Глава 15. Эпилог

8 августа, 2009, 11:08,
Отель «La Grande Nuar», Рим, Италия 

-  «You are not winner, you are looser… жизнь для таких, как ты, несправедлива и всякое такое. Перед тобой закрыты практически все двери. Поэтому живи, но не претендуй там ни на что, и мыслишки свои старайся убивать на корню. Незачем бороться, ничего не изменить. Революцию ты учинить не в силах, поэтому наслаждайся. Жизнь – наслаждение для тех, кому удалось её поиметь, а для всех остальных – слово из пяти букв. Причем каких-то паршивых... »
Если ты когда-нибудь услышишь  эти слова – смело плюнь в лицо тому, кто их сказал. Не раздумывая. Было бы весьма  хорошо, если бы ты оставили физический отпечаток своего недовольства вышесказанным на теле красноречивого оратора, но мы же считаемся немного цивилизованными, поэтому одним хорошим плевком дело бы вполне обошлось. А если ты об этом подумаешь – считай, что тебя заразило масштабным лживым дерьмом, которое со скоростью эпидемии  распространяется в среде низший слоев, усмиряя людей и подавляя их волю к жизни. По-моему, даже Горький об этом кое-что писал... Ну, дело не в этом. Это не поучения, не чтение моралей, это всего лишь... рассказ, а, как тебе? 

- Звучит паршиво... И, по-моему, вы все же читаете мне мораль... – задумчиво протянул собеседник.

- Мораль это когда тебе херню впарят, а ты должен потом обязательно задуматься над смыслом жизни и прочую ерунду обдумывать. И в итоге многие морали на людей действовали? А? Ну хоть один пример? Я же тебе говорю, либо действуй, либо думай. Чем дольше думаешь, тем больше тебя будут поглощать ненужные мысли, сомнения... Знаешь, я в общем то не учитель... Ты мужчина, а значит ты победитель!
Ты мужчина, и этим все сказано.


– Откинувшись в шезлонге, я слегка встряхнул изящный хрустальный бокал, и лед приятно звякнул в нем.  Внутри все наполнилось приятным чувством  удовлетворения, которое бывает после хорошего секса или чета, выпавшего в рулетке в каком-нибудь дорогом казино Монте-Карло.  Краем глаза я заметил выражение лица моего собеседника. Он был молод, амбициозен, и катастрофически  отравлен дерьмовым существованием. Я не переживал за него. Этот парень лидер. Он победит. Я вижу. Пока он беспомощен и слаб. Но если он выстоит, он победит. Я улыбнулся. Едва заметно. 

Я был полностью расслаблен, и если бы мог, то обнял бы весь мир. Ведь он... омерзительно прекрасен. Со всеми его зловонными улочками, разнородными людьми, вечно озабоченными и суетливыми; с городами, доверху забитыми мусором и кишащими крысами, со всеми сточными канавами и канализациями, общими туалетами и  публичными домами. Со всей его извращенностью и развратностью, с наигранными чувствами и искренними порывами. Со всеми его многочисленными минусами и приятными единичными плюсами... Он дышал, кипел жизнью, и думаю эта одна из главных причин, почему мы все ещё не свихнулись. Пока ты живешь и знаешь, что где-то рядом живет, дышит и развивается огромный организм, называемый миром, становиться проще, и как ни странно, жить хочется вдвойне больше.
На меня нападало такое приятное тоскливое чувство, когда воспоминания, любые, даже самые худшие, как то сами собой скрашиваются временем, и порой так приятно о чем-то задуматься, что-то вспомнить...
Я прикрыл глаза и, путаясь в бесчисленном количестве мыслей, вздохнул от приятного волнения, нахлынувшего  неожиданно, но очень кстати.

Я затянулся покрепче. Губы немного обдало жаром, и, почувствовав горьковатый привкус тлеющего бычка, раздавил его в пепельнице.
Я вспомнил грустный, но в тоже время приятный момент детства. Тогда мне было лет десять, и я уже был в детском доме. Ночью я оперся о подоконник, приоткрыл окно, и немного перекинувшись через него, с удовольствием наслаждался свежим воздухом, ярким солнцем, стараясь думать о чем-то легком, приятном. Или точнее сказать, старался не думать о плохом.
Вдалеке раскатом прокатился грохочущий звук грома. Слабый дождь вновь застучал по стеклам, солнце прикрыло пышными темными тучами, небо посерело. Дождь постепенно перерастал в ливень, и комната вновь померкла в сумерки, вновь принося ощущение позднего вечера. Обстановка тусклого одиночества нагнеталась с каждым отсветом мелькающих кадров на стене, монотонный голос диктора, сменяющийся веселой рекламой навевал тоску. Казалось, что где-то далеко кипела жизнь, бурлила своей молодой свободой, мысли рвались необозримо далеко от этой комнаты с желтоватыми стенами, обитыми снизу деревянными панелями, разрывали гулкие стуки воды по асфальту, проносились вдоль домов и тусклых улиц, проносясь мимо одиноких несчастных, занесенных в непогоду на улицу; душа вырывалась в неизвестное ещё место за много километров отсюда, туда, где никто ни для кого не имел значения, все были погружены в беспрерывную живую бурлящую жизнь, праздную каждый день как яркий момент, преподнесенный кем-то высшим в подарок. Все внутри наполняло приятным волнением о мысли, о чем-то жутко приятной, но ещё неизвестным. Внутри все рвалось от переживаний, яркий, полный людей и движений мир мысленно вырастал, двигался, оживал, проживал неповторимые моменты, от которых перехватывало дыхание и хотелось громко кричать от нахлынувшей эйфории. Мир, где все было по другому, где никто ни о чем не думал, где просто хотелось вдыхать счастье как можно больше, не выпускать его и наслаждаться каждым вдохом. От сладкого хода мечтаний, от живописности и порою некой реалистичности вспыхивающих в голове картин, жаркое тепло растекалось по всему телу, по каждому уголку; сердце подскакивало и уносилось с бешеным темпом  в сладкий мир грез, стремясь опередить сами мысли, а на губах проявлялась совершенно идиотская и наиприятнейшая на всей земле улыбка, которую можно увидеть только в момент желанных мечтаний или самого счастья. Такие редкие минуты хотелось запечатлеть если не навечно, то невероятно долго; сфотографировать в памяти каждый момент грезы, каждый скок сердца, каждую теплую каплю счастья – все это хотелось перенести на долговечную материю, хранить при себе, наслаждаться при малейшем желании, и никогда не упускать яркости. Нет ничего хуже, когда приятная мысль или целый мир грез меркнут, постепенно рассыпаются, теряют свежесть и забываются, отрывая тот приятный кусочек внутри, который успели  нарастить. После таких моментов становиться не по себе, появляется чувство, будто у тебя отобрали что-то дорогое, незримое и неуловимое, но без чего ты не смог бы обойтись. То, что придавало тебе сил, мысленно толкая тебя в приятную стезю, излечивая тебя от проблем и наполняя свободную минуту необыкновенной легкостью и сладостью. Счастье, приятные мечты, трогательные воспоминания, недосягаемые жаркие мысли – все это казалось, происходило из одного забытого корня, все это пересекалось, расходилось, где-то сходилось, чтобы вновь разбежаться в разные уголки. Но непременно в минуты раздумий вспыхивает вначале маленький миррой, отрывок, эпизод, который время от времени возрастает в целый мир переживаний, мыслей и мечтаний. Воображаемый мир рождал счастье, и оставалось только научиться переносить его в твердую, осязаемую материю, научиться выправлять из незримого очертания, которые в дальнейшем приобретут реальную форму  воображаемого. Мир наполнился бы очаровательными счастливыми моментами, если прекрасные грезы хоть ненадолго вспыхивали бы наяву. Но в то же время этим, как и многим другим, воспользовались бы не по назначению, как это и бывает. Поэтому квинтэссенцию счастья воплотить невозможно, ибо грезы не всегда бывают одинаково хорошими для двух совершенно разных людей. Приходиться довольствоваться лишь незримым миром, ненадолго вспыхивающим где-то глубоко внутри. И порой это единственное, что есть у нас. Воображаемое небо возникло перед глазами. Укутанное в огромные распухшие и мягкие, словно перина, облака, то и дело скользящие плавно в одни им известные направления, они словно вата разрывались друг от друга, образуя крупные зияющие отверстия. Необъятных гигантов озаряло со всех сторон поздним розовато-пурпурным светом заходящего солнца. Вся эта картина напоминала яркое и оставляющее отпечаток в памяти изображение неба в духе эпохи возрождения на полотнах, вмещающих полулюдей  полубогов, обитающих под золотистыми лучами, ниспадающими с божественных небес. А потом появлялся лик солнца. Облака расступались перед ним. Солнце озаряло сверкающие, будто пробитые пушечными ядрами разных размеров, дыры разбежавшихся в разные стороны облаков. Черта горизонта притягивала все происходящее к себе, вбирая в себя все сочные и яркие тона неба, постепенно размывая его к верху. Лучи светились золотом. И ночь так не хотелось отпускать.

Эти минуты вспомнились мне с приятным оттенком, когда все о чем ты раньше мечтал, и может где-то в глубине души думал что так и будет, сбываются. И ты не забываешь все детали твоих детских, юношеских мыслей и размышлений, наслаждаясь впоследствии этими же размышлениями, только воплощенными в жизнь тобой.
Ты все смог, ты сделал все, ты осуществил все, о чем мечтал.
Ты в гуще, жизнь бурлит, и ты в потоке.

А кто сказал, что мир плох?