Сборбанк - рассказ

Довольно молодой еще мужчина, широко распахнув двери, вошел в просторное помещенье шикарного особняка “Сборбанка”, отделанного керамическим кирпичом с глазурованной поверхностью. Он мельком глянул на Сороку, набиравшего по красному телефону номер приемной президента “Сборбанка” и, сделав вид, что не узнал его, направился на второй этаж.

Как только Глиносоцкий поравнялся с Сорокой, тот встал и громко, с неподдельной радостью в голосе, произнес:
- Адам Адамович, здравствуйте! Что, не узнали?
- Так нет... - буркнул тот себе под нос.
- Дык, Сорока я из Барайкова.
- Так, да вижу... что хотели, только быстро, а то меня ждут люди, мне некогда.
- Правильно, вас ждут люди, а я нелюдь...
- Так, давайте без обид, что вы хотите?
- Ну как что, вот издал книгу о том, как мы с вами отважились построить памятник Александру Сергеевичу Пушкину, видели?
- Так, да нет, все некогда, дела,. - налегая на слово “дела”, ответил Глиносоцкий, в глазах его сверкала неприязнь, и Сорока отчетливо услышал мысли Адама Адамовича, которые складывались в тираду: “Надоел ты мне, Сорока, то на памятник ему подавай деньги, теперь на книги о памятнике... - Маленькая головка Адама Адамовича с маслянистым лицом и глазами одинокого волка, отбивающегося от наседавших собак, сверкали ненавистью к этому назойливому человеку, головка медленно склонилась на плечо жирного туловища с огромным пышным задом, будто сторонилась Сороки. - “Надо, все же, выслушать, так, да закончить одним разом... надоел он мне”.
- Выберите время, сходите посмотрите, прекрасный памятник получился, весь в поясах, будто в оковах, привезли Пушкина в сибирскую ссылку, не состоявшуюся при жизни Поэта.
- Так, слушаю вас. - словно не слыша последних слов, сказал Глиносоцкий.
- Адам Адамович, с этой книгой как получилось? Кинули меня здорово.
- Как это кинули? - с засверкавшей заинтересованностью, глядя на книгу, которую Сорока вынимал из драной сумки, спросил Глиносоцкий.
- Мы что, так и будем в прихожей разговаривать, под наблюдением охранников? - безразлично заметил Сорока.
- Так, пройдемте. - Глиносоцкий повернулся спиной к Сороке и направился на второй этаж, перекатывая толстыми ягодицами, словно бревнами при молевом сплаве на заторе.
Войдя в приемную, президент “Сборбанка”, явно играя на публику, собравшуюся в приемной, ожидая его прихода, спросил:
- Так, господин Сорока, что за сумка у вас драная?
- Не драная, а повидавшая виды, я с ней вот уже скоро как пять лет хожу по высоким кабинетам.
- Так, Изольда Викторовна, - обратился Глиносоцкий к секретарше, - что у нас осталось от подарков первоклашкам?
- Да вот одна сумка, у нее замок что-то заедает.
- Так, подарим Поэту.
Сорока, взяв черную сумку со множеством замков и карманов, с надписями на английском языке, расстегнул все замки и стал по очереди их застегивать. Один из них действительно на застегивался. Он посмотрел во внутрь бокового отделения сумки и, расправив взлохмаченный шов, легко застегнул замок. Стал перекладывать содержимое из старой сумки в новую.

Секретарша с жесткими усиками на верхней губе поднялась из-за стола и услужливо открыла двери в кабинет, преградив путь Сороке тощей фигурой непонятной формы.

Адам Адамович, войдя в кабинет, не снимая темных очков, повернулся, произнеся:
- Так, Сергей Сергеевич, - секретаршу будто ветром сдуло, в одно мгновение она оказалась за своим столом и принялась что-то набирать на компьютере, сильно нажимая на клавиши, будто печатала на машинке,. - вашу поэму прочитала моя жена, она у меня филолог, и открыла мне глаза, сказав, что так может писать либо дурак, либо гений...
- Адам Адамович, я к вам вот по какому поводу, - словно и не слыша последних слов, начал Сорока, - меня на годовщине установки памятника упрекнули, что я не позволил вам внести на строительство памятника кругленькую сумму... пятьсот тысяч рублей.

Глиносоцкий, рассматривавший синенькую книжечку с профилями Сороки и Пушкина, привстал со стула, на лице его застыла мина непонимания. И Сорока вновь отчетливо услышал мысли, пробежавшие в голове у Адама Адамовича: “Полмиллиона, хорошая сумма, но, хоть он и деревня, а не поверит”. Застывшая мина непонимания расплылась по жирному личику с толстыми мясистыми губами и необыкновенно маленьким ртом. Сорока подумал: “Наверное, он борщи и щи кушает чайной ложечкой”. Губы у Адама Адамовича, казалось, были накрашены, как у девицы легкого поведения. Наконец сформулировав ответ, Глиносоцкий с серьезностью комсомольского работника изрек:
- Так, да было такое, но я все-таки по другим каналам участие в строительстве памятника принял.
- Адам Адамович, я что-то не припомню, чтобы вас отговаривал от внесения взноса на строительство памятника, но точно помню, предупреждал, чтобы вы не давали Перевралову, артисту, который к тому времени очень многих нагрел, вот и председателя коммунистов Нейменова надул на пятнадцать тысяч. Сергей Валентинович с коммунистической непосредственностью предполагая, что все, взявшиеся за такое благородное дело, кристально честные, отдал артисту наличные деньги, даже не взяв расписки, а денежки-то тю, тю... умыкнул их артист.
- Так, а почему вы об этом ничего мне раньше не говорили?
- Да потому что выяснилось это, когда я издал вторую часть итоговой книги, повествующей о создании и строительстве памятника Пушкину. Сергей валентинович не обнаружил своей партии в списках жертвователей на памятник и высказал мне свои претензии, как к председателю фонда “Пушкин и Поэт...” к тому времени уже исключенному за разглашение махинаций, совершенных артистом и компанией.
- Так, а сейчас что вам от меня нужно?
- Ничего, Адам Адамович, у меня все есть: пять коров, лошадь, курей не считано, два борова, уток четыре выводка, земли не меряно, это вам надо.
- Так, и что же мне надо по вашему?
- Как что? Вы же дали согласие быть попечителем фонда “Пушкин и Поэт...”, приняли программу, в которой один из пунктов гласит: издать итоговую книгу “Пушкин и Поэт...”, материал готовит Сорока, попечители вносят средства на ее издание.
- Так, помню, но я как рассчитывал, открывая и обслуживая счет фонда? Пойдут взносы, мы в банке прокрутим деньги и на прибыль издадим книгу. А деньги не пошли...
- Деньги не пошли, а памятник воздвигли,. - не без гордости вставил Сорока.
- Так, кстати, как вам это удалось? - не скрывая любопытства, поинтересовался Глиносоцкий.
- Очень просто.
- Так, а все-таки?
- Я же денег ни у кого не просил, а всем предлагал, давайте, построим памятник Пушкину. Вот и построили.
- Так, хорошо, что же еще-то надо? - начиная раздражаться, со сталью в голосе спросил президент.
- Я хочу, чтобы о вас, кто участвовал в строительстве памятника в любом качестве, осталось свидетельство этого предприятия, все-таки не каждый год такое бывает.
- Так, сделаем так, как только будет издана заключительная часть книги, позвоните, мы найдем способ поучаствовать в этом издании.

После того как закрылась дверь за Сорокой, Глиносоцкий вызвал к себе секретаршу. Говорил  строго, с комсомольским задором, никак не выветривающимся с годами, прошедшими с тех дивных комсомольских лет, когда он возглавлял краевую комсомольскую организацию, а после распада комсомола почти  тот же состав аппарата преобразовал в коммерческий банк, назвав его “Сборбанк”, - это название у Адама Адамовича вызывало чувство ностальгии по сборам, которые он проводил с пионерами у костров, а после с комсомольскими застольями на выездных заседаниях аппарата, как они называли эти мероприятия.

Секретарша с жесткими усиками, преданнее прикормленной дворняжки смотрела на Адама Адамовича, терпеливо слушая, машинально обводила цифру один, которая превращалась в толстое жирное пышнозадое тело с малюсенькой головкой президента “Сборбанка”...
- Так, чтоб больше Сороку ко мне  не пропускать.
- Но он же с вами...
- Так, найдите любой предлог, но чтоб его у меня не было раз и навсегда, для него меня нет и по телефону тоже.

После выхода заключительной главы книги “Пушкин и Поэт...” Сорока много раз звонил президенту “Сборбанка”, но ему отвечал один и тот же противно скрипучий, прокуренный голос секретарши:
“Адама Адамовича нет и сегодня не будет!”

Тогда Сорока решил приехать сам.

Войдя в помещение банка, он позвонил по внутреннему телефону президента банка, но ответила секретарша:
- Да, приемная “Сборбанка”, что вы хотели?
- Я хотел бы встретиться с господином президентом.
- По какому вопросу?
- Адам Адамович знает.
- Я ему должна доложить.
- По вопросу итоговой книги “Пушкин и...”
Услышав слово Пушкин, секретарша выпалила:
- Он сейчас занят, у него совещание! - и бросила трубку.
Сорока вновь набрал тот же номер и тут же услышал:
- Да, приемная “Сборбанка”, что вы хотели?
- Я хотел бы вручить господину президенту заключительную часть книги “Пуш...
- У Адама Адамовича совещание.
- Давно?
- Уже скоро два часа.
- И что, перерыва не будет?
- Нет.
- И долго они будут совещаться?
- Еще часа два.
- Адам Адамович останется без книги.
- А вы передайте ее Александру Сергеевичу.

Сорока, приняв это за шутку, направился было к выходу, но увидел маленького с кудряшками и смуглым губастым лицом на коротеньких ножках мужчину со стеснительной полуулыбкой, блуждающей по смуглому лицу, который, выйдя из боковой двери, вкрадчиво спросил:
- Вы Сорока?
- Да.
- Адам Адамович занят, что вы хотели?
- А вы сам Александр Сергеевич, да?!.
- Да, да, что тут удивительного?
- Нет, ничего, а фамилия как?
- Пушкин.
- Александр Сергеевич, вот книга о том, как создавался и строился памятник Пушкину в городе Барнауле к его двухсотлетию, передайте президенту “Сборбанка” Адаму Адамовичу.

Сорока вложил в смуглую руку Александра Сергеевича книгу и быстро удалился из банка с мыслями: “Надо заканчивать, а то так недолго и свихнуться... Сам Александр Сергеевич Пушкин служит у президента “Сборбанка”...”