Были о том, как жили. Мина

Лето 1989. Термез. Поселок Янги-Арык.

«Местность с тяжелыми климатическими условиями», как это записано в моей трудовой книжке.
Наш зенитно-ракетный полк стоит в ста пятидесяти метрах от знаменитого «моста Дружбы», что на трассе Ташкент-Кабул. Именно по этому мосту, под которым бурлит мутная желто-коричневая Аму-Дарья, осуществлялся ввод, а затем и вывод «ограниченного контингента».
Припорошенные пылью и полузанесенные песком дни нашей службы жарятся под немилосердным южным солнцем…

1. Мина

Войска, которые были выведены из Афгана, надолго оседали в паре километров от нашей позиции для окончательной проверки, оформления необходимой документации и сведения концов с концами в отчетности.
К примеру, если в боевых условиях у солдата отказывает автомат, то его не отправляют в штаб писать объяснительные, выписывать накладные, собирать подписи и получать на складе новый… Он просто получает новый автомат у старшины, который уже списал «на боевые потери» два десятка автоматов и получил новые.
В итоге, после перехода «через речку» - в каждой роте обнаруживается определенное количество оружия, которого по документам вроде как нет… Да и не только оружия. Много чего! Что с этим всем делать – никто не знает.
- У тебя сколько человек личного состава!? – сурово спрашивает представитель штаба.
- Сто восемнадцать! – рапортует командир подразделения.
- Вот и сдавать будешь сто восемнадцать автоматов!
- Дык…
- ПОНЯЛ!?
- Есть!
А у него еще двадцать лишних автоматов и два списанных пулемета в смазке… И ни одной бутылки водки! А рядом какие-то ракетчики… Ну как «дважды-два»!
- Мужики, возьмите автомат за литр водяры!
- Не вопрос!
Японский видеомагнитофон – четыре бутылки. Телевизор – восемь. Гранаты, патроны, мины всех типов, обмундирование – по договорным ценам насыпью.
Седельный тягач ЗИЛ-131, упавший по документам в пропасть, приобретен за два литра мутной неумелой узбекской самогонки, и верно служит делу защиты Родины с написанным на куске фанеры, придуманным номером.
К моменту моего появления в части, прошел уже год с тех памятных событий, когда целые подразделения КГБ шерстили округу в поисках проданного, обменянного и просто присыпанного песком оружия.
Говорят, вывозили грузовиками. В кабинете командира нашего полка тоже была своя перевалочная база, куда сносилось все, что находили отцы-командиры у своих подчиненных. Много чего находили, но не все.
Было даже принято соломоново решение – за добровольно сданную гранату или снаряженный автоматный «рожок» - увольнительная в город. Ох и повалил народ на дармовщинку. Потом ставку подняли в два раза – и все равно самые ушлые умудрялись «случайно» находить по пятницам на позиции что попало.
Мой дизелист Гена Чистяков готовился к дембелю. Что-то шил и мастерил вечерами, сидя на ступеньках распахнутой кабины, точил напильником бляху – мол, стерлась от службы, и в упоении плел аксельбанты.
В один прекрасный день, когда я дежурил на командном пункте, я застал Гену за чрезвычайно интересным занятием. Он сидел на табурете, не торопясь зачерпывал из стоящего рядом ведра автоматные патроны, со сноровкой стоматолога, плоскогубцами выдергивал из них пули и ссыпал порох в перевернутую каску. Я аж залюбовался!
Чтобы ненароком не вспугнуть пороховых дел мастера, я сделал пару шагов назад и, негромко покашлял. Через несколько секунд я снова оказался перед дверью дизеля. Гена сидел на том же месте увлеченный чтением какой-то потрепанной книги. Ничего, напоминающего о его недавнем занятии в обозримом пространстве не было заметно.
С дембелями лучше всего общаться как с равными. Ну, почти как с равными. Они это ценят.
- Ген, у меня  тебе вопрос есть…
- Да, тащ капитан, - Гена захлопывает книжку и подает корпус вперед.
- Ты мину достать можешь?
Некоторое время Гена смотрит на меня оценивающе. Лоб его идет складками, губы слегка шевелятся. Наконец, в его голове что-то щелкает:
- Какую?
Блин, я не был готов к такому вопросу. В лучшем случае да-нет. А тут «какую». Быстро вспоминаю все, что знаю про мины:
- Противопехотную. Лучше итальянскую. Пластиковую. Похожа на пасочку – с ребрышками такими…
- Ага, я понял…
Гена снова окидывает меня тем же цепким взглядом. Я вопросительно - выжидательно смотрю прямо в его серо-голубые глаза. Само смирение. Взгляд и поза в стиле «моя судьба в твоих руках».
- А когда надо?
- Ну-у-у…
Гена мнется, и я постепенно понимаю, что ему просто не хочется оставлять без присмотра помещение дизеля, где тоже можно найти массу интересного.
- Давайте завтра с утра.
- Хоп, - говорю я как заправский узбек и ухожу в прохладу бункера командного пункта.
Утром следующего дня, едва мы после развода приходим на позицию, из-за дизеля появляется физиономия Чистякова:
- Тащ капитан…
Я с пониманием бросаю взгляд влево – вправо. Гена поднимается по металлическим ступенькам в тесное чрево дизеля. На столике лежит бесформенный сверток. Гена заговорщицки смотрит на меня, выдерживает небольшую паузу и… являет моему взору то, о чем я его собственно и просил.
- Она без взрывателя. Вот тут в пакете их два. Надо вот эту крышку отвинтить…
- Ты чё, блин! Охренел!!!?
- Так Вы ж сами…
- Еще есть?
- Не-е
- ЕСТЬ!?
- Да нет же… Одна была…
- А патроны!?
- А чё патроны?
- Где это *(*&#@*$$ ведро!?
- Какое ведро?
- Вот щас на голову одену – узнаешь!
Через час, за который на свет божий извлекается две трехлитровки с порохом, снаряженная лента от крупнокалиберного пулемета, пять автоматных магазинов и злополучное ведро с патронами, мы с Геной вместе шагаем в штаб. Он вяло и не убедительно бубнит что-то про сувениры, про пацанов, про Афган, на что я сквозь зубы огрызаюсь такими словами, что Гена гаснет, кукожится и дальше просто тихо пылит ногами.
В кабинете зама по вооружению мы аккуратно сваливаем принесенное добро в кучу.
- Вот – добровольная сдача. Нашли совсем недалеко от позиции.
Зам все прекрасно понимает, но с чувством жмет руку Гене:
- Молодец! Объявляю благодарность!
- Служу Советскому Союзу, - не очень бодро говорит Гена, и мы выходим в коридор.
- Я хотел пацанам показать… сувенир со службы привести…
- ^&%ак ты Гена! – беззлобно говорю я, - в субботу сходишь в увольнение в город – купишь маме платок узбекский. Вот и будет сувенир.
- А я Вам поверил…
Я резко поворачиваюсь к нему:
- Ты хоть живым домой доедешь. И погранцы тебя не заметут. И в тюрьму может, не сядешь, если еще одну мину домой не повезешь! И пыхтеть на меня не надо! Потом поймешь – кто из нас прав был. Свободен!
- Есть.
Через два месяца Гена уехал домой. А еще через неделю солдатику – армянину оторвало три пальца левой руки и посекло осколками лицо, когда он напильником, для красоты, придавал снаряду от «Шилки» бронзовый блеск…