Погибаю, но не сдаюсь. Сиквелл

Авторы: †ТранSILVAнкА† и Алиса Нурова
Название: «Погибаю, но не сдаюсь. Скивелл»
Категория: Слэш
Рейтинг: NC-21
Пейринг: отморозки-тюремщики, санитар-извращенец, дворовые подонки/Глеб
Жанр: OOC Глеба, ООС Вадима, драма, садо-мазо, изнасилование
Размер:  Миди
Предупреждение: нецензурная лексика, много крови, издевательств, пыток и извращений.  Слабонервным строго не рекомендуется! В комплекте к слэшу идет корвалол, валерьянка, пустырник и упаковка одноразовых носовых платков)))
Комментарии: У нас мама братцев – Супервумен с особым плащом и неведомым оружием, вызволяющая непутевых детишек из передряг; работники психиатрического отделения – маньяки, желающие заполучить в свои цепкие лапы любого, а братья в огне не горят и в воде не тонут!

Тюремщик вошел в камеру, где сидели в ожидании смертного приговора братья Самойловы.
- Самойловы! На выход! – дверь тяжело открылась.
- Все? – они еще не могли поверить, что их ведут на смерть...
- Все. – Самойловы подошли к двери, и тюремщик каждому из них сковал руки за спиной. Глеб с полным отчаянием и безысходностью посмотрел на Вадика, а Вадик отвел взгляд... Он не знал, что сказать брату... Не знал, как его утешить... Они шли по длинному коридору и звуки шагов тяжело отдавались эхом по всему зданию.
- Стоять! – братьев остановили около какой-то двери, потом завели внутрь.... Это была ужасная камера... Стены были обшиты чем-то мягким, чтобы не было слышно просьб о помощи и выстрелов.... И вся обшивка была в крови.... Там же стояло еще двое тюремщиков весьма «шкафистой» внешности и палач. Один из «шкафов» отвел Глеба к стене и поставил на колени.  Палач взял папку и прочитал:
- Самойлов Глеб Рудольфович, тысяча девятьсот семидесятого года рождения приговаривается к высшей мере наказания: смертной казни через расстрел. Приговор привести в исполнение! – он приставил к затылку Глеба пистолет...
- Не наааадо.... Пожаааааалуйста.... Я не хочууууу.... – младший Самойлов задыхался от слез.
- Как это не надо? Предавать свою Родину, это мы можем, а отвечать, так отпустите?
- М-мы не пр-редавали Родину! – проскулил Самойлов.
- Мне без разницы. Есть приговор. Я приведу его в исполнение. – щелкнул предохранитель.
- Стойте! Не надо! Глеб не виноват! – Вадим в отчаянии пытался вырваться
-  А кто виноват? – палач был спокоен
- Я виноват! Я! Только я! Не трогайте Глебушку! Он ни в чем не виновен! Расстреляйте меня! – он вырвался и встал на колени, закрыв собой брата.
 - Тебя мы тоже расстреляем. Или не терпится? – ехидно усмехнулся палач. Вадик только глубоко дышал, широко раздувая ноздри, и смотрел на него полными отчаяния глазами. -  А ладно. Я сейчас вас обоих сразу пристрелю. – он прижал к груди Самойлова-старшего пистолет. Вадим сзади взял трясущиеся ледяные ладони Глеба в свои теплые пухлые руки. Палач тянул. В томительном ожидании прошло несколько минут.
- Стреляйте! – со злобой процедил Вадим.
- Стрелять? – переспросил палач.
- Да. – после ответа он несколько раз нажал на курок... Вадим начал заваливаться на Глеба, а на его белоснежной рубашке начало расцветать огромное кровавое пятно... Глеб еще успел подумать: «Все кончено... Прощай жизнь...» и упал, придавленный телом старшего брата... Палач и «шкафы» уже готовились растащить тела братьев, как вдруг влетел запыхавшийся судебный пристав:
- Вышку Самойловым отменить!... – и осекся при виде двух тел... Он резко кинулся к Вадику и пощупал у него пульс на шее, пульс еле прощупывался. – Скорую немедленно! Если хоть один умрет, вы ответите за это! – он вытащил Глеба из-под Вадика. – Ффух, хорошо хоть этого только оглушило....

Приехавшая «Скорая» отвезла братьев в больницу. Только Самойлова-старшего в реанимацию, а Самойлова-младшего в отделение интенсивной терапии...

Глеб очнулся... Он ощутил под собой мягкую постель, помещение, где он был, заливал яркий свет... «Так вот она какая, загробная жизнь... Как хорошо... Жаль только, что Вадика рядом нет и мамы с папой...» Тут к нему подошла медсестра. «Ангел?» - подумалось Глебу..
- Молодой человек, как вы? – ласково поинтересовалась она.
- Для только что умершего очень хорошо... – почти пошептал Самойлов – Только попить хочется... – медсестра дала ему воды, а сама, смеясь, ответила:
- Да что вы? Вы не умерли. Вас просто сильно оглушило, плюс еще было сильное истощение, вот вы и проспали целую неделю. – «Оглушило... Неделя....» - он вспомнил последние секунды в тюрьме. Ведь Вадик тогда закрыл его собой! У Глеба все упало внутри... Неужели Вадик погиб? Он схватил медсестру за руку:
- Что с моим братом? Что с Вадиком? Скажите, пожалуйста!
- С ним все в порядке. Пули вытащили. Никакие важные органы не задеты. Правда, он потерял очень много крови...
- Он жив?
- Жив-жив. Если хотите, то можете сходить к нему. Я вас провожу. Он как раз пришел в себя и интересовался про вас.

Идя по коридору, Глеб думал о том, каким он увидит Вадика... Он очень нервничал. Медсестра подвела Глеба к койке брата и ушла. Таким Самойлов-младший Вадика не видел ни разу: осунувшееся бледное, как лист бумаги лицо, на котором синяки, ссадины и кровоподтеки выглядели четкими, яркими и еще более жуткими, а черные, как смоль, волосы делали лицо еще бледнее... Глаза стали еще больше и от бледности казались еще более темными, почти черными с сухим больным блеском... На груди было много бинтов, которые в местах выстрелов пропитались кровью... И весь Вадик был опутан кучей проводов и капельниц. Стараясь не сделать брату больно, Глеб осторожно погладил его по руке... Вадик медленно повернул голову в его сторону...
- Это ты.. – он облизнул сухие губы. – Я так испугался тогда, что они тебя убьют... – голос у Самойлова-старшего был очень слабым – Что решил, что пусть лучше убьют меня....
- Вадик, спасибо... – по лицу Глеба катились слезы. Он еще никогда не видел брата таким слабым и беспомощным.
- Не плачь... – Вадик стер с щеки младшего слезу – Я же сказал, что я сильный... Значит, я поправлюсь... Все будет хорошо... – он отвернулся. – Я поспать хочу... Теперь уже можно не волноваться...
- Мне идти? – Глеб, не дождавшись ответа, обошел койку и прошел на другую сторону кровати. Вадик спал.

Выходя, Глеб встретил все ту же медсестру.
- А Вадик, правда, выздоровеет?
- Да. Все врачи говорят, что выздоровеет. Говорят, что у него очень сильный организм: иначе бы он просто не выжил при таких травмах. Пойдемте. Все обязательно будет хорошо. Вам тоже надо отдыхать.
Плюхнувшись на свою койку и укрывшись одеялом, Глеб впервые за эти дни почувствовал себя счастливым: он уже точно знал, что все плохое позади, а впереди все будет хорошо...

Однако это ощущение продлилось недолго... Самойлов начал проваливаться в тягучий, липкий,  жуткий сон, который засасывал его, как трясина... Глеб увидел себя снова в той жуткой грязной камере, куда их с Вадиком таскали тюремщики... Он ощутил себя привязанным к скамейке и понял, что снова начнутся издевательства над ним... Глеб увидел перед собой мерзенькое лицо начальника тюрьмы:
- Ну что? Как себя ощущаешь, красавчик? - злорадно спросил Глеба начальник
- Пустите... - еле-еле прошептал младший Самойлов
- А на хрена? Ты же теперь наш навсегда. И пока ты жив, мы будем делать с тобой все, что захотим. - он откровенно загоготал.
- Не надо, пожалуйста... - по щекам Глеба текли слезы
- Надо, милый, надо. - тот уже пытался взгромоздиться на Глеба. Самойлов отчаянно взвизгнул, ощутив в себе немаленький орган начальника тюрьмы. - Что же ты вопишь-то, сучка? - он был явно недоволен и схватил Глеба за волосы, задирая голову. По всему телу Глеба снова начала пульсировать боль, а шея, казалось, сломается, если этот урод хоть чуть-чуть потянет ее на себя...  Начальник тюрьмы еще пару раз дернулся внутри Самойлова и кончил. Глеб издал еще один истеричный всхлип и приготовился потерять сознание, как вдруг его голову отпустили. Он обмяк на лавке... - А вот теперь мы на тебе попробуем еще кое-что. - начальник злорадно захохотал. Самойлов увидел в руках подручных раскаленные стальные прутья, те самые прутья, которыми его хотели отходить, если бы Вадик не согласился тогда его поиметь. Но тут не было выхода, не было Вадика...

- Вадик! - позвал Глеб. Он еще надеялся на то, что старший брат поможет, сделает что-нибудь.
- Вадик не придет. - злорадно отозвался один из тюремщиков.
- Саша! Петя! Кто-нибудь! Помогите! - Глеб не верил, что он остался один среди этих уродов.
- Можешь не кричать. Здесь только мы. Тебя никто не услышит, и тебе никто не поможет. - Глеб сжался от этих слов. Ему хотелось вырваться оттуда, он начал дергать цепочки наручников, которыми он был прикован к скамейке и в этот момент услышал жуткий свист прута. Раскаленный металл обрушился на истерзанную спину Самойлова, и все его тело пронзила жуткая боль
- Мама! - Глеб закричал от этой адской боли
- Нравится? - довольно потер руки начальник тюрьмы - Тогда продолжаем. - на спину Глеба обрушился еще один страшный удар.
- Мааааамочкааааа!
- Получи еще! - и еще один удар, клеймивший юное тело Самойлова, обжег кожу и прошелся по старым ранам от плеточных ударов.
- Вааааадик! - Глеб хотел, чтобы Вадик пришел и раскидал всех этих уродов.
- Да не зови ты его. Все равно не придет. Он уже не здесь. - Глеб ощутил острую боль от этих слов, которая была сильнее, чем боль от ударов: Вадика, самого родного и самого любимого человека на свете не было рядом... Слезы душили младшего Самойлова... Он был один... Совсем один...
- А чего с ним нежничать? - буркнул один из тюремщиков - Надо его отходить как следует!
- Ну так и отходи. - спокойно отозвался начальник тюрьмы
- Да с удовольствием! -  выдал тот. - Только дайте прутик погорячее, чтоб ему жизнь медом не казалась! - ему подали докрасна раскаленный прут, и тюремщик отвесил по спине Глеба удар, вырвавший из младшего Самойлова протяжный, почти что животный стон. - Вот так! - с удовольствием в голосе произнес тюремщик и начал со всей силы бить Глеба. Удары сыпались на несчастного рокера ливнем... Сил, чтобы кричать уже не было: Глеб лишь тихонько стонал и вздрагивал от каждого удара. Ему хотелось только одного, чтобы все это кончилось...

... Глеб Самойлов метался по кровати, стонал и плакал...
- Мама! Мамочка! Помогите... Кто-нибудь... Помогите... Вадик... - медсестра подошла к нему и положила руку на мокрый лоб. Температуры не было. Это означало только одно - сильная психологическая травма дает о  себе знать.
- Ну, успокойтесь, успокойтесь. Все хорошо. - нежно произнесла она и погладила Глеба по волосам.
- Не надо... Вадик... Саша... Петя... Спасите... - Глеб извивался на кровати змеей, сжимал в горстях одеяло и простынь, вцеплялся зубами в подушку, все глубже и глубже проваливаясь в свой кошмар, не имея сил выбраться из него...

... Глебу хотелось, чтобы все эти мучения кончились, но, нет, они не кончались... Один из тюремщиков принес извергу, который лупил Самойлова, бутылку с какой-то прозрачной жидкостью. "Вода..." - пронеслось в воспаленном Глебовском мозгу. Но это была не вода. Когда жидкость полилась на спину бедного Глеба обожгло такой болью, какой он не испытывал ни разу в жизни... Такую боль мог причинить только спирт. Тюремщик поливал долго и с удовольствием, наблюдая за тем, как привязанный к скамейке мальчик бьется в конвульсиях от боли. Сил ни для того, чтобы кричать, ни для того, чтобы стонать у Глеба уже не было...  Тут на Самойлова натянули брюки и отвязали от скамейки. Он даже обрадовался тому, что все экзекуции закончились, но не тут-то было... Глеба подтащили к стене и заковали руки в наручники, которые на стальных цепочках свисали с потолка. Глеб оказался подвешенным довольно высоко надо полом. Он изо всех сил пытался спуститься, вырваться, но у него не получалось. Когда к Самойлову подошел один из тюремщиков, он отвесил этому уроду сильный удар по шее ногой и тут же получил по голове так, что отключился. Когда Глеб очнулся, то увидел, что его ноги связаны толстой веревкой, а один из тюремщиков стоит у устройства, которым обычно поднимают грузы, подтягивая их на веревке.
- Ну что? - обратился он к начальнику, вальяжно раскинувшемуся в кресле. - Приступим?
- Приступим. - дал добро начальник, и тут же этот гад повернул ручку колеса на себя. Веревка натянулась. Он еще раз повернул ручку, и Глеб почувствовал, как его позвоночник начинает разбираться на кусочки.
- ААААААААААА!!!!
- Ну что же ты, малыш, как кричишь-то? - злорадствовали тюремщики. Между тем веревка все натягивалась.
- МАМАААААА!!!!! - и тут Глеб услышал отчаянный стук в дверь
- Глеееб!!!! Глееееебушкааа!!! Пустиииите!!!! - Самойлов узнал голос Вадика.
- Ваааааадик!!! Помогииииии!!!! - Глеб надеялся, что Вадик может помочь. Но палачи все натягивали веревку. - Вааааааадик!!!!! - из последних сил крикнул Глеб, теряя сознание.
- Глееееееб!!! НЕЕЕЕЕЕЕТ!!!! - истеричный выкрик Вадима был последним, что услышал Глеб....

Глеб сильно вздрогнул и проснулся, весь мокрый и липкий от пота. Он увидел склоненное над ним расстроенное лицо медсестры, которая долго трясла его, прежде чем вырвала из цепких лап кошмара.
- Очнулся, наконец! - облегченно воскликнула она. - Не вставайте, я сейчас за успокоительным сбегаю и вернусь! Не вздумайте подниматься!
Девушка вихрем унеслась из палаты, а Глеб продолжал невидящим взором пялиться в стену напротив и жалобно всхлипывать. Слез, после всего пережитого, уже просто не осталось. Сначала его мучили наяву, а теперь и во сне этот ужас никак не желает его оставить. "Мне нужен Вадик. Он защитит! Закроет, как всегда" - подумал Глеб и откинул одеяло.
- Я же просила не вставать! - укоризненно проговорила девушка, вбегая в палату со стаканом воды и горстью таблеток. Следом за ней вошел какой-то объемный мужчина, в котором воспаленный мозг Глеба углядел начальника тюрьмы. Самойлов вжался в подушку и наблюдал его приближение расширившимися от страха глазами. Только когда врач подошел впритык, Глеб понял, что тот совершенно не похож на его истязателя, но расслабиться все равно не мог.
- Юноша, здравствуйте. Меня зовут Юрий Леонидович, я ваш доктор.
- Но у меня ведь был другой врач. - пролепетал Глеб.
- Он продолжит ваше лечение, успокойтесь, а я займусь другой стороной вашей болезни.
- Ка-какой еще другой?
- Вашими снами, юноша. - доктор ласково похлопал Самойлова по руке, отчего тот нервно подпрыгнул. - И нервной системой.
- Я..Я..Я не хочу говорить с вами о моих снах! Мне нужен Вадик! Пустите меня к брату. Я должен его видеть! - Глеб истерично кричал и пытался подняться с кровати. В уголках глаз уже начали собираться слезы отчаяния и боли.
- Но вам же нужна помощь! - скороговоркой лепетала медсестра, пытаясь удержать. - Поговорите с доктором, легче станет, поверьте!
- Вадик!! К брату мне надо, пустите! - его голос начал срываться на крик.
- Да нельзя Вам к брату, он в реанимации!
- Голубушка, ну что же вы творите... - доктор поднялся и  сочувствием глянул на Глеба, который впал в ступор.
- Где? Почемуууу? - взвыл тот.
Медсестра жалобно посмотрела на психотерапевта.
- Да теперь уж что скрывать?
- Он... Его в реанимацию перевели...
- Да почемуу, черт вас всех возьми!?
Юрий Леонидович что-то быстро застрочил в блокноте, предоставив девушке разбираться с ситуацией.
"...легко поддается агрессии.." краем глаза прочел Глеб, но эта мысль вылетела из головы тут же, уступая более важной.
- Оказалось, что еще одна...пуля осталась неизвлеченной. Сегодня днем на пульт поступил сигнал об остановке сердца, дежурному врачу с трудом удалось завести сердце, вашего брата подключили к аппарату искусственной вентиляции легких, ему вводят разжижающие кровь препараты, постоянно следит врач. Но, прогнозы не самые благополучные... - к концу девушка уже откровенно испугалась, наблюдая смену выражения лица пациента. Его лицо стало очень мрачным и решительным, брови сошлись на переносице в одну линию, а кулаки сжались так, что побелели костяшки пальцев. Она не представляла, что с этим маленьким, светлым и таким напуганным мальчиком могут произойти такие метаморфозы.
- Мне нужно к нему!
- Но в реанимацию не пускают посторонних.
- Я не посторонний! - взвизгнул Глеб и практически оттолкнул ее с дороги.

Он брел по больничному коридору, не имея представления куда идти. По щекам беззвучно текли слезы, мысли путались, все тело, истерзанное жестокими палачами саднило и очень болело, но в ушах кровью стучало "Найти Вадика, обнять, не отходить никогда". В полубредовом состоянии горевшая красным надпись "Реанимационное отделение. Посторонним вход строго воспрещен" привела Глеба в такой восторг, что он немедля кинулся на двери. Сидевшая на посту медсестра сорвалась со своего места, когда увидела ввалившегося лохматого, бледного парнишку, который, пошатываясь, ворвался в ее отделение.
- Молодой человек, нельзя.
- Но...
- Уходите немедленно!
Глеб обессилено упал на колени и зашелся в приступах истерических рыданий, дергая себя за волосы и раскачиваясь из стороны в сторону. Сквозь слезы, дежурная разобрала:
- Мне надо... очень... Вадик... братик... не успею... не смогу без него... пустите... все, что пожелаете, сделаю, все.... Вадик.... миленький.... где ты....
- Господи... - ошеломленно пробормотала медсестра. - У вас тут родственник лежит?
- Брат... только... перевели... надо попасть... найти...
- Самойлов? - она нацепила очки и пролистывала тетрадку, лежащую на столе.
- Да...
- Третья комната. Только будьте осторожны! И не прикасайтесь к аппаратуре. Стул вот возьмите.
Не веря своему счастью, Глеб подхватил стул, даже забыв сказать спасибо, и в прострации двинулся вперед по коридору.

Он еще не верил, что увидит своего брата, своего Вадика. Глеб буквально ввалился в палату и замер на месте от шока, обронив стул. Он в два прыжка подлетел к брату, упал перед ним на колени и прижался к его руке, истерически рыдая.
- Вадик... Вадечка... миленький... не умирай... не оставляй меня... я без тебя не смогу.... Вадечка... родной... только живи... я ради тебя все сделаю... только не бросай меня...  не бросай... мне без тебя плохо... - Глеб буквально задыхался от слез, вставших в горле комом. Он сидел на холодном полу реанимации, прижав к своим губам родную пухленькую руку Вадика, опутанную проводами аппаратов и капельниц. - Вадик... - прошептал Самойлов - я тебя люблю, братик... больше жизни... - он привстал на колени и посмотрел брату в лицо.

Вадик был бледным, как полотно, еще бледнее, чем тогда, когда Глеб приходил к нему в первый раз. Длинные, черные, как воронье крыло, волосы разметались по подушке. Лоб над бровью был сильно разбит, и сейчас эта рана была покрыта запекшейся кровью. Нижняя губа и без того пухлая опухла от удара. На практически белой коже левой скулы четко выделялся темно-фиолетовый синяк, а на виске четко проступала ссадина. Глаза были в темных кругах и глубоко запавшими, а длинные черные ресницы чуть подрагивали.  Глеб хотел было поцеловать Вадика хотя бы в щеку, но он увидел, что может зацепить кислородную маску и просто погладил брата по лбу, слегка взъерошив ему волосы. В ушах Глеба пульсом билось пищанье аппаратуры. Он знал, что пока она так пикает, с Вадиком будет все в порядке. Глеб впервые увидел своего старшего брата таким беспомощным и слабым... Обычно, Вадик почти никогда не болел, а если и болел, то старался скрыть свою болезнь. Для младшего Самойлова Вадик и надежность были синонимами. Он знал, что его никто не обидит, никто не оскорбит, никто не плюнет ему в душу, пока рядом есть любимый старший братик... А сейчас... Глебу казалось, что в этом мире он совершенно один без защиты, без опоры, без человека, который понимал и принимал его таким, какой он есть. Глеб посмотрел на экранчик, светившийся в темноте зеленым неоном. На нем были какие-то непонятные младшенькому цифры и зигзаг кардиограммы, а от экрана шел пучок проводов. Все эти провода опутывали грудь Вадика, которая была замотана бинтами с алой розой кровавых пятен на месте выстрелов.... Пиканье вдруг стало не таким равномерным и у Глеба все сжалось в груди...
- Вадик... не умирай... пожалуйста... не оставляй меня одного... - почему-то в голове Глеба не возникла мысль бежать за помощью - миленький... родненький... не уходи... - сигналы аппаратуры слились в один протяжный писк. Самойлов, находясь в полном трансе, ощутил, что его кто-то оттолкнул. Он встряхнул головой и увидел трех врачей, которые пытались откачать Вадика. - Пожалуйста... спасите Вадика... спасите моего братика... я без него умру... спасите... - Глеб задыхался от рыданий на холодном полу, но на него никто не обращал внимания. - Я вам все отдам... только спасите Вадика... - он уже хрипел. Откуда-то извне до сознания Глеба донеслось:
- Можем не спасти! Нужна срочная операция!
- Но мы его и на столе можем потерять!
- Неважно! Мы должны постараться! Хоть шансов у него почти нет... - глубоко вздохнул один из врачей. Самойлов еще раз всхлипнул
- Верните Вадика... - и его накрыло волной жуткой боли, от которой он потерял сознание.

Какой-то металлический грохот выдернул его из небытия. Глеб попытался открыть глаза и пошевелить конечностями, но последнее никак не удавалось. Он дернул рукой и застонал от боли - в запястье врезалось что-то тугое и мягкое. Кое-как повернув гудящую от боли голову, он увидел, что привязан мягким кожаным ремнем к изголовью кровати. Глеб еще раз дернул рукой. Но тут повторно услышал грохот – это был звук отодвигаемого засова на огромной железной двери, которая следом распахнулась, впустив в нутро обшарпанной комнаты людей в белых халатах. Одного из них Глеб узнал – это был Юрий Леонидович, который на этот раз не смотрел на него так душевно, как в прошлый, а весьма презрительно, в разговорах с коллегами, называл «больной». 
- Что... - Глеб попытался что-то сказать, но в горле пересохло, и наружу вырвался сдавленный хрип.
- Итак, больной – начал Юрий Леонидович, - вы в состоянии говорить?
- Пить... – снова прохрипел Самойлов и умоляюще уставился на вошедших.
Троица сморщилась, будто он сказал какую-то нелепость, но один  из Эскулапов все-таки позвал медсестру, которая притащила графин с водой и грязный стакан, с отколотым краем. Но Глеб не обратил на эти мелочи внимания, он жадно глотал какую-то прогорклую воду, обильно проливая часть жидкости себе на грудь.
- А теперь поговорим.  – троица полукругом выстроилась у кровати с интересом глядя на него, как на подопытного кролика.
- А почему я привязан? – сжимаясь под их взглядами, спросил Глеб?
- Вопросы здесь мы задаем! – рявкнул старичок с грязной серой бородой и в огромных очках.
- Это чтобы вы ничего себе во сне не повредили. – мягко отозвался третий – молоденький парнишка со скудно растущей рыжей бороденкой, явно подражающий своему старшему коллеге.
- Я же не идиот, чтобы во сне калечиться! – удивился Самойлов. – Отвяжите меня, пожалуйста, очень руки затекли.
Парнишка с жалостью посмотрел на Глеба и отвернулся.
- Итак, что мы имеем, - не обращая внимания на просьбу, продолжил Юрий Леонидович, - ночные кошмары, мания преследования, приступы неконтролируемой агрессии, возможно, легкие признаки шизофрении. Но это надо проверить. Думаю, завтра займемся тестами, а сейчас надо пока сделать томографию головного мозга и полное обследование.
Ужас липкими струями пополз по позвоночнику. С каждым словом у Глеба все больше расширялись глаза, а под конец он совершенно ошеломленный уставился на этих жутких людей.
- Я…я ничего не понимаю, что Вы собрались со мной делать? Где я? Почему я здесь? И где же мой братик? Где Вадим? Отвяжите же меня, очень больно!
- Вы серьезно больны, - попытался ласково улыбнуться Юрий Леонидович, но Глебу это больше показалось зловещим оскалом, - а мы будем Вас лечить. Поставим на ножки здоровенького, свеженького. А брат ваш в другой больничке. Отвязать мы вас не можем, потому что иногда вы перестаете себя контролировать.
- Сестра, - рявкнул старикан, - везите носилки, начнем же уже лечить!
И он многозначительно потер ладони. А в палату вошел огромный, сального вида санитар с носилками.
- Отвезите больного на томографию. – проговорил Юрий Леонидович и вся троица вышла.

Когда этот шкаф начал надвигаться на Глеба, в голове испуганной птицей начал трепыхаться образ садистов-охранников. Ему хотелось кричать, но он с немым ужасом взирал на этого верзилу.
- Никаких лишних движений. – пробубнил тот и начал отвязывать руки. – Иначе расплата будет суровой.
Когда ремни, звякая пряжками, свисли вдоль ножек кровати, Глеб все никак не мог заставить себя шевельнуться.
-Ну, чё лежишь? Принцесса что-ль? – хохотнул санитар. – Подъем, а то поцелую, чёб проснулась!
И он резко дернул Самойлова за руку. От боли в плече у того потемнело в глазах и он громко вскрикнул.
- Какие нежные у нас принцесски! Ложись давай, я тебя тягать не собираюсь!
Кое-как Глеб на затекших ногах добрался до каталки и попытался забраться. Но ноги окончательно стали ватными и он чуть не упал. В последний момент санитар подхватил его и прижал к себе, донося запах давно немытого тела, сальных волос, перегара и чеснока. Глеба передернуло так сильно, что не заметить было невозможно.
- Что такое, лапочка? – прошептали ему на ухо. – Я тебе не симпатичен? Или это тебя от возбуждения так колбасит?
Санитар толкнул его на каталку и плотно привязал ремнями.
- Не надо… - жалобно застонал Глеб, который не мог нормально дышать из-за этих пут.
- Будешь вести себя хорошо, я буду нежнее. – «обрадовали» его.
Они ехали по темному коридору с унылыми серыми стенами и тусклым светом. Каждую неровность на полу Глеб отчетливо чувствовал спиной, когда каталку подбрасывало. Отовсюду раздавались жуткие крики, что наполняло душу безотчетным страхом. Чтобы успокоиться, Глеб попытался считать лампы на потолке, но сбился после очередного визга, а потом они свернули в какое-то помещение с кучей страшных приборов. В голове всплыло страшное слово «томография» которое причудливой игрой воображение пересеклось с лоботомией, и ужас вновь поднялся к самому горлу.
- Не надо… - запаниковал Глеб, когда его положили на кушетку и стали приклеивать к вискам присоски, - не надо!
Он кричал все громче и начал вырываться. В палату влетел ушедший уже санитар и угрожающе надавил ему на грудь. Но паника уже задавила остатки разума, поэтому предупреждающий жест не был замечен, а лишь придал уверенности, что сейчас будет очень больно.
- Пустите! – Самойлов со всей силы толкнул санитара и стукнул по ноге пяткой. Но тот даже не поморщился, а лишь сильнее озверел. Он стащил его с койки за шиворот и сильно ударил в солнечное сплетение. Потом быстро скрепил руки позади ремнем так, что Глеб потерял равновесие и рухнул на колени, после сего получил сильный удар в висок и в который раз за сегодняшний день отключился.
- В карцер отведи. – донесся от двери приказ. -  Пусть посидит. А, сейчас только снимки сделаем. И Миша... Займись им, хорошо? Почему-то твою науку они надолго запоминают.
Санитар глянул на лежащего ничком Глеба и довольно улыбнулся.

«Холодно… и жестко…все болит… а головой просто будто орехи кололи. Неужели это он так свое день рождения отпраздновал? Восемнадцатилетие не такая круглая дата, к тому же Вадик не давал мне много пить…Вадик…Вадик! »
Он открыл глаза. Воспоминания лавиной накатили на сопротивляющееся сознание. Вадим. Он там совсем один, может быть зовет его, ждет, что любимый братик появится. А ему приходится торчать в чертовой психушке, которая ничем не лучше тюрьмы. А может Вадик уже… «Нет! Я запрещаю себе об этом думать, иначе реально сойду с ума!»
Глеб огляделся. Ни окон, ни мебели, ничего. Сплошная пустота и темнота. И стены оббиты чем-то мерзким, но мягким. Тьму карцера прорезал луч света от открывшейся двери. Проход практически полностью заслонила огромная фигура, которая схватила его за шкирку и без всяких усилий куда-то потащила. Глеб пытался цепляться за все, попадающееся под руку, но был слишком слаб, чтобы противостоять звериному напору.
Его швырнули в какую-то комнату прямо на пол, вышибив весь дух. Под потолком с минуту помигала и, наконец, зажглась тусклая лампа, осветив шестидесятиватными лучами какие-то орудия средневековых пыток.  Глебу вспомнился последний кошмар. Но чувство страха стало уже настолько привычным, что он даже не отреагировал.
- Чё, принцесса, липучки были куда более страшными инструментами, чем это? – в голосе санитара послышалась даже какая-то обида.
Глеб просто лежал, пытаясь отдышаться и тая в душе надежду, что ничего страшного все-таки не случится. Но этот огонек веры потух сразу же, как только санитар Миша поднял его на ноги и пристегнул руки к какому-то обручу, торчащему из потолка. Потом он направился к одному из столов и долго стоял в раздумьях, после чего вернулся к жертве, отвязал и вновь скрепил руки ремнем, продетым через вбитое в пол железное кольцо. Не успел Глеб подумать о боли в разбитых коленях, как с него сорвали рубашку вместе с кусочками кожи, что выдавило из легких слабый стон.
- Помнишь, что с Иисусом делали перед распятьем? – тихо засмеялся санитар и опустил на спину удар плетки, на концах которой были загнутые металлические крючки.
Глеб просто онемел от боли и повалился на бетонный пол.
- Может тебе будет гораздо приятнее, если ты будешь думать, что расплачиваешься за все людские грехи…
Второй удар выдрал вместе с крюками несколько кусков плоти, которые упали в пределах видимости Глеба, и его сильно замутило. Третий пришелся на шею и плечо. Крючки так сильно врезались в тело, что плетку пришлось долго дергать, прежде чем она освободилась. Вот тут у него уже прорезался голос и Самойлов страшно закричал.- Ну наконец-то! Ненавижу таких терпеливых! – санитар отбросил плетку и спустил с Глеба штаны.
Только не это… – хлюпнул он, и горючие слезы полились на грязный пол.
- Надо было думать, на кого руку поднимаешь! – и санитар с размаху вошел в него, крепко удерживая за ягодицы. Глеб от его мощных движений ерзал лбом по бетону, сдирая в мясо лицо. «За что мне такое…». Эта мысль врезалась в мозг так же, как член палача врезался в тело. Глеб закусил зубами ремень и сдерживал крики. «Я буду сильным, я будет как Вадим. Тот никогда бы не стал плакать.» Но слезы отчаяния продолжали течь. Внезапно санитар прекратил свою пытку, обошел жертву, схватил за волосы и кончил прямо в лицо, похабно улыбаясь.
- Ну как тебе, принцесска? Продолжим?
От отвращения Глеба стошнило на ноги санитара, что привело его в ярость.
- Сука! Проститутка местная, да как ты посмел?!
Глеб слова не сказал в оправдания и не раскрыл рта, когда его лупили по щекам тяжелые руки.
- Я тебе устрою райскую жизнь за такое.
Самойлова снова начали избивать. Но если слишком часто испытывать боль, ты начинаешь к ней привыкать и уже не обращаешь существенного внимания. Видя, что удары  никак не трогает жертву, санитар разозлился еще больше.
- Сучонка….
Он схватил со стола огромную дубинку и с ухмылкой подошел к Глебу, у которого глаза расширились от ужаса при виде ее.
- Ну, вот нужная реакция! – санитар своей огромной рукой схватил его поперек талии и всадил дубинку в сопротивляющегося Глеба. Он закричал от разрывающей в прямом смысле боли и заплакал взахлеб. Изверг сделал еще пару болезненных рывков и, отбросив дубинку, зажал Глебу нос, дождался, пока тот открыл рот, и вставил свой орган.
- Соси, ****ь! И только попробуй сделать что-то не то, не жить тебе больше!
Глеб сделал пару ленивых движений языком, после чего Миша сам начал вдалбливать ему член. Он делал это так глубоко, что Глебушка боялся, что его снова стошнит и потом достанет пуще прежнего.  Санитар не довел минет до конца. Он начал отвязывать пораженного Самойлова, мысли которого заключались лишь в одном слове… «Неужели…» Но вместо освобождения, его бросили на кровать, без матраца, на голую железную сетку. От соприкосновения металла с изуродованной спиной,  Глеб вскрикнул от боли и потерял сознание, погрузившись в спасительную темноту. А его мучитель спокойно закинул обе ноги себе на плечи и через несколько секунд кончил, потом оделся и ушел довольно ухмыляясь.

Открыв глаза через несколько часов, Глебушка, превозмогая боль во всем теле, сполз с кровати на пол. Он не мог терпеть никаких прикосновений к спине, поэтому бетон был предпочтительнее. От осознания собственного положения снова захотелось плакать.
- Ну, почему? Куда бы я ни попадал, меня ждут одни издевательства?! – он всхлипнул и уткнулся носом в ладони, случайно задев ободранный лоб. – Вадик…мамочка…
И Глеб снова забылся тревожным сном.
- Твою мать! Твою мать! Миша, что ты с ним делал! Он же несовершеннолетний! Вашу мать! Бери его немедленно и в ванную тащи! Быстро, ты что, тормозной жидкости напился? Если его мать увидит сына в таком виде, нас прикроют да в суд подадут!
- Ну, вы же сами разрешили… – бубнил Миша, подхватывая Глеба под руки и прижимая к себе. Израненная спина прикоснулась к грубой ткани сального халата, и Глеб застонал от боли.
- Осторожнее, слизняк-переросток! – взвизгнул Юрий Леонидович. – Я сейчас девочек позову, а ты неси осторожнее!
Доктор быстро унесся за подмогой, а Миша, бубня себе под нос какие-то извинения и ругательства одновременно, посадил Глеба на скамейку в душевой, с которой тот чуть не упал. Быстро вбежали медсестры, включили воду и тщательно, но осторожно начали промывать все ссадины, раны и обрабатывать синяки. Через полчаса, Глеб был похож на египетскую мумию. Спина, руки и голова были перебинтованы и предварительно смазаны целебной мазью. В палату, куда его, находящегося в состоянии транса, уложили, вихрем ворвалась маленькая пухлая женщина и кинулась к кровати.
- Сынок, Господи, что с тобой, маленький? Глебушка, Глебушка, малыш!!! Что вы с ним сделали? – накинулась она на врачей.
- Пациент поступил к нам в таком состоянии из городской больницы № 15 с жалобами на манию преследования, ночными кошмарами, повторяющимися приступами агрессии и намеками на шизофрению…
- Какая шизофрения, он здоров! У мальчика просто шок! Да ко всему прочему, он переживает за брата, который при смерти в больнице лежит! Немедленно выпустите моего сына!
- Но…
- Сей же час, иначе я использую тот последний рычаг, к которому еще не прибегала и тогда конец вашей шарашкиной конторе!
Через пятнадцать минут, кое-как приведенный в сознание Глеб вместе с матерью садился в тонированную машину, поддерживаемый при ходьбе  двумя медсестрами и еле передвигающий ноги.

                ***

В операционной вот уже четыре часа врачи боролись за жизнь Вадима Самойлова. Проклятая шестая пуля засела слишком глубоко, перекрыв важную артерию, из-за чего сердце музыканта постоянно останавливалось. Доктора пытались извлечь эту пулю. Но если бы все было так просто! Если вытащить пулю, то начнется сильнейшее кровотечение, которое будет сложно остановить, а если ее оставить, то сердце вновь остановится и его уже невозможно будет завести. И теперь врачи мучились над дилеммой: оставить пулю или вытащить ее? Сошлись на том, что все-таки вытащат. Сложнейшая операция продолжалась десять часов, и когда, наконец, последний шов был наложен, вся команда докторов дружно вздохнула с чувством глубокого удовлетворения.

Самойлова снова отвезли в реанимацию и оставили там отходить от наркоза. Он очнулся через двое суток... В глазах все плыло... Жутко хотелось пить... И места ран невыносимо болели... Вадик застонал от боли... К нему тут же подошла дежурная медсестра:
- Вы проснулись! - она обрадовалась. Вадик хотел попросить пить, но маска аппарата искусственной вентиляции легких не давала сказать и слова, поэтому он просто посмотрел на медсестру своими карими полными боли глазами. - Пить хотите? - догадалась она. Самойлов кивнул головой в знак согласия. Медсестра сняла маску и принесла стакан воды, который Вадик выпил одним махом. - Ну что же вы так? - укоризненно покачала головой она. - всех перепугали: у вас уже два раза сердце останавливалось. Совсем родных не бережете! Братик ваш тут так переживал! Так плакал!
- Глеб?... - хрипло спросил Самойлов-старший - Что с ним? - он, как сквозь туман, начал вспоминать, что в полусне слышал Глебины всхлипы и просьбы не оставлять его. - Что с моим братом? - еще раз спросил Вадик.
- Да все в порядке с ним. На обследовании он.
- На каком обследовании?
- Да сказали, что у него что-то с психикой. Вел себя как-то странно, вот и забрали его на проверку. Скоро привезут обратно вашего братика. Вы только не волнуйтесь. - медсестра ласково погладила его по голове. - Вы спите лучше. - она снова ушла на свой пост. Вадик откинул голову на бок и забылся тяжелым полусном. Когда он очнулся, то услышал чьи-то голоса:
- Если у младшего признаки шизофрении, то и старший не лучше. Лично я так думаю. - Самойлов решил не открывать глаза, чтобы все услышать.
- Ну а вдруг у них были разные раздражители психики, и на старшего это все не так подействовало? Юрий Леонидович, нельзя быть настолько однозначным в подобной ситуации!
- Нет, нет, нет! Младший совершенно ненормален и опасен для общества! Поэтому мы и изолировали его в психдиспансер. Поэтому я и сомневаюсь в адекватности и нормальности старшего. Думаю, что и его тоже надо будет хотя бы проверить на психическое здоровье. - Вадик был откровенно шокирован услышанным...
"Глеб? В психушке? Они с ума сошли? Да он же нормален! Бедный мой мальчик... Что они с ним сделали?... А что  могут сделать.... И в этом виноват только я... Я один... Блин, да что же это  за такое? За что нам все это????... Я должен попасть к Глебу! Я должен вытащить его оттуда любой ценой! пусть даже я умру, но с моим братиком все должно быть хорошо!"
- Юрий Леонидович, а если снова произойдет остановка сердца?
- Без разницы. Психам в нормальном обществе не место. Пойдемте, коллега. - психиатры, тяжело топая по бетонному полу удалились. А Вадик остался обдумывать услышанное.

"Я должен встать! Как угодно, но должен! Глебушка мой! Снова у тебя из-за меня, идиота, неприятности! Как же мне тебе помочь?" - он на секунду замер, представив себе те ужасы, которые могли сотворить с его любимым младшим братиком в больнице со страшным названием психушка. Самойлову даже стало трудно дышать, и он заметался по кровати, сдирая с себя пучки проводов и трубки капельниц, раздирая себе в кровь вены. Но это не помогло: на грудь все равно что-то давило. Тогда Вадик начал с дикой яростью срывать с себя повязки, обнажая свежие швы. Только тогда, когда на теле не осталось ни единого бинта, а швы начали сочиться кровью, он смог свободно вздохнуть. " Глебушка... Я тебя ни за что не оставлю! Я должен отсюда выбраться! Я сейчас выберусь отсюда! Миленький мой, Глебжик, я сейчас иду к тебе! Только дождись меня!" Вадик грузно рухнул на пол с кровати и пополз в сторону двери. Каждый сантиметра давался с огромным трудом: сил почти не было... Руки постоянно ослабевали, не желая тащить на себе весь немаленький Вадиковский вес... И без того незажившие раны при соприкосновении с полом еще больше раздирались, от чего Самойлов оставлял за собой кровавый след.... И с каждой минутой становилось все труднее дышать... Вадик почти дополз до двери, когда почувствовал, что сил больше нет, и что ему уже нечем дышать... Он сделал еще один рывок, в надежде добраться до психдиспансера и спасти брата, но уже не смог вздохнуть и потерял сознание, замерев на ледяном полу...

... Врачи обнаружили Вадика лежащим на полу в крови. Его осторожно подняли, перенесли на кровать и перебинтовали швы свежими бинтами... Самойлову было жарко: у него подскочила температура... Бред захватывал старшего из "Агатовских" братьев в свои цепкие сети...

... Вадик пытался разлепить глаза... Он не понимал, где находится, но ощущал, что ничего хорошего ему явно не светит... Тут он услышал стон Глеба... "Что с ним делают? Господи, бедный мой мальчик...." Преодолев слабость Самойлов все-таки открыл глаза и увидел достаточно страшную картину... Тюремщики уже умудрились связать Глебу руки за спиной. "Черт! Неужели все снова повторяется?" - пронеслось у Вадика в голове.  Глеб хныкал, умоляя палачей не трогать его, но им были безразличны его мольбы.
- Ну что? Что у нас там на сладенькое? - откуда-то из глубины комнаты отозвался начальник тюрьмы.
- Пытка веревкой, товарищ генерал! - отчеканил один из этих ублюдков. - Полетает щас, как птичка!
- Это хорошо. - палач начал натягивать веревку, поднимая несчастного Самойлова-младшего к потолку.
- Не смейте трогать Глеба! - прорычал Вадик.
- Ааааа!!!! Ты проснулся! - все таким же довольным голосом говорил начальник. - Ну и тебя ждет веселое приключение. Ты не расстраивайся так. - Вадик жалел,  что был привязан и не мог дать начальнику тюрьмы в его мерзкую морду. А в это время бедный Глеб уже был под потолком, отчаянно хныкая и болтая ногами...
- Глееееееб! - Самойлов пытался освободиться, чтобы помочь брату и отчаянно дергал веревки, которыми он был привязан к скамейке.
- Мама! Снимите меня отсюда! Мне больно! - с запястий Глеба уже текла кровь, пропитывавшая веревки....
- Немедленно отпустите моего брата! - Вадик еще сильнее начал дергаться.
- С удовольствием! - злорадно ответил палач и резко опустил веревку. Самойлов-младший с отчаянным писком полетел вниз, но не долетев до пола всего каких-то полметра, завис в воздухе на веревке. А в момент остановки у несчастного Глебки хрустнули косточки, руки в плечах как-то жутко выгнулись, и он дико ввизгнул от боли.
- Суки! Сволочи! Отпустите его! - Вадик, сделав еще одну бесплодную попытку выбраться, понял, что они с братом здесь заложники этих уродов...

- А сейчас мы и с тобой развлечемся. - начальник злорадно захихикал.
- Что? Что? - Самойлов-старший был готов задохнуться  от ярости.
- Ну ты же видишь, что с ним уже не так весело, - он указал на Глеба, безвольно обвисшего на веревках - поэтому мы будем развлекаться с тобой. - в этот момент к Вадику подошел один из палачей.
- Будь умницей. Открой ротик. - Самойлов только сжал зубы в ответ на эту реплику. - Ах, ты так! - он больно схватил Вадика за подбородок, из-за чего тот все-таки открыл рот. Палач затолкал в рот Самойлову-старшему тряпку, которая вдобавок еще и закрыл пол лица. - Ну что? Можно теперь его напоить? - обратился этот ублюдок к начальнику тюрьмы.
- Поливай.

... Вадик метался по кровати в жутком бреду...
- Нет... Нет... Отпустите Глеба... Не надо!  Не трогайте его! - он почти сорвался на крик - Глеб! Он  не виноват! Он маленький! Зачем вы его так!? - медсестра подозвала дежурного врача
- Опять бредит. - она сочувствовала Вадику, который уже пятые сутки был в бреду.
- Что говорит?
- Зовет брата, просит кого-то, чтобы его не трогали.
- Как думаете, он мог услышать разговор психиатров?
- Не знаю. Да и не дай, Боже, чтоб услышал.
- Вколите ему еще антибиотиков.
- Да уж куда? И так еле живой.
- Нужно. Иначе температуру не понизить.
- Хорошо... Хорошо... - отозвалась медсестра и пошла набирать в шприц антибиотик для Вадима.

... Тюремщик с плохо скрываемым удовольствием лил воду на тряпку. Вадик сначала пытался сглатывать воду, но потом оказалось, что столько воды он просто неспособен выпить. Он начал задыхаться, но этим уродам абсолютно не было дела до того, что их игрушка сейчас может запросто отправиться на тот свет. Они просто смотрели на мучения несчастного Вадика и громко ржали. А он... Он просто полными боли и презрения глазами, в которых стояли слезы...  Вадик думал, что сойдет с ума... В груди уже не было воздуха, и внутри снова начала расползаться адская боль, заполняя собой все существо Самойлова. Голова гудела, как колокол, сознание уплывало куда-то...Эта пытка длилась несколько часов... И, наконец, когда палачи уже начали лить воду изо всех сил, Вадик понял, что сейчас умрет... Вода уже забила все легкие и Самойлов захлебнулся ей....

... В этот момент Вадик резко и глубоко задышал и очнулся в холодном поту....

                ***

Уже четыре дня, как Глеб был дома и отходил от последствий чудовищных событий последних недель. Мама кормила, как на убой, ухаживала, книжки новые покупала и вообще, всячески старалась помочь ему забыть все пережитые ужасы. Только одно было плохо – не хотела пускать к брату.
- Глебушка, для жизни Вадика угрозы больше нет, но он очень плохо выглядит. Зачем ты будешь трепать и так уже искалеченные нервы себе и ему? Когда брат увидит тебя в... – Ирина Владимировна сглотнула стоящий в горле ком и оглядела сына с головы до ног -  таком состоянии, он будет расстроен.
Глеб головой понимал и принимал ее доводы, но сердцем чувствовал, как брату плохо без него, а ему очень плохо без Вадима. Их связывало слишком много, чтобы так долго не видеть друг друга.
- Сынок, я сегодня к братику твоему поеду, навещу, потом все расскажу. Не переживай. А ты лучше с друзьями встретишься. Петя с Сашей постоянно о вас спрашивают.
- Хорошо, мамуль, я после обеда позвоню им. 
Договорившись о встрече с друзьями, Глеб решил проводить маму на остановку, чтобы помочь нести тяжелые сумки с едой и книгами для Вадима. День был солнечный, а младшенький уже давно просто так не гулял. Посадив маму на автобус и помахав на прощание рукой, Глебушка побрел в сторону парка, в котором через час была назначена встреча с Сашей и Петей. Он наслаждался теплыми летними лучами и буйной зеленью, вдыхал запах цветущих на городских клумбах хризантем, и искренне верил, что все неприятности позади. Глеб решил сократить дорогу и пройти через собственный двор, обогнув который он попадет прямо к пруду. На обшарпанных лавочках сидели его старые школьные товарищи проходя мимо них, он кивнул и радостно улыбнулся. Но в ответ Глебушка получил лишь сардонические ухмылки. Ребята дружно поднялись со скамейки и окружили растерянного мальчика.
- Мммм, какие люди. – пролаял один из парней, очень похожий на бульдога.
- Привет, ребят – дрожащим голосом поздоровался Глеб и снова попытался улыбнуться, но уголки губ сами собой опустились, когда кольцо рук сомкнулось вокруг него и поволокло к ближайшей подворотне.
- Эй, ну Вы чего?
- А мы-то ничего. Поговорить хотели. Ну и не только… - парни заржали и начали похлопывать друг друга по спине, словно сказали нечто очень остроумное.
- Ты, говорят, в тюрьме сидел? – вкрадчиво спросил Глеба «бульдог», подходя ближе. Глаза Самойлова забегали по озаренным ухмылками лицам, и понимание снизошло, грудой камней падая на плечи, отчего Глеб на самом деле согнулся и сильно побледнел. Заметив эту реакцию, свора снова заржала и начала свистеть.
- Глебушка, у нас во дворе так мало девчонок… - «бульдог», как глава своры, вплотную надвинулся на Глеба и прижал его к стене. - А теперь вот появилась еще одна.
И под жестокий смех и улюлюканья, подонок потянулся к штанам жертвы...

 …Кое-как придя в себя, он попытался вспомнить, где находится. Равномерный писк аппаратуры, провода, окутывающие все тело. В голове туман и очень пахнет лекарствами, Глебушка бы уже расчихался: он терпеть не может этот запах. Глеб…Глеб! 
Вадик попытался сесть в кровати, но слабость не позволила. Ему нужно братика выручить, обязательно! Его ранимая психика не выдержит еще одного испытания и тогда пребывание в дурдоме станет оправданным... Вадим уже во второй раз начал сдирать с себя присоски когда в палату ворвалась медсестра.
- Да что ж Вы опять творите-то? – гневно воскликнула девушка.
- Мне к Глебу надо….
- Сейчас вам только поправляться надо, а не портить результаты десятичасовой операции своими действиями!
- Братик.. Ему без меня плохо. Я знаю.
В палату тихо вошел еще один человек и внимательно из угла следил за ситуацией.  Потом довольно записал что-то в блокнот и вышел.
- Как вы не понимаете, что доводите себя до стресса! Вы так никогда не поправитесь! Хотите, чтобы брат проливал слезы на могиле умершего брата???
Вадик перестал срывать провода и внимательно посмотрел на девушку.
- Вы правы.
- Да неужели?! – она взмахнула руками в негодующем жесте и начала прикреплять все на место. – Чем быстрее поправитесь, тем скорее брат вас увидит, здорового и свеженького. А теперь спать!

... - Он такой же невменяемый, как и братец. При каждом пробуждении ведет себя очень буйно и нелогично. Думаю, как только он поправится, заберем в отделение и все проверим, верно, коллеги? – говоривший сладко улыбнулся и захлопнул блокнот.

На следующий день Вадима перевели в обычную палату и начали реабилитационный курс. Поставивший себе цель Самойлов, следовал всем рекомендациям врачей и поправлялся в таком ускоренном темпе,  что уже через неделю, мог передвигаться самостоятельно. Мама часто навещала и привозила домашней еды и книги, и, что несказанно радовало Вадима, новости о братике. Еще его очень часто навещал какой-то подозрительный врач, вызывающий лишь острое недоверие, а вовсе не желание «рассказать о своих проблемах». Наконец, Вадик решил, что уже чувствует себя хорошо и попросил лечащего врача перевести его на домашний контроль.
- Нет-нет, невозможно!
- Но почему? Таблетки я и там могу пить!
- За вами нужен особый уход, нет!
- Да медсестра мне только повязки меняет! Это и мама моя делать может, она работала некоторое время в «Скорой».
- Вам нужно обследование…
- Да ничего мне не надо! – Вадим все больше раздражался от их тупости. – Только к брату!
- Успокойтесь молодой человек. – Юрий Леонидович стоял в дверях, в окружении еще двух врачей и какого-то бугая. – Вам просто нужно пройти несколько тестов.
- Это с какой стати? Что вы там выяснять собрались???
- Осторожно, Миша, он опять впадает в агрессию. Надо ввести ему снотворное.
- Не смейте ко мне подходить, слышите! Знаю я, куда вы меня забрать собрались. Ни мне, ни Глебу там не место!
- Миша, что ты стоишь? – спросил парнишка с рыжей бородой, встряхивая ампулу. – Придержи его.
Вадик соскочил с кровати и стал в какую-то воинственную позу.
- Вы права не имеете!
- Нам главврач его даст. – сладко улыбнулся Юрий Леонидович.
Санитар начал осторожно приближаться к больному, ожидая удара, который и не заставил себя ждать. Разозлившийся Вадик попытался заехать в скулу, но тот был готов, перехватил кулак и завел его за спину.
- Осторожно, швы не повреди, а то нам еще неделю ждать придется!
Удерживая вырывающегося Вадима со сведенными руками, санитар повернул его филейной частью к психиатру, чтобы удобнее было вводить снотворное.
- Пустите, сволочи! Не смейте меня трогать!
Игла больно вонзилась в напряженное тело. Вадик ослаб и начал заваливаться набок. Остатки сознания уловили лишь громкий крик:
- Что вы творите? - и Вадим погрузился в темноту....

.... - Что тебе нужно?! – со слезами на глазах проскулили Глеб, пытаясь отбиться от пристающих к нему уродов.
- Мне нужно сейчас развернуть тебя спиной, приспустить эти миленькие детские штанишки и сделать то, чего у меня не было уже очень давно. Как тебе план? Хотя, маленькому Глебушке к этому не привыкать, верно же?
Толпа сомкнулась в еще меньший по размеру круг и начала подначивать своего главаря. Глеб вырывался так яростно, что удерживать пришлось аж четырем парням, пока «бульдог» возился с ремнем на брюках.
- Ну что, с чего начнем, лапочка? На коленочки встанешь или сразу подставишь уже разработанную дырочку?
- А ну пустите его!
С противоположной стороны подворотни бежали Саша и Петя, которые как раз направлялись на встречу с Глебом, когда увидели, что толпа извращенцев с ним делает.
- А вот и остальные свидетели тех событий! – гаденько пролаял главарь и застегнул ремень. – Расскажете свежие подробности?
- Саша…- заплакал Глеб. Пытаясь вырваться.
- Глеб держись! – и обратился к мучителям – Если не отпустите, хреново всем будет!
- Да нас ведь много.
- А у нас с психикой проблемы.
Петя, не дожидаясь окончания переговоров, с размаху налетел на одного из парней и начал лупить. В полнейшей неразберихе Глебу отпустили правую руку, и он со всей накопившейся ненавистью  ударил первого попавшегося человека. Потасовка грозилась перерасти в массовое избиение. Ребята из «Агаты» дрались с этими отморозками так же свирепо, как недавно боролись с бугаями-охранниками.  Не ожидавшие такого напора подростки, начали отступать, а через несколько минут те, кто еще мог бежать со всех ног кинулись прочь из проклятой подворотни. «Агатовцы», пытаясь отдышаться, облокотились на грязные стены и слишком поздно услышали сирену подъезжающей милицейской машины, чтобы попытаться уйти  места разборок. Они решили, что смогут объясниться с представителями власти и спокойно ждали их приближения. Но ни слова оправдания не успело слететь у ребят. Их треснули дубинками по коленям доблестные «люди в форме» и грубо запихнули в милицейский «УАЗик».
Невозможно представить ужас, который охватил ребят при осознании того, что их снова бросят за решетку. Саша с Петей обеспокоенно глядели на погруженного в тяжкое молчание Глеба. Каждый из них помнил все, что случилось недавно, но на долю этого мальчика выпало слишком уж много передряг. Ребята хотели как-то поддержать Глеба. Поэтому крепко сжали ему руки и так и ехали, не расцепляя их.
Через несколько часов агатовцев вместе с избитыми отморозками поместили в камеру. Решетка с грохотом захлопнулось, а Глеб по-прежнему был смертельно спокоен.
- Мне позвонить нужно! – крикнул он дежурному менту, представив, как мама будет беспокоиться.
- Ага, чё еще?
- Но это ведь мое законное право я несовершеннолетний! – Глеб схватился за железные прутья и смотрел, как к нему приближался дежурный. Но вместо телефона, он со всей силы стукнул Глебушку по пальцам резиновой дубинкой. Раздался громкий хруст и звериный, полный боли, вой. Саша с Петей кинулись вперед, один, чтобы поднять мальчика, а второй попытался дотянуться до мента. Недолго думая, последний нажал на тревожную кнопку, дождался прихода трех напарников и зашли в камеру. Саша успел оттащить Глеба подальше и сам уже двинулся на легавых (О___О) . Потасовка была короткой, но весьма болезненной для музыкантов, которым отбили все внутренности дубинками. Когда представители власти, наконец, закончили расправляться с беззащитными музыкантами и ушли, Саша подполз к Самойлову и попытался как-то помочь. Но он был способен лишь поддержать его морально.

... Ирина Владимировна очень уставшая плелась по темным улицам. Она еле успела сегодня спасти ребенка от огромной опасности. Этот врач-маньяк так и норовил затащить ее детей в свое логово, и она прекрасно знала почему. Юрий Леонидович до сих пор мстил ей за то, что отказала ему в молодости и выскочила замуж за любимого. Она уже в который раз очень жалела, что устроилась тогда подрабатывать в больницу. Возможно, сейчас ее детям не было бы так плохо и больно. Но она уже окончательно разобралась с ним сегодня, пригрозив, что покажет всему городу те фотографии, что у нее имелись. Именно с помощью снимков этого врача-педофила с его жертвами, ей удалось избавиться от его назойливых ухаживаний. И ими же она пригрозила ему сейчас. Больше сыновьям ничто не угрожает.
Ирина Владимировна подошла к подъезду и уже протянула руку к двери, как с соседней лавочки к ней бросилась чья-то тень.
- Ирочка, Ирочка, беда! Младшенького твоего милиция забрала несколько часов назад.
- Какое отделение? – помертвевшими губами спросила мама братьев.
- Дак местное, мне подружка звонила: она видела, как их выводили.
Ирина Владимировна бросилась домой, дрожащими руками открыла замок и кинулась к телефону. Около двух минут она пыталась взять себя в руки, но выхода не было, и она набрала номер
- Алло!
- Наталья Валентиновна... Это Самойлова вас беспокоит.
Разговор был короткий. Ирина Владимировна только в крайнем случае могла заставить себя набрать номер женщины, которая почти разрушила их семью несколько лет назад. Но она обладала связями, а именно они и требовались в этой ситуации.
Женщина выбежала из квартиры и стала ждать. Через полчаса к подъезду подъехала машина, в которую Ирина Владимировна с опаской села, и та сорвалась с места. Мужчина, седевший за рулем, сказал:
- Их за драку загребли. Мои ребята поработали, напали на вашего сына, а он отбивался, товарищи по группе помогли. Дело плевое, даже связываться с нами никто не станет.
Машина притормозила у здания милиции и оба пассажира быстро вошли.
«Коридоры, коридоры, сплошные коридоры»… Нервы были натянуты, как струна.
- Ждите здесь.
Минуты, которые он ждала, казалось, тянулись невероятно медленно. Настолько, что Ирина Владимировна же решилась ослушаться и войти, как дверь распахнулась и выпустила Сашу с Петей, морщившихся  при каждом шаге, и Глеба, которого придерживал мужчина, и который прижимал к груди окровавленные руки.
- Глебушка!  - она кинулась обнимать сына.
- Я довезу всех в травмпункт, а потом до дому, пойдемте.

В травмпункте выяснилось, что Саше и Пете придется полежать в больнице, чтобы выздороветь, а Глеб отделался перевязкой рук: к счастью пальцы не были сломаны. Но вот трясло его постоянно. Приехав домой, мать заварил Глебу чай.
- Попей, сыночек. – ласково попросила она.
- С-с-п-пас-сиб-бо, м-мам... – он еще заикался. Глеб взял в руки чашку, но, не сумев совладать с дрожью, уронил ее на пол. Чашка со звоном разбилась, а горячий чай разлился по полу. Глеб заплакал от собственной неуклюжести.
- Ну что ты плачешь? Ну успокойся. Со всеми бывает. Ну разбил чашку и что? Все в порядке. – Самойлова успокаивающе гладила Глеба по голове, прижав к своей груди. Младший Самойлов прижался к маме, не веря, что все плохое, наконец, закончилось.

Целую неделю Глеб сидел дома: он боялся выйти на улицу, боялся продолжения того ужаса... Самойлов читал книги, смотрел телевизор, отсыпался, отъедался, заново открывая для себя жизнь, которая всего несколько недель назад могла оборваться навсегда. Глеб еще порывался сходить в больницу к Вадику, но мама отказала ему, сказав, что Вадика все равно скоро выпишут, и он сам придет домой. Глеб уже стал зачеркивать на календаре клетки дней, остававшихся до заветного дня выписки старшего брата. Ему хотелось столько сказать Вадику, поблагодарить его за то, что он, Глеб, сейчас жив.

С утра на улице светило яркое солнышко. Самойлов-младший подошел к календарю и зачеркнул еще одну клеточку в календаре, висевшем на стене. До выписки старшего Самойлова оставалось два дня. Глеб мечтательно закусил кончик карандаша и задумался о чем-то своем. Из размышлений его вырвал голос матери, вошедшей в кухню.
- Глебушка, ты бы хоть погулять сходил! Смотри, какая погода хорошая!
- Мам, я боюсь идти на улицу: вдруг ребята опять что-нибудь со мной сделают. – Глеб сжался от ужасных воспоминаний
- Да не тронут они тебя: не захотят снова в милиции оказаться.
- Мам, а ты точно уверена?
- Да точно, точно. Собирайся иди. – она улыбнувшись, потрепала Глеба по волосам и слегка подтолкнула его к выходу в прихожую.
Самойлов быстро собрался и вышел на улицу. Погода была отменная, как и говорила мама. Глеб хотел радоваться и дарить радость всем окружающим. Он шел по улице и широко улыбался, ловя в своих голубых глазах солнечные блики. Жизнь снова заиграла всеми красками. « Эх, не испортилась б погода... Мы бы с Вадиком погуляли...» - Глеб радовался скорой встрече с братом. Но тут он насторожился: чтобы выйти на центральную улицу, нужно было пройти через ту жуткую подворотню. Самойлов зажмурился от страха и пошел туда.
- Аааааа!!! Смотрите, ****ь на ***, кто идет! – «бульдог» злорадно хохоча, закрыл Глебу дорогу
- От же ж сучка, ****ь его в рот! Мы из-за него пять суток в обезьяннике сидели! – отозвался другой дворовый, закрывший Самойлову последний путь к отступлению. Тут  же появились и остальные «дружки».
- Пацаны, а давайте его отхуячим, чтобы помнил свои дела? А? спросил кто-то из них.
- А давайте! – согласился «бульдог».
Ничего не успев сказать, Глеб тут же получил удар в челюсть. Он решил ответить и отвесил кому-то леща, но тут с него сбили очки, и Глеб уже ничего толком не видел. Он получил еще один удар в челюсть, потом по шее, потом несколько раз под дых, упал, и эти уроды начали пинать его ногами. Сознание готовилось уплыть... Глеб слышал все, будто через подушку.  Дышать он уже не мог: каждый удар вышибал из него последние силы. Еще чуть-чуть и Самойлова-младшего запинали бы до смерти. Но тут Глеб услышал звуки какой-то еще драки. «Милицию вызвали?» - подумалось ему. Но это была не милиция.

... Вадик счастливый возвращался домой из больницы: еще бы! Его выписали на два дня пораньше! Поэтому он стремился как можно быстрее попасть домой к маме и брату. Брату, за которого он чуть не отдал жизнь. Но все счастливое настроение было разрушено картинкой драки дворовых парней с кем-то более слабым. Вадик подошел поближе и увидел, что бьют... Глеба... Он, вне себя от ярости, кинулся на этих ублюдков и начал раскидывать их по сторонам
- Ни одна мразь не смеет трогать моего брата! Слышали? – крикнул Самойлов-старший вслед убегающим подросткам. – Глеб, ты как? В порядке? – Глеб ничего не мог понять: он был в шоке от пережитого. Вадик аккуратно поднял брата с земли и надел на него валявшиеся недалеко очки. – Ну так с тобой все хорошо? – еще раз поинтересовался он у младшего брата.
- Вадик!... – Глеб повис у брата на шее. - Вадечка... Как хорошо, что ты есть...
- Хорошо, что у меня есть ты. –  Вадик прижал младшенького к себе. – И я тебя никогда и никому не дам в обиду. Слышишь? – Глеб ничего не отвечал, он только беззвучно плакал от счастья. Вадик снял с него очки, взял на руки и понес домой. – Ну, не плачь ты! – Самойлов-старший потрепал Глеба по волосам. – Все хорошо.
- Вадик, а ты всегда теперь будешь рядом? – Глеб посмотрел своими наивными голубыми глазами в мягкие карие глаза брата.
- Всегда-всегда. И никогда больше не оставлю тебя одного, и не дам никому в обиду. – Вадик уже подошел к подъезду родного дома – К маме, домой?
- Ага. – Глеб кивнул головой. Самойлов-старший зашел в подъезд. Глеб положил голову ему на плечо и с облегчением вздохнул. Ведь все плохое уже осталось позади, а впереди маячило что-то новое, неизведанное, но хорошее. Теперь можно было ничего не бояться: рядом был любимый старший братик, который всегда мог помочь и защитить.

Глеб еще сильнее прижался к поднимавшемуся по ступеньками Вадику и улыбнулся счастливой улыбкой.