Бразилия

    В двух вопросах Людмилу нельзя было переспорить. А так как все темы разговоров она сводила к этим двум, то с Людмилой все старались не только не спорить, но и даже лишний раз не беседовать. Первая тема – это превосходство культурно-этического уровня Бразилии над прочими странами мира, а вторая – то, что все мужики – сволочи. Если по второй теме Люда отделывалась общими, чаще всего эмоционально-нецензурными фразами, проявляя скорее теоретически-философские познания, то о Федеративной Республике Бразилия Люда знала всё. Не задумавшись, она могла поведать об уровне осадков в Белу-Оризонти за май-июль 1997 года, перечислить плюсы и минусы диктатуры Варгаса, сказать, сердцевину какой именно пальмы класть в эмпанадас и как  Доминго Хосе Гонсалеса де Магальянес повлиял на творчество Жозе Кандидо де Карвальо. Даже в футболе и сериалах она находила одной ей понятное латиноамериканское  волшебство.

     Горсть бразильских орехов с чашкой бразильского кофе на завтрак. Самба и босса-нова в плеере. Раз в месяц бразильская эпиляция. Еще реже – бразильская пицца в кафе. Но вместо удовольствия орешки и кофе вызывали изжогу, пицца моментально откладывалась на бедрах целлюлитом, шум улицы Ленина пробивался сквозь карнавальные мотивы в наушниках, а эпиляция так и оставалась никем не увиденной. В такие моменты Людмила с особым рвением штудировала книги и журналы о благодатном крае по ту сторону океана, терзала терпеливый Гугл всё новыми сочетаниями заветных слов и, как водится, не находила в интернете ничего принципиально нового. Потому становилась резка, раздражительна, нередко отвечая  на невинный вопрос многоэтажной матерной тирадой.

       Особенно опасно в такой период было находиться рядом с ней мужчинам. Причем абсолютно всем мужчинам, независимо от возраста и семейного статуса. Слишком навязчивый запах пота и одеколона, легкая небритость, даже неправильное ударение в каком-либо слове вызывало у Людмилы непредсказуемую реакцию, граничащую с истерикой, после которой она закрывалась в туалете и громко, во весь голос, рыдала, до ссадин натирая глаза и нос туалетной бумагой.

    Когда же по ту сторону океана приходила пора карнавала, и смуглые полуголые красотки в ярких вычурных нарядах бесстыдно дефилировали по улицам Рио, подставляя почти нагое тело похотливым взглядам разгоряченных самцов и волнам горячего ветра, полного вожделенной страсти, то у Люды не хватало сил даже на истерику. Она двигалась медленно, словно в глицерине, освежая воздух пронзительным облаком валокординовых ароматов. И только под вечер частенько шмыгала носом.

      Запертая в клетку не того континента, оскверненная изнутри и снаружи не той речью, не тем климатом, не той культурой, она не просто мечтала о Рио, она гибла без него, высыхала, будто рыба на бетонных оковах набережной! О Бразилии молили все органы чувств, каждая клеточка тела желала  латиноамериканского солнца!

      Только в день зарплаты, когда  скромный депозит пополнялся на пару крупных купюр и мечта становилась долларов на 200 ближе, Людмила становилась веселой, улыбчивой и по-своему доброжелательной; в голосе появлялись теплые нотки. Даже стойкий пивной перегар не раздражал ее, и любой сантехник мог выслушать познавательную и крайне интересную лекцию о гениальной режиссуре Ансельмо Дуарте.

     В течение недели добродушие таяло, будто тростниковый сахар в чашке с кофе "Пеле"… Людмила вздрагивала от каждого звука, словно раб-мулат от бича плантатора.

      Среди знакомых Люда слыла, как водится, сумасшедшей. Злые языки называли ее за глаза то Изаурой, то Тропиканкой, а совсем уж злые окрестили Остап-Сулейман-Берта-Мария-Бендер-Беем. Если б страсть ее ограничивалась старушкой Европой, то коллеги признали бы ее немного взбалмошной, но вполне терпимой чудачкой. Но вместо обожания загадочной Праги, темпераментного Мадрида с Гарсиа Лоркой и корридой, моцартовско-штраусовской Вены, Венеции дель-арте или хотя бы нотр-дамного Парижа ее загадочная душа грезила об осколке португальской колонии, затерянной в южноамериканских вечнозеленых лесах, известной в наших краях по сильной футбольной команде, идиотским мыльным сериалам и статуе Христа, раскинувшего в немом отчаянии руки над Рио-де-Жанейро.

      Никто никогда так и не узнал причину этого странного вожделения. Даже сама Людмила  загнала отравную точку в самые дремучие глубины подсознания. Только в редких горячечных снах, ярких, будто в детстве, возвращалась та бурная ночь в отеле Royalty Copacabana с неутомимым и не по-нашему темпераментным мулатом со звучным именем Хесус…