Хватит!

- Хватит! – кричала она условленное, когда не оставалось ни капли сил терпеть эту боль.
А он злился, бурчал потом до самого утра, что она могла бы потерпеть еще, да струсила, побоялась. Откуда ему было знать, что она еще десять минут назад перетерпела ту самую грань, за которую многие бы не посмели зайти. Она терпела невыносимое для него. Ему же всегда было мало.

Марина ненавидела эти садо-мазо клубы, эти игры, громкую, разрывающую барабанные перепонки в клочья, музыку, лица в черных масках и безобразные тела в гладком латексе. А еще больше ненавидела эти улыбки, слащавые, хитрые, самодовольные, предвкушающие наслаждение улыбки. Забавно, что улыбки, как, впрочем, и глаза, что у садистов, что у мазохистов одинаковые. Тот, кто причиняет боль, видимо, испытывает удовольствие того же порядка, что и тот, кто ее на себе терпит.

Боже, как же она ненавидела всех этих потерянных, несчастных, одиноких людей, которые по вине злого рока искали спасение в убийственных утехах. Правда, Марина ненавидела их в той же степени, в которой и завидовала им. Ведь они, эти мужчины и женщины, жители совсем не похожей на ее планету, получали от всего этого тот самый пресловутый кайф, а она… терпела и терпела с каждый разом всё более невыносимую боль. И как не пыталась углядеть в боли хоть нотку наслаждения… наслаждения не было. Разве что в его глазах, когда он бил, резал, истязал, кричал, как догнавший добычу зверь, и… кончал.

Она знала, что стоит произнести при нем простые, казалось бы, слова: «Мне больно!» - и он уйдет. Да. Так просто развернется и уйдет. Не потому что не любит (тешила себя Марина подобными, не имеющими ничего общего с действительностью, мыслями), а потому что слишком сильно любит всё это. Садистские ритуалы  - неотъемлемая часть его существования. Не будет их. Не будет и его. И если она не захочет танцевать с ним эти странные танцы у первобытного костра, он найдет кого-то другого. Нет. Не потому что не любит, просто не может… не может жить без боли в глазах того, кто стоит перед ним на коленях. И пока это делает его счастливым, она будет стоять на коленях и терпеть столько, сколько сможет. Ради него. Ради себя. Ради любви.

Встретила своего мучителя Марина год назад на сайте знакомств. Он бесцеремонно постучался с вполне конкретным предложением: «Будешь моей рабой?». Ее никогда ничто подобное не интересовало, даже в сладких эротических фантазиях не представляла себя избиваемой. И любому другому на подобное Марина ответила бы четко и ясно: «Отвали». Да что-то было в его заглавной фотографии, в его глазах, в этом порочном, проникающем сквозь тебя, взгляде. Ответила: «Да» - ради шутки, просто так. Хотелось посмотреть, что будет дальше, да и чуть больше узнать о этом необычном человеке, глядящем так маняще с аватарки. «На Контрактовой в 20:00» - не терпящим возражений был его ответ. Или, может, она прочла это незамысловатое предложение своим внутренним голосом как нечто, что не могло допустить отказа? В любом случае, не отказала. Ехала в маршрутке и сама себе удивлялась. Какого хрена? Когда это она успела стать рабой человека, с которым обменялась всего-то парой фраз? И зачем ей всё это? Она ведь искала на сайте знакомств любовь, а не приключения на свою попу?

Когда, зачем, почему? Сотни и тысячи вопросов. Но больше всего удивляло то, какие нелогичные ответы возникали в ее рациональном мозгу по пути на встречу к нему. Чаще всего в этих ответах повторялось доселе малознакомое Марине слово: «Хочу». Хочу и точка.

- Ты опоздала, - первое, что услышала, когда с немного сконфуженной улыбкой подошла к памятнику невозмутимому Георгию Сковороде.
Он даже не дал извиниться, взял ее за руку и повел вверх по Андреевскому спуску. И пока он, видимо, приличия ради, рассказывал о себе, она поглядывала на него украдкой и всё думала, что таких красивых мужчин еще никогда в жизни не встречала. Он поймал на себе ее взгляд, улыбнулся, и от этой улыбки, на самом деле совсем ничего не значащей, Марина улетела. Улетела далеко и надолго.

- … «хватит», когда совсем не сможешь терпеть… Но ты потерпи, ладно?
- Ладно, - выдохнула она.
- Я сейчас.
Он вышел из комнаты и у нее наконец-то появилась возможность отпустить свое тело и задрожать. Эта дрожь будто успокаивала и мелкими вибрациями уменьшала жуткий страх, сковавший ее горло. Марина примерно представляла, что сейчас будет. По дороге в эту квартирку он тактично, будто озвучивая условия делового сотрудничества, рассказал, что и как любит. И вот это «что и как» ей совсем не понравилось. Но в ответ на: «Тебя это устраивает?» - она кивнула и уже тогда знала, что пути назад нет. Он слишком особенный, его глаза слишком родные, а она слишком слаба, чтобы сопротивляться и… не сопротивлялась.

- Хватит, - захрипела Марина обессиленным голосом.
Лежала на полу в луже пота, разбавленного ее собственной кровью. Больно. Так больно ей еще никогда в жизни не было. Всё тело горело, а спина будто вовсе закипала под адским пламенем. А он улыбался, довольно, сладко. Погладил ее по взмокшим волосам, поцеловал в губы, долго, горячо, и вышел в ванную. Она же осталась лежать. Лежать, тяжело дышать и тихонечко плакать, еще не вполне осознавая, что это было. Да чем бы ни было всё это, повторять не хотелось.

Вернувшись домой, Марина два часа не вылезала из горячей ванны. Казалось, кипяток вперемешку с ароматными солями успокоит ее тело и, главное, душу. Не успокоил. Из ванной перебралась, переползла в постель, еще долго не могла заснуть и всё думала о нем, о его руках, причиняющих боль, глазах, без которых жить теперь почему-то не хотелось, и о себе, такой маленькой и хрупкой под глыбой его неописуемой власти. «Не хочу» - успокоительно прошептала и наконец-то заснула.

«Хочу еще» - написала ему. Он молчал целых две недели. Не звонил, не писал. Забыл. Не понравилось? Но она же делала всё то, чего он хотел. Терпела. Молчала. Или всё-таки слишком рано сказала это предательское «хватит»? Не выдержала и написала. Он ответит в своем стиле: «На Контрактовой в 20:00». На этот раз никаких вопросов и сомнений не было, только пустота, зияющая дыра в груди, которую мог заполнить только он. И заполнил. Тем же вечером заполнил всю ее болью.

Через месяц Марина гордо поставила вКонтакте статус «есть друг», хотя толком и не была уверена, кто он ей. Друг или враг, или вообще никто. Плевать. Кем бы он ни был и какими бы странными не казались их встречи, главное, что он рядом, она может чувствовать его дыхание и жар его жестокого тела. Пусть больно, пусть горько, пусть жить не хочется после того, что он с ней делает. Пусть. Только бы он был. Больше ничего не надо. По крайней мере, так казалось вначале. Спустя же еще несколько месяцев, Марина могла бы исписать не одну тетрадь, описывая, что ей от него надо, нет, необходимо, просто жизненно необходимо. Свидания. Обычные, нормальные, человеческие свидания. Неспешные прогулки под луной. Поцелуи. Нежные шептания на ушко. Смс-ки с банальным вопросом: «Как прошел твой день?». Планы на будущее. Знакомство с родителями. Обсуждение просмотренных вместе фильмов. Помолвка. Свадьба. Их общий дом. Дети.

Ей столько всего хотелось от него, а ему нужно было одно-единственное – чтобы она терпела боль. И всё. И как не пыталась Марина вытащить своего мучителя-возлюбленного хотя бы в кафешку, у него всегда находилось миллион оправданий. Времени, сил и желания на что-либо иное, кроме как жесткого секса, у него никогда не было. И вскоре она смирилась и с этим. Такой он у нее. И что с этим поделаешь? Зато любимый, зато любит. Любит ли? Любит, конечно, любит. Иначе, почему так заботливо поглаживает ее по голове после всего пережитого и участливо спрашивает: «Всё нормально? Тебе было не очень больно?». Не очень. Больно.

- Я беременна.
В ответ молчание. Наверное, странно слышать подобное от избитой тобою девушки. Хотя куда страннее говорить это, а еще страшнее и больнее. С разбитой губы на пол капала кровь, руки затекли (сегодня он как-то слишком туго завязал веревку), а сердце так и норовило выскочить из груди, томимое невыносимым ожиданием.
- Я беременна, - на всякий случай повторила она, вдруг не услышал, вдруг не понял.
- Понял.
Спокойно оделся, своим коронным плавным движением завязал галстук, взглянул в зеркало и обернулся к ней, сидящей на полу и не спускающей с него виноватого взгляда.
- Я не специально, - повторяла и повторяла она, будто вправду в чем-то перед ним провинилась.
- Знаю, - подошел к ней, наклонился и даже… Боже, он даже ее поцеловал.
- И что теперь? – вспыхнула на долю секунды надежда.
- Аборт.

Аборт. А как иначе? Как он сможет делать с ней всё это, если в ее утробе будет кто-то живой и явно не переносимый боль? Нет. Аборт и только. Она нужна ему одна. Никаких дочерей и сыновей. Только она. Может, это не так уж и плохо? Может, это свидетельство того, что он вправду ее любит и не хочет ни с кем делить? Может.

Раньше она только терпела боль, никогда в жизни никому ее не причиняла. Теперь же стала убийцей. Убила вот эти крохотные ручки и ножки, которые с большой натяжкой напоминают человека. Человека. Который был у нее внутри, а теперь вот здесь… на металлическом столике среди груды наводящих ужас инструментов.

Вот и всё. Теперь она пустая. И вполне готова к последующему использованию. Им. Он был доволен, даже, кажется, как-то стыдливо скрывал свое счастье. Наверное, для него всё это было лишним доказательством того, какую ценную рабыню он раздобыл. Повезло же. Правда, видимо, не такую уж ценную, раз даже не дал ей прийти в себя после совершенного убийства – на третий день потащил ее в ненавистный клуб. В ту ночь ей было настолько всё равно, что впервые первым остановился он, удивленно посмотрел на нее и, явно боясь услышать ответ, спросил: «С тобой всё в порядке?». Кивнула. Но не в порядке.

После той ночи Марина с каким-то особым сумасшедшим жаром ожидала пятницы и чуть ли не летела в грязный, пропахший кровью и сексом клуб. Он всё-таки добился своего. Она стала мазохисткой. Правда, удовольствия всё-таки не получала, но как-то нелогично легче становилось после каждой подобной ночи, будто боль могла искупить ее вину. Наказывая тело, Марина очищала душу. И когда очередной пятницей он взял очередной кнут и в очередной раз опустил его на ее избитую спину, когда он привязал ее, когда нещадно бил и бил шокером, когда давал пощечины, таскал за волосы, кусал, доведенный до оргазма, потом опять бил, давил, тянул, жал, душил… когда… когда она уже не могла дышать. Наконец-то мечта сбылась. Мечта идиота. Он не услышал «хватит». Она научилась терпеть столько, сколько было нужно ему.

И когда ее бездыханное тело выносили из клуба, он трусливо выбегал через черный ход, судорожно перебирая в голове всех тех, кому сейчас стоило бы позвонить. И позвонил. И улетел. Той же ночью улетел из страны.

А на следующее утро ее хоронили. Ее. Марину. Девушку, которая умела терпеть боль. Он даже не задумался над тем, чтобы прийти на ее похороны. Прийти и посмотреть в глаза родителям, которые так и не сумели принять тот факт, что их дочь умерла от пыток. Их дочь? От пыток? От любви.


Рецензии
Как написано...!

Вера Шабалина   07.04.2011 23:54     Заявить о нарушении