раз" взять тебя. Скажу еще: это он Гришку с Мишкой отстоял в кадрах. А так на 328-ом тральщике ушли б они в море. С кем бы ты, желтоглазый, забавлялся теперь. Мы на всех парах, за двое суток, примчались к этой банке. Здесь, по нашим расчетам, должен был заловиться крупный окунь. И вот он! Видишь сколько тонн с первого трала вытащили... Сухопарничка надумал ребятам сварганить. И это надо. Вот и вышел самых крупных отобрать со своим ненаглядным ножичком. И плетет, плетет Мишке с Гришкой про судьбу всякую чушь. То, чего на самом деле нет и в помине не было и быть не могло. А те, олухи, слушают да, главное, верят ему.
Суровый взгляд Никандра Исидоровича запомнил, где "дзинькнул" выпавший из обессиливших рук друга нож. Блеснул солнечным зайчиком, бухнулся на палубу и ему хоть бы что. Тысячи лет проживет...
Никандр Исидорович задумавшись, нагнулся, поднял его, повертел в руках и, качая головой, положительно оценил высочайшее качество стали, мастерство своего земляка в изготовлении этой "драгоценности".
Вытер его и поближе к сердцу, острием вниз, уложил в левый, внутренний карман своей задубевшей от въевшейся смолы, дегтя, машинного масла рыбацкой робы, с запахами соленых морей и всех остовских ветров. Казалось, - не он, а
говорящая скала стоит или передвигается по палубе. Но только подойди, руку протяни, или щекой прикоснись, - сразу же отеческим теплом и сигаретным дымом повеет. И побоку тогда шторма и морозы всякие.
Никандр Исидорович, глянув на часы, еще немного постоял, подумал, а потом решился и снова продолжил беседу с прижавшимся к его ногам Боцманом:
- А вдруг на самом деле помрет? Ну!.. Мы же с ним пасекой мечтали обзавестись. Есть медок - есть медовуха. А после парилочки она от всех болезней вылечит. Жизнь - то у нас только начинается! Так, Боцман?..
Тут он мгновенно учуял легкий толчок судна и сильное тросовое натяжение. Никандр Исидорович бросился к лодке да споткнулся об путавшегося под ногами Боцмана, чуть было не грохнулся, но все - таки дотянулся до лебедки и отрегулировал движение трала.
- Гри - и - шка! - во весь могучий голос, злясь, закричал Никандр Исидорович, с Мишкой... Где вас там черти носят? Трал вирать пора.
Первым на палубу примчал вечно медлительный, тралмейстер Гришка - "правая рука" Никандра Исидоровича. За ним, запыхавшись, шустрый и вездесущий лебедчик Мишка-то "левая рука". Потом и все остальные тральщики. Заняли свои места, и старший над всеми, Никандр Исидорович, убедившись в готовности, отдал команду:
- Давай!..
Махнул рукой и шестеренки, ролики, валики всякие задвигались, закрутились, заурчали, накручивая на себя тугие тросы, с ничтожно маленькими, разноцветными капельками бескрайнего моря. Никандр Исидорович хотел было спросить у стоявшего поблизости Мишки: "Что там" "медсанбат" говорит? Да передумал, побоялся... Погрозил пальцем псу, чтоб тот смирно сидел, дал понять, внимательно смотревшей на него палубной команде, что сам идет на верх разбираться, и зашебуршил сапожищами. Боцман, свесив язык, послушно забился в угол, наблюдал.
Трал пошел на подъем.
А морзянка уже стонала, оттинькивая командованию о случившемся, просила помощи. Еще была надежда, еще прослушивался пульс...
Но никто, ни Гришка с Мишкой, ни даже Никандр Исидорович не догадывались, что, как только трал с большим уловом крупного, золотистого окуня коснется палубы, капитан во всеуслышанье прикажет: "Полный вперед!" и судно тотчас же сорвется с промысловой банки и, дребезжа, поскорее помчит к Медвежке, к стоявшим рыболовецким базам.
Там помогут Боцману, но курс все равно придется менять.
Не сбавляя хода, с тревожными гудками и уже лоцманом на борту, они войдут в замерший в их ожидании Кальский залив и пришвартуются в порту прямо у ног поджидавших людей в белых халатах. Они вбегут по выставленному трапу на судно, осторожно вынесут на носилках боцмана и он со сжатым кулачищем, виноватой улыбкой и потускневшими глазами все и всех увидит на земле.
Умчит с мигалками и сиренами машина скорой помощи. На берегу останется его друг, Никандр Исидорович. И он один до тех пор не затеряется из вида отходящего на промысел судна, пока метавшийся на корме Боцман, что-то предчувствуя, опомнится, заскулит и, разбежавшись, вес-таки бросится в пенящиеся за бортом волны, и голова его, крохотной черной точечкой, будет все дальше и дальше удаляться и все ближе и ближе приближаться к берегу.
Капитан, Гришка с Мишкой и другие рыбаки, ничего не говоря друг другу, будут очень долго смотреть кто куда и раздумывать.
А к вечеру с ураганной силой взбелениться в рыбачьем районе море. Там, в эту февральскую ночь, потеряет устойчивость и затонет с последующей гибелью всех членов экипажа 328-ой тральщик Архтролфлота "Метрострой".
Трое суток будет бушевать девятибалльный шторм. Трое суток они и близлежащие суда будут, не смыкая глаз, вести безрезультатный поиск и лишь на четвертое утро шведы наткнутся на полузатопленный спасательный плотик с двумя закоченевшими метростроевцами, боцманом и вторым штурманом.
Капитану, уже на подходе к той же промысловой банке, приснится сон: будто в том полузатопленном плотике Гришка с Мишкой замерзшие лежат. С тех пор он в редких случаях отходит от них. Но они проворно справлялись со своими обязанностями и Гришка подменял старшего тралмейстера, а Мишка Боцмана.
Давно это было. Много лет прошло с той поры, когда Гришка с Мишкой на долгое время покинули солнечную Молдавию и тоже уехали "за туманами" северных морей, чтобы повидать все своими глазами, испытать всё своими руками и с гордостью потом рассказать о незабываемой дружбе с архангельскими рыбаками. Особенно с Боцманом Тимофеем Исидоровичем, старшим тралмейстером Никандром Исидоровичем, капитаном, желтоглазым водолазом, и о многом, многом другом в те февральские ночи и дни.


Рецензии