Гавана, доллары, магазин

    В одну из встреч с Лурдес она меня озадачила: "Слушай, Антонио, а ты случайно в долларовом магазине покупать не можешь?" Не то что покупать, я там просто появляться не имел права. В то время даже специалистам нашим долларами зарплату не платили, они получали исключительно кубинские песо, которые переводили в чеки Внешпосылторга с каким-то удвоенным тропическим  коэффициентом. А уж рядовые советской армии, как и все нормальные граждане своей страны, доллары если и видели, то разве что в кино или в журнале "Крокодил".
- Нет у меня даже близко такой возможности, Лурдесита. А почему ты спрашиваешь?
- Просто у меня есть сто долларов, а как их потратить, не знаю.
- И где же это моя любовь умудрилась раскопать сто долларов, которые на черном рынке стоят один к десяти?
- С тобой неинтересно, ты все знаешь.
- Все не все, а кое-что знаю. И вообще я хожу по жизни с широко раскрытыми глазами.
- Раскрою тебе свой маленький секрет. Моя тетя Хуана, старшая сестра тети Лолиты, давным-давно живет в Майами. А с прошлого года гусеницы стали превращаться в бабочек, об этом тебе что-нибудь известно?
- Нет, такого выражения я пока не слышал.
- Зато наверняка слышал про гусАнос. Так у нас называют кубинцев, которые эмигрировали. Да будет тебе известно, что это слово означает не только червяков, но и гусениц.
- Ничего не понимаю.
- Ну гусеницы, господи, которые листья едят и шелковые нити прядут. С прошлого года наши власти разрешили людям, уехавшим после революции, приезжать сюда и навещать свою родню. Народ моментально придумал для них новую кличку - марипОсас. Уезжали гусеницами, а вернулись бабочками. Вот одна такая бабочка и передала мне денежку от тети. Тепер ти мениа панимаесь, саветски таварич?      
Последнюю фразу моя красотка произнесла на исковерканном почти до неузнаваемости русском языке. Время от времени я пытался ее научить хоть каким-то русским фразам, напирая при этом на знаменитые слова Маяковского: "Да будь я и негром преклонных годов, и то, без унынья и лени, я русский бы выучил только за то, что им разговаривал Ленин". Но получалось у Лурдес, прямо скажем, так себе. Произношение откровенно хромало на обе ноги, а от наших мудреных глагольных форм у нее вообще глаза на лоб лезли. Она была непоколебимо уверена, что русский - это китайский язык Европы и выучить его иностранцу абсолютно нереально. Когда же я говорил, что не так уж страшен черт как его малюют, добавляя в качестве примера, что я ведь смог выучить испанский, она неизменно отвечала: "Нашел с чем сравнивать, наш язык в сто раз легче вашего. И, пожалуйста, прекрати мне ставить в пример какого-то престарелого негра, о котором писал ваш поэт с безумной фамилией".
С бабочками мне сталкиваться, как ни странно, приходилось, просто я не знал, что кубинцы их так называют. Сан Саныч ведь постоянно мотался в аэропорт "Хосе Марти" встречать и провожать всевозможных командировочных товарищей, и я, естественно, вместе с ним. И не раз видел, как шумные группы кубинцев встречали своих родственников, прилетавших из Флориды. Те действительно были похожи на бабочек: ярко одетые, особенно женщины, с немыслимым количеством золотых украшений. Их сразу можно было отличить от местных, которые по тем временам одевались более чем скромно. Как говорила тетя Лолита, на Кубе много лет была одна мода: если рубаха в клетку, то брюки обязательно в полоску.
Однажды в ожидании Сан Саныча, благодаря своему хитрому удостоверению личности легко проходившего через любые запретные двери в аэропорту, я стал свидетелем поразившей меня сцены.
Местная старушка со слезами бросилась обнимать прилетевшую из Соединенных Штатов ухоженную бабушку с волосами, покрашенными в странный голубоватый цвет. Та тоже ударилась в слезы и долго целовала свою родственницу. Когда они вдоволь наплакались, то местная кубинка сказала:
- Мирта, как же ты хорошо выглядишь!
- Ты тоже вполне прилично сохранилась, Хулия.
- А как дела у Сусаны?
- Какой Сусаны?
- Как какой, твоей дочери?
- Нет у меня дочери, у меня два сына...
- Погоди, ты разве не Мирта Хименес?
- Нет, я Мирта Эчеверриа...
Кубинцы, обступившие двух старушек плотным кольцом, дружно захохотали. Самим же бабушкам было совсем не до смеха. К Мирте подбежала целая семья ее настоящих родственников, принявшихся бурно целовать и обнимать ее. А на бедную Хулию было жалко смотреть. Она поникла и медленно побрела к двери, откуда выходили пассажиры, прилетавшие из Майами. Правда, через некоторое время Хулия снова воспряла духом, когда обнаружилась ее настоящая родственница по имени Мирта.      
Когда я рассказал о поразившим меня случае Лурдес, она даже не удивилась:
- Я бы, наверное, свою тетю Хуану тоже не узнала, она ведь еще в пятьдесят шестом году уехала, за три года до революции. Последний ее снимок, который у нас есть, года, наверное, шестидесятого.
- Вы что, не переписывались с тех пор?
- Это длинная история, Антонио. Ты с моим дедом Луисом не знаком пока. Он у нас такой несгибаемый революционер был, что дальше некуда. Запретил нам переписываться с Майами строго-настрого. Теперь на пенсии, сидит как сыч на своем хуторе в Гуантанамо и в город даже носу не кажет.
Потратить сто долларов в валютном магазине оказалось не так уж и сложно. К приезду бабочек кубинские власти, оказывается, подготовились заранее и открыли спецмагазины во всех крупных гостиницах. Мы с Лурдес отоварились в отеле "Гавана либре". До революции он назывался "Гавана Хилтон", а потом был переименован в "Свободную Гавану".
Предварительно я проконсультировался с совкубинкой Любой, знавшей все ходы и выходы. Она мне сразу посоветовала обратиться к кому-нибудь из "демократов": "Наших туда не пускают, а люди из других соцстран проходят свободно". Самым надежным вариантом был Болт, мой приятель из Монголии, с которым я учился в одной группе на подфаке. Внешне он был типичным монголом, но по-русски говорить научился чуть ли не раньше, чем на родном языке. Отец его был дипломатом, и он с детства мотался с ним по заграницам. Ходил в советский детский сад в Болгарии, потом учился в советских школах в Улан-Баторе и Берлине. Окончил несколько курсов университета в ГДР, но, когда отца послали работать на Кубу, он не долго думая отправился за ним. Да, звали его, конечно, не Болт, а Гамболд, но он с удовольствием носил свою русскую кличку чуть ли не с детского сада.
- Нет проблем, Антоша. Мне папаша давно карточку члена семьи дипломата выправил, я с ней в любой отель или магазин захожу запросто.
- Ты-то да, а я?
- А ты мой шофер.
- А моя девушка?
- Ну, пусть сыграет роль моей кубинской невесты.
Так мы и сделали, отправившись в прекрасное воскресное утро в "Гавана либре". Болт подвез нас туда с ветерком на своей потрепанной "Шкоде" с дипломатическими номерами, которую ему подарил любимый папа. 
В просторный холл гостиницы, расположенной в самом центре Ведадо, мы вошли без проблем. На входе, правда, стояли два мужика в белых рубашках-гуаяверах, но на нас троих они взглянули лишь мельком. Пересекли холл, вошли в лифт. Болт показал лифтеру свою карточку и скомандовал: "Первый этаж". Я к тому времени уже привык к тому, что на Кубе первый этаж - совсем не первый в нашем понимании. Мы привыкли вести отсчет этажей с первого, а на Кубе, да и во многих других странах, первый этаж называется нижним, а после него уже идет нумерация: первый, второй и так далее.
Вышли из лифта и оказались перед баром, окруженным с трех сторон декоративной стенкой из высоких стволов бамбука. Болт посадил нас за столик, а сам направился к стойке, за которой стоял улыбавшийся во все тридцать два зуба чернокожий бармен. Они обменялись с Болтом дружескими приветствиями, чему-то посмеялись, и через минуту мы уже пили холодное, как лед, пиво.      
- Обратите внимание, пиво здесь за местную валюту продается.
- Это как?
- Показываешь дипкарточку и платишь три песо за три бутылки. Предполагается, что дипломаты могут иметь песо, исключительно обменяв их на свою валюту. Как будто других возможностей мало. Кстати, с этим барменом был у нас тут недавно анекдот. Мы как-то вечером с советскими студентами крепко приняли на грудь, наутро приезжаем сюда похмеляться. Доехали еле живые, поднимаемся в бар в предвкушении холодного пивка, а нам бармен на чистом русском языке говорит: "Отлуп". Мы просто обалдели. Переглядываемся друг с другом и ничего понять не можем. А негр хохочет, как заведенный, и снова повторяет: "Отлуп". Оказывается, тут накануне советские  моряки гуляли. Мало того, что все запасы пива выхлебали, так еще и бармена подучили. Если, говорят, кто-нибудь из наших придет, а пива нет, то ты только так отвечай. И как назло наутро мы с ребятами с похмелья подвернулись.
Переведя Лурдес историю с отлупом и допив пиво, мы спустились в магазин, расположенный в лвом крыле гостиницы. Охранник на входе лишь мельком взглянул на дипкарточку Болта, посмотрел на нас равнодушным взглядом и не стал задавать никаких вопросов.
Обойдя магазин по кругу, мы с Лурдес поняли, что ничего подобного нам до этого видеть не приходилось. Тут можно было купить все: от холодильника или стиральной машины до часов "Ролекс" и испанского коньяка трех или четырех марок. "Прекрасный магазин! Очень, очень хороший магазин!" - невольно вспомнились слова Коровьева, произнесенные им при входе в торгсин. Слова пришли на ум не случайно, ведь именно на Кубе я впервые прочитал "Мастера и Маргариту"  благодаря Валентине Иванне с ее связями в "Максимо Горки". 
Лурдес тут же ухватила какие-то кофточки и весело отправилась примерять их. Болт, большой любитель музыки, пошел смотреть кассеты, а я сделал еще один, неторопливый обход магазина.
Мое внимание сразу привлекла шикарная дама, одетая во все белое.
Дама величаво вышагивала впереди многочисленной родни, которая на ее фоне выглядела особенно блекло. Ее холеную шею украшали не меньше пяти золотых цепочек разной толщины с замысловатыми медальонами, еще одна, особо увесистая цепь обвивала запястье. Даже на щиколотке у дамы блестела золотая цепочка, до этого мне такого видеть не приходилось. Это уже потом мода на такие "ножные" украшения распространилась повсеместно. 
В одной руке шикарная майамская бабочка держала лист бумаги со списком, а в другой толстый дамский бумажник, из которого высовывались небрежно засунутые долларовые купюры. Один из родственников катил за ней тележку, в которую вперемешку был навален целый гардероб: джинсы, коробки с ботинками, платья, блузки, мужские трусы и дамское нижнее белье. Другой толкал перед собой тяжелую тележку с упакованными в картонные коробки магнитолами, скороварками и утюгами.
До меня долетел обрывок разговора:
- Да, довел вас Фидель до ручки, у меня просто слов нет, мои дорогие. Все, вплоть до носков и трусов приходится покупать. А если бы у меня в Майами не три аптеки было, а одна, что бы вы тогда делали?
- Ну что ты, тетя, зачем ты говоришь такое, тебя ведь услышать могут.
- Имеющий уши да услышит, ФедерИко, а я привыкла называть вещи своими именами.
- Нам по карточкам достаточно одежды выдают.
- Да? А что же ты тогда со мной сюда напросился, если тебе всего хватает? Что, и джинсы вам ваш Фидель выдает?
- Нет, но две пары брюк мне в год положено.
- Не смеши меня, что такое две пары брюк в год для молодого, неженатого парня?
- Нам хватает, тетя, и говорите, пожалуйста, потише.
- Не учи меня жить, Федерико, лучше поищи, где тут касса.      
Меня тронула за плечо Лурдес. Обернувшись, я увидел ее блестевшие от возбуждения глаза.
- Ну что, все кофточки перемерила?
- Да, я все, что нужно было, уже отобрала. Тете купила японскую рисоварку, представляешь? Она будет на седьмом небе. Осталось только для тебя что-нибудь выбрать. Может быть, купим тебе джинсы, Антонио?
- Ты что, забыла, где мы с тобой познакомились? Меня если в этих джинсах начальство увидит, я из караула месяц не буду вылезать. Или прямиком на рейс Гавана - Москва - Камчатка, хотя и вряд такой есть.    
- А что же тебе тогда купить?
- Купи лучше себе что-нибудь такое, чтобы только мы с тобой могли видеть.
Лурдес смущенно улыбнулась, но потом глаза у нее задорно сверкнули.
- Не беспокойся, мужлан, я уже все нашла и отложила, не ты один такой умный.
- Ну тогда все, бери любую последнюю шмотку и поехали, пока нас тут не накрыли.
- Ладно, тогда я тете еще и сковородку куплю. Тут какие-то ультрасовременные продаются, "Тефаль" называется. Вроде бы как на ней ничего не подгорает.
- Вот правильно, Лолита масло будет экономить, она на днях как раз жаловалась, что в этом месяце масло по карточкам задерживают.
Прихватив волшебную сковородку и позвав Болта, мы направились к кассе. Ждать пришлось довольно долго - перед нами как раз расплачивалась хозяйка трех майамских аптек.
Лурдес прошептала мне на ухо:
- Видишь вон того парня рядом с женщиной в белом?
- Федерико?
- Откуда ты его знаешь?
- Просто слышал, как его имя тетка в белом называла.
- А, понятно. Так вот, это комсорг нашего курса. Не дай бог меня увидит, потом проблем не оберешься. Всем сознательным студентам запрещено подарки принимать от заграничных родственников.
- Не бойся, если будет задавать дурацкие вопросы, то ты ему задай встречный: "А где ты мог меня видеть?" И все, он сразу отстанет.
Вообще-то, судя по всему, Федерико давно заметил Лурдес, но виду подавать не спешил. Подхватив у кассы сразу два пакета с одеждой, он засеменил рядом с тетей, все так же величественно направлявшейся к выходу. На полпути она обернулась, слегка нахмурилась, а потом решительно развернулась и вдруг подошла к нам.
- Тебя не Лурдес случайно зовут?
Сказать, что моя подруга от такого вопроса обалдела, значило бы не сказать ничего. "Да", - только и смогла выдавить она из себя.
- Ты дочь Николаса Редондо?
- Вы что, знаете папу?
- Конечно, девочка моя, я тебя сразу по фотографии узнала. Она у них в доме на самом видном месте висит. Ты ведь вылитая мать, да и на сестру похожа, как две капли воды. Если бы ты знала, как они все по тебе скучают, бедные. Просто сердце разрывается, когда я на твою маму смотрю. Мы с ними соседи в Майами, меня зовут Гладис Молина. Знаешь что, приходи вечером домой к моей сестре, поговорим. Запомни, улица Эфе, между пятой и седьмой, дом 112, первый этаж. Придешь?
На Лурдес не было лица, чувствовалось, что она была готова вот-вот расплакаться. Сдержав слезы, моя красавица еле слышно пообещала:
- Приду...
Дама в белом внимательно посмотрела на нас с Болтом.
- А это что за китаец с тобой?
- Просто знакомый, он из Монголии.
- Да уж вижу, что не из Испании. А этот, с серыми глазами, кто, твой жених? Не кубинец, вроде бы.
 - Да, это мой жених, из Советского Союза.
- Ты смотри, среди красных тоже красавцы бывают, значит. В американских фильмах они куда уродливей. Глянь-ка, просто глаз с тебя не сводит, влюблен, русский, влюблен. Хотя он, похоже, тут, на Кубе и не по своей воле. Ну да не мое это дело. Буду ждать тебя вечером. И тетю обязательно приводи, я о ней много слышала.
Лицо дамы в белом потеплело, она с явным удовольствием громко расцеловала Лурдес в обе щеки и, бросив на меня еще один любопытный взгляд и прыснув в сторону Болта, направилась к выходу, где в ожидании своей дорогой бабочки из Майами шумно обсуждали покупки ее родственники.