Метаморфозы

   Отрывок из романа "По законам стаи или Житие смертных в криминальном рассоле".

                Светлана и Игорь.

Решение идти в милицию и во всём признаться Игорь принял окончательно и бесповоротно. Только приговор суда, суровый, но справедливый, явится малой толикой за его гнусный поступок.

-Что взять с собой в тюрьму?- спрашивал он себя вслух, шагая взад и вперёд по комнате. Голова, что переспелый арбуз: того и гляди лопнет. Не удивительно! Вчера столько было выпито, просто ужас. – Скоро сорок мужику, а он не знает, что взять с собой в тюрьму,- стал щунять себя Игорь, неспешно одеваясь. Старый спортивный костюм, черную вязаную шапочку. Одев осеннее пальто, рассовал по карманам мыльницу, зубную щётку с пастой.
 
В милиции  он выглядел более чем странно: из оттопыренных карманов торчало полотенце, шнур электробритвы; по лицу без труда можно было догадаться, как вчера был проведён вечер. Дежурный по милиции молоденький сержант слушал его, раскрыв рот от удивления. Ошеломлённый  услышанным, и добровольной явкой виновного, сержант доложил начальнику. Майор Толоконников тут же приказал  запереть Игоря в предвариловку.

Сидя на деревянных нарах и прислонившись спиной  к холодной бетонной стене, Игорь слышал голос Толоконникова, доносившийся через открытую дверь кабинета начальника милиции. Тот  звонил директору школы:

-Лидия Сергеевна, здравствуйте. Толоконников. - тут кто-то вошёл в кабинет начальника милиции, и дверь за ним закрылась.
 
Голос Толоконникова сразу стих, оставив Игоря наедине с самим собой на долгие минуты ожидания. Отрывочные эпизоды  вчерашней беды являлись ему, как дурной сон, путая и без того туманную картину происшедшего.

    Прошло с полчаса. Размышления злоумышленника прервал всё тот же голос Толоконникова:

-Милок!– майор шагнул через порог камеры,  потрепал (а скорее пошлёпал) Игоря по шее.- Будь я не при исполнении, вздул бы тебя хорошенько за твой бред.  Иди с глаз моих долой,- когда Игорь подошёл к выходу, Толоконников напутственно добавил,- поменьше пей…у тебя уже глюки начинаются.

Из милиции Игорь не шёл, а летел. «Значит, вышла ошибка. Неужели глюки?» Дома скинул на стул пальто, завалился на кровать. Но тут же вскочил. Ему вспомнилось, как вчера он  выронил из кармана пиджака расчёску, и она, задребезжав,  упала между диваном и этажеркой.  Он быстренько осмотрел карманы пиджака,- расчёски на месте не оказалось. Значит это не глюки! Какая- то неразбериха. Ну и чёрт с ней, с неразберихой, а как теперь смотреть в глаза Мышевым? Они на днях вернутся…и что тогда?.. Игорь завалился на кровать и отвернулся к стене. Картины вчерашнего дня нехотя поплыли перед глазами.
…С утра зашёл в парикмахерскую. Хотелось выглядеть на все сто. Так было всегда, как только он собирался навестить Мышевых: то новый галстук купит, то рубашку свежую достанет из шкафа. Сам не знал, почему так получалось. В девять был у них. Анатолий и Галя Мышевы собирались навестить родственников, и Игорь пришёл с утра пораньше проводить их в аэропорт. До вылета было уйма времени.

-Толя,- попросила Галя мужа,- организуй стол, пока я приведу себя в порядок.- Галя сидела около трюмо в маленькой комнате. Света, девятнадцатилетняя дочь Мышевых, ученица одиннадцатого класса, как всегда с учебником в руках удобно расположилась на диване, подобрав под себя ноги. Завтра у неё сочинение по Лермонтову, подготовка к выпускному экзамену. Она не встревала в разговоры взрослых, теребила правую косичку с белым бантом и время от времени делала карандашом пометки в учебнике.

Сели за стол. Галя с Анатолием пили мало. В основном налегали на Игоря. После двух, трёх рюмок Игорь снял, висевшую выше дивана на гвозде гитару, стал петь. Мышевы очень любили, когда он пел, а ему нравилось с каким вниманием они его слушали. В студенческие годы пел тенором. С годами голос огрубел, став приятным баритоном. Особенно ему удавались низкие звуки. Он слегка давил на них (подслушал у Елены Образцовой), приоткрывая и кривя при этом больше обычного рот. Тогда хрустальные звуки с лёгкими металлическими обертонами, покачиваясь, лились,  сотрясая воздух.
 
-Гори, гори-и, моя,  звезда-а-а!- запел Игорь. Света, заложив страницу карандашом, отложила учебник в сторону. Галя поднялась из-за стола, подошла сзади к мужу, обняв его, положила на грудь свои ладони.

 -Звезда любви приветная-я-я!

Репертуар Игоря составляли грустные песни и романсы. А чему собственно радоваться? Мужику тридцать с лишком, а он бобыль бобылём. По натуре он простой, непритязательный, как бычок: бери за верёвочку и веди куда хочешь. Но таковых не нашлось. Давняя попытка жениться не увенчалась успехом. Прилетела к нему как-то одна москвичка. Из хариуса Игорь приготовил двойную уху для дорогой гостьи. Та, хлебнув пару ложек, отодвинула тарелку в сторону:
 
-Чем вы тут питаетесь? Вода и та рыбой воняет,- собрала манатки, и укатила восвояси. С тех пор насчёт женитьбы ни гу-гу и только пел грустные песни.

Галя слушала Игоря и подливала водочку, а Толя всё закуску подкладывал. Света сегодня, как показалось Игорю, была немножечко иная. Её глаза с  бисерными искорками,  смотревшие всегда радостно, сегодня сменились грустью, какой-то манящей тоской. В них легко читалась юношеская растерянность, когда тебе чего-то хочется, а чего не знаешь. В душе такое смятение, словно ты теряешь близкого человека, а препятствовать этому не в твоих силах. В глазах появляются слёзы. Хочется плакать. Света ладошками, чтобы никто не заметил, смахнула с глаз слезу.

Изрядно захмелевший, Игорь поехал с Мышевыми в аэропорт. В автобусе он заметил в себе перемену: его раздражала медлительность, с которой катился автобус; кондуктор явно не торопился дать билеты пассажиром; водитель как-то вяло переключал скорости. Игорь понимал,- всё это не так: автобус идёт по расписанию; водитель переключает скорости так же, как он делал это вчера и будет делать завтра. Просто в душе какая-то сумятица. Сердце стало щемить ещё сильнее, когда Мышевы уходили по взлётному полю к самолёту.

 Такая «сладкая парочка»! В любое время года, в любую погоду они радостны. Вот этого как раз не хватало Игорю, теплоты женских рук. А тут Галя, как бы раззадоривая Игоря, прильнула головой к плечу Анатолия, в ногу ступая с ним до самого трапа. Когда моторы заревели и самолёт стал выруливать на взлётную полосу, Игорь направился в буфет. Там кроме томатного сока ничего не оказалось. Буфетчица только развела руками.

В автобусе Игорь в который уже раз попытался «понять» свою душу. Тоску, щемившую его, он уже не связывал с завистью при виде чужого счастья. Он понимал,- тосковала душа по рюмке. Когда хотелось выпить, приходила эта тоска, бередила душу, словно у него какое-то горе случилось: заболел или умер близкий человек. Так до очередной рюмки, а там жизнь малость розовела и тоска отступала на второй план. Состояние души всегда можно было прочитать по  его лицу: он никогда не радовался, редко, редко улыбался, а смеяться,- не знал, что это такое. Девушки и женщины не задерживали на нём своего взгляда: кому нужен такой «бука». Только Мышевы знали, какой он простой, добрый и задушевный. Потому-то и прикипел к их семье Игорь.

На остановке около универмага он вышел из автобуса. Окна ресторана, всегда даже днём приветливо светившиеся, на этот раз были темны. На двери висела бумажка, напоминая желающим «причаститься» о санитарном дне.

Уже темнело. Над Морджотом зависла синяя-синяя туча, не обещавшая на ближайшее время нормальной погоды. Всё одно к одному: душу щемит, погода отвратительная, к тому же магазины все уже закрылись, а добавить, хотя бы самую малость, нужно было, хоть убей. Игорь вспомнил, когда  Мышевы начали собираться в аэропорт, Светлана стала убирать всё со стола и мыть посуду. На столе оставалась начатая бутылка «Пшеничной». Игорь поднял воротник пальто и решительно зашагал к Мышевым.
 
Появление Игоря на пороге нисколько не смутило Светлану. Наоборот, в глазах её блеснула радость, а на лице появилась растерянность оттого, что не сумела скрыть той радости. Игорь на минуту застрял в дверях. Перед ним стояла уже другая Светлана: косички с бантиками превратились в шикарную причёску; пышные льняные волосы  облегали длинную нежную шею, покрытую лёгким пушком; турецкий халат матери, туго подвязанный пояском, плотно облегал её фигуру. За небрежно раскинутыми бортами его смотрелась высокая упрямая грудь. Игорь понял, Светлане в отсутствие родителей хотелось хоть чуточку, хотя бы часик побыть взрослой. Она в эту минуту так здорово напомнила ему Галю в те, студенческие годы, когда не один Игорь «неровно дышал» при одном её появлении. Те чувства, которые он в течение нескольких лет гнал от себя прочь, встречаясь с Мышевыми, хлынули вновь в его душу. Он оторопел в дверях.

-Извини…,- стал оправдываться Игорь. – Не допитая бутылка… Хотел пропустить рюмку…одну, другую…Магазины уже закрылись, ресторан не работает.

Света понимающе кивнула головой. Растерянности на лице уже не было. Взяв Игоря двумя руками за локоть, потянула на себя, пропустив мимо, молча закрыла дверь.

После первой рюмки жизнь не была уже такой грустной, а после второй Игорь забыл про все тревоги, только что бередившие его душу.
 
Света сидела на привычном своём месте, на диване. Вместо учебника в руках держала пилочку для ногтей. Она всегда звала Игоря с приставкой «дядя» и говорила с ним на «вы».На этот раз, не называя его ни как, протянув  гитару, попросила:

-Спой Лермонтова.

Большой палец правой руки, чуть касаясь струн, прошёлся сверху вниз. Остальные без всякой суеты стали равномерно перебирать нижние струны. Игорь запел. Щемящая душу мелодия несла по комнатам слова юного поэта о красоте земной жизни, о естественном желании человека «вечно», но как бы незримо присутствовать в этом миру, со стороны созерцать бесконечное бытиё людское. Эта мелодия всегда  рисовала в душе Игоря образ Лермонтова, как доброго демона, парящего высоко в небесах, ибо простой смертный, даже пусть и гений, не мог бы, стоя на грешной земле, написать такие волнующие строки:

…Сквозь туман кремнистый путь блестит.
Ночь тиха. Пустыня внемлет богу,
И звезда с звездою говорит.
В небесах торжественно и чудно!
Спит земля в сиянье  голубом…

Света замерла, застыла от волшебных звуков. В затуманенном взгляде Игоря она вновь грезилась ему студенткой Галей с геологического факультета. Одна музыка сменяла другую, а между ними стопка. Туман сгущался в его глазах, и Галя становилась всё ближе к нему и доступней, не то, что тогда,- недотрога и тихоня. Стоило только протянуть руки…коснуться её тонких волос…вдохнуть аромат чарующего тела. Он уже слышал её жаркие  слова над самым ухом: « Не надо… умоляю… я боюсь…». Не в меру хмельная память отчётливо сохранила её руки. Тёплые, нежные. Они не сопротивлялись, не отталкивали его. Были податливы и влекли к себе, помогая снять с себя и с него одежды. Последнее, что помнил Игорь- это когда кинул пиджак на стул, из кармана выпала расчёска. Дальше - какая-то пустота, даже зацепиться не за что.

Лёжа на кровати в своей комнате, Игорь безуспешно сверлил глазами стену, пытаясь хотя бы чуть-чуть вспомнить, что было потом. Но тщетно. Пустота…
 

… Вдруг подленько скрипнула входная дверь. Игорь обернулся: Светлана. Она стояла на пороге заплаканная и злая, до боли стиснув губы. В руках держала джинсовый рюкзак (подарок Игоря ко  дню рождения), набитый учебниками и тетрадями, видимо прямо со школы. В глазах сверкали  молнии, лицо полно решимости. Не раздумывая ни минуты, она набросилась на Игоря и стала дубасить его лежащего рюкзаком, как кувалдой, при этом сквозь слёзы приговаривая:

-Алкаш несчастный… на весь посёлок захотел меня опозорить… я глюки- то из тебя вышибу…

Удары сыпались один за другим, как в камнедробилке. Человек, которого она так нещадно колотила был для неё сейчас врагом номер один. Гадким, и презренным, вызывающим в ней неимоверную злобу. Прямо сил нет. Была бы воля, удушила бы тут же. Как она ошиблась в нём. А казался всегда эталоном мужчины. Благородным, рассудительным и скромным. Она в нём души не чаяла. Считала его самым родным и близким. Рядом с ней не было такого человека. Да же отцу с матерью она не смогла бы никогда открыть затаённые уголки своей души. А для него она всегда была нараспашку, все девятнадцать прожитых лет. Как он обошёлся с ней. Решил насмеяться. Зачем?

Игорь не уклонялся от рюкзака. Чувствовал, как каждый удар снимает с его души часть тяжкого груза. Он только шептал:

-Бей, милая, бей…

Наконец, рюкзак не выдержал нагрузки, треснул по швам. На пол посыпались тетради и учебники. Среди них его расчёска задребезжала на полу, как и вчера, когда застряла  за диваном. Как только учебники  высыпались на пол, силы девчонки покинули её. Она рухнула ему на грудь. Через мгновение уста их слились в долгом, долгом поцелуе. Девичьи руки, только что нещадно лупившие Игоря, вновь стали тёплыми, нежными, как в тот вечер. Постепенно проходила обида, затихала боль. Он вновь становился для неё родным и близким, каких рядом с ней никогда не было.