Зарисовка

  Ходила в магазин. В связи с тем, что внезапно потеплело до, страшно сказать, десяти градусов выше нуля, без резиновых сапог на улице делать нечего. В резиновых сапогах, впрочем, тоже. Поскольку под грязной водой луж лежит лед. И в резиновых сапогах рискуешь поскользнуться и упасть в эту  самую воду, которая и на воду-то походит мало. На канализационные стоки более всего похожа эта жидкость, ровным слоем покрывшая дороги в моем районе.
       
        Народ поспешает, однако успевает сквозь зубы обматерить раннее потепление, коммунальные службы и неотложные дела заставляющие ковылять куда-то по таким дорогам.
Я не спешила. Во-первых, спешным делом поход в магазин за хлебом и сигаретами не назовешь, а во-вторых, совсем мне не улыбалось искупаться в бурой водичке.
       
        И вот, поворачиваю я за угол, а там… не, не лужа. Это вполне можно назвать маленьким озером, или, вполне себе приличным, прудом. И посередине этого водного массива, этаким бурлаком с бечевой, на конце которой угадывается сквозь мутные воды силуэт игрушечного самосвала, бредет гражданин лет четырех – пяти. Скорее всего – четырех. В яркой курточке и явно новых, ядовито-голубых сапогах. Сапоги на глубину водоема не рассчитаны и через голенища заливается вода, что абсолютно на настроение гражданина не влияет. Не влияет на приподнятое его настроение и, передвигающаяся мелкой рысью по берегу лужи, бабуля. Скорее всего – прабабушка. Она оскальзывается на грязном льду, придерживается рукой за кирпичную стену дома, во дворе которого живет эта колоссальная лужа и заполошно орет.

- Максимка! Выходи из ляги-то! Ох, мать-то выпорет! 
Я оглянулась. Вот, же… даже посмеяться не с кем! И телефон я дома оставила, не снять эту картину маслом! А гражданин, ничтоже сумняшеся, ведет свой самосвал через тернии и горланит на всю Ивановскую –

- Адиноцество свола-а-аць, адиноцество сука-а!

Да-да, я знаю, что в песне, которую воспроизводил этот господин, не «сука» было, а «скука»… но из песни, как говорится, слова не выкинешь….